Путешествие из Солитьюда в Винтерхолд

      Здесь будто бы всегда царил мрак. Он вжился в этот остров, в этот замок, став с ними единым целым. Этот холодный, пронизывающий до костей ветер стал сродни каждодневной колыбели для вампирской обители. Северный ветер, который он никогда не любил. Который слишком напоминал ему о холодных и чертовски долгих зимах, накрывающих Скайрим, как чья-то тяжелая ладонь. Он невольно вздрогнул, когда ветер хлестнул его слева, будто выгоняя непрошеного гостя прочь, или же он наоборот злобно приветствовал его. Впрочем, приветственного в замке и в холодной пустой тропе к нему было мало. — Так себе домик, — буркнул каджит, оборачиваясь к вампирше, которая слезла с лодки вслед за ним. Серана уперлась каким-то тяжелым, мучительным взглядом вдаль на огромное здание, почти невидимое, скрытое плотной завесой тумана. Ветры этого острова проходили сквозь нее, но вампирша даже бровью не вела. «Возможно, это потому, что я еще живой», — возникла внезапная мысль в голове ее спутника. «А она уже нет». Девушка смотрела на замок ясным и пронзительным взглядом, но сложно было что-то разглядеть в ее взгляде. Ярко-желтые глаза выражали, как показалось вору, полнейшее равнодушие, что его немало удивило, ведь она так порывалась прийти сюда. — Мрачно, но я другого и не ждал, — раздалось шипение сзади, и Джи-Ха вздохнул. Лицо Атропоса выражало на каплю больше заинтересованности, чем лицо Сераны. — Пошли, — буркнула вампирша, стаскивая с лодки свой рюкзак. — Говорить буду я. — Твои родичи не слишком гостеприимны? — фыркнул каджит, закутываясь сильнее в свой шарф. Она посмотрела на Джи-Ха. — Они тебя в трэлла превратят и даже не посмотрят на то, что ты с мехом. И с этими словами девушка быстро пошла вперед. Джи-Ха с Атропосом переглянулись. Что-то подсказывало обоим, что их там совсем не ждали, но деваться было некуда. Тревожный звоночек они получили уже у входа, когда привратник посчитал, что леди Серана притащила с собой двух трэллов. Когда же вампирша максимально тактично объяснила ему, что ее спутники никакие не трэллы, привратник посмотрел на них таким презрительным и голодным взглядом, что у Джи-Ха засаднило на сердце. — Я не хочу туда идти, — тихо прошипел он. — Я тоже, — также тихо ответил ему Атропос, и его чешуйчатый хвост дернулся. На входе в замок их ждали две огромные статуи гаргулий, которые, как казалось каджиту, скалились похлеще своих хозяев. Тусклый свет умирающего факела одиноко освещал близлежащую стену и грозился погаснуть с каждым дуновением этого проклятого северного ветра. Они вошли. И почти что сразу пожалели об этом. Войдя во тьму, как ни странно, никто не ощутил неудобств. Джи-Ха с Атропосом прекрасно ориентировались в ней, тем более, по специфике работы им часто приходилось делать ночные вылазки. Серана же, будучи вампиром, в этой тьме жила чуть ли не с рождения. Пройдя небольшой коридор, они вышли на балкончик, который возвышался над всем большим пиршественным залом. Отчего-то Джи-Ха сразу понял, кто являлся отцом Сераны. И точно: тот мужчина, которого он заприметил, поднял на них голову и уперся взглядом в прибывшую дочь. Лишь на долю секунды в его хищных глазах промелькнуло подозрительное удивление, будто лорд сам не верил в то, что видел, но потом это подозрение умерло вместе с другими чувствами, и желтый свет его глаз приобрел привычный холодный и равнодушный блеск. Харкон будто бы смирился с приездом дочери. — Моя давно пропавшая дочь наконец вернулась! — его голос, однако, разнесся по всему залу как оглушительный раскат грома. Он звучал с холодным торжеством, но никак не с радостью. Серана напряглась — Джи-Ха заметил это. Он тенью вырос позади нее и шумно выдохнул, позволяя Серане услышать его. Понять, что она не одна. Атропос же стоял чуть поодаль и смотрел на всех с каким-то нескрываемым подозрением и отчужденностью. Он холодно обвел взглядом столы, на которых лежало пару еще живых, пока что живых, людей, которые стонали от боли и бессилия. С десяток вампиров сидело за каждым из многочисленных столов: они ели человечье мясо и пили кровь, мараясь в ней, как свиньи. Их глаза блестели туманным и каким-то пьяным наслаждением, какое Атропос видел у скумных наркоманов, когда имел удачу встретиться с ними. Ящер смотрел на них, как ученый смотрит на своих маленьких подопытных мышек, которые должны скоро умереть от принятой ими сыворотки. Не было в этом взгляде ни сочувствия, ни жалости, лишь отвращение и презрительная снисходительность. Мысль о том, что существо могло быть настолько зависимо от чего-то, почти что обижала его во всех смыслах: профессиональном и личном. Ему бы не хотелось однажды оказаться за одним из этих пропитанных кровью деревянных столов и сидеть, уткнувшись в брюхо какой-нибудь сдохшей бретонке. Нет-нет, определенно, это было слишком. И под надзором Харкона... Великий Хист, ну и мерзость. Червь отвращения прополз по спине, и волна неприятных мурашек прокатилась по чешуйчатой коже аргонианина. Он тяжело вдохнул и также тяжело выдохнул, смакуя этот кровавый смрад, как сгнившую конфету. Отвратительный запах. — Надеюсь, мой Древний свиток с тобой? — это был первый вопрос, который задал ее отец при встрече. Серана даже не удивилась. Хотя, честно говоря, где-то глубоко внутри себя она почувствовал это какое-то слишком по-человечески живое разочарование. Она сжала губы, почти насильно стиснула зубы, чтобы проклятый язык не выдал язвительную реплику в столь неподходящей ситуации. Нет, Серана. Не время. Подожди. Чего она не хотела — так это устраивать семейные разборки при Атропосе и Джи-Ха. Она взмолилась всем богам, борясь с желанием нагрубить отцу, которое змеей прокусывало ей горло и впрыскивало в него концентрированный яд специально для того, чтобы вампирша выплюнула его прямо в лицо ненавистного родственника. — И после стольких лет... — процедила она сквозь сжатые зубы, — это первое, о чем ты спрашиваешь меня, отец? К твоему счастью, да, он у меня. — Конечно же я рад тебя видеть, дочь моя, — это звучало максимально неправдоподобно, насколько вообще могло звучать, так что Серана чуть ли вслух не захохотала. Врешь, отец. Врешь, как кровь хлебаешь. От тебя несет враньем за километр. — Ах, если бы только твоя предательница-мать была здесь... — вздохнул Харкон. — Я бы заставил ее посмотреть на это воссоединение, прежде чем вздеть ее голову на пику! Новая волна холодной ярости ударила ей в мозг, хлестанула по бедрам и осела где-то в кончиках пальцев и груди, как ледяной шип, пробивающий насквозь тело. Она почти что до крови закусила губу, стараясь сдержать очередную грубость. Сжала руки в кулаки так сильно, что в костяшках что-то тревожно хрустнуло. Если ты сейчас же не прекратишь, я накинусь на тебя. Клянусь Молагом Балом. Она несколько раз сжала и разжала кулаки, видно представляя в них рукояти самых острых тамриэльских клинков. Джи-Ха положил руку ей на плечо и несильно сжал. Казалось, это слегка помогло: Серана чуть-чуть расслабилась. Девушка бросила на него быстрый острый взгляд, будто удостоверяясь в том, что вор был на ее стороне. Отлично. Столкновение двух огней. Харкон перевел взгляд на каджита, но Джи-Ха в нем увидел лишь концентрированное с годами чистое презрение. Кажется, ему не понравилось, что какой-то меховой мешок положил свою лапу на плечо его дочери. Что ж, папаша, привыкай. — Ты привела к нам гостей? — почти что враждебно спросил лорд, переводя хмурый взгляд с каджита на аргонианина. — А... людей не нашлось? — Это мои спасители, — прошипела Серана. — Я им обязана свободой. — Да ну? — Харкон поднял брови в каком-то фальшивом удивлении. — Что ж... прекрасно. Примите мои... благодарности. Харкон не нравился никому из троицы, это чувствовалось почти осязаемо. Серана сверлила отца каким-то ледяным и уничтожающим взглядом, сохраняя едва натянутую улыбку. Во тьме, будто ее тень, стоял Джи-Ха, и глаза его светились отнюдь не дружелюбным блеском. Его рука все еще лежала у нее на плече, как щупальце чудовища, грозящее забрать ее прочь из замка. Третий из них, Довакин, сложил руки на груди и уставился прямо, не мигая, на волкихарского лорда. Тонкие щелки его зрачков, будто лезвия кинжалов, мысленно прорезали фигуру вампира. Угроза висела в воздухе: каждый мог откусить от нее кусочек и запить свежей кровью, которая ручьями заливала весь зал. — Скажите ваши имена. — Сначала ты. Что Серане нравилось в Джи-Ха, что он не тушевался, когда его прижимали. Он был упертым, но иногда эта упертость совершенно не играла ему на руку. Прямо как сейчас. — Как невежливо, — усмехнулся Харкон и вновь уставился на кота. — Вы в моих владениях и не хотите представляться? — Мы в твоих владениях, вот и даем хозяину первое слово. Мужчина, к удивлению всех, расхохотался. Джи-Ха почувствовал, как Серана вздрогнула. Да что уж говорить, от этого смеха и у него самого душа в пятки уходила. — Я Харкон. Здешний лорд. — Джи-Ха. — Атропос. Голос ящера прошелестел по залу, как свежий ветерок. — Так моя дочь уже поведала о том, кто мы такие? — Вампиры, — буркнул каджит. Лорд фыркнул. — Мы не просто вампиры, котенок, — и покачал головой, будто Джи-Ха назвал его деревенским кровососом. — Мы — древнейшие и сильнейшие вампиры в Скайриме. «А выглядите, как кровавый притон», — пронеслось в голове у вора, но он не стал это озвучивать. — Сотни лет мы жили в этой обители... — Харкон стал ходить по залу, пускаясь в объяснения, и каджиту отчего-то подумалось, что лорд сейчас начнет травить эти старческие байки про те славные времена прошлого и «как оно там было». Этим очень грешили пожилые норды, а в особенности военные, которых он наслушался в Виндхельме до такой степени, что при словах «а вот раньше» у него начинали вянуть уши. — Но всё круто поменялось, когда моя жена нас предала и сбежала с самым ценным, что у меня было... «Дочерью?» — Древним свитком... — лицо Харкона сморщилось так, как будто он поранился. — И забрала мою Серану. Если это не было публичным оскорблением, то Джи-Ха не знал, чем это было. Харкон буквально прилюдно втоптал собственную дочь в грязь, не произнеся ни единого оскорбления. — Что ж, так получается, что я вам теперь обязан... — вампир в задумчивости почесал бороду и фыркнул. Он снова сморщился, будто его ударили. Казалось, ему в голову пришла мысль, которую он явно не одобрял, но счел необходимым высказать. — Взамен вашей помощи я предлагаю вам мою... кровь, — он начал тихо, но потом продолжил чуть громче, уже с какой-то яростной уверенностью, будто сам себя пересиливал: — Вы станете львами среди ягнят. Люди будут дрожать от вашего приближения и... — Харкон перевел взгляд на Атропоса. — Вы никогда больше не будете бояться смерти. Что-то щелкнуло внутри Атропоса. Что-то явно недоброе, что-то, что ему не понравилось. Прежде чем мысль, которая перевернет его мир с ног на голову, пришла в его голову, Атропос успел подумать: «Всё. Это конец». — Вечная жизнь, — Харкон продолжал наступать. — Никаких болезней. А потом пришло осознание. То самое осознание существования скрытого пути, пути тернистого, тяжелого и уж явно не положительного, но пути гарантированного. Это шанс. Шанс, который блеснул золотом в его темной жизни, всего лишь на мгновение, но блеснул, показал свое существование. Атропос понял, что путь к бессмертию найден. Он искал его так долго, рыща в сотнях книг и свитков, кажется, что он перерыл весь Арканеум, чтобы найти способ жить вечно. Но сейчас вот он, хранится прямо на блюдечке, прямо в клыках этой мерзкой твари, что в этот момент распиналась перед ним о плюсах бессмертия. Довакин перевел взгляд на Серану с Джи-Ха, которые стояли в двух шагах от него и глядели на Харкона почти что в ужасе. Отчего-то резко ящер почувствовал себя таким чужим и далеким от них, словно находился в другом измерении. Какая-то часть его мозга уже поняла, что сейчас произойдет, а другая все еще переваривала это: неспешно, поступательно, с чувством. Хист ему свидетель, он не хотел этого делать. Но иначе было нельзя. — Может, вы нуждаетесь в убеждении? Довакин смотрел на то, как черно-красная дымка расползается по всему телу лорда, превращая его в самое мерзотное, обтянутое серой кожей существо, которое он видел. Костлявые крылья распахнулись, как дырявое полотнище, и каждая косточка, каждый сустав был в них заметен, отчего у Атропоса помутилось в рассудке. Длинный черно-красный плащ всколыхнулся и упокоился на плечах и спине хозяина. Золото набедренной багровой повязки угрожающе блеснуло. Существо повернуло безобразную гаргулью морду в сторону Атропоса, будто знало наперед. Оно знало, чья душа была предрасположена. — А теперь, — голос Харкона превратился в звериный рык нетерпения, — делай выбор. Серана развернула голову к Джи-Ха, встав спиной к отцу, что делать не следовало, но ей в этот момент было все равно. Во тьме ее глаза светились, как два желтых огня, и тогда впервые в жизни он увидел в них глубоко засевший страх. — Джи-Ха, — почти неслышно прошелестела она, — не надо. Пожалуйста, не надо. Ее страх превратился почти что в детский ужас, от которого каджиту стало не по себе до такой степени, что аж тянуло блевать. Но зря Серана уговаривала того, кто вампиром становиться не собирался. Пока она глядела на одного вора, второй уже принял решение. Джи-Ха собрал остатки моральных сил и твердо произнес: — Я отказываюсь. — А ты? — Харкон с какой-то заговорческой усмешкой глянул на ящера. — Последуешь за своим мохнатым другом? — Я принимаю твою дар. Серана, пожалуй, слишком резко развернула голову и уставилась на Довакина. Тот, впрочем, не смотрел на нее. — Атропос... — Атропос, — Джи-Ха в два шага оказался рядом с ним, — ты что творишь? — прошипел он ему на ухо. Аргонианин ничего не ответил. — Они же тебя сожрут здесь, Атропос! Довакин неспешно вышел вперед. Вампиры подняли морды от мяса и одобрительно загудели, зашуршали, заулюлюкали. — Что ж, прекрасно. Ты, — он обратился к каджиту, — я пощажу тебя на этот раз. Но отныне ты — добыча. Так что на твоем месте я бы поскорее убрался отсюда. Волкихарские вампиры начали вставать со своих мест и стекаться к центру длинными процессиями, хищно косясь на вора. Некоторые из них начали противно хихикать, но у всех, у всех них глаза блестели, как у мусорных крыс в ночи. И не было в этих глазах ничего, кроме жестокости и голода. Серана стояла рядом с Джи-Ха, вытянув руку в сторону, будто защищая своего спасителя. — Атропос, твою мать... — прохрипел Джи-Ха. — Пойдем со мной сейчас же! Когда силуэт его товарища скрылся за телами других вампиров, Джи-Ха пришел в ужас. — УБИРАЙСЯ! — взревел Харкон, и гончие смерти, которые все это время поскуливали от нетерпения в коридоре, сорвались с места. Последнее, что он слышал, это вскрик Сераны. Видели Боги, никогда в жизни Джи-Ха так быстро не бежал прочь.

