***
— Эй, детка, запрыгивай, — Хибари только вышел из школы, когда рядом с ним неторопливо поравнялась машина Дино. Он смотрит на мустанга прожигающим взглядом. — Я говорил, чтобы ты не появлялся на территории школы? — раздраженно фыркает он, смотря, как машина упрямо едет рядом. — Да, — протянул блондин, почесывая бритый висок. — Но это важно, — он старается сделать как можно более серьезное лицо. — Так что давай, садись и не выпендривайся, — он тормозит и смотрит на Кею, который буравит его взглядом, но открывает дверь. Вдруг они слышат противный, громкий голос Савады. ГДК оборачивается, щурит глаза, а потом садится рядом, складывает на груди руки. — Кея, ты слышишь этот отвратительный комариный писк? — произносит Мукуро с усмешкой, на лету ловя чужие мысли, он выжимает газ и направляется… В сторону аэропорта? — Скажи, куда мы едем, — требует Хибари, повернул голову в сторону этого недоразумения. — Не скажу, — довольно произносит Дино, после чего его рука опускается на колено Кеи. На самом деле, это стало какой-то своеобразной традицией. Ладонь Мукуро уже непроизвольно тянется к ноге Кеи, если тот сидит в машине рядом. Когда, конечно, не переключает передачи. Ему так спокойнее. Мукуро так… Привык к этому всему, что даже думать не хочет, как будет существовать вне роли. — Ублюдок, — Кея крайне недоволен, что его планы нарушены, но он рад, что сегодня так. Они не виделись несколько дней, не считая чтений перед сном, но это происходит уже по умолчанию. Они закончили «Большие надежды» и «Цветы для Элджернона». Дино пообещал сегодня принести Набокова. — Ладно-ладно, не злись, у меня для тебя отличные новости! — произносит он с энтузиазмом. — Хибари, у нас будут дети! — лицо Хибари стоило запечатления, когда он посмотрел на Мукуро. Такой взгляд… Им можно пользоваться в качестве оружия массового поражения, наверное! Дино смеется. — Каваллоне, что за чушь ты несешь? Если ты не объяснишь мне, что опять взбрело в твою пустую голову, я тебя придушу, как только остановишь машину, — шипит Кея, не зная, куда себя деть и просто желая тут же, на ходу, выскочить из машины. — Хибари, я не могу испортить сюрприз, — продолжает подтравливать Рокудо, наслаждаясь чужим смятением. А как же иначе? Выйдя из машины, они идут в аэропорт, в зал ожидания. Хибари нервничает, не понимает, что могло прийти в голову этого человека. Он не узнает Дино. Он просто думает о том, что, возможно, он просто не пытался в нем разобраться, поэтому видел только неуклюжего дебила, а сейчас тот раскрывается с новой стороны, но… Почему-то Кее кажется это неправдоподобно. В этом Дино есть что-то особенное, что-то, что и привлекло Хибари в тот день, когда мужчина пришел на крышу, одевшись, как панк-рок-неформал-мальчик. За своими мыслями, он не заметил, как Мукуро встал. — Так, сиди здесь и никуда не уходи, я сейчас вернусь. Кея неотрывно смотрит в спину Дино, наблюдает, как тот приблизился к какой-то женщине и теперь разговаривает с ней. Рядом с ней стоит какой-то слишком большой чемодан. Через миг Хибари понял, что это переноска. Женщина передает Дино двух крупный щенков. У Хибари глаза на лоб полезли, а этот идиот, он подходит и садит на колени Хибари белого, симпатичного малыша, который задрал морду, оглядываясь на Кею и размашисто лизнул его в лицо. — Поздравляю, вы стали мамой! — произносит он, хохочет, прижимая к себе точно такого же, но черного щенка. Сказать, что Хибари шокирован — просто скромно промолчать! Он просто зарывается пальцами в мягкую шерсть, смотрит на животное, будто спрашивает: «почему ты здесь? Что ты вообще такое?» — Помнишь, ты месяц назад сказал, что всегда хотел собаку, но родители никак не могли выбрать породу и оттягивали… Вот, теперь