Путешествие из Солитьюда в Винтерхолд

Весь последующий день дался ей нелегко: телу хоть и было значительно лучше после тщательного осмотра у врачевателей, но душа все еще кровоточила и ныла от щемящей боли, которую не могли унять ни травы, ни эликсиры, ни даже магия восстановления, которую Сирень несомненно уважала. К тому моменту, когда они зашли в Горноцвет, Джи-Ха уже проснулся, а вот Атропос еще нет, так что на пороге их встретил только кот с слегка взлохмаченной после сна шерстью. Уже по выражению их лиц Джи-Ха понял, что что-то случилось, но Сирень не стала выплескивать на него всё то, что произошло с ней и Телдрином за последние пару часов, и, молча уйдя к себе, заперлась на замок. Джи-Ха взволнованно повел носом, его пестрые уши дернулись. Он молча воззрел на Серо, который был мрачнее обычного и слегка кивнул в его сторону головой с немым вопросом «что случилось?» Наемник с грохотом свалил наплечный мешок на пол и ослабил веревку, показывая содержимое. Вор слегка склонил голову в недоумении, глядя на двемерский хлам, который когда-то был пауком. — Игрушка сломалась? — недоуменно спросил каджит, и его хвост качнулся из стороны в сторону. — Почему она из-за него так переживает? Телдрин сам не понял отчего ему захотелось врезать вору в два раза сильнее обычного. Признаться честно, некоторое время назад он бы и сам так среагировал, потому что не видел в двемерском пауке особой надобности, но теперь подобное презрительное отношение к этому груду хлама, бывшее когда-то его с Сиренью маленьким напарником, приводило данмера в слепую ярость. Нет, никому нельзя было называть Ома двемерской игрушкой или двемерской хреновиной кроме самого Телдрина, это было просто неправильно и непозволительно. — Это. Не. Игрушка, — процедил сквозь сжатые зубы Серо, смотря в одну точку меж половых досок и просверливая щель между ними взглядом, лишь бы только не глядеть на каджита. — Это двемерский паук, машина рабочего класса, которая долгое время с нами путешествовала. Он — ее друг. И между прочим, он закрыл ее от удара, пока мы спасали твою жалкую задницу и весь Солитьюд от воскрешения гребанной, мать его, Потемы! — Серо, какого хрена тебе вообще платят, если твоего нанимателя спасаешь не ты сам, а какая-то двемерская пластинка?! Видели Боги, Серо сдерживался. И достаточно долгое время, между прочим, это почти что было его рекордом, ведь он понимал, что общество каджита стоило перетерпеть, ведь он понимал, что если не сдержится, то Сирень будет расстроена, ведь она его попросила, хорошенько попросила, сказала «Серо, не лезь на рожон», и он был хорошим наемником, он выполнял приказ своего нанимателя, потому что Серо, черт возьми, профессионал, и раз ему поручили терпеть каджита, он бы потерпел, конечно. Но не каджита, который откровенно совал нос не в свое дело и указывал самому Серо, как ему, наемнику, лучше выполнять его наемничью работу. Сирени рядом нет, так что никто его не остановит. А если это увидят духи, то они все равно бестелесные, разнять не смогут, пусть хоть книжками и вазами закидают, плевать. Ничто не помешает Телдрину прямо сейчас раз и навсегда вбить в эту кошачью черепушку то, что говорить следует, а что нет. Данмер чувствует, как клапаны, сдерживающие его бешенство, слетают, и пар ненависти к Джи-Ха мощным столбом летит вперед, оглашая все сознание эльфа победоносным свистом. Давай, Серо. Врежь ему разок. А лучше два. Телдрин резко разворачивается, хватает своими сильными руками каджита прямо за ворот его хлопкового нарядца и впечатывает в стену с таким оглушительным «БА-БАМ!», что ваза на соседнем столе покачивается. Богомерзкая пушистая морда этого плешивого зверя прямо в пару сантиметрах от него, и данмеру становится противно даже от той мысли, что Джи-Ха на него дышит. Он даже не замечает, что короткий, но острый клинок предупреждающе упирается ему прямо под ребро, а сам Джи-Ха с молчаливой угрюмостью смотрит прямо ему в глаза, как будто ему не привыкать. Как будто он попадал в такие ситуации каждый день, хотя, возможно, так оно и было. — Я бы тебе расквасил морду прямо здесь и сейчас, киса, и даже самые лучшие барды не смогли бы передать то, как мне противна твоя каджитская рожа в этом доме, — прошептал Серо, и в его голосе так филигранно перелились все оттенки его бешенства, что при ином раскладе он бы сам себя похвалил за актерское мастерство, но только не сейчас. — Не успеешь, — прошипел в ответ глава Гильдии Воров, и клинок чуть настойчивее уперся в рубашку данмера. Он его наконец почувствовал. — Я знал, что Сирень слишком наивна на твой счет, но теперь вижу, что ты просто сбрендил, Серо. Ты опасен для общества, ренридж, и если ты меня сейчас же не отпустишь, я окажу этому миру и Сирени в частности великую услугу, наконец избавившись от тебя. Не испытывай мое терпение, все знают, чем это может кончиться. — Что, созовешь по мою душу Темное Братство? Ему не понравилось, в каком странном улыбающемся оскале растянулась каджитская пасть. На секунду ему показалось, что он держит в руках одного из даэдра, а не обычного смертного. — О-о-о, нет, милый. Их даже звать не придется. И Джи-Ха рассмеялся прямо ему в лицо самым паршивым, самым ублюдским хриплым смехом, на который был способен. — Каждый раз, когда ты появляешься у нас на горизонте, то приносишь с собой херову тучу проблем, а у нас и так, знаешь ли, жизнь не сахар, так что я даю тебе последний шанс, Джи-Ха, выметайся из этого дома по-хорошему, иначе я не уверен, что не сломаю тебе пару конечностей. — Ты ничего мне не сделаешь, ручная псинка. А я вот вполне могу тебя зарезать. Сейчас, через час, завтра ночью, когда угодно. Я не делаю это только из-за глубокого уважения к милой Сирени, но знай, что хоть я и делаю тебе поблажку, позволяя таскаться с ней рядом, это не значит, что моя благосклонность к тебе будет вечна. — Сирень тебе не простит. — Погорюет денек-другой и успокоится, — фыркнул вор, пренебрежительно закатив голубые глаза с тонким вертикальным зрачком. — Подумаешь, помер наемник. В мире полно других. Ты — проходной материал, Серо. — Ты ее совсем не знаешь, — прорычал Телдрин, сжимая шею кота сильнее. — Ты просто тупоголовый кретин, если считаешь, что можно разбрасываться своими людьми, как монетами. — А я не разбрасываюсь своими людьми, Серо. Я устраняю чужих. — Ты... что? — Братство ближе, чем ты думаешь, Серо. Эта мысль всерьез напугала данмера. Судя по реакции Джи-Ха, он был так или иначе связан с Темным Братством, если, упаси Мефала, не состоял в нем. Это значило, что они с Сиренью держали под боком не только вора, но и профессионального асассина, что несколько щекотало нервы. — Сколько ж в тебе личин, гаденыш? — прохрипел Телдрин. — Можешь попробовать посчитать, если останешься в живых до ночи. Телдрин уже хотел было придушить мерзавца, плюя на кинжал, тыкающийся острым концом прямо ему в живот, но видимо сама вселенная воспротивилась этому, потому что он услышал негромкий кашель за своей спиной. — Джентльмены? — раздалось вопросительное шипение совсем рядом, и парни синхронно повернули головы к источнику звука. Серо все еще продолжал держать Джи-Ха за горло, а тот не убирал кинжала от данмера. — Я помеш-шал? — Привет, Атропос, — буркнул каджит. — Как спалось? Ящер, заботливо укутанный в какие-то белые одеяния, глядел на них, сложив руки на груди, и отчего-то сильно бы напоминал какого-нибудь кинаретовского мирного монаха, если бы не выдававшие его янтарные глаза. Странно было видеть его в белом, потому что он почти никогда не носил этот цвет, но, видно, скромная часть мужского гардероба Сирени не оставляла ему выбора. — С-спасибо, неплохо, — протянул Довакин, детально рассматривая представившуюся его взгляду картину. — Я с-смотрю, Джи-Ха, ты, как обычно, влипаешь в неприятности с самого утра? — Вообще-то уже обед. — Джи-Ха, — Атропос, раздосадованный языкастостью коллеги, лишь шумно выдохнул.  — При иных обстоятельствах я бы не стал прерывать ваш интимный момент чистосердечной неприязни друг к другу, но вынужден вам напомнить, что хозяйкой данного поместья является ни кто-либо из вас и даже не я, — он указал на себя острым загнутым когтем, — а Сирень. Действительно ли вы хотите расстраивать хозяйку, так радушно принявшую всех нас в своем доме? Атропос выдержал паузу, искоса глянув на кинжал Джи-Ха. — Трое взрослых мужчин — гости, двое из которых собрались друг друга прикончить прямо посреди парадной, а третий вообще вампир. Слегка нервирующая ситуация, не находите? К тому же, я услышал упоминание о Потеме. Как все... прошло? — Сраный управляющий Элисиф забыл почистить пещеру от темной магии после того, как мы с Сиренью ее зачистили, так что нам пришлось выгребать остаточное дерьмо от помершей, но очень рвущейся к жизни Потемы. В результате Ом сломался. — Телдрин раздраженно выдохнул и отшвырнул каджита от себя, вполоборота повернувшись к ящеру. — Почему не позвали нас? — Хотели, — буркнул данмер, — времени не было до Горноцвета скакать. К тому же ты... Аргонианин молча кивнул. — Не продолжай. — Надо было меня разбудить, когда вы к Фолку собирались, — бросил каджит, убирая оружие. — Много чести, тебя там не ждали, — рявкнул Серо, подбирая мешок с останками Ома. — Что бы ты там сделал? Кинжальчиком в призрака бы потыкал? — Сирень бы прикрыл вместо тебя, наемник хренов. Телдрин бросил на него испепеляющий взгляд. — Джентльмены, — с нажимом повторил Атропос. — Вы все еще на территории чужого поместья. И хотя Телдрин уже не считал Горноцвет чужим поместьем и вполне мог вытуривать непрошенных гостей, рявкнув «пошли прочь от нашего дома» (под словом «наш» конечно подразумевались он с Сиренью, потому что Сирень была непосредственным владельцем имущества, а он... был не сожителем в интимном смысле этого слова, но был человеком, проживающим рядом с Сиренью уже боги знает сколько времени. Эт’ада, им иногда даже приходилось спать в одной кровати, потому что мест не было, и обоих это не смущало. Ну может быть чуть-чуть), но ясно дело, он не мог сказать Атропосу, что уже принял Горноцвет со всеми его тараканами в виде призраков и стал считать его домом в связи со своей быстрой адаптацией к меняющимся условиям и собственнической натурой. И ящер, и каджит воспринимались как гости на его территории, и если Атропос хотя бы соблюдал негласные правила приличия, то Джи-Ха хотелось вышвырнуть пинком отсюда со всеми потрохами прямо в лапы стражникам. Наверняка у него с ними свои счеты. В итоге пришлось согласиться с Атропосом дабы не вводить себя и Сирень в неловкое положение. Джи-Ха лишь фыркнул и, не смотря на Серо, поднялся на второй этаж к себе, чем очень обрадовал эльфа. — Ненавижу каджитов, — сказал Телдрин, казалось бы, самому себе. — С-солидарен, — негромко прошипел Атропос с легким свистом. И мужчины, молча кивнув друг другу, разошлись. Ни у одного из них не возникло желания продолжить бессмысленный диалог, к тому же Телдрин был уставшим, а Атропос направлялся на кухню. Поднявшись по лестнице, Серо заглянул к себе, переоделся, полежал около получаса на кровати, пытаясь осмыслить произошедшее за весь день, затем встал и по инерции пошел к противоположной стороне коридора, надеясь, что Сирень сейчас одна. Легонько постучал в дубовую дверь и услышав ровное «войдите», открыл ее. Сирень стояла перед собственной кроватью, на которой лежал раскрытый рюкзак и быстро складывала туда одежду, иногда бросаясь в другой конец комнаты, чтобы взять что-то недостающее. Выглядело все так, как будто она собралась бежать из собственного дома прямо сейчас. Когда дверь открылась, она метнула быстрый взгляд на вошедшего и тут же отвернулась, переключив внимание на очередную полку в шкафу. Телдрин недоуменно покосился на все это дело и, закрыв за собой дверь, присел на кровать. — Ты чего это? — Хорошо, что зашел, — выпалила она. — Не придется искать. Ты устал за сегодня? Серо, все еще не понимая, к чему она клонит, уставился на нее. — А ты нет? — Немного, — призналась она. Выглядела она болезненно-оживленной. Сирень шмыгнула носом и постаралась сделать голос чуть бодрее. — Если ты в норме, сегодня же мы уедем из Солитьюда. — К чему такая спешка? — Мне нужна Астран! — ее голос предательски дрогнул, и она отвернулась, яростно наматывая веревку на кулак. — И вообще, Маркарт... Это же современный центр двемерской культуры, может мы сможем что-нибудь сделать с О-омом. Да, точно. Нужно торопится и сказать Джи-Ха и Атропосу тоже. Ему нельзя задерживаться, особенно здесь. Слишком опасно. Нам тоже не стоит, так что едем сегодня же. И она снова метнулась к стопке вещей, как ужаленная. — Стой-стой-стой, — он перехватил ее руки, они дрожали от кого-то возбуждения и нервозности. — Сирень, Астран никуда не денется, а тебе поспать-то немного надо. — Я не могу... — она произнесла эти слова как-то несчастно. — Мой долг, как Довакина, спасти как можно больше людей, а пока я сплю, где-нибудь на дорогах вампиры нападают на торговцев и путешественников и делают их трэллами или вообще попросту выпивают насухо. — Много ли проку от уставшего героя? — Я сильнее тебя, Телдрин. — В каком-то смысле да, но не во всем. К тому же, сон — не слабость, а преимущество. Он все еще держал ее за запястья, потому что если бы он этого не делал, то она бы сорвалась и стала собираться в два раза усерднее. Сирень смотрела на Телдрина, поджав губы и нахмурившись. Вид у нее был такой, как будто она была готова вот-вот заплакать, но что-то Серо сомневался, что она бы дала волю чувствам снова спустя столь короткое время. А жаль. Ему нравилось, когда Сирень была с ним полностью честна в своих эмоциях. — Я сильнее тебя, Телдрин, — вслух повторила она, скорее, убеждая больше себя, чем его, — но не смогла спасти даже одну двемерскую машину. Мне противно от самой себя. — Смерти еще будут случаться и на твоих глазах тоже, но это не значит, что во всех этих смертях виновата ты. Это просто случилось. Ты пыталась помочь, ты сражалась — уже этого достаточно. Вообще-то, Телдрин никогда не считал себя сильным в поддерживающих и вдохновляющих речах, но слова выплескивались как-то само собой, и он решился просто отдаться этому потоку внезапно нахлынувшей на него мудрости. — Если однажды случится так, что из-за меня погибнешь ты, или Джи-Ха или кто-нибудь еще из моих близких, я не смогу себе этого простить. — Сирень отвела взгляд и сморщилась, как будто порезавшись. Видно, эта мысль ей была неприятна достаточно сильно, раз вызывала такую эмоцию. Телдрин улыбнулся. Ему вспомнились слова Джи-Ха о проходном материале и о том, что Телдрин ничего не значил для Сирени, и в случае его смерти она бы его тут же заменила. Ну да, конечно. Осознание того, что сам Телдрин знал о крепости уз между собой и Сиренью гораздо больше, чем какой-то бывший прошмыг, полелеяло его чувство собственной важности. Кошак ничего