Путешествие из Солитьюда в Винтерхолд

Темная эльфийка методично мельчила в ступке свежесобранные семена растений, задумавшись о чем-то своем. Лицо ее в этот момент принимало какое-то особенно хмурое и несчастное выражение, отчего хотелось подойти и просто спросить, все ли у нее в порядке. Но она занималась этим скучным делом уже добрых десять минут, а никто подходить совсем не собирался. Или попросту не решался. Стражники как-то боязливо косились в ее сторону, когда эльфийка проходила мимо с совершенно каменным выражением лица (что совсем было на нее не похоже, ибо по обыкновению тан Маркарта любила приветствовать всех и каждого на своем пути). Даже старик Колсельмо не тревожил ее, хотя любил это делать с завидной регулярностью. Что там, даже сам Айкантар не приставал к ней с расспросами, например, «а что это такое, Эв?» А что ты делаешь, Эв? А ты сегодня вечером свободна, Эв? НЕ ЗОВИ МЕНЯ «ЭВ». Выдох. Семена уже превратилась в такую мелкую крошку, что ее можно было бы сравнить с космической пылью, из которой они все и состоят. Возможно. Но это еще стоит проверить. Эльфийка, признаться, с трудом оторвалась от своей деревянной ступки и метнулась в сторону валяющихся на доске чистеньких корешков и небольшого, но чертовски острого ножичка, который она любила затачивать в минуты эмоций (как видно, эмоциональные всплески случались в последнее время довольно часто, так что теперь это лезвие могло, кажется, прорезать даже материю вселенной). Данмерка опустила голову и волосы спали вниз, закрывая ее серое и сосредоточенное лицо тяжелыми черными шторами. Что-то бурча про себя, алхимик стала с быстрой и опасной точностью нарезать корешки, шинкуя их, как шеф-повар. — Еще каплю настойки горноцвета, и всё будет и-де… — она сдула волос, который с завидной упертостью лез ей в глаз, — …аль-но. Одним ловким движением смахнув корень в кипящее зеленоватое варево, она обернулась к шкафу со склянками, с внимательностью разглядывая надписи на пузырьках, чтобы найти необходимый ингредиент. — Нашла. Она достала синий пузырек, но когда откупорила его, то почувствовала лишь засевший внутри приятный запах, напоминающий о том, что когда-то эта склянка все-таки была полной. — Мефала, вот не вовремя-то… — простонала данмерка, с раздражением закупоривая сосудик. — Я же почти сварила это, так какого даэдра?! Слушай, Эв, а я тут подумал, было бы неплохо… — И где мне найти теперь его.? …если бы мы вместе, к примеру, сходили… Вдох. Ну, поужинали, ты же не против? — Да ну на… — Я бы не стал этого делать. Она так и застыла: с проклятой пустой склянкой в руке и мыслью о том, что отказалась от вполне себе перспективного ужина с помощником придворного мага, который, кстати, был симпатичным. Не придворный маг, нет, он уже… несколько староват для нее, но вот Айкантар вполне себе. Если судить с непредвзятостью. Если не брать в расчет всей ситуации в целом. Ей даже не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто сказал это, впрочем, она все равно сделала это. — Эвталия. И говорящий слегка склонил голову в знак приветствия. Данмерка почувствовала себя четырнадцатилетней девчонкой, застуканной за каким-то непристойным делом. Все-таки хорошо, что никто не может пробраться в ее мозг и просмотреть ее мысли, потому что видели эт’Ада, это было бы настоящим позором! Он стоял, упершись боком о каменную стену, прямо на вершине небольшой лестницы, состоящей из трех ступенек. Прямо в дверном пролете. И вертел в тонких желтоватых пальцах склянку, вероятно, доверху наполненную, но это, опять же, предстояло проверить. — Эрзар. Альтмер слегка улыбнулся, что было редкостью, но, видимо, у него было сегодня настолько хорошее настроение, что он соизволил выдавить из себя малюсенькую улыбочку аж с утра. Длинный хвост его каштановых волос всколыхнулся, когда ученый оторвался от стены и почти бесшумно спустился вниз по лесенке, прямо к Эвталии, застывшей рядом со шкафом с ингредиентами и алхимической стойкой. Она не сдержала плохого предчувствия, когда его зелено-голубые глаза как-то странно блеснули во мраке. Как-то с насмешкой, но к тому моменту альтмер уже перестал улыбаться и просто смотрел на коллегу одним из своих фирменных проницательных взглядов, которые она терпеть не могла, но которые, несомненно, были весомой частью натуры этого высокомерного эльфа. — Я напугал тебя? Прошу прощения, Эвталия. Никаких Эв. — Ты всегда любишь возникать так внезапно из-за спины, Эрзар, — она с максимально напускным негодованием проворчала эту фразу, но альтмер все равно заметил тень улыбки, которую она спрятала, когда увидела его. Что ж, значит, всё в порядке. — Ты готовишь успокоительную настойку с утра пораньше. — Эрзар медленно стал подходить к ней, и данмерка не сдержалась, чтобы не ступить на пару шагов назад, что его, однако, позабавило. — Не привык лезть в чужие дела, но это довольно… необычно. Его коллега нервно рассмеялась, и альтмер понял, что ошибся. Всё-таки, что-то было не в порядке. — Да я так… — промямлила она. — На всякий случай, знаешь… бессонница напала… — Так на всякий случай или бессонница напала? — ученый вопросительно изогнул бровь, оказавшись совсем близко к данмерке. Впрочем, ни единый кусок материи не задевал эльфийку, и Эвталия в очередной раз поразилась этой особенности своего напарника: он будто дышал ей в лицо, но при этом не касался ее ни единым своим кусочком. На физическом