у тебя есть собака! Это щенки русских борзых, они привитые, им уже по четыре месяца, так что и гулять им по улице уже можно, — Хибари смотрит на него непонятным взглядом и прижимает к себе собаку. — Спасибо, — произнес он кратко, вдыхая запах теплой собачьей шерсти. Они назвали их Адам и Ева. Было много вариантов, но когда Мукуро показалось, что эти клички могли бы быть забавными, Кея отчего-то согласился. Таким образом и вошла в его жизнь Ева. Белоснежная, изящная, безумно красивая. Хибари влюбился в нее через час совместного времяпрепровождения. Адам ему нравился, но меньше. Возможно потому, что свое любится всегда больше, чем чужое, а этот пес принадлежит Дино. Теперь они видятся чаще. Каждый вечер и утро в сопровождении Ромарио они гуляют с собаками по Намимори. Ева все намеревалась сожрать Хиберда, но тот умудрялся спасать свой маленький желтый зад, отсиживаясь на плече Кеи. — Что творит этот мальчишка, — произносит Ромарио, тяжело вздыхая, стоя около скамейки, на спинке которой стоял Реборн, киллер рядом чуть хмурится, прикрывая лицо шляпой. Они наблюдают, как Дино и Кея огибают озеро, держа собак на шлейках. — Возможно, он просто заигрался, Ромарио. Но тебе стоит поговорить с ним на эту тему. Ты помнишь, Дино уже через полторы недели выйдет из больницы… Вы обнаружили, кто мог быть крысой? — интересуется он, подняв голову на Ромарио. — Этот человек точно входил в отряд людей, стоявших на посту в ту ночь, — вздыхает Ромарио. — Но я не хочу что-то предпринимать без босса и беспокоить его в больнице тоже. Рокудо говорит, что нужно допросить каждого, но… Реборн, ты знаешь, я не хочу крови. Босс тоже не желал бы… — Ромарио, скольких людей ты убил за всю жизнь? Не считал? Ты забыл, в каких кругах мы крутимся? Подумай о том, кто важнее для тебя. Твой босс или какие-то молокососы? — Реборн хмурится, глядя на мужчину. — Предлагаешь перебить весь отряд? — ужаснулся старик и отшатнулся от Реборна. — Нет, — он качает головой. — Но устроить беседу в лучших традициях Сицилии я советую настоятельно. в этом Мукуро прав. Никогда не знаешь, что у этого психопата на уме, но мыслит он здраво. — Я уверен в каждом из них, Реборн! — Но кто-то представляет угрозу семейству Каваллоне. Подумай, Ромарио, о том, как долго ты еще способен подвергать опасности нашего человека… Точнее говоря, твоего босса. Уход от проблемы — это не ее решение, — он хмурится, и мужчина потирает переносицу. — Я не хочу что-либо предпринимать без босса, — хмыкнул старик. — Как только он выйдет из больницы, мы займемся этим, — он нахмурился. — Если мое решение будет опрометчивым, то последствия могут оказаться еще хуже, чем нынешняя ситуация. — Иди, позови голубков, уже поздно, не надо вам по темну ходить. Опасно.***
— Хибари Кея, я запрещаю, — шипит Кийоши, глядя на сына, который упрямо и злобно смотрит на него в ответ. Ева прижалась к ногам Хибари и исподлобья смотрела на мужчину, стоящего напротив. Простая бытовая ссора перерастала в настоящий скандал. Мать Кеи забрала дочь и поднялась с ней наверх. Хибари — идеальный ребенок. Но Кийоши мало идеала. Он всегда требует невозможного, Хибари всегда прыгает выше головы ради того, чтобы отец им гордился. Все его слова, все принципы, весь эмоциональный фон Кеи выстроен по образу и подобию отцовского, но сейчас мальчишка не намерен отступать, он знает, что прав, а разве не отец учил отстаивать свою точку зрения, не взирая ни на что? Хибари открывает дверь под суровый взгляд мужчины, выходит и громко ею хлопнув, он сбегает по дорожке к калитке, открывает ее и слышит голос отца: — Если ты сейчас выйдешь, то назад можешь не приходить, — Ева снова прижалась к ногам Хибари, и тот показательно открывает чертову