***

— Да брось, вся прелесть в соли! Он развел руками с таким видом, будто это была истина. — Посолишь что-то — и сразу можно жрать, и жить легче становится, и жевать. Она рассмеялась. Двое тащились с Упокоища в сторону Солитьюда. Их лошади как-то лениво преодолевали оставшуюся часть пути, но наездники не стали их подгонять. — Ты что, со мной не согласна? — Я тебя разуверю в том, что соль — единоличная королева пищи, Телдрин. Вот увидишь. — М-м-м, — многозначительно протянул он, скосив на спутницу взгляд. — Ты приготовишь мне что-нибудь? Да? Его напарница лишь негромко усмехнулась, горделиво подняв голову. — Да, я угадал, сама Довакин будет готовить мне еду! — Не жди от меня шедевров, я привыкла полагаться на своих ребят. — Сирень рассмеялась и тронула поводьями. Ее лошадь встрепенулась и пошла чуть резвее, переключаясь на легкую рысь. — Айда до фермы Катлы наперегонки! Телдрин хлестнул коня и тот, недовольно заржав, понесся вперед, обгоняя лошадь спутницы. — Лови пыль, Довакинишка! Глаза Сирени зажглись недобрым лукавым огоньком. Она пришпорила коня и поскакала вслед за данмером. Так галопом они и доехали до Горноцвета, который встретил их своим прежним спокойствием. Эльфы слезли с уставших коней, которые поплелись к большой лохани с водой, стоявшей неподалеку. — Итак, книга у нас, что будем делать? — поинтересовался Серо, потягиваясь. — Для начала — душ и часок сна, — Сирень зевнула, медленно бредя в сторону входа. — Старушка, — фыркнул ее напарник, за что получил шутливый подзатыльник. — Чур, я первая в ванную. Напарники зашли в Горноцвет в положительном расположении духа. Сирень стягивала с себя сумки и пояс, устало прикрыв глаза. Телдрин освобождался от оков доспеха и наконец-то снял с себя свою хитиновую коробку, к которой Сирень определенно была неравнодушна, ибо считала необходимым каждое их путешествие подшутить над этим несчастным шлемом. Довакин, тихо напевая какую-то незамысловатую мелодию, стала подниматься по лестнице, и данмер последовал за ней, потирая затекшую шею. На перекрестке эльфы свернули в разные стороны, но Телдрин, остановившись у своей двери, обернулся назад и сказал: — Я надеюсь, ты не проторчишь там час? Сирень открыла дверь своей спальни и, зайдя внутрь, обернулась. — О, не беспокойся, я проторчу там целых два, — она обворожительно улыбнулась и захлопнула дверь нарочито громко, заставив Телдрина усмехнуться. — Потрясающая женщина, — с издевкой протянул он про себя и зашел в комнату. Спустя несколько минут Довакин вышла, закинув полотенце на плечо. Она все еще напевала какую-то босмерскую мелодию и, кинув быстрый взгляд на дверь в противоположной стороне коридора, стала спускаться по лестнице. Благо, дошла она без приключений. Только ступив в ванную, она почувствовала запах свежих благовоний, которые так заботливо были приготовлены призраками. — Спасибо, — негромко пробормотала босмерка. Золотой туман этой комнаты слегка поблескивал мелкими частицами в воздухе. Эльфийка стянула с себя всю налипшую одежду и залезла в горячую ванную, шипя от наслаждения, боли и горячей воды одновременно. Старые раны протяжно заныли, но тише, чем новые. Рука, которую она недавно повредила, вспыхнула огнем, оказавшись в теплой воде. — И’ффрэ, больно-то как... — простонала девушка, откинувшись назад. Ее худое, какое-то бледное тело покрылось испариной, и Сирень поспешила окунуться в воду до горла. Приятная судорога прошлась по всему телу. Наконец-то она одна и дома. Никто не тревожил ее, и это было прекрасное мгновение тишины и одиночества, которое ей было необходимо. Босмерка чуть приоткрыла зеленые глаза и распустила светлые волосы. Кожа на голове тоже заныла, потому как волосы были скручены в пучок на затылке уже долгое время. С появлением Телдрина ей редко улыбалась возможность побыть одной, поразмышлять над чем-то в полной тишине и спокойствии. Не то чтобы она была против компании Серо, просто... Когда он был рядом, нельзя было сосредоточиться на собственном мире, всегда приходилось невольно делить его с кем-то, а это босмерка уж очень не любила делать. Телдрин был таким человеком, который волей-неволей требовал к себе повышенное внимание и обижался, когда она наконец уходила в себя. По началу это раздражало, но потом Сирень привыкла и даже стала объяснять, почему не отвечала ему временами. Они постепенно привыкли к такому положению вещей, но ей все равно было некомфортно думать о чем-то глубоком при нем, отчего-то ей казалось, что Серо видит ее насквозь. Она как будто голой выходила на улицу — так некомфортно ей было. Несомненно, Телдрин был отличным компаньоном, наверное, почти что лучшим из всех, с кем ей приходилось встречаться на своем пути, однако она не могла рассказать ему всё. Сирень думала, нет, она была уверена, что это оттолкнет его, а если бы он ушел после всего, что они вместе пережили, это больно бы ее ударило. Поэтому Сирень не делилась своими мыслями, как бы Телдрин не просил. Ей не хотелось однажды проснуться и узнать, что он ушел потому, что узнал, что она, например, член Темного Братства. Хирсин свидетель, она никогда ему в этом не признается! У нее просто не хватит на это сил. Ни физических, ни моральных. Она просто не сможет посмотреть ему в глаза тогда — такой стыд накроет ее с головой. Нет-нет, Телдрин, она искренне надеется, никогда не узнает, что его компаньон — убийца по вызову. Иначе это конец. Сирень закрыла глаза и тяжело выдохнула. Совсем скоро ее подбородок, а затем и нос, и веки погрузились в толщу воды. Она открыла глаза и бросила взгляд вправо. На всем ее плече красовались четыре старых, как мир, шрама. Сирень хмыкнула, и два веселых пузырька кислорода поспешили наверх. Ее губы расползлись в какой-то больной улыбке, какая бывает, когда после долгой разлуки встречаешь старого друга, ставшего инвалидом. Эти шрамы навсегда впечатались ей в руку, как напоминание о том, что жизнь — это череда трудностей, препятствий и опасностей, поджидающих тебя на каждом шагу. Ярость старого медведя клеймом висела у нее на плече вот уже сколько лет. Впрочем, она относилась к этим шрамам, как к давним заклятым друзьям. Тщательно залечивала раны, обрабатывала их, даже пела им. Лишь бы быстрее затягивались. Ах, с каким страданием она в первый раз взяла лук! Как разрывалась ее рука от этого огненного кольца боли, парализовавшей половину ее плеча! Да-а-а, это была самая болезненная рана в ее жизни, оттого и самая памятная. Впрочем, о ней никто не знал, кроме ее обладательницы и одного каджита, который еще долгое время не мог прийти в себя, лицезрев ее. Интересно, как бы Серо отреагировал, увидев ее? Наверняка у него есть свои шрамы, так что они могли бы даже устроить конкурс... У кого больше старых ран. Вот потеха-то будет. Сирень рассмеялась от собственных мыслей, все еще находясь под водой. Совсем скоро у нее закончится воздух, так что надо всплывать. Совсем скоро. Но, пожалуй, она еще немного полюбуется на свое медвежье клеймо.

***

Надевать чистые вещи всегда приятно! Особенно, когда они вкусно пахнут какими-нибудь луговыми цветами. Сирень в бодром расположении духа вышла из ванны, благоухая, как роза, в прямом смысле. Мокрые волосы слегка хлестали ее по лицу, когда она качала головой, идя по лестнице. Девушка хотела было завернуть к себе, но вспомнила, что стоило предупредить Телдрина о том, что ванная свободная. Поэтому Довакин круто развернулась и прошествовала к спальне напарника. Она негромко постучалась, но ей никто не ответил. «Спит что ли?» — в недоумении подумала Довакин. Эльфийка не особо любила церемониться, поэтому просто дернула за ручку и открыла дверь. Что ж, в одном она была права: Телдрин действительно... спал. Видимо, он так ее и не дождался. Сирень скептически поглядела на одежду, разбросанную по всей комнате (видимо, сил убирать ее у данмера не осталось). Его шлем, однако, заботливо покоился на деревянном стульчике неподалеку, зыркая своими стеклянными окулярами прямо на Довакина. Его хозяин же, сложив руки за голову, лежал на кровати в одним серых штанах и громко посапывал. Лицо эльфа было накрыто полотенцем, которое он, по всей вероятности, должен был взять с собой. Босмерка отвела взгляд, кашлянув. Ей стало некомфортно, что она буквально проникла в личное пространство ее напарника, когда он явно ее... не ждал, так скажем. Помявшись у входа, как подросток, она таки вошла в комнату, оглядываясь по сторонам, словно преступница. Взгляд быстро скользнул по серому торсу Телдрина и на ум пришла недавняя мысль. Давай устроим конкурс, Серо. У кого больше шрамов. Сирень сжала губы, сдерживаясь, чтобы не начать считать. Она хотела отвести взгляд, но у нее не получалось, потому что тело Телдрина было похоже на изрубленный музейный экспонат, который должен был быть изучен. А у нее от матери досталась натура исследователя, так что... — Раз, два, три... — она обошла его с другой стороны, — четыре... И тут она заметила шрам на его левой стороне грудной клетки, как будто кто-то хотел вырезать его сердце. Он был длинный, какой-то неровный, полукруглой формы. Драконорожденная остановилась, во все глаза пялясь на эту отметину. Она была самой странной и самой заманчивой из всех. Ей хотелось узнать природу той раны, при каких обстоятельствах она была сделана, почему Телдрин никогда о ней не рассказывал и... Хотя, последнее звучало слишком глупо. В конце концов, она же тоже не рассказывала о своих шрамах, так почему Серо должен? Наверняка у него были свои причины, может быть эта отметина причинила ему сильную боль, о которой он не хотел вспоминать. Сирень задумалась. Никто не знал, о чем она думала, впрочем, вряд ли это было очень важно. По крайней мере сейчас. Телдрина все-таки стоило разбудить, и Довакин присела на кровать, смотря на это просто очаровательное светло-розовое полотенце, которое накрывало серое мрачное лицо. Девушка решила позабавиться, а потому пощекотала ногтями область пупка эльфа, заставив того чуть ни свалиться с кровати от испуга. Симпатичное розовое полотенце съехало с лица Телдрина, и Сирень, уперев подбородок в ладонь, насмешливо протянула: — Ну, и кто из нас двоих старушка? Серо глупо похлопал сонными красными глазами, уставившись на босмерку. — Ванная свободная, старичок. Подъем. Серо все еще пялился на Сирень так, как будто она была одной из Трибунала, сошедшей из своего плана прямо к нему в спальню. Сирень в свою очередь глядела на него, ожидая ответа. Так бы они и просидели еще несколько минут, если б данмер не очнулся до конца и не спросил: — Т-ты че-чего тут делаешь? — Пришла сказать, что ванная свободна, — тем же спокойным и слегка насмешливым голосом ответила Довакин. — А-а-а-а... — Очень многозначительно, Телдрин. — Я просто... того... уснул, пока ты... это, ну... — Да я уж вижу, — Драконорожденная расползлась в какой-то снисходительной улыбке. — Ты бы не лежал так... Она оглядела его с ног до головы. Данмер нервно сжал свое полотенце, упорно косясь куда-то в сторону. — А то я... — Сирень покачала головой, — аж холод чувствую, когда на тебя смотрю. Хоть бы простынкой укрылся, вдруг замерзнешь. Телдрин искоса глянул на нее, и в этом взгляде читался немой вопрос «серьезно?» Впрочем, не похоже, что Довакин шутила. Просто самая что ни на есть детская непосредственность. Черт, Сирень. — М, кстати, Телдрин, — вдруг начала она, — я может быть лезу не в свое дело, но ты же знаешь, у нас, воров, любопытство в крови... Она потерла щеку, посмееваясь, а потом вдруг ткнула пальцем прямо в сердце Телдрину. И проткнула его насквозь. — Откуда шрам? — Довакин склонила голову набок, с интересом разглядывая отметину. — Чисто воинский интерес. Телдрин смотрел на нее почти что в ужасе: его красные глаза походили на два огромных кровавых шара. Он чуть слышно сглотнул, схватил ее руку и легонько отодвинулся. — А, это, — буркнул он, отвернувшись на секунду. — Да так, ничего особенного, у меня просто... Но потом поднял голову и посмотрел на Сирень прямо и ровно, а затем слегка усмехнулся. — У меня просто была подружка, которая во время секса уж очень любила калечить партнера. Ну, ты знаешь, как оно бывает... — он закатил глаза и пожал плечами. Довакин отодвинула руку от шрама и, в последний раз бросив на него какой-то ученый взгляд, глянула на Телдрина снизу-вверх. Лишь на секунду в ее глазах появился какой-то холодный огонек, но потом он быстро исчез, и Сирень сильно отодвинулась от данмера, наигранно прикрывая рот рукой. — Великие Боги, Телдрин, ты что, извращенец? Серо закрыл лицо ладонью, и его плечи стали сотрясаться от беззвучного смеха. Сирень пискнула и, пожалуй, слишком быстро вылетела из комнаты, крича, что живет с мазохистом. — Стой, Сирень, ты все не так поняла! — прокричал ей вдогонку наемник, все еще хохоча и стремясь утихомирить стук бешено колотящегося сердца. Еще немного, и что-то внутри него взорвется.