уровне ее личное пространство не было нарушено, но ментально она ощущала, что Эрзар с хладнокровным спокойствием запускал копья ей прямо в душу и разрывал ее на несколько кровоточащих кусочков одним своим появлением. Темная эльфийка опустила взгляд, как-то беспомощно сжимая свой пустой проклятый пузырек. — У тебя кипит валерьянов корень, мадемуазель Хельдети. Эвталия тряхнула головой и растерянно произнесла: — Да, точно. И она спешно погасила огонь половником воды. Кострище зашипело, испуская белый пар. — Так зачем тебе эта настойка? Не хотела она оборачиваться и в этот раз, но пришлось. Данмерка исподлобья глянула на него и вздохнула, протянув руку к ладони Эрзара, сжимающей склянку с необходимой жидкостью, но как только она коснулась его ладони, то почувствовала, как альтмер вздрогнул. Надо признать, Эрзар долго привыкал к тому, что Эвталия так бесцеремонно касалась его, когда хотела, ибо для него прикосновения, похоже, были чем-то из ряда запретных вещей. От этого вздрога она почувствовала себя неловко. — Прости. — Ничего. Они синхронно отошли друг от друга на шаг. Он аккуратно переложил склянку в ее раскрытую протянутую ладонь, едва коснувшись пальцами ее кожи. На этот раз вздрогнула Эвталия. — Скажем так, у меня добавился новый повод для переживания сегодня утром, поэтому, чтобы собраться и успокоиться, я должна была приготовить себе этот отвар, но так не вовремя закончилась горноцветова настойка и знаешь… — Что за повод? — он ее перебил. — Да так, личные проблемы, — она отмахнулась, — на свидание позвали. Эрзар не изменился в лице. Это ее слегка обидело, но она тут же засунула этот неприятный шип легкого разочарования куда-то в дальний духовный сундук и надежно его заперла. — Кто? — со спокойной вежливостью, больше походящей на равнодушие, произнес он. Не говори. Нет, Тали, это плохая идея, не… — Айкантар вообще… Мефала! Что-то промелькнуло в его взгляде, она видела, она уверена, что там что-то было. Но Эрзар был слишком хорош, чтобы показывать это, поэтому он лишь завел руки на спину в каком-то задумчивом жесте и слегка склонил голову. — Мадемуазель Хельдети идет на свидание с Колсельмовским щеночком? — Эрзар, во-первых, — она в негодовании откупорила склянку, принесенную альтмером, и пипеткой капнула пару капель в свой отвар, — он — не Колсельмовский щеночек. Она обратно повернулась к коллеге, который неподвижно стоял, вытянувшись, как королевский гвардеец, так что Эвталии приходилось поднимать голову, чтобы смотреть в глаза эльфу. — А во-вторых, — она погрозила ему пальцем, — я, к твоему сведению, отказалась. Эрзар насмешливо фыркнул. — Неудивительно, мисс Хельдети. Я бы на твоем месте поступил точно также. Хельдети закатила глаза и отвернулась, буркнув что-то про альтмерское высокомерие, в то время как Эрзар чуть шире улыбнулся. Впрочем, это улыбка была адресована спине данмерки, а не ее лицу. — Я зашел сказать, дорогая Эвталия, — начал он, неспешно обходя алхимический стол и с каким-то больным удовольствием наблюдая, как эльфийка старательно пыталась не отслеживать его движения боковым зрением, но все равно делала это, — что уезжаю. — Что? Она подпрыгнула от неожиданности и как-то испуганно взглянула на альтмера. Эрзар сохранял равнодушное выражение лица, прекрасно понимая, что только что слегка задел невидимую струнку их не совсем понятных и почти что рабочих отношений. Струнку эту протянула Эвталия, и, видят боги, она хваталась за нее, как за спасательный круг, всеми силами пытаясь сохранить ее шаткое положение, которое, однако, крепло с каждым днем, хотел того альтмер или же нет. Ему понравилось, как она отреагировала, хотя он и не был удивлен этой реакции, ведь давно уже прокрутил их разговор в малейших деталях и наверняка просчитал почти все существующие варианты развития событий. По крайней мере, так казалось самому эльфу. — На сколько? Куда? Он выдержал паузу, которая показалась ему какой-то драматичной, но это был излюбленный прием его брата, который Эрзар, сам того не заметив, перенял. — На несколько дней. Неподалеку обнаружили новое двемерское строение, меня позвали для консультации по укреплению этого сооружения. Заодно проведу первичный осмотр, может быть, займемся с тобой этим, если найду что-нибудь интересное. Эвталия хотела что-то сказать, но альтмер ее перебил. — Привезу сувенирчик, так и быть, раз уж просишь. Она отвела взгляд и как-то тяжело вздохнула. — Что-то не так, мисс Хельдети? — Нет, всё в порядке. Альтмер стоял напротив нее и разделяла их лишь круглая алхимическая стойка. Данмерка взмолилась, чтобы он не вздумал снова подойти к ней, но Эрзар будто бы слышал все ее желания и делал в точности да наоборот. Поэтому эльф все еще с невозмутимым видом обогнул стойку и оказался рядом с ученой, взглянув на нее сверху-вниз. Она же продолжала коситься куда-то в сторону, все еще молясь, чтобы он не начал какой-нибудь психологический допрос, которым он любил заниматься, когда ему становилось скучно. Особенно он часто практиковал его на ней, так как Эвталия была чуть ли не единственной персоной, которая умудрялась терпеть его так долго. Но он не начал допроса, даже не кинул язвительную шуточку, к которой она уже морально приготовилась. Его длинная мантия все еще не касалась ее платья и даже конец туго завязанного синего пояса не смел дотронуться до ее одежды. Личное пространство для маневра все еще было