***
Вечером холодно. Хибари надел отцовский свитер, длинный ему, он заправил его спереди в джинсы. Да, и такое имеется в гардеробе японца, несмотря на всю его любовь к строгим костюмам и форме. Но это не столь официальное мероприятие. У двери в кухню скопилась небольшая толпа младших офицеров, перешептываясь, они смотрели в щель в двери. Босс готовит. — У вас больше нет дел? — строго интересуется Ромарио, который отошел всего на пять минут, а вернувшись увидел эту картину маслом. Слабо оправдываясь, толкучка тут же разбредается кто куда, а Ромарио входит на кухню и плотно запирает дверь. Он смотрит, как Дино неторопливо отрезает два крупных куска сердца. (Не более двух сантиметров в толщину, это важно) На кухне пахнет тимьяном и лимоном. Хибари сидит на краю стола, рассматривая татуировки на руках Дино. На блондине сейчас мятного оттенка рубашка, рукава закатаны, а первые пуговицы расстегнуты, на поясе завязан черный фартук. — Говядина очень сложна в приготовлении, — произнес он и разрезает большой лимон напополам, сбрызгивая соком слегка кровоточащее сердце. Соль, перец, немного мускатного ореха, и после оба куска отправляются на горячую сковороду с оливковым маслом и веткой ароматного тимьяна. Хибари потянул носом и прикрыл глаза. Пахнет божественно. — Многие недооценивают субпродукты, но сердце, мозг, легкие — очень вкусно, если умеешь их готовить, — с улыбкой произносит Дино, и Кея чуть щурится. — Ну все, займись делом, вот тебе лук и перец, нарежь их соломкой, — произнес Дино и вручил Хибари ножик, тот чуть опешил. Раньше ему не приходилось даже матери с готовкой помогать. Отец всегда говорил, что не мужское дело, но видя, как Каваллоне ловко управляется с продуктами, Кея ловил эстетическое наслаждение и начинал сомневаться в том, что «не мужское дело». В детстве Мукуро часто наблюдал за поварами в ресторанах, много читал и пробовал готовить сам, уже в сознательном возрасте. Он гурман и если потребление пищи не обусловлено приступом голода, то Рокудо не потянет в рот, что попало. Вот и сейчас, глядя, как Хибари неловко нарезает овощи, он улыбается и оборачивается к холодильнику, доставая подмерзшую вырезку, сегодня он был намерен готовить только из мяса. — Для того, чтобы нарезать тонко-тонко, нужно немного подморозить, — поясняет он и проводит пару раз ножом о нож, смотря на лезвие, он нарезает тонкие кругляши из вырезки, сразу выкладывая их на тарелку, а после берет кружку, добавляет оливковое масло, немного лимонного сока, горчицы и соевого соуса. Они ведь в Японии. Рокудо переворачивает мясо на сковороде, смотрит на красивую корочку и рельеф от гриля, после чего возвращается к тарелкам с кусочками сырого мяса. — Это карпаччо, — поясняет Рокудо на непонимающий взгляд Хибари. Мукуро тонкой струей выливал соус, ощущая острый запах горчицы. Ромарио удивленно за всем этим наблюдал, сидя за барной стойкой с чашкой кофе. Мукуро умеет удивлять. И не только его. Следом на мясо опускается подушка из подсоленной рукколы с мелкой солью лимоном, — чтобы не горчила — помидоры черри и пармезан. — Вуаля, — он щелкнул пальцами, сдвинул мясо с огня, нескольких минут достаточно, чтобы получить идеальный медиум. — Ну что ты возишься, — спрашивает он, цыкнув и подходит, помогая Кее с овощами, которые через пару мгновений отправляются обжариваться уже на другую сковородку. Тихое шипение, аромат болгарского перца. Столько разных запахов, и все хороши. Кея теряется. Он всегда презирал европейскую культуру и кухню, но видя, как Мустанг управляется со всем этим, Хибари просто отходит, садясь напротив Ромарио боком, чтобы видеть приготовления Дино к ужину. Лук и перец непринужденно подбрасываются на сковородке, пока на перце не появляются первые коричневые пятнышки, а лук не становится золотистым, после этого гарнир отправляется на тарелки, куда следом кладется мясо. — Ромарио, — Мукуро ставит тарелку с карпаччо перед мужчиной, потому что на днях они разговорились о предпочтениях, и тот услышал об этом блюде… Раз уж есть такая возможность, он решил отблагодарить старика за то, что всякий раз, когда Мукуро