калитку и молча уходит. Таких громких слов от отца он еще не слышал, но знает, что им обоим нужно остыть. Хибари вновь слишком громко хлопнул дверью машины, Ева запрыгивает на заднее и здоровается с Адамом, который довольно повизгивает и милуется с сестрой. — Увези меня отсюда, — произнес Кея, даже не глядя на Дино за рулем. И машина тронулась. — Что случилось? — спрашивает Рокудо, в ответ не одарив Кею и взглядом, по тону парня понятно, что этот вопрос излишен и ответа на него Мукуро не получит, но все равно спрашивает. — Не разговаривай со мной сейчас, — отвечает Кея, сложив руки на груди, и машина прибавляет в скорости. Хибари все равно, куда они едут, он не спрашивает об этом. Главное, что подальше от дома. Подальше от отца и всех этих тупых семейных проблем. Они выехали из города, миновали церковь и неслись по шоссе. Прошло около сорока минут и лишь сейчас Хибари стал всматриваться в пейзаж. Близился закат. Но сегодня он не намерен идти домой. Может быть утром. Или послезавтра, когда мать позвонит в поместье Каваллоне и даст зеленый свет на возвращение. Это забавно, то насколько часто Хибари ночует в чужом доме, в чужой постели, при том, что они на прицеле. Но Мукуро, кажется, вообще все равно, и это равнодушие успокаивало. — Ладно. Куда мы едем? — выдыхает Кея, когда наконец его слепая злость отпускает его, когда он наконец способен более-менее здраво мыслить. — О, боже. — ответ не заставляет себя ждать, потому что японец видит вдали пасущихся лошадей, огороженную деревянным забором территорию фермы. Серьезно? Почему-то Хибари уверен в том, что они направляются именно сюда. — Мы едем кататься на лошадках, — произносит Мукуро весело, и Хибари скептично смотрит на Дино, разглядывает его лицо. Солнце золотит чуть смуглую кожу, на губах играет уверенно-насмешливая улыбка, и Хибари тяжело выдыхает: — Я ни разу не был в седле, — произносит он, но Дино лишь снова смеется, и этот смех, словно благословение, словно доза валерианы. Кея оборачивается, смотрит на собак, которые лежали рядом, сейчас они походят на знак инь и ян. Нет, с этим Дино определенно что-то не то, слишком много аллегорий, метафор, игры слов в этом человеке для того тупого коня, которого он знал еще буквально несколько месяцев назад. Слишком сильно он напоминает одного старого знакомого. — Я поймаю тебя, если начнешь падать, — произносит блондин и невзначай бросает взгляд на мальчишку, мельком и быстро, и Хибари кажется, что в чужих глазах плещется огонь. Не так. Адское пламя, вокруг которого пляшут ведьмы, взявшись за руки с чертями… Оно до боли знакомое, от него по спине ползет легкий холодок, и Кея не понимает, нравится ему это или нет. Оказывается, этот идиот, он заранее договорился. Как только они вышли из машины и приблизились к воротам, их встретила женщина в джинсовом комбинезоне. Она улыбается и говорит, что их лошади уже готовы. — У меня вот ребенок, не умеет кататься. Вообще, — Хибари злится, когда его зовут ребенком. Забил бы к чертям любого, кто бы посмел его так назвать, но только не этого белокурого придурка. Хотя и раздражает и не нравится, но нет. — Не волнуйтесь, животные у нас смирные, все будет в полном порядке, а вы… — Да, умею, — в детстве, совсем раннем, до похищения, его отец учил его держаться в седле, ведь каждый уважающий себя мужчина должен уметь управляться с лошадью. Это что-то вроде познания дзена. Нечто подобное говорил он тогда. А добравшись до злосчастной Лансия Мукуро изъявил желание научиться, и тот же человек, который ухаживал за машинами, помог ему в этом. «Дурной мальчишка. Ну хоть малышки мои будут целы,» — Рокудо слабо улыбается, вспоминая его слова, а после трясет головой и видит животных. Серая в