соблюдено, однако она не чувствовала себя в безопасности, даже если Эрзар оставлял ей достаточно места от себя самого. Его аура все равно заполняла собой все вокруг, и вот ей уж точно было чхать на личное пространство Эвталии. Данмерка хотела зажмурить глаза, чтобы привести мысли в порядок, потому что они снова разбегались в разные стороны, как проклятые тараканы. Но вдруг они резко застыли, заледенели в смешных позах, потому что ее щеки коснулась рука. Альтмер с какой-то холодной педантичной заботой завел выбившуюся прядь за ухо Эвталии, пока она с широко раскрытыми чуть ли не от ужаса глазами смотрела на него. Это мгновение длилось лишь секунду, впрочем, ей уже было достаточно. Эрзар спокойно убрал руку обратно за спину и с наставнической снисходительностью посмотрел ей в глаза. — Не переживай, мисс Хельдети. Я ненадолго. — С чего я должна о тебе переживать?! — У тебя на лице написано. — Ничего там не написано, мое лицо тебе не двемерская книженция. — А по мне, особой разницы не видно. — Эрзар! Она с детским возмущением, смешанным со смущением, взглянула на него и выпалила: — Аккуратнее будь, там на дорогах вампиры. — Надеюсь, к тому моменту, как я прибуду обратно, Колсельмовский щеночек не будет вилять хвостиком, занимая мой рабочий стол. Данмерка уперла руки в бока, с молчаливым недовольством косясь на альтмера. И он снова улыбнулся. Никогда бы в жизни она не призналась ни себе, ни тем более кому-либо еще, насколько дорога ей была эта улыбка и насколько приятно ей было видеть её. Приятно настолько же, насколько и страшно, потому что он так не часто улыбался, что эта эмоция воспринималась на его красивом лице как нечто инородное. И всё же изредка она могла любоваться этой эмоцией. Ей хватало. Ни он, ни она не умели толком прощаться да и не любили этого делать, поэтому они просто продолжали стоять друг на против друга и глядеть на оппонента, ожидая от него или нее первого шага. Она все еще растерянно держала в руке флакончик с настойкой, он все еще стоял, как гвардеец, заложив руки за спину. — Что ж, кхм… — Ах, прости, держи! — она буквально выбросила вперед руку с флакончиком, выставив ее перед собой, как щит. — Это же твое! Эрзар удивленно скосил взгляд на ее руку. — Оставь себе. Вдруг понадобится. — Не хотелось бы… — Да, мне тоже не хотелось бы. Так что… до встречи, мадмуазель Хельдети и постарайся за это время не опустошить мои запасы горноцветовой настойки, я ради твоих свиданий не намерен ходить по горам и собирать цветочки, чтоб потом варить настой для успокоения твоей бурной натуры. Но мозг данмерской ученой остановился где-то на картине того, как Эрзар собирал цветы в горах, и менять эту милую картину на другую совершенно не хотелось. — Если ты все же нарвешь для меня букет горноцветов, я буду безмерно счастлива! И она тут же захлопнула рот, потому что эта реплика вырвалась из ее рта против ее желания, она проскользнула, как хитрая змея, и ядовито укусила хрупкий нейтралитет ситуации, который они оба молчаливо пытались поддерживать. Ну, у них не очень получалось. «Дура», — тонко завопило нечто в ее голове, и она побелела от ужаса (по крайней мере ей так показалось). Если, конечно, на ее серой коже этот белый оттенок страха вообще был заметен… Эрзар помолчал несколько секунд, и эти секунды показались ей чертовой вечностью, да за это время она могла пару раз сгонять в Обливион и вернуться обратно, настолько долгим ей казалось его молчание. — Если я нарву тебе цветов, ты спустишь их на зелья, как всегда. Впрочем… Одобряю, отличный план, дорогая Эвталия, именно поэтому ты и моя напарница. И он, бросив взгляд куда-то в сторону, вдруг развернулся и как-то слишком быстро покинул помещение, на ходу потирая щеку. «ДУРА-А!» — это нечто уже протяжно завыло, и Эвталия с трясущимися пальцами села на табурет, так вовремя оказавшийся рядом. Взгляд сам непроизвольно скользнул в ту сторону, куда посмотрел ее коллега. — Может, сходим куда-нибудь? — Айкантар протянул ей букет белых лилий. — Я не знаю, какие цветы ты любишь, но вот эти напомнили мне о тебе, и я решил подарить их, не сочти за подхалимство… Ей, вообще-то, не нравились белые лилии. Но ей было жалко выбрасывать цветы, все-таки они были не виноваты в том, что она не любила Айкантара. Так что она их послушно приняла, в предложении отказала, цветы поставила в вазу в их кабинете. Вон они стоят. Красивые белые лилии. И их так некстати увидел Эрзар. И вообще, это что было, разочарование в его голосе? Нет, ни в жизнь, вот это она точно себе напридумывала. Абсолютно. Эрзар просто не способен на такой тип разочарования, а если и способен, то не в таком искреннем формате, но ей точно на секунду показалось, что он был недоволен, то ли уставший, то ли расстроенный. И ушел быстро. Или ей хотелось думать, что он был расстроенный, а на самом деле у него просто аллергия на лилии или он их терпеть не может, или, не знаю, он просто вдруг резко вспомнил, что ему надо что-то сделать, потому и ушел или… Она могла напридумывать еще сотню-другую причин для этого поступка, но какая-то часть ее сознания тихо бурчала что-то совсем неслышно… Принес бы ты мне самые простые горноцветы, Эрзар. Собрал бы их хоть на обочине дороги, пусть хоть пыльными или в грязи, или истоптанными копытами проезжающих мимо груженых лошадей, мне все равно… Она бы поставила бы их вместо лилий. И даже осмелилась бы пригласить его на ужин.