не знал о настоящей Сирени. Естественно, он сдуру ляпнул свое идиотское предположение. Сирень дорожила своими людьми — и это факт. Факт, который он теперь мог записать себе в память, пополнив собственное мозговое досье об этой эльфийке. — Я все-таки несу ответственность за своих людей, — серьезно сказала она. — Поэтому сделаю все, чтобы они сохраняли крепость тела, мысли и души, путешествуя со мной. Не хотелось бы, чтобы из-за меня ты погиб, и твоя семья проклинала меня всю оставшуюся жизнь. — У меня нет семьи. Он сказал это просто, не особо вкладывая эмоций, как будто желал спокойной ночи своему знакомому или заказывал выпить. Это слегка обеспокоило Довакина. — Так что некому будет тебя проклинать. — Ох... прости. — Не будем об этом. Лучше запомни, что из нас двоих наемник — я, и защищать тебя надо мне. Без ранений не обойтись, так что будь добра, подкачай уже магию восстановления. И он шутливо щелкнул ее по носу. Сирень впервые улыбнулась. — Ой, не заставляй меня, это просто ужасно. — Мне казалось, тебе нравилось, когда я тебя учил. — Учиться у тебя было веселее, но ты не так часто проводишь со мной уроки, особенно в последнее время. — Конечно, когда к нам заглядывает твой меховой дружок и второй Довакин с вестями о вампирском восстании, тут уж не до восстановления. К тому же, ты не читаешь учебник! А теория — важная часть процесса. — И это мне говорит тот, кто не любит читать? — фыркая, съязвила эльфийка. — Дай поумничать. И Сирень рассмеялась. Они простояли пару секунд в неловком молчании, смотря друг на друга, а потом Сирень, кашлянув, отступила на шаг, и Телдрин ее отпустил. — Вообще-то, перед тем как уехать, я хотела бы сделать кое-что, — помявшись, сказала она. — М? — Идем со мной. И, не дожидаясь его ответа, босмерка вышла из комнаты. Данмеру ничего не оставалось, как последовать ее примеру. Эльфы быстро спустились вниз, но Сирень на этот раз свернула не в сторону входной двери и даже не на кухню, а вглубь поместья, куда Телдрин заходил лишь однажды, когда давным-давно искал Сирень. В подвал. Спустившись по каменной лестнице, Довакин толкнула дверь, которая оказалась незапертой, и зашла внутрь. Телдрина встретил резкий запах древесины и железа. Несколько обширных залов с оружием и доспехами, стоящими в ряд, представились его взгляду. Только сейчас наемник заметил, что этот арсенал смог снарядить, наверное, аж небольшую армию. Он, озираясь, шел вслед за Сиренью меж двух рядов со стойками зачарованного оружия, которое красиво переливалось разными цветами: какое-то сияло зеленым, чье-то свечение было красным или синим, наверное, это зависело от того, на какой элемент это оружие было зачаровано. Топоры и копья, одноручные и двуручные мечи, посохи и кинжалы, луки и булавы, секиры и алебарды — кажется, тут было всё на свете. Некоторые экземпляры коллекции были настолько причудливыми, что у Серо складывалось впечатление, что они происходили из каких-то совершенно других миров. Хотя, с учетом того, что Сирень прямо у него под носом ныряла в план Хермеуса Моры, то, вероятнее всего, так оно и было. Довакин уверенно шла между высокими стойками, напоминающими лабиринт, пару раз сворачивала левее и наконец вышла в чуть меньший зал и направилась к центральной стенке. На ней висел черный клинок с зубчатым лезвием, зигзагообразной гардой с тонкой красной полосой, разделяющей всю темную узорчатую гарду на две острые половины. Черная рукоять была испещрена какими-то мистическими рунами, значения которых Телдрин не знал, но отчего-то они вызывали у него некоторое беспокойство. Навершие меча напоминало ему полукруглое лезвие, которое он видел однажды в комнате пыток. Оно подвешивалось и раскачивалось над несчастным, как смертельный маятник, заставляя смертника вжиматься в доску, к которой он сам был прикреплен кандалами, от страха. Ужасающий меч. Сирень остановилась возле него и, сложив руки позади себя в замок, выпрямилась. — Это даэдрический меч, — сказала она. — Раньше им владел даэдра, пришедший в наш мир прямиком из Обливиона. Теперь даэдра нет, но его меч остался. Она повернула голову в сторону наемника, и в ее глазах блеснула некоторая жесткость и непоколебимая уверенность. — Теперь он твой. Серо перестал пялиться на меч во все глаза и глянул на Сирень. — Шутишь? — пробормотал он. — Нисколько. Это очень древний и несомненно опасный артефакт, но он может стать очень полезным нам в предстоящих битвах благодаря своим чарам. Этот меч зачарован мною лично и вручную, мне пришлось потратить на него много ресурсов, в том числе эмоциональных. Такое случается, когда сталкиваешься лицом к лицу с касанием Обливиона. — Сирень, я даже не знаю, что сказать... — Меч отпугивает нежить, — продолжала Сирень, — так что он идеален при обращении с вампирами. Эта его часть была создана мной, но у меча есть и свои свойства. Он принадлежит к редкой породе, как я их называю, «живых» мечей. Даэдра, знаешь ли, довольно изобретательны, и их оружие должно им соответствовать. У меча есть свой разум и, можно так сказать, характер. Если обуздаешь его нрав — станешь ему хозяином, и меч сможет тебя защитить не хуже любого щита, если сломаешься под его напором — значит, недостоин. Эльф молчал, глядя на Довакина. Та не могла разобрать эмоций на его лице, не могла понять, о чем он думал на данный момент, но все равно продолжила на свой страх и риск. — Я знаю каждое оружие в своей оружейной, и это — одно из самых мощных и самых опасных. Я ему не хозяйка, потому что не сражаюсь на мечах. Но ты искуснее меня в ближнем бою, ты справишься, — она произнесла это с той же твердостью, которая все еще хранилась в ее взгляде. — Ты сможешь. Я тебе поверила. Береги его и ни за что не потеряй. — Спасибо, Сирень, правда. Это очень... ценный подарок. — И еще одно. Она шумно вдохнула, будто не хотела произносить это вслух. — Этот меч может потребовать плату, взамен предоставляя очень выгодную и хорошую услугу. Не всегда стоит пользоваться этим. Тебе вполне хватит того, что ему вплела я — способность изгонять нежить. А остальным... лучше не пользоваться. Ради твоей же безопасности. Сирень кивнула. — На этом всё. Телдрин, затаив дыхание, взял со стойки меч. Тот приятной холодной тяжестью лег в крепкую руку. Данмер взмахнул им, лезвие с легким свистом рассекло воздух (ему даже на секунду показалось, что клинок Обливиона в состоянии разрезать ткань мироздания. Эта мысль его одновременно ужаснула и позабавила). — Красавец, — протянул эльф, присвистнув. Сирень молча кивнула. Руки позади нее сильнее сжались в замок. — Надеюсь, вы поладите, — кротко бросила она. — Я с ним не сошлась. Телдрин обернулся к ней, и его рот растянулся в широкой улыбке. Сирень, глядя на него, выдавила тонкую кривую улыбку в ответ. Глаза ее блестели. Он счастлив. Это хорошо. — Это должен был быть мой подарок тебе на день рождение, — негромко произнесла она, — но, как видишь, обстоятельства. Серо распахнул свободную левую руку в жесте широких объятий, и Довакин слегка подалась вперед. Эльфы крепко обнялись. Сирень закрыла глаза, прижимаясь щекой к теплой шее данмера и чувствуя, как бьется его сердце. Она молилась всем богам, в которых верила, чтобы она не прогадала, подарив Серо такую вещь. Она надеялась, что хотя бы этот меч был способен защитить ее напарника лучше ее самой. Меч, выкованный в самой Бездне. Если Сирень не может защитить Серо, то пусть это делает сам Обливион.