яблоках и вторая, рыжая с кремовыми пятнами по всему телу. — Акихико и Дождь, — знакомит их хозяйка, и Мукуро предоставляет Кее право выбора лошади. Кея выбрал Акихико, та самая серая в яблоко, но подходить не осмеливался, вместо него это делает Дино. Он нежно гладит по теплой морде, касается бархатного трепещущего носа и чувствует, как его руку лизнули. Рокудо улыбается, опускает руку на податливую мощную шею, гладит и после шепчет лошади что-то в ухо. Хибари скалится шутке, крутящейся в его голове: — Соскучился по сородичам? — интересуется он тихо, а Дино лишь обернулся и подзывает его к себе. Кея любит животных, особенно маленьких. Возможно, потому что с большими он ни разу не контактировал? Но эта махина нагоняет страху не хуже цунами. — Мой сородич тебя ждет, иди сюда, — произносит Дино менее терпеливо. Хибари осторожно приближается, он смотрит в огромные глаза, обрамленные ворохом ресниц и дергает носом. Дино берет чужую ладонь и опускает на морду лошади, которая тихо зафыркала, поддаваясь к мальчишеским пальцам. Дино мягко отпускает его руку, позволяя Хибари уже самостоятельно гладить животное. Кея едва заметно улыбнулся. Ему нравится эта лошадь, она очень милая, хоть и выглядит наивно и глуповато, прямо как… Хибари косится на Дино и криво усмехается, а тот лишь закатывает глаза. — Ну все, баста, иди я подсажу тебя, — он помогает Хибари влезть в седло и седлает вторую лошадь, поглаживая, похлопывая по шее. Мукуро касается ее гривы, такой жесткой, но приятной. Он прикрывает глаза, наслаждаясь моментом. Дино легко тронул бока лошади пятками, и та мягко пошла вперед. — Давай, пятками по бокам, но не сильно, иначе напугаешь, — и Кея покорно делает то, что сказано, и тут же внутренне кричит в своей голове от того, что животное двинулось. Пальцы впиваются в поводья, и Мукуро смешно, он вспоминает их уроки вождения с Ромарио. — Расслабься, — произносит Дино, ровняясь с мальчишкой. — Животное чувствует твое напряжение. Ну же, Хибари-кун, — произносит негромко он, и ладонь Дино внезапно оказывается на колене японца, мягко ведет выше, по бедру. Чувствуя чужую теплую руку, Кея выдыхает, ему становится спокойнее, но он все равно не может полностью расслабиться, ведь это не барашек, не козочка и не собака, это огромное, мать вашу, животное, которое и растоптать может! Они неторопливо ведут лошадей по вытоптанной тропе. Собаки радостно несутся по траве, лают и играют между собой. Прогулка по перелеску и снова разговоры-разговоры-разговоры. Мукуро рассказывает Хибари об Италии, о его воспоминаниях. Сицилия, теплое море, рассказывает о том, как он был совсем ребенком и все, что мог видеть со своего уровня — красивые загорелые женские голени, обнаженные и постоянно цокающие своими высокими каблуками, дорогие мужские брюки и туфли, собаки, табуретки, часть маминого мольберта. Рассказывает, как его посадили в седло раньше, чем он узнал, что такое смерть, и что люди не вечны. Он просит, чтобы Кея рассказал что-нибудь тоже и тот задумчиво говорит о цветении Сакуры, о том, как он ненавидит ее с недавних пор, о том, как красивы спины карпов в прохладной реке прудиков, о том, как отец брал его с собой на охоту в детстве, как он научился с закрытыми глазами перебирать пистолет, стрелять из ружья, ориентироваться в лесу. — Получается, что всю свою жизнь ты был хищником? — спрашивает задумчиво и медленно Мукуро, когда они поворачивают опять, ступая на раскидистую аллею с вековыми деревьями, что укрывали двоицу своими зелеными лапами. Мукуро наконец ощущает себя в своей тарелке. Он так давно мечтал уехать из города и оказаться в лесу, ближе к небу, к земле, воздуху и бесконечной живительной зелени. Ближе к природе. Рокудо чувствует, как