оказывается в заднице, он его вытаскивает. — Мы пойдем на улицу, — сказал Дино и открыв мини-бар за спиной мужчины, достал красное вино Неро Д’Авола. — Эй, Кея-кун, не отставай, — протянул он, глядя, как парень подхватывает обе тарелки. Они выходят в дверь рядом и оказываются на небольшой террасе, опускаются за стол. Слабое освещение, лозы плюща, ползущие по стенам, почти полная луна. Мукуро приносит крупные бокалы. — Нельзя есть мясо без вина, — пожимает он плечами, наполняя бокалы на одну треть, он опускается напротив юноши. — Где ты этому научился? — интересуется Хибари и разрезает мясо, видя тонкую розовую полоску, он отрезает кусочек и отправляет его в рот. Безумно вкусно. — Я просто хороший наблюдатель, — отвечает Рокудо и тоже разрезает мясо, делая небольшой глоток вина. — Лучшее сочетание, — выдыхает он. За ужином они много разговаривают. Точнее, в большей степени говорит Дино. Хибари слушает, но это ему нравится. Горничная уже успела унести грязные тарелки, а эти двое продолжают неторопливо пить вино. Эта же девушка вскоре принесла две креманки с десертом. — Дословно тирамису переводится, как держи меня наверху, — произнес Дино, смотря, как Хибари недоверчиво пробует. — Сливки, кофе, какао, очень высокая энергетическая ценность, мне всегда помогает, когда накатывает меланхолия или усталость, — произносит он, и Кея одобрительно кивает. Вкусно. — Босс, уже поздно, позвольте мне… — Иди спать, Ромарио, — отвечает Рокудо не дослушивая, и мужчина кивает, он смотрит на бутылку и видит, что она пуста, переведя глаза на Мукуро, он долго смотрит на него, думая, поймет иллюзионист или нет интонацию в его взгляде, говорящую, нет, кричащую: «не делай глупостей». Мукуро понимает, но будет их делать. Недавно Реборн пришел с вестью о том, что Дино приходит в себя. Он еще слаб, но через пару недель все вернется на круги своя. И Рокудо не хочет. Ему нравится то, что происходит. Нравится Ромарио, который стал ему чем-то вроде старшего брата или отца, нравится эта атмосфера внутри поместья. Ему… Нравится Хибари Кея. Все их тренировки, разговоры. Нравится смешить его и читать перед сном. Перед смертью не надышишься. Мукуро хочет взять все, что возможно, ведь он понимает, что Кея теплеет к Дино, а не к Рокудо Мукуро. — Покажи мне дом, — произнес Кея, когда Ромарио ушел. Мукуро тут же нервно дернулся, вообще, он как-то раз блуждал по дому, но где что, где и как он не знает. — Ну, пойдем, — произнес он неохотно. Они поднимаются на третий этаж, чтобы начать с него. Абсолютно наугад Мукуро открывал двери по зову внутренней интуиции, рассказывал что-то о комнатах. Он замер напротив окна, когда они спускались уже на первый этаж. Мукуро решил включить Дино и косил под идиота после пяти минут экскурсии. То дверь не откроется, то ничего интересного, то еще что-то, и Кея решил, что идея была не такая и классная, так что они решили, что пора бы расходиться, но в голову Мукуро, подернутую алкоголем ударяет странная мысль. — Каваллоне? — позвал Хибари, приподняв бровь. — У тебя мозг ушел на перезагрузку или что-то серьезное? — спрашивает молодой человек, сложив на груди руки. — Оставайся на ночь, — просит он, повернув голову к мальчишке, буравя его своим взглядом. Хибари прищурился. Их игра в гляделки протянула недолго. — Останусь, — ответил он. — Мне нужен телефон. предупрежу мать, — вскоре Мукуро рассматривает, как парень говорит с мамой, наматывая на палец провод телефона. — Все в порядке, — произносит он спокойно, положив трубку. В коридоре темно и тихо, лишь слабый свет ночников озаряет его. Кея подошел к мужчине, дергая его к себе. Хибари принципиально не поднимается на носки. Слишком много чести. Он обнимает его за шею и медленно целует, а руки Дино кажутся слишком теплыми, они опоясывают, укутывают, словно одеяло, и Хибари доверяется. Он никогда не признает этого, будет шипеть, и возможно, попытается убить человека, посмевшего такое предположить, но доверяется.Целуй меня. Пока лучи не целятся в нас. Пока мы еще что-то чувствуем. Пока мы еще здесь. Целуй меня. Я ненавижу, когда ты так нужен.