***

— Мне нужно сообщить остальным, что мы скоро уезжаем. Ты не видел их? Телдрин кашлянул. — Атропос, вроде как, на кухню собирался, а котяра наверх пошел. Куда именно — не знаю. — Мне надо сходить за ним, найди тогда Атропоса. Довакин, кивнув напарнику, поспешила наверх, а Телдрин остался стоять в одиночестве посреди холла вместе с новым клинком. Сирень, быстро перемахнув через пару лестниц, подошла к двери в комнату Джи-Ха и неслышно постучала. — Атропос, если это ты, то ради Ноктюрнал, отвали от меня со своими нотациями, с утра хватило. Сирень замялась в неловкости. — Это я, — негромко ответила она. — Можно? — А, Сирень... да, — его голос тут же смягчился, и босмерка поспешила отпереть дверь. Джи-Ха сидел на кровати и мрачно чистил любимый кинжал, который и без того уже сиял. Выглядел он так родно и по-домашнему, что Сирени резко вспомнились все славные моменты их совместного проживания. Джи-Ха вот так же сидел возле камина, молчаливо и сосредоточенно чистя кинжал. Огненные блики освещали его задумчивую пеструю мордочку, играли на хлопковой домашней рубахе, отражались на коротком, но смертоносном лезвии. Мало кто так заботился о своем оружии, как этот кот. Это и нравилось Довакину, она считала Джи-Ха довольно аккуратным: как в работе и отношениях, так и в хозяйстве, хотя на счет второго пункта многие бы с ней не согласились. Впрочем, ей было плевать. Она лучше знала его, чем кто бы то ни было, она жила с ним, впитывала его привычки и эмоции, его настроение и желания. Всё, что не начал бы делать Джи-Ха, она уже знала. Как он улыбался, как он злился, как боялся, как хамил. Всё это было выучено и выскоблено на корке ее черепной коробки. Он чистил клинок, а она смотрела на него с кресла, поджав ноги и накрыв их теплой темной шалью. Смотрела, оторвавшись от любимой книги, бессовестно предав свой вечерний ритуал чтения. Он всегда замечал этот взгляд и, слегка повернув голову, ловил его. Улыбался. Затем возвращался к работе, но уже с улыбкой. Он был красивым. И она его любила. Вот и сейчас он чистил этот треклятый кинжал, а она стояла у двери, сцепив руки за спиной, как ребенок, боящийся войти в комнату родителей. Каджит поднял на нее взгляд. Но вместо лучезарной улыбки лишь невесело хмыкнул. — Чего стоишь там, как парализованный кролик? Это все тот же Джи-Ха, и она, наверное, все та же. — Любуюсь. Он слегка наклонил голову и наконец улыбнулся. Затем, будто в подростковом смущении, отвел взгляд и продолжил работать. — Чем же? — Воспоминаниями. Она присела рядом на кровать. — Обычно ты сидела где-нибудь там, — он указал на другую сторону комнаты, где в углу одиноко стояло пошарпанное кресло, — укутавшись в какую-нибудь шаль или одеяло и пялилась на меня. Мне было жутко. — Ой, да брось! Она в притворной обиде пихнула его в бок, а он хрипло рассмеялся. — Хорошее было время. Спокойное. — Мне кажется, что это был единственный период стабильности в моей жизни, — вздохнула Довакин. — Потом все покатилось в Обливион, и я стала Довакином. — Звучит как приговор. — Потому что так оно и есть. Джи-Ха промолчал, затем, в очередной раз проведя платочком по лезвию, вдруг спросил: — А если бы тебе вдруг дали выбор: быть Довакином или нет? Что бы ты сделала? — Ну Довакином стал бы кто-то другой, и не факт, что этот кто-то был бы достойным кандидатом. Тогда Астран с Атропосом пришлось бы туго. — Ты говоришь так, как будто сама образец добродетели, — он рассмеялся. Она улыбнулась. — Нет, но я ответственна. Если бы это бремя свалилось на кого-то неподготовленного, то оно бы сломало его. Если бы Довакином стал какой-нибудь сумасшедший фанатик-садист, то всему Скайриму пришлось бы тяжело. Если бы был выбран кто-нибудь из открытых, честных и альтруистичных людей, то, в конце концов, либо он бы возгордился настолько, что перестал думать о том, что любой человек может убить его в любое время, либо погиб бы от своего желания спасти все и всех. — Но Алдуин мертв, Солстхейм спасен, даже дела в Темном Братстве и Гильдии пошли на лад, и ты могла бы приехать ко мне уже давным-давно и жить спокойно в Рифтене. Черт тебя дернул вообще на этот Солстхейм соваться. Там столько заразы... — Дай угадаю, тебя беспокоит конкретная зараза данмерского происхождения с черным таким ирокезом? — она усмехнулась. Джи-Ха снова промолчал. — Но мы расстались еще до того, как я встретила Серо, разве ты не помнишь? — Помню слишком хорошо, и не сказать, что это мои самые лучшие воспоминания, — фыркнул каджит. — Но мы могли бы сойтись тогда. — Но ведь не сошлись. Похоже, так решено судьбой. — Иногда меня раздражает твое извечное оправдание происходящего вещью под названием «судьба», — в голосе вора просквозили нотки досады. — Я — фаталист, забыл? — она посмотрела на него. — Ноктюрнал меня возьми, это я тоже помню. Я помню о тебе все, даже то, что ты в пять лет подвернула ногу и думала, что никогда больше сможешь ходить, а еще, что тебя однажды в нос оса укусила, и ты ходила раздутая, как картошка. В голосе кота проявилось еще большее недовольство, что заставило ее рассмеяться. — Боже, зачем ты это вспомнил, это ужасные воспоминания. — Я просто... пытаюсь понять, почему эта твоя судьба не может сложить два и два и не хочет оставить нас в покое уже наконец без всяких этих сраных пророчеств, вампиров, твоего наемника и всего вот... этого! — он отжестикулировал рукой с кинжалом пару кругов в воздухе. Она вздохнула так тяжело, как будто только что сбросила с себя пятидесятикилограммовый мешок. Положила ему голову на плечо и, закрыв глаза, устало ответила: — Я не знаю, Джи-Ха. Я не знаю. Они просидели молча несколько минут, понимая, что это, возможно, их последний тихий момент перед бурей. Никто не знал, что будет дальше, и эта неизвестность пугала даже самых храбрых и самых стойких. — Я бы не хотела прощаться с тобой на грустной ноте. Она нарушила тишину первой. Он повернул голову в ее сторону. — В смысле прощаться? — Сегодня мы с Телдрином хотим уехать в Маркарт. Точнее, это моя инициатива. Нужно быстрее найти Астран и узнать, что делать с Омом. Он мне важен. Очень. Ах, чертов Серо похоже не наврал, говоря об двемерской игрушке, как о чем-то важном. — Но ты же не хочешь прощаться. Босмерка не ответила. — Я могу поехать с тобой. Все равно надо будет возвращаться в Рифтен, а так хоть загляну в Маркарт, узнаю, как там поживает наш филиал. — Устроишь генпроверку всем ветвям Гильдии в Скайриме? — этот ее вопрос прозвучал насмешливо-иронично, но каджит все равно любил этот ее тон. — Ну да, надо же мотивировать этих засранцев ленивых, пусть поднимут кипиш, увидев начальство на пороге. Довакин рассмеялась. — Как твой заместитель, полностью поддерживаю. И она добавила: — Но есть одно условие. — Для тебя — что угодно. — Постарайся не убить Телдрина, договорились? Он — мой человек. — Буду думать, что под этими словами ты подразумевала «наемник обыкновенный». Я, конечно, постараюсь, но, в случае чего, ты же знаешь наше замечательное правило, верно? — «Всем, кто позволяет себе лишнего, кинжал втыкать под нижнее ребро снизу-верх, чтоб помучился», — тоном ученицы-отличницы протараторила Довакин, чем вызвала одобрительный кивок вора. — Умница. — Мы давно не путешествовали вместе, кстати говоря. Приятно будет повторить, если вы с Телдрином, конечно, не будете грызться из-за каждой шишки в лесу. — Ничего не обещаю, шишки иногда бывают довольно уникальными, почему бы и не поспорить из-за них... Она хлопнула себя по лбу и со стоном безнадёжности протянула его имя. Джи-Ха посмеялся. Да, так разрядить обстановку умел только он.