кожу ласкает закатное солнце, прикасается своими теплыми пальцами к лицу и волосам. Золотит обоих молодых людей, одаривает своей красотой, позволяя им самим ощутить все солнечное величие, на минуту стать Сверх-новыми. Итальянец думает, что стал слишком чувствителен. Мукуро ненавидел эту черту в себе, он столько лет старался ее искоренить. Подавление. Этому его учили демоны на прогулках по аду. Этому его учил отец когда-то. Этому его учила жизнь. Прятать все живое в себе под семью замками, оставляя лишь яд, желчь, сарказм и улыбку. И он учился. Умел. Практиковал. Но сейчас какой-то глупый мальчишка ломает все, что Рокудо так долго, так трепетно выстраивал в себе. Мукуро не понимает, нравится ему это или нет. Он хочет заботиться, видеть чаще, слушать, смешить. Мукуро хочет… Просто хочет этого мальчишку, всегда и везде. — Да, — Хибари кратко кивает. Да вот только сейчас он не чувствует себя хищником. Хибари кажется, что рядом с Каваллоне он уподобляется тупым травоядным и не может или не хочет этого прекращать. Процесс кажется необратимым, и вот это настораживает. — Я сильно подвержен влиянию отца и привык смотреть на людей, как на мясо. Не иначе. Они кажутся мне травоядными. В детстве мать водила меня по врачам по требованию учителей. Я часто проявлял агрессию по отношению к другим детям, и в итоге меня заклеймили диагнозом психопата. Тогда отец стал брать меня на охоту в надежде на то, что агрессия будет выходить посредством этого мероприятия. И это, как оказалось, не напрасно. Когда ты охотишься, ты учишься контролировать свои действия, выжидать. Должность ГДК по сути позволяет мне оставаться охотником и по сей день. Никто не пытается вмешиваться в работу дисциплинарного комитета, так что я пользуюсь теми методами, которые я считаю нужными. Нарушители дисциплины — те же олени, зайцы или утки. Когда они попадают под прицел охотника, то они обречены на смерть, — он пожимает плечами, а Мукуро улыбается. Узнавать что-то новое об этом человеке интересно. Рокудо не ходил по психиатрам, как-то не было времени, но… Но он знал о том, что их диагнозы схожи. — Говорят, что социопаты не способны любить, но это просто один из глупых мифов, верно? Такие люди более откровенны в своей любви, ведь то, что в общем понятии считается любовью, как по мне всего лишь иллюзия. Вся эта напускная сладость и прочее — ничто иное, как игра гормонов и самовнушение, — пожимает плечами Рокудо. Кея смотрит на него с усмешкой: — Кто бы подумал, что Дино Каваллоне такой прагматик, — иронично произнес Кея. — Кто бы подумал, что Хибари Кея такой болтливый, — с той же иронией отвечает Мукуро. — Туше, — это слово он перенял у Мукуро, также как и «basta» и «grazie». Порой он ловил себя на мысли, что итальянские слова пленяют его своей легкостью и изяществом. Правда, когда однажды итальянское «спасибо» сорвалось с губ Кеи дома, он проклинал Дино и чертову итальянскую речь, от которой у японца по коже шли мурашки. Одно сочетание «cara mia», произнесенное как-то раз во время секса заставило застонать громче и шепнуть «еще». В тот момент Хибари не понял, к чему это больше относится, к словам или к самому грехопадению. Как забавно, что они оба католики. Каваллоне смеется. Внезапно где-то вдалеке раздался выстрел. Акихико взбрыкнула, Кея вцепился в поводья, упирая ноги в стремена так, что удержался, даже когда лошадь заржала, встала на дыбы и понесла его в неизвестном направлении. Кея, который откровенно не знал что делать, не издал ни звука, но внутри волнами накатывала паника, в ушах зазвенело. Он повернул голову и увидел, как Дино пустил лошадь в галоп, нагоняя их, он чуть приподнялся в седле и протянул руку, перехватывая поводья с рукой Кеи. Мужчина