***

После того, как на Драконий Мост напали вампиры и несколько человек пропали без вести или были убиты, селение погрузилось в мрачный траур. Первое время жители почти не покидали своих домов, потому как боялись, что и средь бела дня их за углом может поджидать какой-нибудь очень проголодавшийся кровосос. Визги детей, бегающих друг за другом и играющих в войну, не было слышно уже несколько дней. Домовые ставни были плотно захлопнуты. Даже скот на глаза почти не попадался. Некоторых людей так впечатлила сцена, произошедшая недавно в местном трактире, что они пересказывали это, как страшную байку: мужик Перий, убитый горем из-за смерти своей дочурки Милы, схватил какую-то босмерку и на коленях умолял ее всех вампиров в мире порезать. Да где оно там видано было, чтобы всех вампиров раз и нет. Говорят еще, там действительно охотники на вампиров объявились, ну так те, что из Стражи Рассвета. Сколько от них проку было в действительности деревенские люди и не знали, потому как орден был молодым и с теми же дозорными Стендарра, которые чай-не чай да показывали иногда нос в их поселении, не сравнивались. К слову, о охотниках на вампиров. Своеобразный заказ Перия все-таки нашел своего исполнителя. — Норрис, поди сюда! С юга вести. Миниатюрная босмерка со злыми глазами лизнула палец и открыла сложенный надвое пергамент. К ней подошел мужчина в серых одеждах, с лязгом засовывая меч в ножны. — Чего там? — Логово близ Рифта разворошили, сожжения публичные устраивают пополудни. Изран, говорят, приказ отдал, чтоб поднять дух местных. — Так и вижу, как воодушевляются люди, пряча детей в подвалах на ночь и запирая скот на железные засовы, — фыркнула другая эльфийка, подходя к Норрису. — Не язви, Оцелла, ну что еще он может сделать? Норрис добродушно улыбнулся, глядя на подошедшую данмерку. Та вздохнула и закатила глаза. — Эй, народ! Подите сюда, Изран весточку прислал. С разных сторон неспешно потянулись к нему его люди. Лучшие из лучших, выбранные им лично. Отряд, истребивший сотни вампиров. Вот неспешно семенила маленькая сиротка Розмари, коей не было равных в целительстве. Кудряшки ее русых волос, собранные в высокий хвостик, забавно подпрыгивали в такт ее бодрым детским шажкам вверх по склону. За ней неуклюже семенил огромный мужчина, ростом, раза в три ее превышавшим, отчего они вдвоем выглядели, как медведь да кролик. Бренчание его тяжелых стальных доспехов — единственное, что нарушало тишину их немногочисленной процессии. С востока к ним бесшумно приближалась высокая женщина в белых монаших одеждах, что скрывали длинные свеженаточенные клинки. На клобуке с золотой вышивкой, который плотно сидел на ее голове, уже успела высохнуть чужая кровь. Слепые глаза, подернутые белой пеленой, не фокусировались на чем-то конкретном, отчего создавалось впечатление, что монахиня смотрела ни на кого и на всех сразу. С севера к ним парящей походкой тянулся черный рваный балахон, за которым не было видно лица. Сколько бы Норрис не смотрел на эту ткань, все время казалось ему, что за ней и нет никого, что будто это и есть лишь живая ткань, что парит над землей в очертаниях человека для собственной убедительности. Со стороны фигура наводила жути, но все к этому в общем-то уже привыкли, все-таки, работали все вместе уже давно. — Еще с давних времен костры инквизиции горели для очищения нашей земли от поганой нечисти, что веками умудрялась плодиться у людей под носом, — монахиня гордо вздернула голову вверх. — Я отказалась от своих глаз, однако же если бы у меня и был выбор, на что смотреть, то я бы с удовольствием избрала бы своим последним зрелищем сожжение какого-нибудь вампирского лорда. — Ну и жуть, — хихикнула босмерка, что зачитывала письмо. — Ты настоящий маньяк, Эвринома. Монахиня лишь фыркнула. — Настоящими маньяками мне видятся существа, что отринули путь богов и стали пить кровь себе подобных ради соблазна вечной жизни. Их души настолько уродливы, что и глаза не нужны, чтоб в этом убедиться. Изран поступает верно, и нам бы тоже следовало бы поторопиться. Рассвет уже. — С твоего позволения, Норрис, хотелось бы собрать прах вампира для зелий, — раздался тихий надрывный голос из-под балахона. — У нас с Оцеллой заканчивается запас, а варить нужно уже вечером, если соберемся в рейд. Данмерка Оцелла деловито покрутила в руках склянку с сероватым порошком. — Всё, что осталось. — Тогда быстро сожжем первую партию и двинемся дальше, как обновим запасы. — Я ускорю дело магией, так что много времени не займет! — воодушевленно кивнула данмерка, и в ее руке зажегся огонек азартного пламени, которому не терпелось поглотить останки очередного вампира. — Тьфу, опять вонища будет стоять, что смерть, — скривилась босмерка. — Как-нибудь без меня, я двину на разведку. На юго-востоке отсюда есть приют, около дня пути, ищите там. Пришлю птичку, если чего будет. Эльфийка поспешно встала, закинув на плечо колчан со стрелами. — Эй, Эгила! Розу с собой возьми, нечего ей дрянью дышать, — пробасил рыцарь в доспехах. Розмари, услышав свое имя, юрко протиснулась между рыцарем и Норрисом и посмотрела на мужчин снизу вверх. — А я хочу помочь трупы таскать! Вампиров-то много порубили, долго будет гореть! — Еще чего удумала, с Эгилой езжай, — сурово отрезал Норрис. — Нос твой близ тел увижу, заставлю с Эвриномой сборник молитв читать. — Но Эвринома не может читать молитвы… — начала возражать девочка, но тут же пожалела, услышав ответ от монахини. — Потому что я знаю все молитвы из моего сборника наизусть, девочка. Глаза девочки округлились от ужаса, и она поспешно ухватилась за маленькую руку босмерки. — Эгила, пойдем скорее! Босмерка лишь иронично хмыкнула, и вскоре ее фигура и фигурка ее маленькой спутницы скрылись за холмом, уносясь все дальше и дальше на пегой лошади, что была куплена отрядом совсем недавно. Норрис пошел вверх по склону, где, сидя под одиноким деревом, дежурил его напарник Мороз. Белый человек поглаживал тонкими пальцами кожаную лямку дорожной сумки, что лежала рядом. Внимательные синие глаза неустанно наблюдали за горизонтом и мостом, что отделял земли мирных жителей от диких земель Изгоев, которые иной раз были хуже вампиров, по словам некоторых путешественников. Заслышав приближающиеся шаги, Мороз лениво повернул голову в сторону и кивнул командиру. — Тихо, — коротко бросил он. — Ветер дует на запад, пока благоприятно. Если сменится на южный, то вонь костров накроет Драконий Мост, а местным и так несладко. Поторопитесь. Норрис кивнул. — Послал Эгилу с Розой на разведку, пусть проветрятся. — Правильно. Не хотел бы я иметь детство, как у нашей Розы. Ночью в грязи и траве ползаешь по пещерам в поисках вампиров, утром сжигаешь их на кострах и едешь дальше. Не для ребенка занятие. — В тебе проснулся отцовский инстинкт? — хохотнул Норрис, хлопнув напарника по плечу. Мороз лишь молча покачал головой и продолжил наблюдать за медленно встающим солнцем. Вскоре загорелись погребальные костры и в рассветное небо Хаафингара устремился серый дым. Норрис спустился помогать сбрасывать тела в яму, и до Мороза изредка долетали далекие звуки лязга доспехов Арториуса, который тащил по два тела сразу, громкие всполохи пламени, созданного руками Оцеллы и монотонная молитва Эвриномы, что словно апостол стояла посреди погребальных костров и отправляла души умерших на тот свет. — О вездесущий Аркей, прими эти несчастные проклятые души в свои милостивые руки, очисть их от людской скверны, смой с них позор, накопленный при жизни. Приди ко мне, о Аркей, ибо без тебя не способны люди понять ни радости жизни, ни блаженность смерти, прости несчастных, ибо не ведали они, что творили. Как извечен цикл рождения и смерти, кой тебе подвластен, так извечна твоя милость к рабам своим, так прими же их и упокой навсегда в своих объятиях, ибо знаешь ты о тягостях человеческой жизни, как знаем мы о том, что когда-нибудь вернемся к тебе. Храни нас, Аркей, и в жизни, и в смерти. Аминь. Отряд Норриса встал полукругом над одной из ям, склонил головы в молчаливой молитве и затем хором повторил «аминь», когда речь Эвриномы подошла к концу. Но едва ли Мороза достигла хотя бы половина слов из почти что каждодневной молитвы соратницы, которую она читала на каждом сожжении. Впрочем, он все равно помнил всё это наизусть и, когда Эвринома закончила, он лишь тихо пробормотал «аминь» навстречу новому дню.