***

— Итак, все в сборе, отлично! — она звонко хлопнула в ладоши, чем привлекла к себе внимание остальных. — Эй, Атропос, отлично выглядишь. Джи-Ха прыснул со смеху, покосившись на Атропоса, который все еще не переодел белое одеяние с капюшоном. Тот с тихим шипением кинул в него ответный неодобрительный взгляд. — Ты не позовешь Телдрина? — осведомился Атропос. — Мне он больше по душ-ше. — Нет, разговоры будут идти не только о вампирах. Довакин бросила на дубовый стол сверток и с шелестом раскрыла его. Тот, обнажившись, представил им карту Скайрима. Они склонились втроем над столом, будто замыслив какое-то темное дело вроде разведки или ограбления: Атропос стоял справа, спрятав когтистые лапы в длинные рукава мантии, Сирень расположилась у левого края стола, упершись тонкими руками в дубовую столешницу. Джи-Ха стоял посередине, прямо лицом к выходу из комнаты, и оглядывал всю провинцию холодным расчетливым взглядом, будто бы сам Император сейчас стоял в гостиной Горноцвета и собирался высказать план действий. — Итак, что мы имеем, — Сирень достала из мешочка маленький острый кусочек угля и обвела кругом остров на северо-западе от Солитьюда. — Крепость Харкона. Прилично грести. Плохо. Если дойдет до штурма, армию на лодках не пошлешь. — Было бы неплохо заручиться поддержкой изнутри, — пробормотал Джи-Ха. — Там на входе огромные ворота с чугунными решетками, тараном просто так не пробьешь, несколько слоев. — К тому же, я почувствовал магическую силу, исходящую от статуй гаргулий, что у входа, что в самом замке. Это несколько странно, она была достаточно слаба, как будто спала. Вполне вероятно, что эти гаргульи живые и, в случае чего, бросятся на защиту своих хозяев, что нам не на руку, — Атропос задумчиво почесал когтем висок. — Ясно, просто в лоб не получится, — подытожила Сирень. — Если Астран согласится нам помочь в штурме, надо предупредить ее об этом. — Говоря о маршруте для армии. Нам нужны маги. Много магов и желательно тех, кто в совершенстве владеет магией льда. — Только не говори, что ты собираешься... — Да, Джи-Ха, именно это я и собираюсь. Снарядим корабли, посадим туда авангард и магов, которые будут защищать флот от снарядов. Именно поэтому мне будут нужны опытные маги, которые в состоянии контролировать свою силу и бить целенаправленно, а не наобум. Мне не импонирует современная тенденция называть магами всех, кто когда-то подержал в руке жезл с полминуты и выплюнул из него один несчастный снежок. — Презрение в тоне аргонианина можно было рукой пощупать, впрочем, оно было обоснованным, поэтому Сирень с этим согласилась. — Дело за малым, осталось поднять весь Скайрим против проклятых кровососов, — оптимистично заметила Довакин, а потом тут же поправила себя: — без обид, Атропос. — Да, конечно. — Если нам нужны маги, то нужны и уши, которые будут извещать о этих магах, — заметил каджит. — Как там твоя шпионская сеть поживает? — осведомилась босмерка. — У меня, конечно, есть пара ищеек в нескольких городах, но этого будет недостаточно. — Еще живет, так что пора подергать за ниточки. Эта новость заставила ее облегченно улыбнуться. — Отлично. — Гильдия тоже поможет, если помахать перед ними солидным кусочком добычи. — Уверен, что в замке Харкона найдется, чем поживиться и ворам, и магам. — Атропос сощурил желтые глаза, оглядывая карту, и собирался было что-то сказать, но Сирень его опередила: — Ты давно был в Данстаре? Атропос слегка склонил голову, вспоминая, когда посещал этот город в последний раз. — Давненько. Я планирую в ближайшее время заглянуть туда по пути в Винтерхолд. Но сначала надо доделать дела в Волкихаре. Проведаю дорогую подругу Джи-Ха, Серану, — протянул ящер. — Кажется, она по тебе соскучилась. Он с нескрываемой улыбкой наблюдал, как Сирень скосила на каджита вопросительный взгляд. — Наша с Атропосом подруга, Серана, — подправил его кот, одарив того ледяным взглядом, — наверняка соскучилась по нему больше, ведь как же не любить эту очаровательную чеш-шуйчатую мордаш-шку. Язвительная улыбка Атропоса стала чуть шире. — Мне иногда кажется, что вам целой эльфийской жизни не хватит, чтобы повзрослеть, — эльфийка закатила глаза и вернулась к карте. — Итак, показывайте, где вы там ее откопали... Телдрин не мог удержаться от того, чтобы не подсмотреть, чем же занимались трое воров в гостиной. Он сидел на лестнице и наблюдал за ними издалека, скрытый высокими периллами. Троица разговаривала негромко, так что их речь долетала до данмера лишь смешением непонятных звуков. Зато зрение у него было прекрасное, так что он мог беспрепятственно ловить взглядом задумчивость Атропоса, мрачность Джи-Ха и беспокойство Сирени, которая тыкала пальцем куда-то в стол, вероятно, указывая на определенное место на карте. Джи-Ха, глянув на нее, согласно кивнул, Атропос сделал тоже самое, вынул руку из-под одеяний и, взяв у эльфийки кусочек угля, отметил что-то. Наемник смотрел на них, и внутреннее чутье улавливало особую темную энергию какой-то совместной тайны, исходящую от них. Скрытая угроза, выражающаяся в невербальных жестах этих персон считывалась им на каком-то ментальном уровне. Джи-Ха расставил лапы во всю ширину стола, склонившись над картой, как хищный стервятник. Темный капюшон, накинутый на голову, надежно скрывал его лицо. Черный костюм главы Гильдии Воров с многочисленными карманами, туго стянутыми ремнями и креплениями плотно сидел на крепком, выдрессированном бегствами и проникновениями теле, а фирменный герб Гильдии, впечатанный в наплечник каджита, будто насмешливо подмигивая, предупреждал: осторожнее, парень. Тебе лучше не связываться с хозяином. Слева него, все еще указывая на что-то, стояла изящная и тонкая Сирень. Телдрин чуть задержал на ней взгляд: средний рост, упругие стройные бедра, длинные руки, небольшая грудь, скрытая черной рубахой, глухо заправленной в узкие легкие штаны. Широкий кожаный пояс, подчеркивающий гибкую талию. Телдрин отчего-то впервые в жизни подумал, что это тело идеально для бесшумного проникновения в чужие дома через едва открытые двери или поддетые ножом окна. Наверное, она была той еще акробаткой, когда пролезала в чье-нибудь поместье и выполняла заказ, предположим, на чистку сейфа хозяина. Или на подкладывание компрометирующих бумаг. Или на откровенную чистку всего жилища. Он смотрел на нее, и эти тяжелые мысли одна за другой облизывали его мозг, как темные волны облизывали холодные берега порушенного и богами забытого Винтерхолда. Он перевел взгляд на Атропоса. Ему показалось, что даже белые одежды не могли спасти этого ящера: Серо всегда считал этот цвет чистым, вроде как даже святым. Благородным. Но на Атропосе даже самая белая вещь постепенно превращалась в неприметно-серую, и Телдрину показалось: еще немного, и она совсем почернеет, станет, как рубашка Сирени, как броня Джи-Ха. Сольется с ними в симбиозе, станет хамелеоном, сливающимся с тьмой. Ящер будто не замечал, как его аура меняла на нем эту чертову одежду, эти простые белые тряпки, которые перестали быть белыми и с каждой секундой теряли свой свет. С каждой секундой, пока Атропос стоял там, справа от Джи-Ха, и что-то неслышно говорил, и с чем-то таким же неслышимым соглашался, и что-то предлагал. Все такое же. Неслышимое. Мысль, пришедшая