Маленький секрет - большие последствия.

      Ряды кресел. Закрытые плотными жалюзи окна. Темнота, лучи прожекторов направлены только на небольшую сцену, которую обычно в конференц-зале используют во время собраний или для выступлений приглашенных артистов. На сцене стоит стол и стул. На столе лежит полотенце, свернутое. Внутри него определенно что-то есть. Рядом — кожаный ремень. Разоруженные мужчины негромко перешептываются меж собой. Средства связи, стволы и прочее у них забрали при входе. Уже одно только это могло вызвать подозрение, но раз это приказ босса, значит, что все хорошо. Ромарио и Реборн сидели на последнем ряду с краю. — Я не хотел этого, Реборн, бог знает, не хотел, — тихо произносит старик и смотрит на подопечных. — Человек, боящийся оступиться падает чаще, — флегматично и ровно произносит Реборн в ответ. — Своими сомнениями, Ромарио, ты довел ситуацию до того, что есть сейчас. Я предупреждал тебя о том, что следует захлопнуть мышеловку раньше, но сейчас… Пожинай плоды, — аркобалено тихо хмыкнул. Ромарио опустил голову, когда он услышал щелчок замка. В комнату входит Дино. Спокойный и улыбающийся, но от одного взгляда на него ужас забивается в каждую клеточку мозга. — Следите за этим мальчишкой, — произносит он, указывая на молодого человека, который переговаривался с остальными. Карие глаза, светлые волосы, теплая улыбка. Очаровательный юноша. Такому бы позировать для обложек, а не с мафией нюхаться. Ромарио округлил глаза и дернул Дино к себе, заставляя его нагнуться. — В ком в ком, но в этом человеке я уверен на сто процентов, хоть он и из побочной ветви семьи Каваллоне, но его дед, его отец, все они были преданы клану и… — Ромарио, ты глухой? — интересуется Рокудо, приподняв бровь. — Мне кажется, твой босс очень четко произнес приказ, Ромарио, или ты хочешь его оспорить? — спрашивает Реборн, и мужчина опускает голову. -Да, босс, — кивает он и поднимается с места, он выходит к сцене и опускается на ее край, глядя в лица этих людей. Все они готовы отдать свои жизни за семью и за босса. Ромарио не верит, не хочет верить, что Мукуро прав. Рокудо сел на край сцены тоже. — Вам, наверное, интересно, в чем проблема, и почему именно вы сейчас собраны в этом зале? — произносит Дино и щурится. — Марко, пожалуйста, иди сюда, — он подзывает парня лет двадцати семи на сцену, усаживает на стул, стоящий боком к зрителям и резко затягивает ремень поперек его рук и груди, фиксируя плотно к спинке стула. — Мне сложно сомневаться в верности своих людей. И тем больнее для меня сообщить вам о том, что среди вас сейчас находится крыса, — он похлопал мужчину, что в миг напрягся, по плечам и повернулся в зал, глаза Ромарио были устремлены на Франческо, того самого, беленького, а Дино смотрел на всех сразу. — Я даю минуту на то, чтобы предатель сознался во всем сам, — сказал он и посмотрел на часы на запястье. Время тянется липкой патокой, секунда за секундой. В зале висит тяжелое молчание. Время истекло. — Ну что ж, раз ты, мой дорогой, не хочешь по-хорошему, значит будем по-плохому. Спешу вам сообщить, что я не желаю зла никому из преданных мне людей, но один из вас только что обрек других на жуткие, жуткие страдания, — Рокудо раскатывает по столу полотенце, в которое оказались завернуты инструменты. Его собственный любимый нож-бабочка, молоток, плоскогубцы и тонкая, длинная игла. — Я буду беседовать с каждым, пока не найду единственную здесь крысу, а вам, увы, придется смотреть за нашим разговором, — сказал он и мило улыбнулся. — Попытка к бегству, и поймаете пулю головой, сопротивление сделает только хуже. Все, что вы можете — сидеть и ждать своей очереди, — произносит Рокудо все с той же улыбкой. Ромарио видит ужас на их лицах и словно физически ощущает боль. — Итак, Марко, — произносит он и упирает руки в стол. — Я хочу знать, ты ли крыса, на кого ты работаешь и что произошло в доме Хибари Кеи, — озвучивает свое желание Дино, но мужчина не успевает ничего сказать, как вдруг ощущает резкую и сильную боль в пальцах. Мукуро без церемоний просто смачно ударил по ним, хруста не было, но мужчина дернулся, хотел было отдернуть руку, но в нее тут же упирается холодное железо молотка. — Первый вопрос. Да или нет, Марко? Да или нет? — Нет… — он мотает головой и смотрит, как Дино берет в руки иглу и разглядывает, поворачивается и сжимает чужую руку. Игла тягуче медленно входит под ноготь. Мужчина дергается. — Ну-ну, не надо, я же могу и неловко двинуться, — оповещает он и ощущает, как