***

Сирень хлестнула поводьями и ее пегая Летунья, задорно заржав, пустилась вперед. За ней тенью следовал Кайсар — вороной конь Телдрина, которого он накануне приобрел на ферме Катлы, потому как его прежний скакун, со слов самой Катлы, выглядел не очень здоровым, так что он остался у нее на попечении. Замыкающим процессию поставили Джи-Ха, который вызвался на этот пост сам. Ему было удобно держать всю картину перед глазами, да и в седле он держался вполне себе уверенно, так что проблем не возникало. Правда Телдрину все равно иногда казалось, что его спину прожигает кошачий взгляд, так что аж жарко становилось. Впрочем, ехали они без происшествий и без особой болтовни. Сирень, как обычно, о чем-то задумалась, а говорить с Джи-Ха у Телдрина не имелось желания от слова совсем. Довакин тем временем прокручивала в голове сцену, случившуюся накануне у нее в саду. С утра она шла нарвать свежего паслена для приготовления яда, однако по спине пробежал знакомый холодок, когда в предрассветном тумане она увидела еле заметные очертания мешковатой одежды на высокой худощавой фигуре. Ее призрачный садовник Кристофер стоял под тенью большого куста сирени, которого раньше там явно не было. Прохладный ветерок неспешно шелестел плотными темными листьями свежепосаженного куста, а перекопанная под ним земля сырела черным пятном, будто нарастающая тень. Было холодно. Сирень с непривычки поежилась под новым порывом неласкового утреннего ветерка и с очередной накатившей волной печали заметила, что Кристофер от ветра совершенно не вздрогнул. Волосы под старой, когда-то коричневой фуражкой не шелохнулись, рубашка не прильнула ближе к телу. Лямка на заплатанном комбинезоне как висела, так и продолжила висеть. — Я посадил вчера, — не оборачиваясь к хозяйке, пояснил паренек. Голос его, тихий и мелодичный, снова раздался откуда-то будто бы из завесы. — Такой красивый. Я его полюбил. Жаль, не время цветения. — Красивый, — согласилась босмерка. — Отличная работа. — В твоем саду так много смерти, Сирень. Я хотел добавить побольше жизни. Он наконец обернулся к ней. Взгляд эльфийки непроизвольно упал на красивые, но смертоносные цветки паслёна и ядовитые колокольчики, которые притягивали внимание своими сиреневыми лепестками с переливами в фиолетовый. Тонкие прожилки, словно человеческие вены, длинной сетью вились через каждый лепесток болотных цветов. Казалось, на ветру колокольчики издавали едва слышные поминальные трели. По кому звонили эти колокольчики, Сирень не знала. Может быть, по умершим в этом поместье. А может быть по ней самой. Всё растения, предназначенные для ядов, она всегда садила собственноручно, хотя Кристофер и предлагал ей заняться этим вместо нее. Она всегда отказывалась, зная, что Кристоферу на самом деле никогда не нравились ни паслены, ни эти колокольчики, ни болотные стручки. Конечно, они не могли причинить ему никакого вреда, но тем самым как будто бы напоминали ему о том, кем он был на самом деле, содержали в себе то, что несло так осточертевшую ему смерть. Поэтому Кристофер не прикасался к растениям смерти, что сажала для своих целей Сирень. Вместо этого он украшал ее сад виноградными лозами, дикими цветами и кустарниками, и венцом своего творения теперь считал новичка в палисаднике — куст сирени, который достался ему с большим трудом. Как именно достался, хозяйка поместья решила не спрашивать. — Что уж поделать, работа такая, — она невесело усмехнулась. — Но это твой сад по большей части, ты прекрасно с ним справляешься и проводишь здесь все время, в то время как я постоянно в разъездах. Не лучшая я хозяйка. Кристофер скромно улыбнулся. — Ты хорошая хозяйка. Мы так все считаем. Но ты постоянно уходишь от нас, и детям оттого грустно. Сирень поджала губы и отвела взгляд. — Я надеюсь, когда ты вернешься, то сможешь застать сирень в цвету. Она такая красивая, но так быстро отцветает. Миг — и всё, как не бывало. — Я очень постараюсь, Крис, все-таки ты так стараешься для этого дома и… — В первую очередь, я стараюсь для своей хозяйки, — он легонько поклонился. — Я найду и выращу любое растение, что сможет тебя порадовать, неважно откуда и сколько мне потребуется для этого времени. Меня не мучает ни жажда, ни голод, ни сон, так что все свое время я могу уделять тому, что сможет тебя порадовать. Если прикажешь срубить что-нибудь и засадить землю остролистом, я сделаю это тотчас. — Нет, ни в коем случае. Я хочу, чтобы этот сад стал уютным и приятным местом не только для меня, но и для остальных жителей тоже. Ты с этой работой отлично справляешься. Береги его до моего возвращения, договорились? Кристофер покорно кивнул. — Можешь положиться на меня, госпожа. Ты только вернись к нам живой. Пожалуйста. Сирень рассмеялась, но смех этот звучал совершенно нерадостно и даже как-то фальшиво. — Да куда ж я денусь от вас. Увидимся, Кристофер. Она махнула рукой садовнику на прощание и неспешно побрела обратно в сторону дома. Кристофер молча провожал ее взглядом, когда ветер снова поднялся и листва еще громче зашелестела над головой призрака. Сад медленно просыпался, встречая первые лучи солнца, в то время как фигура садовника медленно таяла в воздухе, словно туманная дымка в рассвет. — Сирень, смотри! Голос Телдрина прервал ее размышления. Она повернула голову вправо и увидела несколько столбов дыма, который, однако, уже не шел так интенсивно, так что, похоже, костры горели уже давно. Джи-Ха поморщился. Немудрено, из всех троих у него было самое чуткое обоняние, и видать то, что он почуял, ему не понравилось. — Человечина, но как будто тухловатая. Либо подгнивающих людей жгут, либо вампиров. Эльфы переглянулись. — Лучше бы вампиров, — озвучила мысли каждого Довакин. — Может это отгонит молодняк на какое-то время. — Не уверен, особенно в случае молодняка. Если приспичит, то тут как диарея. Чем вонять не будет, все равно попрешься сосать из кого-нибудь соки, — буркнул данмер. — У новообращенных голод сильнее, да и позывы плохо контролируются. — Интересная у тебя привычка вечно все с дерьмом сравнивать, — усмехнулся каджит. — Зато собеседники никогда не жалуются, что чего-то не поняли. И так, изредка неспешно переговариваясь, троица держала путь в Маркарт.