***

Телдрин сидел за столом, подперев подбородок руками. — Ну, шеф-Сирень, что вы мне соизволите приготовить? — спросил он, и его губы растянула насмешливая улыбка. — Я думаю, что с тебя достаточно пирогов и мяса, — босмерка надела белый фартук и, обернувшись к нему, решительно уперла кулачки в бока. — А то разжиреешь на призрачных харчах и не сможешь тащить свою тушку по руинам! — Ну-у-у, — протянул ее напарник, — ты же сама сегодня видела, что я еще в очень неплохой форме... Сирень состроила страдательческую мину и закатила глаза. — На перекус сделаю нам овощной салат! — Это специально, чтоб меня не вырвало перед Виармо во время его песнопений? — Телдрин! Серо рассмеялся. Он был в явно приподнятом настроении после встречи с Сиренью и хорошего душа, так что остроумие лилось из него рекой. Босмерка петляла между столами, как мотылек, и по привычной манере напевала что-то себе под нос. — Пока ты мылся, я притащила с огорода овощи... — начала она. — У тебя есть огород? — Да, на заднем дворе. Там немного того, немного сего, все-таки я здесь надолго не задерживаюсь, знаешь ли, — Драконорожденная пожала плечами. Эльфийка положила две деревянных доски рядом с Серо, а потом два ножа и посудину с овощами. Данмер почувствовал что-то неладное еще тогда, когда перед ним была поставлена доска. — Эй, Сирень, мы так не договаривались! Довакин захохотала и обернулась через плечо. — А ты что, думал, будешь сидеть тут и филонить, м? — Ну Сире-е-е-нь! — Даже не надейся, дорогой, — насвистывая, ответила ему эльфийка, доставая из шкафа небольшой чайник. — Я жестокая женщина, поблажек не даю. Данмер что-то бурчал себе под нос, пока Сирень заваривала чай. — Будь добр, нарежь лук, я так не люблю это делать. — О, нет... — простонал Серо. — Ты это специально, да? — Да. Телдрин всплеснул руками, нехотя беря в руку луковицу и смотря на нее таким взглядом, словно она самолично предала его. — Ой, не делай такое лицо, это всего лишь лук, — Сирень улыбнулся и взяла нож. Босмерка стала крошить помидоры так умело и быстро, что Телдрин только успевал глазами хлопать. Сирень нарезала овощи с таким повседневным выражением лица, будто каждый день делала это сотни раз. Серо глубоко вздохнул и принялся крошить лук. Уже через пару минут он с трудом сдерживался, чтобы не заплакать, ибо глаза резало, как кинжалом. Босмерка, видя это, лишь тихо хихикала и продолжала заниматься своей частью работы. — Ты воистину жестокая женщина... — всхлипнул Телдрин, утирая рукавом рубашки слезящиеся глаза. — Бедняжка Телдрин, совсем замучился, — Сирень по-матерински похлопала его по голове, причмокивая от мнимого сочувствия. Когда с овощами было покончено (Серо успел даже нарезать часть огурцов), то Сирень сложила их в одну посудину и указала пальцем на нее. — Смотри, сейчас мы с тобой добавим соль, перец и, предположим, немного масла... — она в задумчивости оглядела кухню. — А, точно! И полезла в какой-то шкафчик с деревянными ручками. Спустя полминуты копошения она вытащила оттуда крытую флягу и маленькую посудинку с разными специями. — Сейчас пойдет алхимия. Сирень разложила все приправы перед собой, достала отдельную ступку и начала добавлять туда разные приправы и несколько видов перца. Она толкла эту смесь в своей ступке, помешивала ее и снова толкла. Серо с какой-то завороженностью смотрел на то, как смешивались между собой разные цвета этих пряностей, как они образовывали вкусовой водоворот в этой небольшой деревянной посудинке, как быстро и быстро пестик давил красные и черные шарики перца, сминая их оболочку в лепешку с характерным щелкающим звуком. И вдруг данмер заметил левую руку Сирени, которой она придерживала ступку. Она была перебинтована чистой свежей повязкой. — Как рука? — спросил он. Сирень подняла на него голову. — А, да нормально. Почти не чувствую. — Может, лучше мне? — Да брось, Серо, я тебе не неженка, — фыркнула Сирень и стала давить специи в два раза усерднее. Эльф покачал головой, смотря на напарницу. Упрямства ей, конечно, было не занимать. Впрочем, в этом была вся Сирень: сама, всегда сама. Она редко принимала помощь, и то, когда ситуация больше не оставляла ей выбора. Иной раз Серо просто брал дело в свои руки и старательно динамил ее заверения о том, что она в состоянии все сделать самостоятельно, и вообще, ему не стоит беспокоиться на этот счет. Всё-таки, как-то ж она без него путешествовала. Телдрин задался вопросом: а все-таки, действительно интересно, как она путешествовала тогда, без него? Это звучало почти смешно: он не мог представить, как она могла быть без него. Это как-то не укладывалось у него в голове. Он настолько привык к ее компании, что теперь другой расклад вещей казался ему не только неправильным, но и даже каким-то невозможным. Кто ей вообще прикрывал спину? И прикрывал ли? Сирень вполне могла в одиночку отправиться в старинные двемерские города, но как она в них выживала без кого-либо? Непонятно. Он думал над всем этим, смотря на этот круговорот специй в деревянной ступке. — А теперь смотри, я высыпаю это и добавляю масло. Сирень сделала все в точности, как говорила, затем взяла большую ложку и перемешала салат. — На, попробуй. — Она протянула ему свою руку с ложкой, наполненной салатом. Телдрин искоса глянул на нее и, пожав плечами, засунул ложку в рот. Пожевал. — Ну, салат как салат, — пробормотал он. — Как будто чего-то не хватает. — Вот именно! — восторжествовала Сирень. — Мы добавили соль, но у тебя все равно ощущение неполноценности картины! — ее глаза сияли таким чистым восторгом, что Телдрин даже смутился. — Это все потому, что соль — это не единственное, что может являться недостающим ингредиентом в блюде. Босмерка чуть ли не галопом поскакала к тому же шкафчику и вытащила оттуда еще один сосуд, подняв его, как трофей. — Смотри на эту прелесть! — Это... глиняный кувшин? — Тьфу ты, Телдрин, это не просто глиняный кувшин. Вся суть в его содержимом! — Там что, амброзия? — Серо не сдержал смешка и приложил кулак к губам. Довакин закатила глаза и откупорила сосуд. Налила немного жидкости в ложку и вылила ее содержимое в салат. — Уксус, Телдрин. Уксус. Серо вопросительно поднял бровь. — Только не говори мне, что вы, данмеры, не добавляете уксус в салаты. — Ммм... — протянул темный эльф. — Мы добавляем скаттл, но я не рекомендую тебе его пробовать, знаешь... — Вы, данмеры, такой странный народ, — Сирень закатила глаза. — Говорит мне полуданмерка. — Ну, я всегда причисляла себя больше к босмерам, знаешь, — Сирень пожала плечами. — И выгляжу, как босмер, так что могу болтать про данмеров, что хочу. Телдрин хмыкнул. — Ну, должен признать, что скайримская кухня мне нравится больше, чем морровиндская. — То-то же, — самодовольно ответила босмерка и снова помешала салат. — Это яблочный уксус домашнего приготовления, сделанный по рецепту моей семьи. На, пробуй теперь. Она снова протянула ему полную ложку. — Ты всех гостей с ложечки кормишь? — Серо усмехнулся и поспешил засунуть ложку в рот, пока Довакин не отдернула ее. Зря он язвил. Вкус действительно получился гораздо лучше. Овощи больше не чувствовались пресными, они пропитались в уксусе и были приятно кисловатыми. Этот уксус будто бы являлся той самой изюминкой, которая добавляла вкусовую окраску всему блюду. Это как собрать пазл и мучиться поиском последней детали, той самой детали, в которой заключена суть картины. А когда ты наконец находишь ее... это доставляет такое огромное внутреннее удовлетворение, что сложно описать словами. Но как посмотришь на цельную картину, так глаз радуется, и на душе как-то приятнее, спокойнее. Вот так было и в этот раз: внутреннее удовлетворение от блюда разлилось по всему телу Телдрина, и он понял, что всё удалось. Все частицы салатного пазла были на своих местах, и эту головоломку они с Сиренью собрали вместе, общими усилиями. Эта мысль осела приятным теплом где-то под мозговой коркой и осталась там греться дальше. — Вкушно, — промычал данмер, жуя салат. Сирень выглядела очень довольной. Толика самодовольства примешивалась к общей картине счастья, но, впрочем, впечатления от ее лица это не испортило. Она редко улыбалась чтобы вот так, гордясь своей работой, так что когда она все-таки делала это, Серо открывал для себя что-то новое. Сирень была просто кладезю секретов и загадок, а Серо, так уж получилось, любил разгадывать. Чем больше он с ней путешествовал, тем больше узнавал ее и узнавал о новых загадках внутри ее личности, которые притягивали его, как мотылька лампочка. Мир Сирени, мир одного из Довакинов, был глубок и многогранен, он хранил в себе столько опасностей и приключений, такой простор и свою особую философию, что можно было только глазеть по сторонам и удивляться. От каждого нанимателя Телдрин волей-неволей перенимал что-то, так уж повелось, что Серо любил поговорить, и некоторые из его клиентов поддерживали его инициативу, делясь своим взглядом на мир, так что, строго говоря, Телдрин был философом и достаточно неплохим, ибо во время своей не такой уж и длинной жизни он успел повидать более чем достаточно. Но Сирень стала для него просто отдельным разделом для исследований, ибо, как говорится, умом Довакинов не понять. Она показала ему столько вещей, а потом переворачивала их с ног на голову (иногда в буквальном смысле) и показывала снова, давая ему взглянуть на них под другим углом. И это, черт возьми, реально работало! Его нынешний наниматель совмещал в себе иногда просто несовместимые вещи, что с одной стороны, было интересно, а с другой — несколько пугало, ведь Довакин была непредсказуемой, и кто вообще знал, что у нее в голове творилось. А вот ему хотелось узнать, потому что благодаря той же Сирени он привык добивать дела до конца. Не хотелось ему бросать свое мыслительное исследование на полпути, когда он знал, что движется в верном направлении. Чего стоила только классификация эмоций Сирени и несколько видов ее улыбок, можете смеяться, но он выучил их наизусть (не специально, просто когда долго путешествуешь с человеком, узнаешь его даже по звукам шагов и чиху). Вот, например, сейчас она улыбалась искренне, потому что была спокойна и довольна ситуацией. Это была расслабленная и мягкая улыбка, которая значила, что все в порядке. Соответственно, переживать не стоило. Но были и другие виды улыбок (не все из них были положительные), но, впрочем, об этом явно не стоит говорить сейчас, потому как лицезреть их еще представится масса возможностей. Они поели, разговаривая на тему того, как представят найденную книгу Виармо. Он, несомненно, обрадуется ее существованию, но будет явно расстроен ее неполным содержанием. — Часть страниц вырвана, а что-то и вовсе заляпано, — эльфийка вздохнула. — Я не знаю, что он соберется делать с этим... — Это, в общем-то, не наше дело, — Телдрин пожал плечами. — Они — барды, профессионалы в таких вещах. Придумают что-нибудь. Через некоторое время они разошлись по комнатам, чтобы собраться в Солитьюд. Телдрин вышел оттуда уже через минут пять, а Сирень все копошилась. — Ты там скоро? — крикнул он ей из коридора. — Да, секунду! — прокричала ему в ответ босмерка. Довакин выскочила из комнаты, закидывая на ходу рюкзак. Она надела высокие сапоги, плотно сидящие брюки и белую рубашку, которая всколыхнулась парашютом, когда ее обладательница вылетела из собственных покоев. Рубашка имела завязки в районе ключиц, но девушка видно так торопилась, что забыла их завязать, так что куски материи глупо болтались по обеим сторонам изделия и не закрывали всю шею и часть грудной клетки, хотя должны были. Серо сложил руки на груди с таким скептическим выражением лица, будто собирал в дорогу ребенка. — Только не говори мне, что собираешься в таком виде шататься по солитьюдским улицам, полных пьяных мужланов. — А что не так? — Сирень склонила растрепанную голову набок в поистине детском недоумении. — Брюки слишком узкие? Данмер приложил ладонь к лицу и покачал головой, не зная, смеяться ему или плакать. — Рубашка, — максимально спокойно выдавил он из себя. — А что рубашка, я в ней на пирата похожа! Она такая большая и парусит знатно, можно в качестве флага использовать. Эльф честно сжал губы настолько сильно, насколько мог, чтобы не выдавить из себя какое-нибудь ругательство. Глубоко вздохнув, он подошел к ней все еще с этим скептическим родительским взглядом и взял в руки завязки. — Я искренне за тебя рад, — процедил он и помахал ими прямо перед носом Довакина. — Только пираты должны выглядеть должным образом. Завязал их и пригладил ей волосы, которые торчали в разные стороны, видимо подвергшись гнету расчески. Тут до Сирени дошла вся неловкость ситуации, она, сожмурив глаза, выругалась, и покраснела до кончиков своих эльфийских ушей. — Твою ж мать, — все еще не открывая глаза, добавила она. И услышала над ухом сдавленный смешок ее напарника. Сирень почувствовала, как наружу просится крупная судорога, но она кое-как сдержала ее. Эта ситуация уж точно не была тем, на что она рассчитывала, так что это она