после, заставила данмера слегка усмехнуться. Но плечо его непроизвольно дернулось. В гостиной Горноцвета собрался Темный Совет. Собственной персоной. Обдал весь дом холодом тайны и тихим шепотом. С таким шепотом обычно люди творят Черное таинство на своих самых злейших, самых заклятых врагов. С таким шепотом в храмах молятся люди: за семью, друзей, себя, за жизнь, за выздоровление, за счастье близких. За смерть обычно молятся у алтарей даэдра. И, наверное, точно таким же шепотом. Серо достал из кармана старые пошарпанные карты. Получил он их давно и, бывало, тасовал со скуки или когда нервничал. Хозяйка говорила, они, мол, волшебные. Серо в это не верил. Карты приятно зашуршали в пальцах, перебивая его мысли. Вспомнилась утренняя стычка с Джи-Ха. Телдрин перетасовал карты и со скуки поднял верхнюю, думая о том, как бы ему хотелось врезать этому ублюдку так, чтобы у того все клыки поотваливались. Но каждый раз что-то мешало, как будто этот каджит был защищен самой судьбой. Серо перевернул карту рубашкой вниз. Выпала Фортуна. «Иронично», — хмыкнул данмер. «Вот уж точно кто спит с Фортуной в одной постели каждый Миддас». Вспомнился тот, который им помешал. Атропос. Интересно, что было бы, если бы он не оказался рядом? Как повернулась бы их судьба? Жив бы был сейчас Телдрин или Джи-Ха над ним бы смилостивился? Вряд ли. Ту рубашку он ему все-таки проткнул насквозь и даже порвал кожу. Еще немного, и впихнул бы в мясо. «Хорошо, что хоть восстановление помогло». Думая о Довакине, эльф снова перетасовал карту и достал верхнюю. Выпал перевернутый Маг. «Не соврала бабка?» — промелькнула мысль. «Или совпадение?» Седой старец с длинным посохом взирал на него с больно уж живой проницательностью для обычного рисунка на картонке. Данмеру стало не по себе от этого, и он убрал карту в конец колоды. «Раз уж на то пошло, то и на Сирени попробую». Он снова перетасовал карты, думая на этот раз об эльфийке. Мыслить о ней было приятнее, чем об Атропосе и в десять раз приятнее, чем о Джи-Ха. Он сосредоточил самые светлые мысли о ней, надеясь, что выпадет какая-нибудь хорошая карта (значение некоторых он узнал от той же бабки, но запомнил не все, к тому же, она стала вдаваться в какие-то подробности совмещения этих карт и особые комбинации, дававшие более полное значение, что Телдрин, естественно, запоминать не стал). Перетасовав колоду несколько тщательнее, чем в прошлые два раза, данмер вытащил верхнюю карту в третий раз. Выпала Луна. В голове, подобно молнии, вспыхнуло воспоминание. У этой бабки был чертовски скрипучий голос. — Тяжелая карта, — прохрипела она старческим голосом. — Опасная. — Да ну? — он издевательски изогнул бровь. — Кажется, что Луна освещает, но неправда все это, сынок. Страх и обман тут прячутся, недоверие, — она постучала сморщенным пальцем по картонке, — тайны. Мно-о-ого тайн. Человек, чья карта Луна, осторожный, тихий, оглядывается вечно, как вор, боится, что узнают о нем что-то страшное. Не связывайся с Лунами, с такими девушками особенно. В потемках они блуждают, найтись не могут, мечтают о чем-то великом и светлом, а сами черные, как тьма, недоверчивые. В любви плохо будет. — Ты мне лучше на материальное состояние погадай, бабуль, — он хмыкнул. — Меня оно в данный момент больше интересует. — Недальновидная вы молодежь, — фыркнула провидица, — ой, недальновидная. Деньги им подай, богатство. Утонешь в деньгах, на крови собранных, вот и будет тебе счастье. Но обожди, не забывай, что сказала тебе. — Гадай, бабушка, не отвлекайся. Та лишь проворчала что-то на непонятном ему наречии и стала раскладывать карты. Телдрин все сидел на деревянной лестнице, соединяющей первый и второй этаж большого поместья Горноцвет, хозяйкой которого была госпожа Сирень, и смотрел на вытянутую им карту. Довакин-воровка, которая почти никогда не говорила о своем прошлом, часто оглядывалась, когда они ходили по шумным городским улицам, и всегда активизировалась ближе к сумеркам, как будто тьма для нее была некоторым знаком к действию. Довакин, которая, кажется, совсем не жалела о выбранном пути и никогда не была против обчистить кому-нибудь карманы вместе с ее бывшим, самым наглым, самым хитрым, самым мерзотным каджитом, возглавляющим целую, мать его, Гильдию таких же воровских отщепенцев, как и он сам. Леди Луна в Темном Совете. Иронично. Ему смешно так, аж органы внутри сжимаются до состояния сплющенных сухофруктов. Чертова бабка. Телдрин положил карту обратно в колоду и быстро запихнул ту в карман, не желая ее больше видеть. Может, это была случайность, и карты на Сирени спасовали. Сломались. Заряд кончился. По крайней мере Серо себя усиленно обрабатывал в этом плане, ему не хотелось верить, что Сирень могла скрывать за собой нечто ужасное, нечто такое, что разрушило бы между ними все, что они построили за столь длительный срок. Ему просто не хотелось в это верить. Он гнал эти мысли прочь, встряхивал головой, потирал виски, закрывал глаза, прислушиваясь к шепоткам из гостиной. Так и не смог разобрать ни слова. Грустно, но так часто бывает, мы ломаем себя, насильно надевая розовые очки и смотря на предмет своей любви, одной стороной мозга намеренно стирая в нем недостатки, а другой воспринимая все так, как будто так и должно быть. Этот насильственный самообман, к сожалению, причиняет боль только тому, кто надевает эти очки, и чем его больше, тем больше боли человек получает спустя время, когда его розовый образ с треском разбивается, столкнувшись с какой-то жизненной ситуацией, где объект обожания представляется в самом неприглядном свете. Карты в его кармане как будто потяжелели раз в десять и этой неприятной тяжестью напоминали о себе. Мы здесь, Телдрин. Мы намекнули тебе на будущее, Телдрин. Мы три раза указали тебе верную карту, Телдрин, а ты до сих пор не веришь в нас. Поверь, Телдрин. ТЕЛДРИН, ОЧНИСЬ! Он встряхнул головой, прогнав из мозга задыхающийся от ужаса голос матери. И сцепил руки в замок, упершись в него лбом, закрыл глаза. Он не заметил, как голоса в гостиной наконец стихли — настолько погрузился в собственные мысли. Почти что уснул. В коридоре было темно. «Проснулся» он от того, что Сирень слегка трясла его за плечо. Он с усталостью оторвался лбом от сцепленного замка из пальцев, поднял голову и встретился с тремя силуэтами, смотревшими на него сверху-вниз (так как он все еще сидел на лестнице, а троица стояла перед ним). — Сладко спалось, Серо? — центральная фигура, поблескивая ледяными глазами в темноте, мрачной грудой глядела на него свысока. — Человек ус-стал, что ты цепляеш-шься к нему вечно... — вздохнул Атропос, стоя справа от него. — Меня интересует, сколько он тут проторчал и что успел услышать. Ледяные глаза сузились. — Ничего, если это тебе так интересно, — огрызнулся данмер, потирая глаз. Одна только Сирень молчала все это время, а потом присела на корточки, оказавшись вровень с его лицом. Положила руку ему на коленку и учтиво спросила, пока Джи-Ха что-то шипел Атропосу: — Ты в порядке? Телдрин как-то напряженно на нее посмотрел, как будто она была в курсе его махинаций с картами, но потом его взгляд смягчился, когда он увидел искреннее беспокойство в ее взгляде. Она теплой ладонью пару раз провела по его коленке. — Телдрин? По крайней мере, ее точно волновало