— За мной, — сказал Дино, резко выдыхая, он сжимает запястье Хибари и тянет его за собой в крыло для прислуги, где расположена прачечная. Хибари стоял и ждал, пока Дино отыщет какой-то бумажный сверток, после чего они уже спокойно и неторопливо поднимаются в комнату. Одна из гостевых. Мукуро запрещено спать в одной и той же комнате дольше, чем одну ночь. О том, где он остается не знает никто, только Ромарио и то лишь для того, чтобы будить Мукуро вовремя, не давать голодать и, соответственно, терять контроль. — Что это только что было? — спрашивает недовольно Хибари, раздраженный собственным незнанием. — Хочу увидеть тебя в чулках, — выдал Мукуро, жадно разрывая бумагу. Кея в замешательстве, смотрит, как Рокудо вытряхивает содержимое свертка. Это форма. Ромарио как-то в машине рассказал о том, что по своей неловкости Дино очень часто проливает на бедных горничных что попало, поэтому сменная форма всегда хранится в прачечной, как раз для таких случаев. Чего уж скрывать, и сам Мукуро пару раз обливал девушек кофе, смотрел, как они терпят боль или верещат, извинялся, но испытывал какое-то своеобразное садистское наслаждение. Однако, несмотря на частые стереотипы, форма не была ни капли сексуализированной. Плотное черное платье с крахмальным белым воротником и манжетами. Оно казалось очень длинным. Передник, тоже был белым, чуть ниже колена. Но Мукуро требовалось другое. Он берет в руки плотные чулки, свернутые улиткой, держа их за резинку, Мукуро распускает их и смотрит на Хибари. — Каваллоне, помнишь, я спросил про то, находится ли твой мозг в перезагрузке? Так вот, теперь я понимаю, что он просто отсутствует, — начал было скептично возмущаться Хибари. — Хибари, пожалуйста, — просит Дино, и Кея, глядя на него, слышит какое-то отчаяние в голосе. Отчего-то он понимает, что для Каваллоне это сейчас необходимо и теперь… Колеблется. — Пожалуйста, — повторяет он, и Кея подойдя на пару шагов, протягивает руку. Кажется, что мыслить адекватно рядом с этим человеком попросту не получается. Его разум словно плавится, он позволяет себе много лишнего, чего быть не должно, но идти против не получается. А может не хочется? В конце-концов, это только между ними двумя. Хибари с силой сжимает податливый шелк в руке, нестерпимо долго смотрит в глаза напротив и произносит в приказном тоне: — Зайдешь, когда я скажу. Возражения не принимаются, — Дино согласно кивнул и, как ошпаренный, вылетел из комнаты, прижимаясь спиной к двери. Мукуро кажется, что он слышит шорох ткани, слышит и будто тактильно ощущает. Порой переживания Рокудо не могут найти выход и переливаются именно в такие абсурдные желания. От осознания того, что Кея согласился, хочется заорать. Хочется снять иллюзию и войти так, как есть. Войти и взять его, ощущать чужое сопротивление, чувствовать, как его пихают острыми локтями и коленями, ощущать беспорядочные пинки, толчки и укусы. Этот японский ублюдок заставляет Рокудо чувствовать. И итальянец ненавидит его за это. Хочет, чтобы это прекратилось или не прекращалось никогда. — Входи, — слышит он чужой голос, еле разборчивый, но приоткрывает дверь и видит Кею, стоящего перед зеркалом. Он завязывал передник на поясе. Это платье сидело на нем не идеально, но черт возьми, какой же он красивый! Хибари резко повернул голову в сторону мужчины. — Этого ты хотел? — спрашивает он и мягко ступает. Пол будто уходит у него из-под ног, такие мягкие и медленные шаги. Он приближается к Дино и глядит снизу вверх. А он, этот придурок, просто смотрит, не произнося ни слова, и Хибари начинает чувствовать неловкость, накатывающую вместе с ней злость, хочется отвернуться, но он упрямо смотрит в чужие глаза и резко ударяет Дино в плечо. — Тупое травоядное, сделай хоть что-нибудь, — надрывно шепнул японец. И он делает. Мукуро толкает Хибари на кресло, стоящее рядом и опускается на колено, берет ступню парня в руку так, словно она фарфоровая, и может лопнуть от одного прикосновения. Мукуро кажется, что в его пальцах сейчас весь жар Солнца, Юпитера и Марса. В его легких плещется раскаленное масло, и каждый вдох обжигает дыхательные