почувствовала себя максимально глупо в этот момент. Вот из таких мелких неудач и крупных побед складывалась вся ее жизнь, и Серо был активным участником и того, и другого, хотелось ей того или нет. Телдрин стоял слишком близко к ней (или ей так показалось), и Сирень могла даже уловить частоту его дыхания. Нехорошо, очень нехорошо. Надо... уйти. Но что-то ее напарник медлил. Будь добр, Серо, отойди. — Это все ты виноват, не надо было меня торопить, — буркнула она куда-то в грудь Телдрину и, обойдя его, пошла на прямых деревянных ногах каким-то маршем в сторону лестницы. Темный эльф проводил ее насмешливым взглядом и, пожав плечами самому себе, последовал за нанимательницей, сдерживаясь, чтоб не начать посвистывать от смеха. — Если б я тебя не остановил, кто знает... — Да брось, вырез был не такой уж и большой, и вообще, хватит. — Ну, ты бы таким видом точно дала пищу для солитьюдского фан-клуба Сирени. — Есть солитьюдский фан-клуб меня? — она поперхнулась. — О, я почти уверен в этом, — заверил ее Телдрин каким-то вдохновленным тоном. — Представь, собираются они в Смеющейся крысе, старики под шестьдесят, и начинают байки про тебя травить, обсуждать твою личную жизнь и всё в таком духе... — Фу, Телдрин, заткнись сейчас же! — Довакин скривилась, высовывая язык от отвращения. Серо шел рядом и хохотал уже вовсю. — И вообще, раз уж такое дело, почему это только старики? — девушка уперла руки в бока. — Молодым мужчинам я так-то тоже интересна. — Сомневаюсь, — посвистывая, ответил наемник и сложил руки за головой. — Это почему же? — В Солитьюде полно красивых девушек и без мадам Довакина. — Вот найду себе солитьюдского парня, посмотрим, как ты закукуешь, — фыркнула босмерка и быстро пошла вперед, все еще не убирая рук с боков. — Львица вышла на охоту, — промурлыкал данмер, следуя за ней по пятам. — Берегись, парни Солитьюда, Довакин в расстегнутой рубашке уже идет! Сирень кинула на него уничтожающий взгляд, чем еще больше позабавила Телдрина. Впрочем, сами звезды сложились так, что сладкая месть невостребованной мадам Довакина настигла ее компаньона очень и очень быстро. Когда они проходили мимо компании парней, один из них свистнул в сторону проходящих эльфов и крикнул: — Эй, что такая красотка делает в компании данмерского зануды? — Слышь, это ты кого занудой назвал? — рявкнул в ответ эльф так, что компашка аж отшатнулась на шаг, а Сирень сдержала смех. — Мда, Телдрин, — хихикая, качала головой она, — ты мне всех потенциальных кандидатов распугаешь своим видом... — Этот-то? — данмер вынул руку из кармана и резко указал большим пальцем за спину. — Пф, я тебя умоляю, что за оборванец? «Кто бы говорил», — пронеслось в голове Сирени, и она прыснула со смеху. — Ты чего? — Да так, — она отмахнула, — ничего-ничего. Они продолжили путь до Коллегии Бардов. У входа в здание их встретил буквально с распростертыми объятиями Жиро Жиман, который как-то слишком быстро оказался рядом с Драконорожденной и уже галантно вел ее под руку, распинаясь, как он счастлив и рад встретить наконец лично самого Довакина, как он соскучился по ее храброй и нежной натуре, и вообще, он помнил сверкание ее глаз и тонкий стан в огнях ночного Солитьюда, когда Коллегия Бардов имела честь встретить ее на своем пороге. Кратко говоря, Жиман красиво и элегантно, прямо по-бардовски, вешал лапшу на уши Сирени, которая, впрочем, понимала это, но все равно слушала (просто потому, что ей надоело смотреть на это хмыкающее лицо Серо, и она хотела его проучить). — Я написал для Вас песню, дорогая Сирень! — нараспев проговорил бард, снова целую руку героини. — Окажите мне честь, послушайте! — С удовольствием, Жиро, — улыбаясь, ответила эльфийка. — Только чуть позже, у нас есть дело к Виармо. — Сейчас я его позову! Бретон упорхнул куда-то наверх со скоростью птички, а эльфы остались в приемной в гордом одиночестве. — Меня всегда тошнило от бардов, но вот этот парень просто обходит остальных по всем фронтам, — данмер закатил глаза, плюхнувшись на диван с подушками. — Он — мастер красноречия, Телдрин, — каким-то наставительным тоном отчеканила девушка, садясь напротив него. — Балабол он, — фыркнул мужчина, подперев щеку ладонью. — И чего в нем женщины находят? — Ну, он красивый, ясное дело, что в нем женщины находят, — Сирень сказала это так, как будто это было общеизвестным фактом. — К тому же, он бард, у него хороший голос, а женщины любят мужчин с приятным голосом. — Они любят, когда им лапшу на уши вешают, — пробурчал Серо, не отнимая руки от щеки. — Это любят все, Серо, а не только женщины, — эльфийка закатила глаза. — Ну допустим, а что еще? — Что? — Что еще такого, помимо смазливого личика и голоса? Сирень задумалась. — Ну, не знаю, как сказать... Плечи. — Плечи? — У него широкие плечи. — Ты че, серьезно? — данмер уставился на нее в изумлении. — Ты выбираешь мужчин по плечам? — Блин, Серо! — она всплеснула руками. — Во-первых, широкие плечи в совокупе с правильной осанкой украшают мужчину, а во-вторых, я вообще-то не... Но она не успела докончить свою фразу, потому что Виармо с Жиманом уже спустились по лестнице. Довакин к ним обернулась, а вот ее напарник даже взгляд не бросил в их сторону, все еще смотря на собеседницу и ожидая от нее окончания ответа. Но Сирень, похоже, продолжать не собиралась. — Итак, вы нашли Песнь о короле Олафе? — Виармо напряженно уставился на эльфов. — Да, но... — Храни вас Джулианос! — вскрикнул альтмер. — Где она? — Тут, но дело в том... Сирень едва успела вытащить книгу, как бард тут же выхватил ее и стал листать с таким упоением, будто ждал этого момента с рождения. Через полминуты его лицо, однако, помрачнело, он понял, в чем состояла проблема. — Больше ничего не было, всё принесли, как есть. — Поня-ятно... — вздохнув, протянул эльф. — Что ж, миледи, надо восстанавливать текст, праздник должен быть организован по календарю уже сегодня! — Но как ты организуешь праздник за полдня? — босмерка похлопала глазами от удивления. — Я справлялся с делами и похуже этого, — фыркнул Виармо. — Расскажу как-нибудь. А сейчас! ИЛЬДИ! — заорал альтмер. Юркая девушка как змейка проскользила в комнату и скромно встала у самого входа, сжимая в кулачках флейту. — Бросай трлинькать, беги срочно к Иветте на рынок, пусть СЕЙЧАС же сворачивает лавочку и выкатывает весь запас пряного вина из своих погребов. А, да, к Виниям тоже забеги, пусть начнут там печь всякие штуки свои, давай, давай, живей! — свистнул альтмер, хлопнув в ладоши. — Остальным тоже скажи, пусть помогают. Ильди хотела уже побежать обратно, но Виармо ее остановил. — А, еще загляни в Сияющие одежды, пусть любезная Тари мне приготовит новый костюм к празднику. — У нас будет праздник?! — воодушевленно спросила ученица, но Виармо ее прервал. — Если ты будешь тут стоять, то его точно не будет. Живей! Ильди стрелой вылетела из комнаты, что-то на ходу вереща проходящим мимо студентам. В Коллегии поднялось оживление. — Стой, старик, вы же даже не написали текст... — начал Телдрин. — И Элисиф не предупреждена, вдруг она не согласится? — поддакнула Сирень, косясь на барда. — Элисиф согласится, — ответил Виармо, взмахнув Песнью. — И вы, и наш дорогой Жиро этому поспособствуете. Жиман также недовольно покосился на вдохновленного шефа. — Я... — Все знают, что Элисиф в восторге от тебя, Жиро, так что тебе ей зубы и заговаривать. Всё, пошел, пошел, а вы двое, — он указал книгой на напарников, — прошу за мной в мой кабинет, будем дописывать легенду! Виармо чуть ли не на крыльях счастья вознесся вверх по лестнице, оставив гостей в недоумении хлопать глазами. Жиман, вздохнув, поплелся к выходу, а Телдрин перевел взгляд на Сирень. — Теперь ты понимаешь, почему я не люблю бардов? — тихо прошипел он ей на ухо. Сирень едва заметно кивнула, и эльфы поспешили пойти за главой Коллегии. Поднявшись по лестнице, эльфы свернули за угол и вошли в нужную комнату. Кабинет Виармо был большим и светлым из-за больших широких окон. В центре стоял темный деревянный стол, на котором лежало лишь два свитка, чистый лист пергамента, перо и одиноко стояла чернильница. По бокам кабинета было расположено несколько массивных шкафов из того же темного дерева, в которых покоилось по меньше мере сотня или две книг точно. Телдрин предположил, что альтмер заведовал местной солитьюдской библиотекой, но его предположение осталось без ответа. — Итак, дамы и господа, — Виармо сел за свое кресло и положил рукопись на стол, — нам нужно внести кое-какие правки в этот текст, потому что с точки зрения современности — это просто ужас. — То есть? — То есть, бардовское искусство значительно продвинулось с момента написания этого... шедевра, так скажем, — крякнул Виармо. — Но я не поэт... — озадаченно сказала Сирень. — Это вы не к тем обратились. — Вы ее оттуда вытащили, так что и придумывать тоже вам, это честь, как никак. Эльфы переглянулись. — Дорогие мои, мы обязаны это сделать! — Виармо постучал пальцами по столу. — Жиро, конечно, мастер завлекать женщин, но Элисиф — не только женщина, она и политический деятель, который наложил запрет на праздник. Так что мы должны уболтать не только ее женскую, но и политическую сущность. Иначе не видать нам сожжения. — Ладно, давай посмотрим, что можно сделать... — Сирень неуверенно поерзала на диване, который стоял прямо напротив стола. — Да ладно вам, — Телдрин всплеснул руками, — гони свои стишки, сейчас всё будет. Виармо покосился на него с таким скептицизмом, что Сирень могла прощупать его между ними. Он перевел взгляд на Довакина, а та лишь пожала плечами. — Ну, Виармо, грех отказываться от помощи, может, мой напарник тебе и подсобит. — Ладно, начнем, — буркнул бард. — О, Олаф, поработитель, предатель без глаза, несущий смерть демон, драконоборец-король. Легенда о тебе лишь ложь, страх и обман; Вероломный захват Нуминекса — обман, что пребудет в веках... И что дальше? Что мы скажем, как оно было на самом деле? — Да легко, — фыркнул Серо, — это ж классика жанра — Олаф сам был Нуминексом. Драконом в человеческой шкуре. — Крайне маловероятно, — протянул Виармо, — но это хороший сюжетный ход. Вписываю. Альтмер застрочил по пергаменту чистеньким пером, как машина. — Так, далее... Олаф захватил власть угрозой и лестью; Поставил Фолкрит, Винтерхолд, остальных на колени; Лишь Солитьюд остался верен Скайриму. Месть Олафа же была вдохновенна, молниеносна, чудовищна... Странно, — альтмер почесал бороду. — Насколько я помню, в истории сказано, что это Солитьюд напал на Винтерхолд, а не наоборот. Похоже, Олаф как-то в этом замешан. И как же? Телдрин развалился на диване, как и внизу, подперев щеку кулаком. — Пусть Олаф обернется драконом и разорит город. Добавим побольше драмы в сюжет. Сирень с удивленной улыбкой глянула на напарника, который, кажется, стал входить во вкус. — Элисиф любит интригующие сюжеты, вписываю, — Виармо закивал и снова застрочил пером по новому пергаменту. — Итак, в принципе... всё готово. Я доделаю кое-какие штрихи и сейчас же направлюсь в Синий Дворец. Если всё обойдется, то уже сегодня ночью мы будем жечь Олафа, как в старые добрые времена! Сирень улыбнулась и кивнула на прощание. Виармо с Телдрином пожали друг другу руки, и напарники вышли из Коллегии в приподнятом настроении. — Не знала, что в тебе жив писательский дух, — оценила Довакин, идя по улице. — Я была удивлена. — Ну-у-у, — протянул Телдрин, — я еще полон сюрпризов. Босмерка хохотнула. — Не сомневаюсь. — К слову, о сюрпризах. Давай заглянем в Сияющие одежды, — темный эльф свернул в сторону магазинчика. — Зачем тебе? — Хочу кое-что купить. Сирень вопросительно подняла бровь, но вопросов не задала. Эльфы зашли в магазин, и колокольчик на двери приветственно звякнул. Эндари скучающе глянула в сторону входной двери и тут же оживилась, увидев Телдрина. Впрочем, когда из-за его спины показалась Сирень, энтузиазма во взгляде альтмерки поубавилось. — Кого там еще нелегкая притащила? — раздалось из соседней комнаты. — Это Сирень, — негромко ответила Довакин. — Так что, Телдрин, чего ты хотел купить? Тари высунулась из соседней комнаты и, увидев данмера, ахнула. — Сирень, ты что, с молодым человеком? — она недоверчиво глянула на босмерку, будто оценивала шансы того, может ли у Довакина вообще быть хоть кто-то. — А-а-а, я не... — начала босмерка, но данмер поспешил ее заткнуть, выйдя вперед. Он оценивающе оглядел помещение одним быстрым беспристрастным взором и кивнул Тари: — Ты тут швея? — Ну, допустим. — Мне нужно платье вот на нее, — он вытащил руку из кармана и, не оборачиваясь, махнул в сторону напарницы. — Что-нибудь легкое и простое, у нас сегодня пирушка вроде как намечается. Танцы, все дела, ну, ты понимаешь. — Поним-а-аю... — протянула Тари и таким же оценивающим взглядом оглядела Телдрина. — А вам, молодой человек, кафтанчик не нужен? — Нужен-нужен. Тащи, что есть. Сирень в это время пялилась в спину Серо, находясь в таком шоке, что не могла выдавить из себя ни писка. Только когда Тари скрылась за стеной, а Эндари ушла за