его состояние. Это радовало. — Да. Сирень быстро глянула на Атропоса с Джи-Ха. Атропос понимающе кивнул, но промолчал. До Джи-Ха дошло не сразу, так что ящер максимально тактично прошипел: — Идем наверх, Джи-Ха, в конце концов, нам нужно собрать вещи. Каджит метнул на него недоверчивый взгляд. Сирень лишь кивнула, с одобрением косясь на Довакина. Вскоре звери прошли наверх и исчезли в коридоре, а эльфы остались одни. Сирень не убрала руку с колени напарника. — У тебя такой вид, как будто ты обнаружил злокрысье дерьмо в своей постели. «Лучше бы оно было так», — фыркнул про себя Телдрин. — Ничего, просто устал немного. Она поджала губы, но, пожалуй, это все, что можно было списать на негативные эмоции в ее лице. Большую его часть занимало беспокойство и немного чуть потеплевшая забота. — Я надеюсь, что приезд Джи-Ха и Атропоса и наши последние... разногласия никак не сказались на наших... отношениях? Верно же? Это был единственный раз за очень долгое время, когда Сирень говорила именно про их отношения. Не как наемника и нанимателя, но как друзей. Это было настолько непривычно для него, что он даже растерялся. Она снова погладила его колено и слегка сжала его в поддерживающем жесте. — Я вижу, что что-то тебя очень сильно тревожит, но ты мне не рассказываешь. «А ты мне рассказываешь?» — Знай, что ты всегда можешь рассказать мне... «Но ты мне никогда не рассказываешь» — Насчет Джи-Ха не беспокойся, твои личные дела я никогда ему не выдам, можешь быть в этом уверен. «С чего бы?» — Потому что если ты расскажешь мне, то это станет нашей общей проблемой, значит, моей тоже, а я в свои проблемы стараюсь почти не втягивать близких. Телдрин не сдержал автоматического смешка. «Сама над собой шутит?» — Мне важно знать, что ты доверяешь мне. Иначе мы не сможем работать. Он подавил второй истеричный смешок. Ему хотелось выплюнуть ей в лицо фразу «как, Мефала тебя возьми, я могу полностью тебе доверять, когда ты скрываешь от меня почти всю свою жизнь и вечно крутишься в темных компаниях?» Он смотрел прямо на нее, посылая мыслительные сигналы. Мало ли, она их прочтет. Но, похоже, Сирень их не понимала. — Мне важно знать, что ты доверяешь мне, — повторил он, как игрушка. — Иначе мы не сможем работать. Она с удивлением на него покосилась. — Ты прикрываешь мне спину, естественно, я тебе доверяю! — Дело не только в прикрывании в сражениях, Сирень, — его голос хрипел, но он не сводил с нее взгляда, ловя малейшие изменения в ее лице. — Я знаю, что ты скрываешь что-то гораздо большее, чем я. Она не отводила взгляда, но, кажется, перестала моргать. И дышать тоже. — Что-то темное, — прошептал он. В коридоре, кажется, стемнело еще сильнее. Наверное, солнце совсем ушло к горизонту. — Возможно, тебе стыдно в этом признаться, возможно, это подвергнет кого-то опасности, возможно, ты просто сам по себе человек, не любящий болтать о себе. Но я хочу сказать, что ты тоже можешь положиться на меня в случае чего, потому что я же тут, с тобой, до сих пор. Еще живой, заметь. Когда он сказал «еще живой», то Сирень изменилась в лице. Ее глаза блеснули тонкой водной рябью, и она тут же отвернулась, сморгнув слезы. Они ушли, и она повернулась — с тем же беспокойным, но теперь больше печальным лицом. — Поверь, все, что я могла тебе бы рассказать, я уже рассказала. Я просто... не хочу говорить об этом, потому что это доставляет мне дискомфорт, так что я просто не говорю об этом. Не в тебе дело. Знай это. Он изучал ее лицо, будто пытался найти в нем хоть намек на ложь или сокрытие. К своему удивлению, он его не находил, сколько не пытался. Карты перестали ощущаться в кармане, хотя он все равно этого не заметил. — Возможно, однажды... — тихо продолжила босмерка, — но не могу обещать. Это зависит не только от меня одной, понимаешь? — В твоих проблемах замешаны люди? — Больше, чем мне хотелось бы, — она печально улыбнулась. — Поэтому тебе точно не стоит взваливать это на себя, хотя я знаю, как ты иногда порываешься это делать. Он хмыкнул. — Ты хорошо меня знаешь. Она улыбнулась снова, но уже теплее. — Ты же со мной все время, к тому же, мы друзья. Эльфы посмотрели друг на друга и после секундного замешательства Сирень кашлянула и отвела взгляд. — Ну, кхм, я не особо сентиментальна, но вообще-то, да, думаю, ты мне это простишь. Серо согласно кивнул. — Тогда пойдем? Она встала с корточек и подала ему руку. Наемник, крепко схватившись за нее, поднялся. Она повела его наверх по лестнице, Телдрин, держась, плелся следом. Вместе они, как маленькие дети, дошагали до двери комнаты Серо. — Ты меня что, укладывать будешь? — фыркнул он. — У меня ощущение, что если я тебя не буду держать, то ты упадешь прямо посреди коридора и уснешь. — Умеешь выкручиваться. В ответ ему прилетел точный щелбан. Телдрин тихо рассмеялся (громко не мог, сил не хватало). Сирень открыла дверь комнаты Серо и приглашающе махнула рукой. — Со мной пойдешь? — поинтересовался он. — Тогда тебе жить легко будет, еще чего! Она таки отпустила его руку. Оба почувствовали, как их ладони за это время нагрелись, а теперь, при разжатии рук, воздух Горноцвета ощущался ладонями холоднее раза в два. Ему показалось, что Сирень отпустила его нехотя. Ей понравилось? Он не спросил. Она не высказалась. — Поспи, Серо, ради всех богов. Она ткнула указательным пальцем сначала ему в грудь, потом в кровать. — Дорога до Маркарта дальняя. Данмер кивнул и не сдержал зевка. — Ты тоже бы отдохнула. — За меня не беспокойся, я пол-Скайрима преодолевала в мокрой одежде, кушая по пути найденные ягоды, пила из горных рек и руками от волков отбивалась. И кто из нас сильнее? Он усмехнулся и закатил глаза, поняв, что с ней бесполезно спорить. Сирень мягко толкнула его в комнату и улыбнувшись, закрыла за собой дверь. Но так и не смогла отнять ладонь от ручки двери. Она все стояла и стояла, слушая, как Телдрин какое-то время походил туда-сюда, наверное, загружая вещи, а потом скрипнула кровать, оповещая о том, что он наконец лег. Босмерка бесшумно скатилась по двери, закрыв лицо руками. Затем она сжала волосы, дернула их со всей силы, закрывая себе лицо, и подогнула под себя ноги. Она боялась возвращаться к себе, зная, что если останется совсем одна, мысли ее сожрут заживо. Она почти чувствовала зловонное дыхание Ситиса на своей шее, который медленно вил для нее петлю. Она ощущала, как кипела ее-не ее волчья кровь, которая хотела вырваться навстречу к Хирсину, наверняка поджидающему ее в первом же соседнем лесу. Или в ее комнате. Временами она слышала тихое пение Ноктюрнал у себя за спиной. Они все хотят ее. Все хотят сожрать ее и присвоить душу. Как она могла сказать Телдрину, что отдала себя на служение двум принцам-даэдра и самому воплощению хаоса? Сирень была уверена, что Серо бы ей никогда этого не простил, а больше всего она боялась снова остаться без надежного прикрытия и без... друга. Хватит. Она потеряла достаточно. Она потеряла всех, кого только можно, так что если сейчас она потеряет еще и Телдрина, то это точно будет самой настоящей катастрофой. Нельзя было Телдрину знать о том, какой ужас он защищал в каждом своем бою. Просто нельзя. Она закусила палец так, что в рот потекли соленые капельки крови. Зажмурила глаза. И задержала дыхание, прислушиваясь к звукам за дверью.