пути. Он смотрит на ногу Хибари, как одержимый и приникает к щиколотке губами, его рука скользит по тонкой голени. Мукуро чувствует прохладный гладкий шелк и ощущает, как у него трясутся руки. Он сходит с ума. Прямо сейчас, он не может выдавить из себя ни слова, посекундно облизывает губы и прижимается ими к чужой ноге. Целует острое колено, его ладонь замирает на внутренней стороне бедра. Подушечки пальцев касаются резинки, и Рокудо ощущает, как узкие острые пальцы спицами вонзаются в его плечи, Хибари дышит сквозь дубы, закрыв глаза. Сейчас не так, как было в первый раз и другие до этого. Это не быстрый сброс напряжения, не безумная страсть, это нежность. Непреодолимая, беспощадная нежность, которая обрушилась на комнату волной цунами и затопила. Мукуро проводит пальцем по полоске кожи над резинкой чулка, и парня выгибает. Его правая рука с силой сжимает спинку кресла за спиной, а свободная нога упирается в плечо Дино, и тот прижимает ступню к своей щеке, трется о нее, как кот, чью любимую игрушку набили кошачьей мятой. Он исступленно целует пальцы через ткань чулка и продолжает поглаживать кожу в том же месте. Хибари понимает, что нельзя издавать ни звука, чтобы не привлечь внимания со стороны патрулирующих. А может стонов и не нужно? Мукуро думает, что один его выдох стоит тысячи стонов самых талантливых порноактрис мира. Мукуро снова ведет, больше того, ему конкретно обносит голову. И хочется. Только одного человека в этом ненавистном мире. Дино уверенно опускает ладонь на его бедро и ведет вверх, понимает, что на Хибари нет белья. Усмехается. Юная. Красивая. Дрянь. Вторая ладонь опустилась на другую ногу японца, пальцы медленно скользят к коленям, и Кея закатывает глаза. До этого человека Хибари не думал, что одним касанием можно сводить с ума, но теперь знает, что да, можно. Он чувствует, как его колени разводят, чувствует, как по бедру катятся поцелуи и цепляется за спину, за плечи, хоть за что-то, просто ради того, чтобы оставаться в реальности. Хоть немного. Можно? Нельзя. Мукуро касается языком выпирающей косточки бедра и вылизывает ее, Кея чувствует, насколько колючее платье. Как сильно сдавливает его передник, хочется сорвать все это к чертям, но он не способен сделать хоть что-то, даже шевельнуться, желая, чтобы этот момент длился вечно. Он ощущает, как нос Дино касается живота, скользит ниже. Кея стискивает зубы, когда чувствует касание к головке, ощущает как Дино заглатывает. О! Знал бы он, кто ему сейчас на самом деле отсасывает! От одной этой мысли Мукуро едва не подавился. Хотелось смеяться, но недолго. Он слышит тяжелый выдох и медленно скользит назад. А Кея ощущает себя одной из тех старшеклассниц, которые трахаются на задних сиденьях машин. Но ему хорошо. Он думает о том, что нужно не забыть, как дышать. Мукуро не торопится, он смакует этот процесс, мучает японца, сжимая его ногу и бедро так, что явно выйдут синяки. Когда он чувствует, что тот поддается навстречу, буквально имеет в горло, он отстраняется, ловя тихий недовольный рык. Мукуро глубоко вдыхает, лукаво смотрит на Хибари, который раскладу явно не рад. Кея медленно поднимается, шатнувшись. — На кровать, — велит он хрипло, и Мукуро подчиняется. Сегодня так. Поднявшись с пола, он стаскивает рубашку и кидает ее на кресло, а после валится на постель. Хибари сел ему на бедра и чуть поерзал. У Мукуро стоит. До боли. Мукуро держит контроль. Мукуро кажется, что вот-вот и реальность, подобно старой пленке, будет плавиться от его иллюзий, но он не должен позволить себе такой вольности. Он тянет руку к плечу Хибари и тащит его вниз, наконец целуя сухие губы, испещренные мелкими ранками. Кея упирается руками в кровать по бокам от его головы, и Мукуро тянет за завязку передника, распуская вымученный бантик на пояснице Кеи, а после он наконец дорывается до молнии на спине. Этот звук… Словно поезд. В тишине комнаты, он медленно катится по рельсам, по заданному маршруту: меж холмов-лопаток, по равнине-пояснице до конечной станции. Хибари выпрямился.Ты молчишь мне в глаза. Я устал рисовать. На закате наши тени издают голоса. Звездопадом уйдя, нас так мало хотят. Я бежал за твоим запахом, как в новый сентябрь.