кафтаном, Сирень отмерла и в два шага сократила расстояние до напарника, привлекая его внимание. — Серо, ты что, сдурел..? — прошептала она, пялясь на него во все глаза. — Какое еще платье?! Телдрин повернулся к ней со совершенно спокойным видом и пожал плечами. — Мои извинения за то, что встретил тебя тогда в ненадлежащем виде. У меня была депрессия из-за твоих призрачных друзей, знаешь ли, — он фыркнул. — Впрочем, я тогда забыл сказать, что тебе чертовски шло то платье, так что я намерен увидеть тебя еще в одном. — Телдрин... — Не начинай, — он отвернулся. — Отказов не приму, это мой подарок. Она ткнула в его спину пальцем, но данмер не прореагировал. Тогда она ткнула еще раз. Но он снова ее продинамил, с интересом разглядывая рядом стоящий манекен. — Телдрин! Тогда он обернулся и увидел ее нахмуренное лицо, которое у нее появлялось всякий раз, когда что-то шло не по ее плану. Она внимательно косилась на него снизу-вверх и не мигала. — Я же сказал, — твердо, но спокойно произнес он, с достоинством встретив этот странный полузлой-полузадумчивый взгляд. — Это мой подарок. Не чей-то там. Так что прими. Сирень зло косилась на него еще пару секунд, а потом закрыла глаза и глубоко вздохнула. — Что за непруха у меня сегодня с одеждой... — проворчала она, когда Тари уводила ее в примерочную. Оказавшись наедине со швеей, Сирень была просто атакована шквалом вопросов, который не собирался стихать ни на секунду. — Нет, Тари, он не мой парень, — закатила глаза босмерка, снимая с себя пояс. — Да, это правда. Ну и что, что платье дарит? — Сирень, нет, ты совсем сдурела? — таким же тоном произнесла Тари, какой был у самой Сирени несколько минут назад. — Или ты, помилуй Кинарет, слепая? — В смысле? — раздалось из-под ткани приглушенное мычание. — Тебя мужик притащил в магазин одежды, ОДЕЖДЫ, Сирень, и ДАРИТ ПЛАТЬЕ. САМ. Ау, — она щелкнула пальцами у Довакина под носом, — и вы еще не пара?! Ты смеешься надо мной или что? — Я не смеюсь, мы просто давно друг друга знаем и это, наверное, нормально... — Боги! — Тари закрыла лицо руками. — Как все плохо... — Что плохо-то? — не поняла босмерка. — Вроде все нормально пока. — Бери быка за рога, пока этого твоего быка кто-нибудь не увел, — Тари отжестикулировала на пальцах сценку, как уводили бычка. — А уведут точно, мужик-то дивный! — Кто, Телдрин что ли? — А его Телдрин зовут? — Ну, да, — растерянно произнесла босмерка. — Ты хочешь сказать, что он со мной больше не будет работать? — Конечно не будет, если ты его так динамишь, — фыркнула швея. — Найдет себе симпатичную данмерку, женится, заведет детей и всё, прости-прощай, приключения. Сирень со страхом глянула на эльфийку. — Тари, какие дети, он же наемник и вроде не собирался... — Ну не будет же он вечно за тобой наемником таскаться! — Тари с каким-то остервенением нацепила платье на Сирень и затянула пояс так, что у той аж в глазах помутнело. — Боги, не понимаю, отчего женщины пошли такие медлительные... Сирень растерянно глядела куда-то под себя. Монолог альтмерки застал ее врасплох, так что у нее даже как-то все поплыло в мозгу от количества новой информации. Она стояла, обхватив локоть одной руки другой, и как маленькая девчонка скосила коленки. — На, смотри на себя, аки нимфа лесная практически! — Тари гордо пододвинула к ней длинное зеркало, и Сирень не сдержала удивленного вдоха. Тари нацепила на нее одну из своих лучших моделей (и наверняка самых дорогих). Это было легкое зеленое платьице с воздушными рукавами-бабочками изумрудного цвета. Сирень оглядела себя со всех сторон и поразилась вышивке: цветочные узоры обхватывали грудь и спускались вниз по всей юбке. Маленькие листья, цветочные лианы, кровавые маки, горноцветы, гордые нарциссы, прекрасные васильки, скромные тюльпаны и багровые розы — там была вся палитра цвета, которая захватывалась темнеющим плющом. Он обхватывал разноцветные лепесточки растений, словно лесной хранитель, и заполонял края платья. — В ручную вышито, корпела над этим месяца три точно, — альтмерка сияла похлеще алмаза на солнца, уперев руки в худые бока. — Оно очень красивое... — прошептала Довакин, все еще крутясь перед зеркалом. — Я знаю, что ты предпочитаешь удобные вещи, так что это платье будто по тебе сшито! — Да-а, это... правда... — растерянно ответила девушка. — И ради Восьмерых, Сирень, что у тебя с волосами? Альтмерка покосилась на прическу скайримской героини с такой иронией, что это несколько смутило босмерку. — Я поторопилась отнести важный документ в Коллегию Бардов, вот и... вот, — это оправдание звучало совсем неподготовленным, впрочем, Сирень не задумывалась сейчас об этом. Она продолжала во все глаза смотреть на свое отражение в зеркале, будто видела себя впервые в жизни. Тари закатила глаза максимально сильно и распустила светлые волосы клиентки, начиная плести из них косу. Она так давно не носила платьев... Солитьюд и его роскошная одежда напоминали ей детство, когда отец привозил им с сестрой платья прямо с кораблей восточно-имперской компании. Конечно же, она тогда не знала, каким образом он их добывал, но сам факт того, что у нее когда-то давно были красивые платья, заставлял Сирень впадать в некоторую теплую меланхолию. А теперь другой мужчина покупает ей платье. Забавно. Телдрин чем-то напоминал ей отца. Нет, не тем, что ее отец тоже был данмером, а чем-то... личным. Нечто было в его характере, в его манере общения, или, может быть, не знаю, в его походке или приеме пищи, нечто, что напоминало ей отца. Не сказать, что у нее сохранилось множество воспоминаний о нем, все-таки, большую часть жизнь они провели порознь друг от друга. Но во всех данмерах было что-то общее, и Сирень не знала, радовало ли ее это или печалило. Может быть, у нее с мамой тоже было много общего. Может быть, у нее было что-то общее и с отцом. Может, с виду ты и босмерка, но характер у тебя, как у данмерки. Однажды Телдрин сказал ей это, пока они путешествовали по Солстхейму. Возможно, он в чем-то был прав, ведь она действительно была упряма — это досталось ей от отца, а вот страсть к изучению мира, этот особый огонь души был мамин. Она бережно хранила его глубоко в себе и никому не показывала, потому что это было единственное, что осталось ей от матери помимо нескольких черт внешности. Помимо... хах, растрепанных светлых волос, которые сейчас так старательно вычесывала Тари. Может быть, с виду ты и босмерка, но внутри тебя все равно данмерское пламя. Сирень смотрела на себя, на то, как ее волосы постепенно открывали острые уши, глядела на остренький подбородок, на небольшой нос и зеленые яркие глаза. Мамино. Всё — мамино. По крайней мере, снаружи. Тари закончила заплетать ей волосы и отошла в сторонку. — Ну, пошли красоваться. Сирень будто вышла из оцепенения собственных мыслей и обернулась к продавщице. — К-куда? — все еще не отойдя от какого-то наваждения от раздумий, проговорила она. — Как куда, к Телдрину, ясное дело! Он же должен знать, за что отдает свои золотые. Без лишних слов эльфийка потащила Драконорожденную прочь из примерочной, а та вдруг почувствовала холодную волну накатившего страха и волнения. Почему? Успокойся, Сирень, это всего лишь Телдрин. Всего лишь Серо. Незачем переживать. Впрочем, живот все равно скрутило в какой-то тугой морской узел. По правде говоря, она не любила стоять в центре чьего-то внимания, это всегда ее как-то дезориентировало. Она была готова провалиться сквозь землю тогда, когда шла в этом своем каком-то бальном платье на встречу к Фолку через весь Солитьюд, а потом еще и этот случай в Смеющейся Крысе... Натура вора и скрытного убийцы противилась чьему-то вниманию, но в то же время она была Довакином, который купался в этом внимании буквально постоянно, так что эти две стороны ее жизни соперничали и грызлись друг с другом каждый раз, когда она оказывалась в чьем-то внимании. Как произошло сейчас. Тари высунулась первая и, прокашлявшись, привлекла внимание Телдрина, который, видимо уже выбрал себе наряд, потому как стоял с каким-то новым мешком в руках и разглядывал украшения. — Кхм, молодой человек, все готово! — альтмерка вышла из-за дверного проема, и Серо обернулся. Сирень выскользнула вслед за торговкой, смотря куда-то под себя. Она сжала одной рукой складку платья так сильно, будто она была ее спасательным кругом в этой неловкой ситуации. Отчего-то она боялась поднять взгляд, возможно потому, что находилась не в той одежде, которую привыкла носить, соответственно, не знала, какова будет реакция посторонних на это дело. Однако, ей не нравилось долго находиться в таком состоянии, ибо она была женщиной гордой и привыкла ходить с поднятой, а не опущенной головой, потому Сирень собралась с духом и подняла голову, которая показалась ей тяжелее обычного раз в сто. Она сжала губы и почти приветливо улыбнулась напарнику, который стоял и смотрел на нее, застыв в одной позе. — Я... не знаю, Телдрин, — она завела руки за спину и начала качаться с пятки на носок, как маятник, — оно... очень красивое, но, наверное, дорогое, так что... Эндари с интересом глядела на модель, шушукаясь с подошедшей сестрой о чем-то своем. — Эй, Т-Телдрин? — ее голос предательски дрогнул. Его пристальный изучающий взгляд заставил ее слегка съежиться. Он смотрел на нее так... обширно, и она сама не поняла, как так получилось, что она не видела больше ничего, кроме его взгляда. Он был как ясный и солнечный маяк, когда вокруг образовывался лишь плотный туман. Сирени показалось, что ее кожа плавится под эти светом, и сама она сейчас умрет, если еще хоть немного простоит перед ним в таком виде. Прохлада магазина заставила ее кожу покрыться мурашками, и кончик ее носа начал мерзнуть. Редко когда она видела во взгляде Телдрина такое... одобрение. Его брови приподнялись, и лицо больше не выглядело таким хмурым, каким было обычно, оно словно бы просветлело. Его губы растянулись в какой-то удовлетворенной улыбке, будто он наконец закончил важное дело и мог спокойно отдыхать. Будто бы... довел что-то до идеала. Сирень не могла понять, что значил этот взгляд, но было в нем что-то... особенное, какое-то теплое и радостное, от которого она, сама не заметила как, расслабилась. Она доверяла Телдрину. И постепенно страх испарился, как утренний туман, когда она медленно шагнула к Серо навстречу и будто бы почувствовала это тепло, исходящее от него самого. — Тебе нравится? — Очень. Он продолжал смотреть на нее с теплотой, и глаза его блестели странным светом. Она не понимала, что это было, но чувствовала где-то внутри, что-то ей подсказывало, что этот блеск был искренним и правильным, каким-то необходимым для нее самой. — Что ж, тогда... — негромко начала она, сжав правой рукой левое предплечье, — берем, да? — Берем... — также тихо ответил данмер. Сирень улыбнулась и вылетела из комнаты птицей. Телдрин издал такой выдох, как будто он был его последним. Я только что видел идеал. Он потряс головой, приходя в чувство, и развернулся к альтмеркам, которые старательно делали вид, что ничего не замечали. — Это, мы того... берем, цену скажите. Когда Сирень вышла из примерочной (завязав предварительно завязки на рубахе, чтобы не опрофаниться, как в прошлый раз), то что-то в ней поменялось. Пока что оно было маленьким, незначительным, даже почти незаметным, возможно, сама Сирень даже не подозревала об этой перемене, но она была, она засела где-то глубоко-глубоко внутри и ожидала своего часа. Ничего, время есть, и она расползется в ней, как плющ, который обхватил каменные стены забора ее Горноцвета. Впрочем, Сирень не задумывалась об этом и правильно делала, потому как задумываться об этом сейчас явно не стоило, слишком много дел было у Довакина на повестке дня, и все они требовали ее внимания. Тари помогла ей упаковать изделие и вручила его ей, как трофей. — Поздравляю с покупкой, — промурлыкала она. — Еще немного, и вы станете одними из моих любимых покупателей~ Сирень фыркнула, косясь на покупки. Интересно, сколько Телдрин заплатил? Эльфы вышли из магазина, и Сирень быстро скользнула к данмеру, оказавшись рядом с ним. — Ты всегда такой спонтанный в сюрпризах? Телдрин усмехнулся, пожав плечами. — Наверное, не замечал. Она взяла его под руку, впрочем, остаток пути они провели в молчании, которое, однако, не волновало их. И Сирень, и Телдрин были такими людьми, с которыми было приятно и помолчать, так что временами они пользовались этой своей особенностью и шли в тишине. Телдрин явно не хотел обсуждать то, что произошло в магазине, и босмерка, в общем-то, поняв это, не стала настаивать, но не могла удержаться от пары взглядов на профиль Серо во время путешествия домой. Она пыталась найти в нем что-то новое, то, что было там, в магазине, но не смогла. Лицо Телдрина не выражало ничего, кроме спокойствия и, возможно, какой-то задумчивости. О чем он думал? Этот вопрос возник в ее голове впервые за долгое время, и Сирень, смотря на Телдрина, снова задалась этим вопросом. О чем ты сейчас думаешь, Серо? Телдрин, впрочем, отвечать не