***

В комнату все же пришлось вернуться. Она обнаружила брошенный открытый рюкзак и кучу тряпок, валяющихся рядом, так как Телдрин своим появлением вырвал ее посреди процесса, а потом им надо было в подвал, а потом совет... Довакин вздохнула и принялась быстро наводить порядок. Ее это успокаивало. Постепенно комната возвращала себе первоначальный вид. Когда она поворачивалась к кровати спиной, то у нее возникало стойкое ощущение, что за ней наблюдают, но это не были злые глаза, нет. Наоборот, она чувствовала молчаливую поддержку от дома. Это вдохновляло. Наверняка пришла Минерва и именно она сидела на кровати, просто не показывалась. Она часто так делала, когда Сирень хотела побыть одна, но не была готова к этому. Довакин была ей благодарна. Пакуя вещи, она постаралась максимально абстрагироваться от мыслей, настойчиво долбящихся ей в мозг. Временами они, конечно, просачивались, но Довакин их гнала. Если судить объективно и без лишних эмоций, то у нее все было, в общем-то, неплохо. Атропос не оказался предателем, перешедшим на вампирскую сторону, поделился информацией, наконец приехал Джи-Ха, тоже поделился информацией, они неплохо провели время вместе, она успела сто раз поспорить и помириться с Телдрином и на данный момент у них, вроде, все наладилось. По крайней мере, так ей казалось. Конечно, он подозревал что-то, и ей это не нравилось, потому что она не собиралась втягивать Серо в это, но у нее есть целая дорога в Маркарт для того, чтобы придумать хорошую отговорку и сбить его со следа. Сирень была хорошим асассином. Она всегда сбивала след чужим собакам и никогда не попадалась. Так что опыт у нее был. Ома сломали, но Сирень очень надеялась, что его возможно было починить. Совсем скоро она двинется в Маркарт и найдет Астран, и они вместе решат, что делать. Джи-Ха пошлет агентов, чтоб разыскивать магов, Атропос рванет в Винтерхолд, чтобы вести переговоры с Коллегией. К тому же, их всех еще не убили, так что всё действительно, в общем-то, было неплохо. Святая рациональность. Всегда спасает. Довакин собрала сумку, поспала пару часов, а когда оторвалась от подушки, поняла, что доспала аж до позднего вечера, что ее расстроило. «Ночью что ли придется ехать?» — недовольно подумала она. «Нехорошо...» Она огляделась в темноте и, потирая глаза, поднялась. Затем тихонько вышла из комнаты (свет в коридоре неприятно ослепил ее) и направилась в комнату Телдрина дабы обсудить дальнейший план действия. Мало ли, данмер уже давным давно собрался и ждал ее. Босмерка тихонько постучала и зашла. В комнате было темно, значит, эльф не добрался до свечек. — Телдрин? — тихо позвала она. Ответом ей служило молчание. — Ехать скоро, Телдрин. Босмерка на ощупь добрела до стола и зажгла свечку легким касанием руки. Та осветила темную столешницу и еще некоторое количество пространства. Сирень обернулась. Телдрин спал, до носу закрывшись тяжелым одеялом, и мерно спокойно дышал. Довакин поджала губы и тяжело вздохнула, потирая лицо. Подойдя к кровати, она присела рядом с данмером и потянула руку, чтобы разбудить его, но остановилась в пару миллиметрах, не решаясь этого сделать. Надо его будить. Но она не хочет! Заткнись, естественно, она хочет, им надо ехать! Сирень не хочет! Разбуди Серо, Сирень, чего ты медлишь? Не буди Серо, Сирень, это он из-за тебя так устал, дурында! Вот уж точно, дурында. И опять смеются. Странное дежавю о споре двух личностей накрыло ее голову. Ах да, точно, она так же разрывалась, пытаясь разбудить Телдрина в ту ночь, когда он успокоил ее от кошмара. В тот раз она разбудила его. Именно, Сирень, а теперь пора послушать меня в конце-то концов! Ты что, уступишь ему? Серьезно? — Заткнитесь, — прошипела Сирень в пустоту. Ты саму себя затыкаешь, идиотка! Довакин раздраженно выдохнула и убрала руку от одеяла Серо. Тот слегка поерзал во сне и продолжил спать, как ни в чем не бывало, закутавшись в одеяло. Она хмыкнула и потерла нос, затем сцепила замок из пальцев и осталась сидеть в тишине на его кровати, думая о чем-то своем. Где-то посреди своих мыслей она уловила тонкое Умничка, Сирень! затем оно потерялось в мыслях, и больше Сирень ничего не слышала.

***

— Так значит, уходишь? — он облокотился о дверной косяк и сложил руки на груди. — Да, погостил и хватит, — кивнул Атропос. — Передай Сирени мою глубочайшую признательность в том, что предоставила мне такую уютную спальню. Было приятно хоть немного поспать в тепле. — Передам. — К слову, Джи-Ха, — Довакин вышел на улицу и остановился. Свет из коридора Горноцвета, в котором стоял Джи-Ха, на ящера больше не падал, так что глаза Довакина во тьме стали светиться неестественным желтым светом, что выглядело как-то жутко. — Что? — Серана все просила меня спросить, как ты там. Джи-Ха нахмурился. Его хвост покачнулся. — С чего бы это стало так быстро ее интересовать? — Кто его знает, — задумчиво протянул Довакин, глядя на звездное небо. — Когда я уходил оттуда, она казалась, не побоюсь этого слова, напуганной. — Я бы тоже был на нервах, заявившись к негостеприимному папаше в его кровавый притончик. И еще эти Двенадцать Советников... Когда Атропос поведал им на обсуждении о Вампировой Дюжине, настроение у всех резко упало. Это значило, что каждый район контролировал как минимум один Советник, а в Солитьюде так вообще было вампирское засилье во главе с Харконом. Это стоило незамедлительно сообщить Страже Рассвета, но они не знали, как это сделать как можно безопаснее, потому что голого гонца могли запросто перехватить, а наемник для этого дела не годился. Слишком непроверенный вариант. Джи-Ха хотел было отправить кого-то из Братства или Гильдии, но Сирень сказала, что их не стоило бы вмешивать. И вообще, надо было проверить самим этих Советников. На вооружение взяли предстоящий Маркарт — уж больно много дел там у них скопилось. — Да, обстановка в Волкихаре достаточно напряженная, — согласился Атропос. — Не знаю, сколь долго там продержится Серана с учетом того, что она не разделяет мировоззрения с-своего отца. — Серьезно? — Она против того, чтобы он порабощал С-скайрим. Пока об этом знаем только мы с тобой, и лучше бы оно так и оставалось. Потому что, если Харкон узнает об этом, боюсь... — Атропос нахмурился, — он ее казнит. Можно сказать, я уверен в этом. Джи-Ха молчал, сверля коллегу взглядом. — Она еще в Волкихаре? — Насколько я знаю, да. Так что я отправлюсь туда, и мы посмотрим, что можно с-сделать. Будем действовать по ситуации. — Скажи, пусть не лезет на рожон. Атропос посмеялся свистящим смехом. — С-серана не из сорвиголов. Она достаточно умна. — Помни, даже умные иногда допускают ошибки. Ящер склонил голову. — Неужто камень в огород Мерс-сера? — последнее слово Довакин прошипел с особой ядовитой насмешкой. В головах обоих воров возникло приятное зрелище убийства бывшего Главы Гильдии Воров, который нещадно обкрадывал и подставлял собственных же людей. — Именно. Оба одновременно усмехнулись. — Хотел пожелать тебе не сдохнуть, но уже поздно, так что хотя бы своей этой чешуйчатой оболочки не лишись, еще нужен будешь. Атропос взмахнул рукой, подтягивая ткань рукавов ближе к себе. — С-слиш-шком много чести, Джи-Ха, — фыркнул он. — Я планирую пережить тебя минимум на несколько веков, чтоб наконец с-стереть твой образ из с-своей памяти. Джи-Ха, разинув пасть в насмешливом оскале, рассмеялся сквозь ряд острых зубов. — Не знал, что ты оптимист. Асассины смерили друг друга оценивающими взглядами и, молча кивнув, разошлись. Джи-Ха ушел в тепло дома и захлопнул за собой дверь. Свет погас, оставляя Атропоса одного во тьме. Со стороны острова подул холодный ветер. Довакин вздохнул и, посильнее натянув капюшон, направился прочь от Горноцвета. Где-то далеко-далеко остывшие жаровни Волкихара снова вспыхнули, встречая ночь.