чуть тянет за них, и лошадь через время переходит на легкую рысь. -Aspetta-аspetta! — произносит Каваллоне на своем языке. Что-то еще лепечет и, кажется, что Акихико как будто понимает. Постепенно сбавляет ход и останавливается. Дождь недовольно ударила копытом, зафыркала, словно ругая подругу за этот финт. Мукуро спешился и мягко погладил лошадь по шее. — Что такое девочка? — спрашивает он и тычется носом в морду серой лошадки, которая издала фырк и мотнула головой, — все хорошо, тише. Он поднял голову и посмотрел в глаза ошарашенного Кеи. Он, кажется, не был готов к такому повороту событий. — Как ты? — Отлично, — с ядом выплюнул он, желая показать этим тоном всю тупость сего вопроса. — Пройдемся? — предлагает Рокудо и помогает японцу спуститься на землю. Для Хибари самым сложным в этот момент было не начать ее целовать и молиться. Его колени дрогнули пару раз, он ухватился за предплечье мустанга и пару секунд неподвижно стоял, просто дыша. — Да, — кивает он и берет Акихико под уздцы. Лошадь боднула его носом, как бы извиняясь, а Мукуро повел Дождь. Они вышли в каком-то другом месте, не там, где начали дорогу. Собаки, знатно уставшие, плелись за ними, высунув языки и жадно лизали воздух. Вся честная компания направилась к какому-то амбару. Видимо, там хранят сено для подопечных фермы. Мукуро неожиданно дернул Хибари к себе и порывисто поцеловал. Тихий выдох был ему ответом. Лошади, припаркованные около амбара терпеливо лежали на траве, Адам и Ева пристроились поблизости. Алое солнце почти опустилось за линию горизонта, но последние его догорающие лучи проникали в окно под крышей того самого амбара. Здесь, забравшись высоко в сено, в самую глубь деревянного красного домика, два человека укрывались от всего внешнего мира, но, кажется, просчитались, ведь теперь лучи словно стыдят их, делая кожу золотисто-рыжей. Обнаженные, разнеженные и растрепанные, они лежат на колючей сухой траве, но дискомфорт настолько незначителен в сравнении с кайфом всей ситуации. Словно каждый из них как следует затянулся коксом через зеленую стодолларовую. Голова Кеи лежит на плече Дино, японец тихо дышит, перекинув ногу через бедра мужчины. Итальянец чиркнул зажигалкой и медленно сжал губами фильтр, смакуя первую, крышесносящую затяжку. Хибари зарылся носом ему в волосы за ухом и глубоко потянул запах, прикрывая глаза. Один запах этого человека сносит голову лучше любых сигарет, всех наркотиков мира. Кея медленно ведет по чужой шее горячим языком, слизывает, чувствует солоноватый пот и горечь духов на разгоряченной коже, и это сложно с чем-то сравнить. Просто. О х у е н н о. — Ты раньше пользовал другой парфюм, — хрипло произносит Кея. — О, детка, ты что, запоминал запах моих духов? — Мукуро лениво приподнимает бровь, и Кея перехватывает у него сигарету, он жадно вдыхает едкий дым, который, кажется, вымещал всю воду из его организма. Хибари чувствует себя так легко, будто на восемьдесят процентов состоит не из воды, а из этого самого дыма. Он приподнялся, перелег на грудь Дино, упираясь в ребра локтем. Хибари слышит раздраженное шипение. Этот ублюдок порою слишком зарывается. — Он меня бесил. Это лучше, — хмыкнул Кея, а Мукуро усмехнулся. О, знал бы Хибари, как Рокудо бесился с Лакоста, который ненавидел жгучей ненавистью. Он предпочитает женский Опиум Сен-Лорана. Интересно, почему палитра женских ароматов настолько шире чем мужских? Дино перевернулся, навис над Хибари, который легко уцепился за его шею, сжимая в пальцах тлеющую сижку. Горячие, красные губы Каваллоне касаются зацелованной шеи парня. Хибари закрывает глаза, чувствует, как поцелуи ползут по плечу и тянет к себе ближе. Дино придавливает его и лижет ключицу, едва не