замер Марко. Игла входит глубже. Марко сжал зубы, сморщил нос, опустил голову. Легкое движение иглы вверх, и комнату оглашает надрывный мужской крик. Игла исчезает. — Да или нет? — Нет! — шепчет он, отдышавшись, а Мукуро улыбается. — Ты уверен в этом? — интересуется он и неожиданно кончик ногтевой пластины Марко сжимают плоскогубцы. Марко с трудом может шевелить ушибленной конечностью, а страх накатывает с новой силой, когда он понимает, что хочет сделать Дино. — Босс, я не при чем, пожалуй… — было залепетал он, но договорить Рокудо не дает. Слова резко переросли в истошный ор боли, когда Мукуро вырвал пластину из пальца, рассматривая ее, окровавленную с небольшим клочком плоти. — Правда, Марко, не при чем? — повторяет Дино тем же тоном, холодящим кровь. — Нет! — уже выкрикивает Марко, пытается сжать ладонь, но на нее вновь опускается молоток, и мужчина кричит. Снова кричит. А вот и хруст. Ужас на лицах людей в зале въедается в Ромарио. Он тоже хочет заорать. Хочет прекратить это. Что же его останавливает? То, как Франческо меняется в лице. Мукуро Жесток. Мукуро безжалостен. Мукуро нетерпелив. Ногти лежат рядом с окровавленными плоскогубцами. Ладонь сильно опухла, раскраснелась. Сломанные пальцы, навряд ли подлежат восстановлению. Рокудо неожиданно меняет инструмент. Он приставляет иглу к глазу мужчины. Шокированный болью, поведением босса, обездвиженный от страха, Марко с ужасом смотрит на Каваллоне. Крупные капли пота на лбу, искаженный алый рот, тонкая-тонкая иголка, направленная в зрачок. — Давай еще подумаем. Ты предал семью и поставил под угрозу жизнь своего босса? Да или нет, Марко? — мужчина начинает плакать. Рыдать, как дитя, умоляя, остановиться, он практически чувствует острие и крупно дрожит. — Франческо, — внезапно, голос Ромарио прерывает Рокудо, и тот оглядывается. — Ты хочешь что-то сказать? — интересуется он, смотря на парня. Его ладони вспотели, глаза нервно бегали и, кажется, юношу потряхивает. Парень — совсем желторотый. Как таковых кровавых бань не видел, еще не успел хлебнуть всего дерьма жизни мафиози. Максимум — пуля в лоб и все. Старик об этом знает. Парень замотал головой, и Мукуро пожимает плечами. Игла плавно начинает входить в глазное яблоко, и новый крик пронзает зал.Марко орет. Визжит, как свинья, под лезвием тесака. Глаза Мукуро, кажется, наливаются кровью, он вводит иглу глубоко и плавно. Крик переходит в хрип. Мужчина сорвал голос и просто физически не может издавать громких звуков. Его пальцы цепляются за куртку Дино, он дико смотрит на него целым глазом и, словно больше не ощущает боли, когда видит, как его собственный глаз, вырванный из глазницы нанизан на иголку в руках босса. Пустая глазница кровоточит, тяжелое дыхание Марко висит в воздухе, как вдруг тишину вспарывает надрывный голос: — Остановись! Хватит! — Франческо вскакивает с места, упирается рукой в стену. — Это я! Я! Пожалуйста, только не надо больше! — он мотает головой, как бешеный. Парень вжимает руку в живот. Его выворачивает, он долго блюет, заливая рвотой ковер. Мукуро медленно спрыгивает со сцены и смотрит на Франческо, когда тот, тяжело дыша, оседает на пол и прислоняется к стене спиной. Рокудо давит смешок и поддевает глаз двумя пальцами, освобождая его от острия иглы, откидывает инструмент на пол. От резкого и противного удара металла о пол остальных присутствующих пронимает дрожь. Дино резко хватает предателя за волосы и с силой пропихивает влажный глаз в открытый рот. Зажимает его, не давая Франческо отплеваться. Мукуро чувствует, как парня трясет. — Глотай, сука, — шипит он. Не отпускает блондина, видит, как по его щекам ползут слезы, как тот кривится, как дергается белое горло, борясь с подступающей желчью. Но через пару мгновений Мукуро слышит, как Франческо сглатывает и только тогда отстраняется. Дино смотрит на него с отвращением и отступает назад, переводит взгляд на остальных. — Вы свободны, — Реборн открывает двери и мужчины медленной вереницей покидают залу. Состояние шока и ужаса от увиденного, от осознания того, что их босс, всегда улыбающийся, лояльный и понимающий сотворил нечто подобное со своим человеком, пусть и для блага семьи. Хотя последнее остается под вопросом. Но в любом случае это не укладывалось ни в одной. Когда в зале остался лишь Марко, Франческо, Реборн, Ромарио и сам Дино: — Ты перегнул палку, — тихо шипит Ромарио, поднимаясь со своего места, он смотрит на Рокудо. Лицо мужчины мертвецки-бледное, а если присмотреться, то можно увидеть, как