собирался. Он, похоже, даже не замечал того, что босмерка на него искоса поглядывала всю дорогу. Данмер будто находился в своем собственном мире и захлопнул перед любопытной Сиренью дверь в него, чтобы она не дай бог не смогла туда проникнуть. И хотя Довакин была мастером проникновения в чужие дома, в «дом» Телдрина путь ей был закрыт самым крепким из всех возможных замков — молчанием. — Кстати, Телдрин, — начала она, когда они наконец добрались до поместья. — М? — Я же обещала тебя просветить насчет Потемы... — Устроишь мне урок истории? — насмешливо спросил он, пропуская девушку вперед. — А почему бы и нет! — Сирень, кажется, воодушевилась этой идеей. — Кто знает, может, во мне есть задатки педагога... Телдрин посмеялся. — Ну, давай, я не против. — Жди меня, я мигом. Сирень побежала вверх по лестнице, а Серо остался на первом этаже, смотря ей вслед. Спустя несколько минут она таки вернулась, неся с собой какую-то увесистую книженцию. — Что это? — Это биография Потемы, Королевы-Волчицы. Пойдем в гостиную. Эльфы прошествовали в комнату и плюхнулись на софу между расписных багровых подушек. Сирень села в позу лотоса, опершись спиной о плечо данмера и открыла книгу. Ее напарник с интересом взглянул через ее плечо на старинные страницы. — Откуда у тебя эта книженция? — Насобирала всякого, пока лазила по руинам. Я могу посоперничать с Виармо в количестве книжек, — лукаво хмыкнула Драконорожденная. — Итак, начинаем... Немногие из королей заслужили такую дурную славу, как Потема — королева, правившая мертвецами. Родившаяся в императорской семье в шестьдесят седьмом году Третьей эры Потема была немедленно представлена своему деду императору Уриэлю Септиму II, известному своим добрым отношением к детям. Увидев этого серьёзного, крепкого ребёнка, он прошептал: «Она выглядит, как волчица, в любой момент готовая наброситься на тебя». — Кого-то мне это напоминает... — усмехнулся Телдрин, глянув на Сирень. Та обернулась к нему через плечо и улыбнулась. — Потема была несчастной все детство, — продолжила Довакин. — Родители не очень жаловали ее, а ее шестнадцатилетний брат Антихоус уже вовсю пьянствовал и веселился с женщинами, младшие же братья еще не родились, так что Потема оставалась единственным ребенком при дворе. В четырнадцать лет она была отдана замуж за старого короля Мантиарко, и ее брак укрепил отношения с королевством Солитьюд. Вскоре император скончался, и на престол вступил отец Потемы, Пелагиус II, который распустил Совет Старейшин, вынудив бывших его членов выкупать свои законные должности. — И почему он так сделал? — Казна сильно обеднела после правления Уриэля II, — объяснила босмерка. — Так что таким образом он пытался восстановить хотя бы часть денег. В то же время Потема, спустя несколько выкидышей, смогла родить сына, которого назвала Уриэлем, в честь деда. Это произошло в девяносто седьмом году Третьей эры. Два года спустя Пелагиус II умер, по слухам, он был отравлен мстительным бывшим членом Совета Старейшин, и его сын, брат Потемы Антиохус, вступил на трон. — И что, поменялось что-нибудь? — Жизнь Антиохуса и его привычки превратили двор в бордель, — вздохнула Сирень. — Уж очень он праздно жил. Вскоре муж Потемы умер, и Уриэль, ее сын, встал во главе королевства. Впрочем, Потема хотела большего, потому заключала союзы с правителями из Морровинда и Хай Рока. Антиохус правил тринадцать лет, как-то удерживая позиции, но после его смерти началась грызня за престол. На него претендовали не только Потема с сыном, но и дочь Антиохуса, Кинтира. Королева-Волчица тут же заявилась в столицу и произнесла красивую речь о том, почему следовало выбрать Уриэля новым императором. Она назвала жену Антиохуса шлюхой, представляешь? — Сирень засмеялась. — Прямо при Совете! — Отчаянная женщина, — присвистнул Телдрин. — Более того, она назвала Кинтиру незаконорожденной, сказав, что ее отцом является не Антиохус, а капитан караула или посудомойщик. Потема очень старалась, — Довакин тыкнула на карикатуру, изображающую покидающую дворец Потему, — но в итоге Большой Совет сыграл на стороне Кинтиры. Тогда Потема взбесилась и подняла мятеж. Этот мятеж стал зваться Войной Красного Алмаза, а закончилось всё тем, что Кинтиру казнили, а Уриэля заживо сожгли в плену. Императором стал Сефорус, младший брат Потемы. Оставшись без сына, Королева обезумела и стала поднимать мертвых, чтобы те сражались против нового императора. Постепенно союзники стали покидать ее, видя, что она сошла с ума. Рядом с ней остались только верные ей вампиры да прочая нежить. Она погибла в ходе месячной осады замка в 3E 137 в возрасте 90 лет. — Ничего себе история... — Это еще не всё, — покачала головой Сирень и начала читать. — Некоторые богословы утверждают, что она была настолько сильна духом, что превратилась в даэдра после смерти, вдохновляя смертных на сумасшедшие поступки и предательства. Также говорится, что её безумие настолько пропитало замок Солитьюда, что оно заражало правивших в нём королей. По иронии судьбы следующим королём оказался её восемнадцатилетний племянник Пелагиус III. Он быстро стал известен как Пелагиус Безумный. Даже ходят слухи, что он убил своего отца Магнуса. Королева-Волчица, должно быть, — Довакин замерла, — ...в последний раз посмеялась. — Эффектно, ничего не скажешь, — оценил Телдрин, упершись подбородком в плечо босмерки. — Теперь ты понимаешь, что творили те сумасшедшие, когда пытались призвать Потему? Если бы им это удалось, то Солитьюд бы стал первым районом, расколовшимся от ее пробуждения. Она втянула в гражданскую войну всю империю, и если бы те некроманты смогли ее воскресить... — То Скайриму, а потом и Империи пришла бы крышка, — заключил Телдрин. — Теперь я понял, почему ты так переживала. — Вот именно! — Довакин кивнула головой. — Ни в коем случае нельзя было допустить воскрешение Королевы-Волчицы. Я, знаешь ли, не хотела бы подносить ей блюда, будучи мертвой. — Да брось, собрали бы дружную Довакинскую команду и завалили бы эту солитьюдскою сучку, делов-то! Алдуин ж помер и эта померла бы, вы же вроде как непробиваемая убийственная Троица. Эта реплика заставила Сирень в голос рассмеяться: похоже, что у нее от наивности Телдрина поднялось настроение. — И’ффре, Серо, ты простой, как септим, честное слово. — Ну живу ж как-то. Сирень снова засмеялась, закрывая лицо руками. Телдрин лишь улыбнулся, положив руку ей на плечо. — Может, приготовишь еще что-нибудь? Черт его знает, согласилась ли Элисиф устраивать праздник, а так хоть поедим вкусно. Она отняла руки от покрасневшего лица. — Ну... можно состряпать вообще-то... И тут раздался смачный стук в дверь. Кто-то буквально тарабанил по ней в спешке и со всей силы. Эльфы одномоментно вздрогнули, Сирень отодвинулась от Телдрина, а тот убрал руку с ее плеча и в напряжении покосился на источник звука. — Сиди, я открою, — сказал он и поднялся со своего места. Сирень беспокойно выглянула в коридор, держась за дверной косяк. Телдрин преодолел в несколько больших шагов холл и, открыв замок, распахнул дверь, почти что с агрессией уставившись на посетителя. Впрочем, эта агрессия быстро сменилась недоумением, потому как на пороге стояла какая-то девушка. На вид, приличная и хрупкая. — Мне нужна госпожа Довакин, — отчеканила она, с вызовом глядя на Телдрина, который был выше ее минимум на две головы и смотрел на нее, как великан на гнома. — Зачем? — Праздник Сожжения Короля Олафа состоится сегодня ночью, и Довакин — его почетный гость, — таким же резким и громким голосом протараторила она. — Дайте мне поговорить с мадам Довакином, это дело крайне важно для Коллегии Бардов! — А вас в Коллегии не учат вежливости? — фыркнул Телдрин, хмуро косясь на девчонку. — А вас, привратников, не учат пропускать гостей к хозяевам, когда у них важные новости?! Телдрин хотел вякнуть что-то похлеще ее ядовитой реплики, но услышал тихий смешок сзади. — Пропусти ее, Телдрин, сразу видно, что бард. Он нехотя отошел от дверного проема, полный разочарования от того, что ему не дали поупражняться в красноречии на этой мелкой занозе. Сирень стояла, сложив руки на груди, и в ее глазах плясали веселые искорки смеха. Девушка, увидев Довакина, тут же выпрямилась, как струнка арфы, и поклонилась. — Честь тебе, Довакин! — чуть ли не взвизгнула она, и Телдрин поморщился от громкости ее голоса. — Праздник Сожжения Короля Олафа состоится сегодня в полночь, и господин Виармо просит Вас присутствовать на нем в качестве почетного гостя и его пары. — Пары? — в один голос спросили эльфы. — Да, он просит, чтобы вы составили ему компанию на празднике, потому как вы оба являетесь организаторами данного мероприятия и будете приветствовать гостей на особой сцене, а после произнесете речь перед народом Солитьюда! — Организаторами?! — снова в один голос спросили они. — Подожди, какая еще речь? Виармо мне ничего не говорил об этом! — Сирень выглядела в полной растерянности. — Виармо сказал, что вы курсе. «Сраный бард», — прошипел про себя Серо, в раздражении барабаня по дверному косяку длинными серыми пальцами. — И что еще твой Виармо сказал? — проворчал он. — Он сказал, что госпожа Довакин может приходить одна, если захочет. Телдрин поперхнулся. — Так, стоп. — Сирень взмахнула рукой. — Этого не будет. — Но господин Виармо... — начала она. — Во-первых, юная леди, — она сурово глянула на гонца, но потом смягчилась, — Виармо меня не предупреждал, так что я совсем не готова выступать на этом мероприятии. Мы с ним это еще обсудим. Так ему и передай. Появиться — я появлюсь, несомненно, но, пожалуйста, я не хочу, чтобы этот праздник превратился из Сожжения Короля в Чествование Довакина. Договорились? Девушка засияла, смотря на Сирень, как на божество. — Так точно, мадам Довакин! — Хочешь булочку с черникой? — спросила босмерка, опершись о дверной косяк. — Ты, наверное, устала сюда бежать. Посыльная смутилась и откинула косичку из русых волос назад. — Никак нет, мадам Довакин! Сирень улыбнулась. — И всё-таки. Постой тут, я принесу. Она жестом приказала Телдрину следовать за ней, а гостья осталась на пороге, все еще сияя, как весеннее солнце. — Этим бардам языки что, напильником оттачивают? — пробурчал данмер, складывая руки в карманы. — Не ворчи, — хихикнула Драконорожденная, доставая из корзинки булочку, которая одна сиротливо лежала на дне после геноцида своих собратьев. — Это уже второй человек, который считает меня твоим привратником! — он не прекращал бурчать. — Может, мне стоит нанять тебя на эту должность? — Довакин засмеялась, наливая воду в стакан. — Обижаешь, Сирень. Босмерка похлопала друга по взлохмаченной шевелюре с какой-то материнской заботой, с которой обычно женщины гладят своих обиженных на мир детей, и понесла гостинец обратно к гонцу. Телдрин тенью следовал за ней, злобно косясь на юного барда из темноты. После того, как девушка в три глотка осушила весь стакан, она снова отвесила «великодушному Довакину» поклон и помчалась прочь, жуя на ходу булочку. Эльфы, негромко переговариваясь между собой, пошли обратно в поместье. — Вечно они все портят, — фыркнул Серо, закрывая за собой дверь. — Я тут, видите ли, пытаюсь культурно просвещаться, а мне мешают. Босмерка все еще хихикала с его недовольного тона, который звучал как-то по-особенному обиженно, что вызывало в ней новую волну смеха каждый раз, когда Телдрин произносил что-то. — Да брось, мы же все равно закончили, так что она, в общем-то, не помешала... ничему. Телдрин ничего не ответил, лишь снова пробурчал себе что-то под нос, но Довакин не расслышала. Они снова зашли на кухню. — А твои не показываются, — заметил он. — Мало ли, у них призрачный отпуск, — пожала плечами девушка. — Они любят непредсказуемость. Не жди их постоянно — вредно для здоровья. Сирень достала из ящика нож и проверила его на чистоту. Затем подошла к какому-то ящику и достала оттуда кусок свежего мяса. — Их помощь в мелочах, — продолжила Довакин. — Вот как, например, это мясо. Свежая говядина, еще кровит. Она усмехнулась, бросив взгляд на мясо. — А я ведь даже не охотилась. — Мне сложно представить, как призраки гоняются с копьями и луками за какой-то степной коровой, — признался данмер, чем вызвал у Довакина хохот. — Не знаю, откуда они это добывают, но добывают же. И вообще, как насчет говяжьей похлебки? — Ммм... — протянул Телдрин, устраиваясь за столом. — У нас еще пару часов до полуночи, — Сирень развернулась к нему с лукавой улыбкой, и в ее руке угрожающе блеснул нож. — Кто там договорил, что его калечили ножом во время плотских утех? — Так, Сирень, а ну-ка..! — данмер вскочил со своего места, отойдя на два шага назад. — Опусти-ка эту штуку, порежешься еще... Довакин зловеще захохотала и воткнула лезвие в мясо. То вошло в него с характерным плюхающим звуком. — Садись на место, камрад, у нас сегодня на ужин говядина в соусе из неудачного личного опыта и неоправданных ожиданий. И она отрезала кусок от говяжьего филе, насвистывая что-то вроде «вышел босмер на дорогу в полночь погулять...»