***

Серана молча наблюдала за тем, как сначала едва видневшаяся, но нарастающая с каждой минутой полоса горизонта светлела. Наступал рассвет — самое страшное, самое ужасающее время для таких тварей, как она. Как ни странно, ей нравилось наблюдать за этим зрелищем. Почему? Она сама не знала. Может быть в ней говорили отголоски ее прошлой, человеческой жизни, когда она была простой смертной, когда ее семья была обычной (если вообще можно было так выразиться о семье, выстроившей при жизни культ Молага Бала). Рассвет всегда приносил с собой массу противоречий: с одной стороны, это было благом для людей, все в мире оживало под теплыми ласковыми лучами солнца, с другой же стороны теневая сторона этого мира боялась солнца, потому как то их не грело, а выжигало на них клеймом метку нежити. Тяжело быть отринутой одной из самых важных и могущественных сил мироздания, знаете ли. Где-то вдалеке запела одинокая птица, и что-то внутри Сераны тихонько зазвенело, почти неслышно, почти не двигаясь. Пригубленное впечатлениями одиночество медленно просыпалось, сбрасывая с себя оковы, накинутые владелицей. О, я здесь, Серана. Я никуда не делось. Ты же не забыла об этом? Вампирша вздохнула, поглаживая рукой ключицы, спрятанные под рубашку. Атропос обещал вернуться, но когда — она не знала. Она ждала его появления также сильно, как люди ждали своего солнца после темных и долгих дней зимы. Серана же жила в своей зиме. Вечной. Предаваясь невеселым мыслям, она не сразу услышала, как кто-то тихо поскребся об дверь ее комнаты. Девушка предусмотрительно ее заперла, хотя, конечно, это не давало абсолютно никакой гарантии безопасности, ведь любой вампир, принявший высшую форму, мог бы ворваться в ее комнату, приложив усилия, однако психологически запертая дверь все равно ощущалась лучше незапертой. — Кто там? — Я. Один звук, одно слово, и Серана встрепенулась, как проснувшийся после дождливой ночи воробей. Послышались торопливые шаги, и она открыла дверь. На пороге стоял столь ожидаемый ею ящер. — Собирайся, если хочешь на законных правах покинуть замок, пока есть возможность. Есть сведения о жреце. Дважды повторять не нужно было — Серана просто схватила сумку, спрятанную в шкафу, и, собравшись быстрее имперского гвардейца, выскользнула прочь из комнаты. Спускаясь по лестнице, она чувствовала себя маленьким ребенком, которого наконец вывели на прогулку на ярмарку за сладостями. Подальше от отца! От замка! От всего клана Волкихар! От новой отцовской жены! От… одиночества! — Слух, не более, но шайка вампиров, подконтрольная твоему отцу, хозяйничала недавно на Драконьем Мосту. Вырезали часть людей и заодно видели Стражу с караваном, охраняющим человека в монаших одеждах. Есть вероятность, что они нашли жреца и, если это так, то есть две новости: хорошая и плохая. Хорошая в том, что мы найдем нашего жреца, плохая — если этот жрец действительно окажется жрецом Мотылька, нам в крайнем случае придется вырезать всю его охрану. Серана закусила губу. — Собираешься убивать своих же? — Я бы не назвал Стражу Рассвета «своими» людьми, — подправил ее Довакин. — Я расцениваю их как ресурс, необходимый для достижения нашей цели, а наша цель — твой отец. Мы должны пользоваться его расположением как можно дольше, чтобы выведать как можно больше информации. — Ты меняешь жизни на информацию? — На информацию и время. Если мы потеряем его расположение, в будущем погибнет еще больше людей, так что если тебя трогает возможная будущая смерть десятка-два подчиненных Стражи, то помолись за них. — С ума сошел?! — Серана почти рявкнула на него, впрочем, Атропоса это не расстроило, а даже наоборот развеселило. — Ты меня за кого держишь, ящерица? Тема религии и храмов была запретной для Сераны, и Атропос отлично знал, куда давить. Эта его черта ужасно восхищала Серану, когда дело касалось их общего врага, но ужасно бесила, когда дело касалось ее лично. — Мне нравится твой боевой настрой. Сохрани его до окончания нашей вылазки, договорилис-сь? Атропос склонил голову набок, и желтые глаза его холодно блестели из-под натянутого до самого носа капюшона. Серана, злобно зыркнув на него, пошла вперед, чем заслужила довольное шипение сзади. Ехать решили днем, потому как вампиры в это время не активизировались и старались прятаться по убежищам, в то время же Серана с Атропосом могли выиграть немного времени. Прогулка была адской, но оба, стиснув зубы, терпели и плотнее кутались в одежды, закрывая глаза полупрозрачной тканью, чтобы не слепило. Жреца надо было поймать быстрее других вампиров, которые явно намеревались устроить Страже западню, тем самым доказывая Харкону свою преданность, в