мурча. — Кто был у тебя первым? — спрашивает он неожиданно. — Это претензия? — лениво, но агрессивно откликается Кея. — Это вопрос, Кея. И любопытство. Почему ты отдаешься раз за разом? — Это уже два вопроса, — в тоне Хибари неожиданно исчезла агрессия, также не было смущения, и внутри он его не испытывал. Кея вообще никогда не испытывал неловкости, если разговор заходил о сексе или чем-то подобном. — Ответь на все, — произносит Мукуро и целует его в щеку, срывая с губ Кеи усмешку. — Ты хочешь услышать слезливую историю из жизни? — Хочу услышать правду. — Ну ладно, — Кея чуть потянулся, выгибая спину, опуская ладони на спину мужчины. Он задумался. Вспоминал. — Помнишь святого отца, который читал проповедь? — Серьезно? — Дино приподнялся и посмотрел в глаза Хибари. Но в них читалось лишь недовольное: «я что, похож на шутника?» — Молчу, продолжай. — Пару лет назад у меня были большие недопонимания в семье. этот человек всегда относился с пониманием. И когда он внезапно стал проявлять знаки внимания, я подумал, почему нет. Со временем мне просто начало нравиться. Касания. Поцелуи. И прочие, — он усмехнулся и затянулся уже умирающей сигаретой. Затушил ее о стену. -Кажется, все это время мы играли с огнем, — проговорил Мукуро с иронией. Он сел и убрал назад челку, Хибари положил голову ему на бедро и продолжил рассказ: -Он был первым человеком, с которым я спал. Вторым был мой отец. Потом несколько старшеклассников, — он задумчиво перечислял, словно рассказывал о том, как прошел его день, и Мукуро это очень нравилось. — Продолжать? Или этого достаточно, и я отвечу на второй вопрос? -Certo, — кивнул Дино, и Хибари лег набок, ткнув ногтем в чужое колено, чуть скребя по коже. — Мне нравится секс. Вот и весь ответ. Я не понимаю, почему многие считают эту тему запретной. Особенно связь между людьми одного пола. Если тебя привлекает человек, а ты привлекаешь его, то я не вижу проблемы. Я не ставлю себе ограничений. Пока что-то приносит удовольствие, нужно брать от этого все, что возможно, — Мукуро улыбается. Он поражен тому, что Кея будто прочел все его мысли на этот счет. Парень притягивает к себе Хибари, прижимается грудью к его спине и обнимает за талию обеими руками, кладет голову на плечо и шепотом произносит: — Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Сейчас, когда все это рассказываешь? — Хибари красноречиво промолчал. — Ло-ли-та, — Кея откидывает голову, чувствует теплое дыхание и как мурашки ползут по рукам. — Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. Грех мой, душа моя, — Хибари знает эти строки наизусть. Они прочли больше половины книги, но именно эти слова Кея готов был выучить по-русски, по-английски, по-французски. Они били в самое сердце по абсолютно непонятным для японца причинам. — Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та, — губы Кеи шевелятся вслед за словами, произносимыми Дино. — Она была Ло, просто Ло, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке). Она была Лола в длинных штанах. Она была Долли в школе. Она была Долорес на пунктире бланков. Но в моих объятьях она была всегда: Лолита, — Мукуро перехватывает его покрепче и прижимает к себе, не чувствуя сопротивления. Он облизнул пересохшие губы и прошептал Кее в самое ухо, касаясь мочки и хрящиков, уже совсем тихо, — я буду звать тебя Ло. — Тогда я прикончу тебя, — Кея резко извернулся и вжал Дино спиной в колючее сено. — У тебя встал, — неожиданно подмечает Рокудо и сжимает талию Кеи, не отрывая глаз от его лица. Мукуро любуется тем, как на нем играют тени и свет. — Хочешь еще раз? — А ты мустанг только на словах? — с издевкой в голосе спрашивает японец, и Рокудо снова целует его в плечо. — Если ты думаешь, что я поведусь на такую детскую провокацию, Ло, — он прикусывает натянувшуюся кожу у основания шеи. — То ты прав. Иди сюда, — хрипло сказал иллюзионист и поцеловал израненные губы японца.***