***

Черт, а он хорош. В сумраке комнаты Телдрин критически оглядывал себя в зеркале и с удовольствием отмечал, что при всей своей нелюбви к богатой одежде из-за ее неудобства, этот расшитый золотыми нитками черный кунтуш мало того, что выглядел достойно, так еще и был очень удобен. Луна сияла ему прямо в окно, так что он не стал зажигать свеч, а глядел на себя в светлом и холодном лунном свете, предварительно отбросив дурные мысли подальше в сторону — настолько новоприобретенная вещица обрадовала его. — Не одежда, а прелесть, — промурлыкал данмер. — И где ж ты раньше был, дорогой? Он повязал широкий красный кушак себе на талию и хорошо затянул. Красная ткань выгодно алела на поясе данмера, и золотистая вышивка на оборках материи поблескивала маленькими звездами. «Сейчас взять бы хаммерфельскую саблю и идти рубить головы, а не на праздник», — подумалось наемнику, и он гордо обвел себя еще раз взглядом. Прелесть, не иначе. Он пригладил черные волосы, которые, как всегда, стояли у него торчком и, стуча каблуками новых сапог, вышел из собственной комнаты. Перед тем, как спуститься, он бросил взгляд на комнату Сирени (дверь в нее была чуть приоткрыта, и тоненькая полоска света освещала часть коридора). Впрочем, он не стал стучаться, а решил подождать ее в гостиной, рядом с горящим камином. Когда он спускался с лестницы, то услышал знакомый детский смех где-то рядом с собой и понял, кто пожаловал по его милую душу. — Ну прямо жених, — проскрипел старушечий голос где-то снизу и детский голосок снова захихикал. — Жених! Жених! Телдрин в этот раз даже не испугался, что посчитал прогрессом, а лишь довольно хмыкнул и прошествовал гордой походкой в гостиную под хихиканье детей. Сирень торопилась и одновременно с этим старалась не торопиться, потому как в спешке дела у нее всегда получались хуже. Она уже надела платье, купленное в Одеждах, и сейчас заново расчесывала волосы, лихорадочно ведя гребнем по будто специально запутавшимся локонам. — Да что ж такое-то! — простонала она, в бессилии опустив руки. — Как я теперь заплету из своей мочалки косу? Она закрыла лицо руками и грохнулась на кровать. Та тревожно скрипнула под внезапно свалившимся на нее весом. — Не могу же я появиться перед Солитьюдом в таком виде... Вдруг кто-то нежно коснулся ее головы, проведя длинным тонким пальцем по всей длине пробора вниз. Она узнала эти руки. Они заскользили по ее волосам, и Сирень почувствовала, как гребешок начал мягко и нежно расчесывать ее непослушные пряди, идеально проходя между волосами. — Не расстраивайся, милая... — нежно проговорил кто-то и Сирень, услышав этот голос и не оторвав рук от лица, всхлипнула. Руки легко и невесомо гладили ее по голове, лаская кожу. — Ты такая красивая сегодня. — Минерва... — выдохнула Сирень, боясь развернуться. Что-то ей подсказывало, что если она сделает это, то видение пропадет, исчезнут и эти теплые руки, и этот приятный долгожданный шепот, который она не слышала уже столько времени и который ей так напоминал материнский. Голос Минервы был настолько тих и мелодичен, что от него поневоле тянуло в сон и душа успокаивалась. — Ты так давно не появлялась, дорогая... — прошептала женщина, расчесывая передние пряди ее волос. — Я соскучилась. — Прости меня, Минерва. — Ничего страшного, милая, — призрачная рука дотронулась до щеки босмерки. — Время теперь все равно не имеет для меня никакого значения. Эти слова шипами впились в сердце Сирени, и она сдержалась, чтобы не разрыдаться прямо сейчас же. Горло больно сжал тугой и тяжелый ком, который свисал с нёба, как гиря. — Я м-много путешествовала и... и спасала мир, и, ну ты знаешь, помогала людям на Солстхейме... Минерва ласково погладила ее по щеке и шее. — Ты такая молодец, дорогая, я горжусь тобой! И будто бы действительно она могла уловить нотки гордости в этом тихом, почти ненастоящем призрачном голосе, который, может, существовал на самом деле, а, может, был лишь у нее в голове. Медленно светлые пряди волос эльфийки сплетались в одно целое, образуя пышную волнистую косу. Довакин чувствовала, как ногти Минервы слегка дотрагивались до ее спины, забирая прядь, и каждый раз вздрагивала от ее прикосновений. — Ну вот, готово, милая, — вздохнула женщина, и заплетенная коса упала на спину Довакина. — Торопись, Сирень, тебя уже ждут... — Минерва, подожди! Сирень резко развернулась назад, но комната пустовала. Тишина заполонила спальню Сирени и та рвано выдохнула, разочарованно закрывая глаза. Она снова одна.

***

Сирень медленно спустилась по лестнице, обдумывая долгожданную встречу, как вдруг остановилась в дверном проеме гостиной, увидев Телдрина. Тот стоял в черном кафтане рядом с камином и со спокойной хмуростью глядел в огонь, погруженный в свои мысли. Губы его, однако, не были плотно сжаты, как обычно, взгляд выражал спокойствие и задумчивость. Одна рука его покоилась на рукояти сверкающего в огне золотого эльфийского меча, а второй он держал пустую флягу с двемерским маслом. Ом пыхтел рядом с ним, поднимаясь и опускаясь на своих двемерских ножках. Танцующие блики огня мелькали на сером холодном лице данмера, исполняя причудливый танец. Он стоял: сдержанный и спокойный, ожидая, пока спутница спустится, дабы составить ему компанию. Сирень заметила, как пряма была его осанка, как свободно лежала его ладонь на том мече, который он безумно любил и который называл продолжением своей руки. Этот черный кунтуш смотрелся на нем благородно, и Телдрин казался еще выше, еще статнее, чем был. И тогда Сирень впервые в жизни осознанно подумала, что Телдрин Серо был действительно очень красивым мужчиной. Она тихо скользнула в гостиную, будто боясь спугнуть эту невесомую картину, открывшуюся ей. Что-то хотело в ней запечатлеть этот момент как можно детальнее. Что-то хотело в ней узнать Телдрина еще больше, чем она знала до этого, что-то показало ей новую его сторону, ту, которую она раньше не замечала или, возможно, не хотела замечать. Но пока это осознание было еще слишком слабо, она и сама не понимала, к чему могло привести это странное желание узнать его. Пока что еще слишком хрупко было то, что она начинала осознавать, и это что-то могло разрушиться от любого дуновения ветра, так что Довакин глубоко вздохнула и заглушила порыв в себе. Нет. Не сейчас. Ей нужно больше знаний, больше материала, чтобы это что-то, о котором она сама не подозревала, окрепло и показалось на свет. Серо ее не заметил. Всё-таки, навыки, полученные в Темном Братстве и Гильдии Воров давали о себе знать: Сирень умела ступать без шума и скрипа. Так просто напасть со спины. Так что Сирень берет и слегка дотрагивается до спины наемника. Тот вздрагивает и резко разворачивается, сталкиваясь носом к носу с эльфийкой. — Ах, это ты... — Ты кого-то другого ждал? — смеется она. — Нет, просто... — Ты очень красивый. Вот так, прямо с плеча. Рубит — и срубает защиту, и Телдрину кажется, что в мире нет ни одного щита, который может выдержать этот ее удар. — Тебе еще очень идет черный цвет, я даже как-то не замечала. Сирень вблизи осматривает костюм данмера, с интересом поглядывая на элементы вышивки. Телдрин моргает, потом еще раз, переваривая услышанное. Что-то в нем делает кульбит и смачно грохается в желудок, больно о него ударившись. В голове такая чистая и искренняя пустота, что даже смешно становится. — С-спасибо, — на автомате выдает он. — Ты тоже сегодня очень красивая. Сирень насмешливо приподнимает бровь и склоняет голову набок. — Нет, я не это имел ввиду, не только сегодня, ты вообще всегда красивая, просто... Босмерка начинает смеяться в кулак. — Комплимент не от барда, конечно, — замечает она, — но тоже сойдет. Спасибо. Она сама берет его под руку и, чуть не подпрыгивая от волнения и радости от предстоящего события, тащит прочь из гостиной. Телдрин не может сдержать улыбки. Они не оборачиваются, идя вперед к новому приключению, но если бы сделали это, то увидели бы толпу смеющихся им вслед детей и красивую женщину, сидящую в кресле и с легкой улыбкой провожающую их взглядом.

***

Лунный свет простилал перед ними белоснежную дорожку, которая вилась змейкой у них под ногами и вела в еще не уснувший Солитьюд, который уже с главных ворот встретил их разноцветными фонариками разных форм. — Мне надо будет переговорить с Виармо, — начала Сирень. — Что-то мне подсказывает, что на сцене все равно придется стоять. Подождешь меня? Они вошли в город, и ответ Телдрина утонул в шуме гудящих и радостно орущих голосов. Эльфы ахнули: Виармо не солгал насчет того, что он в состоянии подготовить город к празднику всего за полдня. Повсюду красовались разноцветные фонари, которые были на воротах: синие, красные, желтые, розовые, все они бросали на каменные дорожки приятный радостный свет. В темном небе вились воздушные змеи, а все здания были украшены разными мигающими огоньками, которые, вероятно, были сделаны с помощью солитьюдских магов. Смеющаяся Крыса стояла с распахнутыми настежь дверями, благо, ночь была теплой. Оттуда раздавались шумные голоса пьянствующих людей. Впрочем, скоро бы эти люди все равно потекли рекой в центр города, к Коллегии Бардов, потому как сам Корпул Виний не желал пропускать такое знаменательное событие и закрывал таверну на время Сожжения. Сирень глянула на вывеску Сияющих Одежд, которая и вправду сияла. Впрочем, двери магазина уже были закрыты, похоже, что сестры-альтмерки уже направились на праздник. Среди толпы она заметила и Блеза, но не успела его окликнуть, потому что юркий парниша быстро скрылся в потоке людей, который шествовал к центру. Телдрин крепко держал Сирень под руку, чтобы ее случайно не унесло этим шествием. — Боги, я в восторге! — прокричала Довакин, оглядываясь по сторонам. Телдрин усмехнулся. — Да уж, — крикнул он ей в ответ, — выглядит неплохо! Пока они пробирались к Коллегии Бардов, Сирень успела заметить еще пару знакомых лиц, среди которых были Эрди, старик Октав и даже Ностер Орлиный Глаз. С кем-то из них она даже успела поздороваться, впрочем, разговориться не представлялось возможности: толпа людей шла дальше, к тому же, у Сирени было важное дело. — Может, мне с тобой пойти? — спросил Серо. — Если Виармо начнет петушиться — дам ему в челюсть. Довакин прыснула со смеху. — Не переживай, я справлюсь. На крайний случай, в челюсть дать и я умею. Телдрин кинул на нее одобрительный взгляд. Пара наконец добралась до двора Коллегии, где уже торчала куча народу. Сирень, заверив компаньона, что скоро вернется, скрылась между остальных людей, и он в последний раз увидел ее светлую макушку, когда она кое-как открыла входную дверь бардовского здания. Вздохнув, данмер огляделся вокруг себя. Сотни людей галдели вокруг него о каких-то своих делах, впечатлениях и проблемах, но это его совсем не заботило. Он резко почувствовал себя одиноким в этой огромной толпе. Люди вокруг него смеялись и шутили, а он стоял один, возле стойки с выпечкой, как неприкаянная душа. — Тоже потерял свою пассию? — раздалось откуда-то слева, и Телдрин обернулся. Перед ним стоял парень примерно его возраста, вероятно, норд, но Серо не знал наверняка. Незнакомец был одет в охотничьи темные штаны, свободную рубаху и черный расстегнутый жилет, края которого болтались при малейшем шевелении тела туда-сюда. Парень как-то неопределенно хмыкнул, сверкнув пронзительными синими глазами, и провел рукой по черным лохматым, как у Телдрина, волосам. — Да нет, не потерял, — растерянно ответил Телдрин. — Просто жду. — Везет, — фыркнул незнакомец. — А я вот потерял. Он облокотился на каменную перегородку рядом с Серо и взял из стоящей рядом корзинки красное яблоко. — Так что ж не ищешь? — А толку-то? — пожал плечами он. — Через такую толпень не пробраться, так что если я начну ее искать, то только сам потеряюсь. — А ты не местный что ли? — Телдрин заинтересованно глянул на собеседника. — Ага. Я, так скажем, — незнакомец покачал головой, будто прикидывая что-то, — с очень и очень далеких мест. — Путешествуешь с подружкой? — Можно и так сказать. У нас, вообще, что-то вроде компании, просто нас раскидало по разным местам, и мы не можем собраться. Дождусь, когда народ перестанет стекаться, и залезу куда-нибудь повыше, чтобы их найти. — Умно, — оценил данмер. — Смотри, кто-то выходит на сцену, — брюнет кивнул куда-то в сторону, и наемник обернулся. Он узнал Виармо, который держал в руке факел, Элисиф и Сирень, которая замыкала процессию. Видимо, речь все-таки придется произнести. — А вот и она, в общем-то, — протянул Телдрин, и незнакомец уставился на стоящих на сцене девушек. — Которая из? — Слева, в зеленом. Брюнет откусил кусок яблока. — Хорошенькая. Напоминает мне чем-то мою. — И чем же? — Телдрин сложил руки на груди, глядя на Сирень, которая оглядывала ликующий народ каким-то внимательным взглядом и слегка улыбалась. — Не знаю даже. Лицо умное. И ведет себя сдержанно, когда это надо. — Жители Солитьюда! — крикнул Виармо, взмахнув факелом. — Сегодня, в этот знаменательный день, я рад всех вас приветствовать здесь, рядом со своей Коллегией. Для меня большая честь видеть... — Все барды такие зануды? — лениво протянул незнакомец, снова надкусывая яблоко. Телдрин уже начал чувствовать родство с этим странным человеком, уж больно они были похожи. Черт знает, чем именно, но он ему сразу понравился. — Этот — самый худший из всех, — Серо кивнул в сторону горланящего хвалебные речи в сторону Элисиф Виармо. Лицо брюнета исказила какая-то волчья усмешка. — Боги, ну и представление, — и закатил глаза. — К слову, что твоя пассия делает среди вроде как знатных шишек этого городка? Тоже из богачей что ли? — Да не-е-е-т, — Серо отмахнулся, будто от мухи, — она просто местная героиня. — То есть? — Довакин. Не слышал? — Неа, — равнодушно ответил парень и снова вгрызся в яблоко. — Спасла этот мир вместе с другими двумя героями от Пожирателя Мира. — А, то есть благодаря ей и еще двум этот мир не помер? — Ага. — Дельная дама, — свистнул парень. — У тебя губа не дура. — Есть такое, — наемник усмехнулся. Они стояли под холодным ночным небом, в котором все еще трепыхались бумажные змеи, и грелись огнем жаровень. Прослушали речь ярла Элисиф, которая, как многие заметили, наконец осмелилась покинуть Синий Дворец и выглядела гораздо менее болезненно, чем прежде. Она даже вдохновленно размахивала руками, пока вела речь, что наглядно показывало ее заинтересованность в данном событии. Это, несомненно, радовало. Дела