надежде на повышение авторитета при дворе. Как объяснил Атропос, в их плане было несколько нюансов: во-первых, они не знали точного количества Стражи, которая охраняла жреца, во-вторых, приворожить жреца следовало Серане, а не другому вампиру, так как для их плана была важна мобильность этого самого жреца. Хоть Атропос и надеялся растянуть расположение Харкона на как можно долгий срок, что-то ему подсказывало, что в ближайшее время им придется делать ноги из замка. При таком случае наличие жреца было обязательным. Ну и в-третьих, Стража не должна была узнать ни Атропоса, ни Серану, потому как если до Израна дойдет весть о том, что их собственные союзники убивают своих же, помогая вампирам, то ни о каком плане свержения Харкона речи быть не может. Конечно, все могло обернуться так, что слух оказался бы просто слухом, и поиски жреца растянулись бы на неопределенный срок, но судьба смилостивилась над ними, и когда они вдвоем проникли в Ущелье старейшин, Атропос понял, что жрец был необычным. Даже не заходя в неприметного вида вход, он уже уловил плотное сосредоточение магической энергии. — Чувствуешь магию? — негромко окликнул вампиршу Довакин. — За версту чую. И крови много. Они спрятали лошадей за небольшим холмом, возле подлеска, и вошли в сырой коридор пещеры. Спустя некоторое время спотыканий об острые камни и выглядывающие из-под земли корни, они оказались в центральном зале, и их взгляд привлекли руины старого форта, занимавшего почти всю пещеру. В самой глубине форта на небольшой площадке рядом с каменной, разрушенной почти до основания башней вампиры разглядели огромный магический купол, который переливался бело-голубыми волнами чистой магии. Сильное защитное колдовство. В центре, под надежной защитой магического купола сидел немолодой мужчина. Кажется, он медитировал или что-то в этом роде, потому как его тело покачивалось из стороны в сторону в такт пульсации купола. — Неужто углядели, что слежка идет? — пробормотал Атропос. — Скорее нападение. Смотри. Серана указала куда-то под себя, там, где заканчивался обрыв. Довакин не приметил в темноте сначала, но сейчас вгляделся и понял, что там лежало несколько десятков людей и вампиров. — Значит, поставили защитные чары после нападения вампиров. В любом случае, они не могут тут долго находиться, им нужно перевезти жреца на их базу в Рифте как можно скорее. — У них потери. Их командир, кажется, нервничает. Девушка кивнула в сторону купола, возле которого туда-сюда нервной походкой выхаживал воин. На первый взгляд в форте было не очень много стражи, человек десять. Возможно, некоторую часть из них бойцы потеряли во время вампирской засады, что, впрочем, Атропосу было на руку. — Можно было бы подобраться ближе и тихо вырубить несколько часовых или… — Нельзя. — Почему? — Собаки. Оба мрачно переглянулись, когда увидели пару хаски, прогуливающуюся по периметру форта. — И какой план? Вырезать всех? — Именно. Отключить барьер скрытно никак не получится, так что нашим единственным вариантом остается полная зачистка помещения. Недовольство в шепоте Атропоса прослеживалось очень явно — так звучало осознание прибавившейся работы. — Нельзя допустить, чтобы кто-то сбежал. — Есть идея. Я давно хотел попробовать силы вампира-лорда в действии. — С ума сошел?! Сейчас? — Вполне подходящее время. Превращение далось ему с трудом — Атропос еще не привык к такому, плюс ко всему еще совсем недавно он был обычным смертным, а сейчас его тело подверглось полным метаморфозам, что на здоровье положительно явно не сыграло. Тяжело дыша, он покачал конечностями и размял крылья. — Я облечу пещеру, проверю наличие входов-выходов, — его тихий голос сейчас напоминал больше звериное рычание, — а потом подам сигнал. Поднимай мертвецов и начинай атаку. Я поддержу с фланга. Серана молча кивнула и они приступили к действию. Две секунды — и вместо огромного чудовища возникла черная неприметная летучая мышь, которая быстрой стрелой взмыла вверх к своду пещеры и скрылась в темноте. Вампирша внимательно следила за обстановкой и в нетерпении пожимала пальцами. Горы трупов, так удачно расположившейся прям у нее под ногами, вполне хватало, чтобы обеспечить пару волн внезапных атак на стражей, а Атропос без проблем добил бы остаток со своими нынешними силами. Вглядываясь в руины форта, Серана заметила, как факел в отдалении пещеры резко погас. Пора. Взмахнув рукой, он сжала пальцы в кулак до хруста костей и произнесла заклинание, заставившее трех мертвых воинов подняться по ее велению. Неуклюже поднимаясь на уже начинающих гнить ногах, трупы издавали пренеприятнейшие булькающие и хлябающие звуки (видно ручей, протекающий в пещере, смочил их сапоги и одежду, отчего разложение ускорилось). Рассеянно оглядываясь по сторонам, как будто искали носки с утра, мертвецы разыскивали свое оружие, которое их, к сожалению, в нужный момент не защитило. Сначала все было тихо, пока в один момент часовой не крикнул. — Черт меня возьми, Ваник! Т-та-ам Бьерн и Ортольф! Юноша трясущейся рукой показал в сторону, и капитан Стражи Рассвета удивленно повернул голову. Их бывшие соратники, вразвалочку топали к ним и не очень дружелюбно выли, махая мечами. — ТУТ НЕКРОМАНТ! — заорал капитан Ваник, обнажая топор. — Часовые, залп по мертвецам! Несколько стрел вонзились в приближающуюся нежить, но едва ли их это остановило. Трупы целенаправленно шагали вглубь помещения, по направлению к капитану и жрецу