Ткань неумолимо ползет с плеча Кеи, замирая около сгиба локтя, и Мукуро задыхается, он медленно очерчивает пальцами шею, ключицу, плечо, замирает и смотрит в глаза японца. Слишком прямо. Слишком откровенно, ему хочется выть от этой обстановки, но он грубо ухватывает подол платья. Тридцать секунд возни, и платье безжизненной медузой опускается на пол, а Мукуро смотрит на Кею и не верит в происходящее. Холодные пальцы Хибари касаются татуировок, скользят по рукам на грудь, Хибари упирается в нее и заводит челку за ухо, обнажая укус за ухом. — Я ненавижу тебя, — одними губами шепчет Мукуро и сжимает его шею, притягивает к себе, целует, кусает эти губы и чувствует, что иллюзия вот-вот пойдет по швам. Руки ложатся на чужие бедра, он ощущает ткань чулок, беспорядочно гладит, чередует контраст горящей под руками кожи и прохладной ткани. — Я хочу тебя, — произносит он вслух, и Кея царапает его короткими ногтями, дергает бедрами, заставляет Рокудо выгнуться, поддаться вперед. Он хочет сделать все сам. Как всегда. Но вот Рокудо цепляет резинку и хочет потянуть вниз, как вдруг ладонь Кеи накрывает его собственную, сжимает. Останавливает. — Нет, — произносит японец вновь этим тоном, не терпящим возражения, и Мукуро кивает, соглашаясь. Когда Хибари натягивается на него, это подобно пытке. Мукуро нетерпелив, он впивается в простынь, не желая причинять боли своими действиями, а Когда Кея опускается до конца, то в комнате висит тишина. Кея откинул голову, привыкая, а Мукуро старается хоть немного упорядочить мысли. Оба дышат тяжело. А потом Кея целует Дино, подаваясь вперед. Кожа на ребрах натягивается, талия кажется слишком узкой. Лунный свет серебрит их тела, играет с тенями в комнате. Хибари целует, будто душу вынимая, и Рокудо опускает ладонь на его спину, касается лопатки, ощущает бархатную влажную кожу и ведет по ней к пояснице. Он чуть двинул бедрами, и Кея моментально отстранился, чуть приподнимаясь. Мелкие толчки, жар. Жар, охватывающий все пространство вокруг, будто масло из легких Мукуро все же выплеснулось наружу и теперь в газообразном состоянии разъедает кожу. Хибари кусает губы, медленно двигается, и все, кажется, происходит в замедленной съемке. Внезапно Кея склоняется и метит, он ставит засос на шее. Ему хочется заклеймить эту лошадь. Но способа сделать это безболезненно и так, чтобы не сошло за несколько дней… Конкретно Кея не видит. Мукуро осознает, что если не возьмет ситуацию хоть немного под свой контроль, то лишится его и вовсе, он подминает японца под себя и поддерживает его ноги под колени, видя, как Хибари вытягивает руки над головой, как откидывает голову, обнажая бело-розовую, от поцелуев шею. Мукуро хочется быть сторонним наблюдателем. Он резко двинулся, затыкая красный рот мальчишки бешеным поцелуем. Кея снова впивается в ребра, в плечо, спину, он снова хватается за него и отдается с головой. Хибари наслаждается тяжестью тела, запахом пота и духов, ощущением члена в заднице. Мукуро берет быстрый темп, ему до безумия нравится трахать Хибари. Мукуро всегда кончает в него, для него это своеобразная метка. Важная метка. Кея ненавидит это ощущение. Рычит, впивается в кожу сильнее, ощущает, как она собирается под ногтями. Мстит. Они курят. Курят в постели. Дым впитывается в шторы, шкафы, потолок и ковер на полу. Дым впитывается в кожу и легкие. После душа Кея похож на взъерошенного недовольного воробья. Он надел мятную мятую рубашку Дино и сидел на его бедрах, делая очередную затяжку, глядя, как огонек стремительно приближается к фильтру. — Ты прав, — произносит он внезапно, — я пристрастился. — Я всегда прав, — улыбается мужчина под ним и гладит по щеке, но Хибари шипит: — Не трожь, — дергает лицом, а Мукуро не снимает со своего улыбки, не отдергивает от чужого ладони. — Я потушу ее о твою руку, если не уберешь, — произносит Кея предостерегающе, но улыбка на лице Дино становится шире. — Туши. Рокудо морщится, чувствуя, как запястье прижгло и обдало болью. Чуть позже Хибари поймет, что заклеймил.