Они вернули лошадей ближе к одиннадцати и выслушали лекцию о том, что мол, лошадям нужен отдых и бла-бла-бла. Но им обоим было все равно. Они остановили машину около церкви на обочине. Откинули кресла и крышу и долго в молчании лежали, глядя в необъятное синее небо, на капли звезд, согреваемые лишь телами друг друга и собаками. Пролежав почти до самого рассвета, они все же поехали домой, но не стали возвращать крышу в обратное положение. Скорость, ветер, бьющиеся в ритме самбы сердца. Собаки громко лаяли, высовывали языки и потом снова ложились на сидениях. Рокудо входит в поместье через кухню, потому что чует его сердце, что приступ голода близок, хотя он не уверен, но лучше предотвратить. На кухне он встречается с Ромарио. Старик сидел в пижаме. Адам подбежал к нему и уперся лапами в колени, подставляясь под чужие теплые ладони. Пара брошенных фраз, и Мукуро хмурится. — Если тебе есть, что сказать, то говори, — выдает он, садясь напротив мужчины. Тот усмехнулся чужой проницательности, хотя и надеялся на нее, ведь заводить подобный разговор… Не самое приятное. — Скажи, ты так вжился в роль, что решил, будто наш босс питает какие-то чувства к этому ребенку? Или ты просто развлекаешься, играешь на его чувствах? — спрашивает Ромарио серьезно. — Потому что если это первый вариант, то я хочу сказать, что наш босс любит женщин и… Одного мафиози, — Ромарио усмехнулся. — Поэтому я не осуждаю, хотя должен. Ты знаешь, у нас таких отношений… Не поощряет, — Мукуро смотрел пустыми глазами в стену за Ромарио. Он не хотел бы разговаривать об этом даже с самим собой, но коль старик завел этот разговор… Выбора нет. — Ку-фу-фу, — впервые за все это время он издает этот непонятный звук и так смакует его. — Я понятия не имею, — честно признается он. -Мукуро, может ты влюбился? — спросил мужчина, и Рокудо вдруг встрепенулся, весь напрягся и захотел ударить старика по лицу за одно это предположение. — Нет, не говори ничего, просто послушай меня. Сейчас ты проходишь через призму чужой жизни, которая разобьется через пару дней. Да-да, Мукуро, твое тело вскоре будет доставлено к дружественной Вонголе организации. И в тот момент тебе будет лучше вернуться в него, чтобы позаботиться о себе. Мы не знаем, что достанем из Вендикаре. Поэтому подумай о том, что происходит между тобой и этим японцем. Представь, как ему будет больно, как будет больно ТЕБЕ в первую очередь, если это не очередной плевок в лицо здравомыслию, — Мукуро молчал, опустив голову. — Он слишком часто ночует в твоей постели, а видитесь вы так часто, будто ты не можешь дышать без помощи Хибари Кеи. — Ромарио… — Рокудо хочет что-то сказать, как вдруг его взгляд падает на Адама. Тот громко завыл, заметался по кухне, начал скрестись в дверь, ведущую на веранду. Мукуро напрягся, они вместе вышли во двор и услышали тонкий вой за забором. Ева. Мукуро метнулся к воротам, и собака, завидев мужчину, бросилась к нему. Этот перепуганный щенок смотрел на него с таким отчаянием и страхом, что Мукуро сразу понял: что-то случилось. — Кея, — шепнул иллюзионист и стиснул челюсти. — Ромарио, — его голос изменился до неузнаваемости. — Всех, кто под подозрением разоружить и согнать в Конференц-зал. Не поднимай паники. — Мукуро, давай подождем, давай… О, послушай меня! — К черту, мы ждали достаточно, — он оглянулся на старика, и тот увидел, как заполыхало адское пламя в глазу Рокудо. — Я знал, что делать этого нельзя. Знал, что так будет, Ромарио. Я слишком долго тебя слушал. Теперь мы будем делать по-моему.