в куполе, который, все еще находясь в каком-то забытьи, совершенно не обращал внимания ни на что. Серана, все это время находившаяся под заклинанием невидимости, тихо хихикнула. На защиту капитана и жреца выбежало несколько бойцов с щитами, так что первой тройке мертвых солдат пришлось несладко. — Попытка номер два… Новая троица трупов восстала для отвлечения внимания, и по ним также прилетела волна стрел. Стражи сместились в одну точку, отбиваясь от внезапно восставших собратьев, что и нужно было Атропосу. Приземлившись в тени стены, он вновь обратился вампиром-лордом и сколдовал мощное заклинание, накрывшее почти всех солдат с головой. Уж кому-кому, а в вытягивании жизни вампирам не было равных. Сражающиеся солдаты тотчас почувствовали слабость — щитовики хуже оборонялись, мечники едва парировали удары. Огромная тень накрыла сражающихся солдат, но когда некоторые из них обернулись, было уже поздно. Последнее, что они увидели перед своей смертью — злые глаза чудовища и серую, почти что каменную морду, напоминающую голову гаргульи из детских сказок. И эта гаргулья пришла по их души. Пронзительный вопль, череда испуганных вскриков, гневный окрик, сопряженный с ужасом, засевшим глубоко в сознании, — капитан Ваник воочию наблюдал, как истреблялся его отряд, как ложились его парни — один за другим, как дощечки в домино. — Не надо! Последнее, что он смог выдавить из себя. Ледяная глыба, сотворенная магией истинной вампирши пронзила его спину, а лапа с острыми когтями прошлась по горлу, распоров артерию. Ваник осел на землю, сложившись последней дощечкой из общей картины мертвой Стражи. Серана спрыгнула с обрыва, подходя к Атропосу, который задумчиво глядел на собственную серую лапу, покрытую чужой кровью. — Все? — Все, — утвердительно кивнул он. — Неплохо, я думал, выйдет дольше. И, даже не взглянув на содеянное, он развернулся по направлению к жрецу. — Давай заканчивать. Спустя несколько минут поисков и обшаривания трупов они обнаружили странное устройство, которое, очевидно, было связано с магическим барьером, что-то вроде переходника. Только когда барьер исчез, старик-монах пришел в себя. Растерянно оглядевшись по сторонам, он увидел лишь затихший форт, залитый кровью пол и двух вампиров, которые двумя грозными тенями стояли рядом с ним. — Аркей милосердный… — выдавил старик. — Не убивайте… Серана опустилась рядом с ним на корточки и добродушно заглянула в испуганные до смерти глаза жреца. Она как-то любовно провела холодной рукой по его испещренной морщинами щеке и ласково заговорила: — Ни я, ни мой друг не будем причинять тебе вреда, ведь ты важен для нас. Она мерно поглаживала его по щеке, будто мать, успокаивающая своего ребенка, и не прекращала смотреть ему в глаза ни на миг. Жрец, не в силах открываться, глупо пялился на девушку. — Я пришла освободить тебя, ты же знаешь это в глубине души… Она мягко ткнула пальцем в его грудь и снова принялась его баюкать. — Эти люди столько времени держали тебя здесь, одного, под этим куполом, как будто дикого зверя. Но я больше не могла позволять им так с тобой поступать, понимаешь? — ее голос превратился в шепот. — Твоя госпожа всегда заботится о тебе. Я всегда забочусь о тебе, я не дам тебя в обиду. Ты можешь полностью доверять мне, ведь только я знаю, что лучше для тебя. Только со мной рядом тебе будет комфортно и безопасно, только я в праве отдавать тебе приказы, ибо я твоя госпожа, а ты мой раб, так было, есть и будет. Обычный человек, увидев эту картину, подумал бы, что жрец сошел с ума, раз спокойно мог слушать такой откровенный бред с таким умиротворенным лицом, и только вампиры знали, что в этот самый момент творилась самая настоящая магия, закрепленная в сознании словами «я — твоя госпожа, а ты — мой раб, так было, есть и будет». Страшное колдовство, подчиняющее волю других людей. Как просто заставить испуганного человека, потерявшего надежду человека, отчаявшегося человека сделать что-либо. Даже некоторые люди в состоянии овладеть таким колдовством, хотя эффект их гораздо, гораздо слабее. Все же вампиры — не люди, оттого дело иметь с ними страшнее. Страшно было смотреть, как мило улыбался жрец Серане, страшно было смотреть, как он послушно поднимался вслед за ней и также послушно семенил прочь из пещеры, как удовлетворенный ребенок. Страшно было смотреть на все то, что они сотворили в этой пещере, однако ж ни Серана, ни Атропос не были высокоморальными людьми, чтобы долго горевать о том, что они сами же натворили. У них был план — они его придерживались, вот и всё, что имело значение. Атропос мощным ударом заклинания разрушения завалил вход в пещеру, и все улики, связывающие присутствие жреца, вампиров и стражей в этом месте, были захоронены в один момент. — Вот мой отец-то обрадуется… — меланхолично пробормотала Серана без особого энтузиазма. Они сели на пасущихся лошадей, которые совершенно не имели понятия, что только что сотворили их наездники, и направились в сторону Солитьюда. Лишь одна лошадь ехала чуть медленнее второй, потому как веса ей прибавил старый жрец, который по-детски мотал головой из стороны в сторону, следя взглядом за красивой синей бабочкой, порхающей у него над головой. Серана хлестнула поводьями и лошадь, недовольно заржав, припустила вперед. Бабочка испуганно взлетела выше, и старик, как мог, долго смотрел ей вслед, пока бабочка не слилась с цветом неба и не исчезла, навсегда покинув жреца Мотылька.