Солитьюда, казалось, впервые пошли в гору после событий гражданской войны. И началось все с праздника. Наконец вышла Сирень, и ее встретили таким дружным воем и горой аплодисментов, что сама Элисиф позавидовала бы. — Я очень рада, что смогла поучаствовать в возвращении этого праздника, — Сирень скромно улыбнулась. — Но хочу заметить, что я добыла Песнь не одна, а вместе со своим напарником, который сильно мне помог в ее поиске и проявил активное участие в возвращении Сожжения. Прямо сейчас он находится среди вас, так что давайте похлопаем и ему тоже. Толпа взорвалась аплодисментами, но даже через них Телдрин смог услышать смешок своего нового знакомого. — Неплохо-неплохо, — хмыкнул он, скалясь. — А зовут ее как? — Сирень, — Телдрин постарался произнести это без самодовольства, но у него, наверное, не получилось, потому что усмешка его собеседника стала шире. — Ясно, ну что ж... Похоже, у вас с ней полное взаимопонимание. — Не скажи, — хохотнул Телдрин. — Она вечно влипает в неприятности, а мне приходится ее из них вытаскивать! — Ты как будто описал мою, — незнакомец впервые рассмеялся. — Та же история. В последний раз я ее за шкирку вытаскивал из болота, потому что она вместе с еще одним нашим товарищем полезла искать каких-то особых местных лягушек. — А моя... Они так и стояли, разговаривая у стойки с булочками и пирогами. Видно, что оба пришлись друг другу по душе — беседа ладилась и не остывала ни на минуту. Сирень тем временем спустилась с каменного постамента, пока Виармо снова взял речь. Она поискала глазами Телдрина, но никого даже близко похожего рядом не было, что ее напрягало. Она пыталась пробиться сквозь стену людей и когда ей только-только удалось протиснуться между двумя рослым мужчинами, она лоб в лоб столкнулась с какой-то девушкой. Та пискнула и отлетела, ударившись спиной о какого-то парня. — Аккуратнее! — шикнул он, и девушка извинилась. Босмерка, потирая ушибленное место, посмотрела на ту, в кого впечаталась. Это была симпатичная леди в голубом платье, которая сжимала в одной руке накрытую белым платком корзинку, а другой также, как и эльфийка, потирала лоб. Ее пышные, слегка кудрявые каштановые волосы всколыхнулись, когда она отбросила их в сторону, помотав головой. — Извините, — улыбнулась она. — Не рассчитала. — Вы тоже меня простите, — ответила Сирень. — Вы куда-то спешили? — Я потеряла своего компаньона в толпе, — вздохнула она. — Здесь так много людей, это просто ужасно! — Ох, ну, наверное, ваша пара еще где-то здесь? — предположила босмерка. — Может, стоит его поискать, он же не мог далеко уйти. — Я не местная, — объяснила шатенка. — Боюсь потеряться. Извините, может, Вы сможете мне помочь? Сирень задумалась. В принципе, она могла, ведь примерно помнила, где оставила Телдрина. Надеясь на то, что ему не пришло в голову поменять свое месторасположение, она кивнула. Незнакомка просияла и широко улыбнулась. — Какая вы милая леди, большое спасибо! Как Вас зовут? — Сирень. — Очень красивое имя! Сирень не заметила, как незнакомка уже взяла ее под руку и бодро шагала вперед, петляя между собравшихся на праздник. — А меня Иветта. Босмерка в удивлении склонила голову. — Я знаю одну женщину в этом городе, которую зовут точно также... — протянула она. — Ох, Вы должно быть имеете ввиду ту продавщицу вина? — поинтересовалась незнакомка. — А вы уже успели познакомиться? — Да! — воодушевленно закивала головой шатенка. — Очаровательнейшая женщина, я у нее как раз взяла пару бутылок. Она слегка свернула белую материю, накинутую на корзинку, и босмерка увидела три бутылочки пряного вина. Иветта лукаво ей подмигнула. — Мои друзья — большие ценители выпивки, так что я купила им небольшой... сувенир, так сказать. В память об этом городе. — Вы здесь проездом? — Да, с друзьями. Мы путешествуем, — Иветта с интересом разглядывала, кажется, каждую вещь, которая попадалась ей на пути. — У вас тут очень красиво! Столько фонариков. — Просто сегодня праздник, — Сирень пожала плечами. — Это же Вы выступали там на сцене, да? Вы помогли этому празднику осуществиться? — Ну... — Довакин, кажется, смутилась и отвела взгляд. — Да, я и мой напарник поспособствовали всему этому. — Вы такие молодцы! — шатенка произнесла это с такой искренней радостью, что Драконорожденная даже удивилась. Эта девушка была несколько странной, по крайней мере, с точки зрения самой Сирени. Она была уж очень открыта миру и восторгалась чуть ли не каждой бабочке, которую видела. Тем не менее, она делала это без толики напыщенности, а так по-детски искренне, что впечатление от ее персоны создавались достаточно положительные. К тому же, не было видно, что эта девушка хотела кому-то навредить — она много рассказывала о себе, своих компаньонах и об трудностях преодоления Скайрима. — Горы у вас тут, ух! — пожаловалась она. — Я как-то через них пыталась перелезть и скатилась вниз, прямо пятой точкой на камень. Знаете, как больно! Сирень не сдержала смеха. — Что правда, то правда, — утирая слезы, выдавила она. — Маркартские горы ужасно строптивы. Я сама испытывала множество проблем, пока пыталась через них пробраться к месту назначения. Даже с конем пробовала, но бедолага скатывался с горной поверхности, как и я сама. В общем, не рекомендую я вам лазить по горным местностям. — Да уж, еще на медведя или тролля не дай боги наткнешься, — проворчала Иветта. — Будьте аккуратны с драконами, они еще, бывает, появляются в небе. — А какие породы? — девушка с заинтересованностью глянула на Драконорожденную. — В смысле? — Ну, породы драконов. Есть же совсем разные. Да хотя бы взять по стихиям, такая классификация! — Мы не особо изучаем драконов, — помялась Сирень. — Они уничтожают наши города и селения, поэтому мы их убиваем. — Боги! — вскрикнула Иветта. — Да вы просто не знаете к ним подхода! Вот я и мой дракон — совершенно гармоничная пара. «Ее дракон?!» — пронеслось в голове у Сирени. — ...У Вас есть дракон? — тупо спросила она, во все глаза глядя на знакомую. Иветта рассмеялась. — Ну естественно. Там, откуда я родом, это не такое уж и редкое явление. Однако, мы с драконами предпочитаем дружить нежели воевать. — А откуда Вы родом? — пробормотала босмерка, все еще не отойдя от шока. Ее знакомая так спокойно говорила об драконах, словно это было что-то из ряда повседневных вещей. У Сирени в голове не укладывалось, где был такое видано, чтобы у человека был личный дракон. «Бред какой-то». — Скажем так, — протянула Иветта, — с о-о-очень и очень далеких мест. — Да уж, воистину далеких... личные драконы... Хирсин, вот это да! Иветта хихикнула, видимо, обрадованная тем, что смогла так глубоко поразить свою собеседницу. Они обошли площадь, продолжая беседу, но не встретили того, кого искала эта странная девушка. Сирень попыталась ее приободрить и сказала, что, может быть, лавочники видели кого-то похожего. Тогда девушки воодушевленной походкой направились в сторону ярких прилавков и зазывающих торговцев. — Так ты, значит, местная героиня? — восхитилась Иветта. — Ну, что-то вроде того, да. — Это очень воодушевляет, — она улыбнулась. — Наверное, твой напарник будет не рад, узнав, что я украла у него Довакина для личных целей. — О, не беспокойся, он вряд ли переживает, — босмерка отмахнулась и вдруг в толпе увидела знакомую прическу. — Эй, вон он, кажется, пойдем, пусть присоединится к нам! Сирень повела Иветту в сторону стола с выпечкой. Она набрала в грудь побольше воздуха и крикнула: — Телдрин! Данмер обернулся на звук и заметил ее. Она хотела было пойти дальше, но Иветта встала, как вкопанная. — Перси! Так вот ты где! — Сирень! — Иветта? Четверо людей переглянулись между собой. — Так, стой, это твоя пассия? — Серо показал большим пальцем в сторону шатенки, обхватившей предплечье Сирени. — Какая еще пассия?! — возмутилась Иветта. — Я его жена! — ЖЕНА?! — хором спросили эльфы. Парень, стоящий рядом с Телдрином, невозмутимо хрустнул яблоком. — А, да, забыл сказать, — протянул он. — Телдрин, это Иветта, моя жена. Иветта отпустила Сирень и быстрее молнии оказалась между мужчинами, принявшись отчитывать Перси за то, что тот потерялся «как нельзя вовремя». Ее муж же стоял и слегка посмеевался, глядя на то, как его благоверная пыталась ему объяснить весь ужас его косяка. Телдрин заметил, как хищный волчий оскал пропал с лица его знакомого, заменившись какой-то доброй снисходительной усмешкой, стоило лишь Перси посмотреть на жену. Когда Иветта, закончив свою тираду, всучила ему корзинку с вином, пыхтя от гнева, брюнет лишь пригладил ее вздыбившиеся волосы и чмокнул в лоб. Сирень с Телдрином смотрели на них, разинув рты от изумления. «Он добрый?!» «Она умеет злиться?!» Иветта обхватила предплечье парня, с улыбкой глядя на эльфов. Вся ее злость будто в один миг улетучилась, осталась лишь яркая и сияющая улыбка. — А вы тоже женаты? — спросила она, склонив голову набок. Телдрин поперхнулся. Сирень замотала головой. — Нет-нет, мы просто партнеры. Компаньоны! — ответила босмерка. Глаза Персея заблестели каким-то насмешливым блеском, и он перевел взгляд на жену. — Кого-то она мне напоминает, — протянул он задумчиво. Иветта кинула на него ироничный взгляд и снова расплылась в улыбке. — А жаль, вы так хорошо смотритесь вместе! — вздохнула она. — Я думала, что вы пара. Серо откашлялся, приставив кулак ко рту. Сирень застенчиво обхватила предплечье рукой и уставила куда-то в сторону. Иветта с Персеем как-то заговорчески переглянулись и улыбнулись друг другу. Что это значило — эльфы не знали, но явно ничего хорошего оно не предвещало. — Что ж, тогда мы, пожалуй, пойдем! — Иветта кивнула обоим напарникам. — Сирень, большое спасибо, что помогла мне найти Перси, он так любит теряться! Персей закатил глаза и хмыкнул. Когда настало время прощаться, он крепко сжал руку Серо и подмигнул ему, а затем поспешил за своей леди, которая уже ждала его. Вместе эта странная парочка пошла прочь от площади, переговариваясь между собой на внезапно возникшую тему. Впрочем, выглядели они, как пара со стажем, так что Сирень отчего-то подумала, что за них не стоило волноваться. Невооруженным глазом было видно, что эти двое счастливыми рядом друг с другом, поэтому и шли они довольно бодро. Иветта, она видела, еще размахивала свободной рукой, видимо в красках описывая мужу что-то невероятное, а тот лишь смотрел на нее и просто улыбался. — Чудные они какие-то... — протянул Телдрин, смотря им вслед. — И не говори... — таким же тоном ответила Сирень, и эльфы переглянулись. — Что ж, пока мы тут болтали, там уже чучело зажгли. Серо указал в сторону горящего Олафа Одноглазого. — Да и черт с ним, с этим Олафом. Мы его вживую убили. Телдрин прыснул со смеху. — Это точно. После сожжения часть людей покинула площадь, а часть осталась на танцы. Заиграл оркестр, и Сирень, как белка, вытянула голову и опасливо покосилась на играющих. Люди сбивались в пары и стали танцевать. — Телдрин? — М? — протянул он, глядя в небо. — Станцуешь со мной? — Приглашаешь? — усмехнулся он. — Отказываешься? — Грешно отказываться, когда Довакин просит. Сирень улыбнулась, и Телдрин повел ее к центру. Заиграла веселая музыка, и круг танцующих стал живо пополняться. Люди кружились в несколько рядов, водя хороводы, хлопали в ладоши и стучали каблуками. Серо обхватил Сирень за талию, и они понеслись вскачь по кругу под звуки скрипки, бубнов и волынки. — Эй, смотри! Сирень, крутанувшись, схватилась за Телдрина и указала ему куда-то за спину. Данмер, держа босмерку, обернулся. — Мефала, да это ж Ом! Ом лихо отплясывал в кругу детей, перебирая своими двемерскими ножками. Он поднимался и опускался на них, а передней парой лап делал какие-то загребающие движения, чем вызывал дикий восторг у малолеток. — Да он звезда вечера, я смотрю, — свистнул Серо. — Как он вообще здесь оказался? — За нами увязался, наверное, — пожал плечами данмер и улыбнулся. — Не гони его, пусть мелкий веселится. Ом, кажется, подпрыгивал от восторга и с удалью танцевал под заводные звуки волынки. Маленькие девочки водили вокруг него хоровод, а пацаны постарше снимали шапки перед мастерством двемерского механизма. Сирень хотела еще немного понаблюдать за этим, но музыка стала лишь громче, и Телдрин увлек ее в новый танец. Довакин хохотала, держась за плечи наемника, и уже в который раз отрывалась от земли, когда он поднимал ее в воздух, кружа выше всех остальных. — Телдрин, я сейчас свалюсь! — кричала она и смеялась лишь громче. — Не свалишься, я тебя держу! Они снова и снова кружились в одном большом хороводе танцующих, и Сирень никогда не чувствовала себя настолько счастливой, как в тот момент. Телдрин не обманул: он держал ее крепко, так что она действительно ни разу не упала за время их танца. Ей даже казалось, что она больше времени провела в воздухе, чем на земле, до такой степени не чувствовалась почва под ногами. Восторг от праздника накрыл ее с головой, сметя все печали и тревоги, копившиеся в ней столь долгое время. Она наконец видела Телдрина, который, поддавшись этой атмосфере праздника, будто тоже забыл обо всех бедах и сейчас смеялся, наворачивая еще один круг в компании Довакина. Видеть его искреннюю улыбку и смех было приятно, ибо они были так редки, что Довакин могла пересчитать их по пальцам. Сама она выглядела такой же довольной, но ужасно растрепанной: коса разлохматилась и стала похожа на стог сена, лицо покраснело от жары и плясок, глаза сверкали, как два изумруда, руки слегка дрожали. Сирень тяжело дышала от переполнявших ее эмоций и от танцев, но Телдрин не давал ей упасть, прижимая к себе. Они танцевали, танцевали и танцевали, будто компенсируя этим вечером месяцы тяжелых путешествий и страданий. Оба нуждались в этом как никто другой, потому что на их долю выпало приличное количество испытаний за это время. Однако, что Телдрин, что Сирень были рады отвлечься от них хотя бы на один день и отдастся простым человеческим радостям вроде танца на городском празднике. Чувствуя тепло Серо и прижимаясь к нему своим телом, Довакин чувствовала полное единение с окружающим ее миром, наконец-то ощущала себя живой и свободной, полной внутренних сил и желания двигаться вперед по своему жизненному пути. И сердце ей подсказывало, пока что тихо, пока что едва заметно, что человек, который возносил ее сейчас в воздух в свете разрывающего небо праздничного салюта, однажды вознесет всю ее жизнь до самых земель далекого и блаженного Совнгарда.