слегка подрагивают его пальцы. Мукуро усмехнулся и неожиданно щелкнул пальцами. Франческо, сидящий сейчас на полу, тяжело дышал, глядя тупо перед собой. Внезапно искалеченный Марко, окровавленные кусочки ногтей и алая подсохшая жидкость исчезла. — Я знал, что тот парень не при чеv. Пока ты собирал остальных, я выловил Марко и отправил на кухню, присмотреть за Адамом. По-моему, неплохо для несмышленого сопляка, не считаешь? — с ухмылкой интересуется иллюзионист. Светлые волосы и рост мягко растворяются, оставляя лишь Рокудо собственной персоной. Реборн улыбается. Это и есть туман — он всегда обволакивает небо своей плотной пеленой, через него сложно смотреть, а потому прочесть дитя тумана практически невозможно. Мукуро никогда не договаривает, но обещание держит — выполняет свою работу. Хотя Реборн подозревал, что иллюзионист… Делает это не столько для семьи Каваллоне, сколько для одного единственного человека. — Ты… Рокудо Мукуро, — неожиданно оживился Франческо, начиная понимать, что только что все они стали жертвой очень талантливой фальсификации. — Что здесь… — Рокудо подходит к поднимающемуся парню и сильно пинает его в грудь, вдавливает ногой в стену и ждет, пока тот прокашляется, чтобы после поймать его взгляд своими разными глазами: бесконечным небом и пылающей преисподней. По тонким губам Мукуро ползет сочащаяся ядом улыбка. — Ку-фу-фу, правильно, — кивает Рокудо. — И он хочет знать, что произошло в доме Хибари и если не получит ответа на свой вопрос, то все, что только что происходило с Марко он повторит с тобой. Или придумает что-то интереснее… Я знаю, что сейчас ты трясся не от возмущения и не от боли за своего друга, ты трясся, Франческо Каваллоне, потому что жутко боялся, что подобное сделают с твоим смазливым личиком, правда? Ты входишь в ранг людей трусливых и алчных. С самого начала ты мне не нравился, но я думал, что дело в твоей излишней холёности, раскованности, но при этом, осторожности, но сейчас понимаю, что к чему. Так что без лишних церемоний ты выкладываешь все, либо сразу же через десять секунд лишишься надколенника, — парень пояснял свою позицию вполне четко и ясно. Он осознавал, что хоть ультиматума или еще чего-то по поводу Хибари пока не пришло, медлить нельзя, что нужно быть как минимум на шаг впереди, чем их враг. Было видно, что Франческо хочет плюнуть ему в лицо, но пистолет, который мягко лег в руку Мукуро не заставил сомневаться в чужой решимости. Блондин сжал зубы, его взгляд бегал по всем троим, пока тишину не разорвал щелчок взводящегося курка и тяжелый вздох Ромарио. — Эфрем, не будь глупцом, — произносит старик. — Расскажи, что тебе известно, и ты умрешь быстро, — Ромарио сам по себе — человек старой закалки. Все знают, что предатели не живут долго, но… Мальчишка. Старик знает его слишком хорошо, он видел, как тот растет и сейчас мечется меж двух огней в своем сознании. Рокудо чуть сильнее давит на грудь Каваллоне и прицеливается. — Я скажу, — с тихим отчаянием произносит блондин. — Вчера, когда вы уехали из дома, его семью должны были усыпить с помощью газа. Их должны были продержать в этом состоянии до возвращения мальчишки домой, а когда бы он оказался дома, то шантажировать их безопасностью и взять в заложники. Сегодня вечером, согласно плану, должен быть выдвинут ультиматум по поводу обмена заложниками. В доме японцев остаться должен был один человек для продолжения шантажа и контроля Хибари Кеи… Это внутрисемейные разборки, в которые посторонним не следует соваться. Дробящий мустанг не должен быть во главе семьи, — он едва ли не шипит, осознавая всю плачевность положения, в которое сейчас поставлен. Его раскрыли. А это значит, что ему точно не уйти. В мафии подобное не прощается. Правда у каждого своя, но предавая действующего босса, человек автоматически приговаривается к смерти. — Где он сейчас? — спрашивает Рокудо, щуря глаза, но Франческо молчит, хмурится, его гнетет диссонанс о том, как сильно он не хочет страдать перед смертью и насколько сильно он не хочет стать предателем до конца. Мукуро стиснул челюсти, закатил глаза. Ну, что ж, он ведь предупреждал? Парень без зазрения совести прострелил коленную чашечку крысы — чуть сбился прицел. Мукуро смотрит, как тот согнулся на полу, болезненно застонал, проклиная этот мир и иллюзиониста в первую очередь. — Ой, смотрите-ка, палец соскочил, — сказал Рокудо, пожимая плечами. — Так, о чем мы говорили? — спрашивает в воздух иллюзионист и поднимает парня за волосы, снова прислоняя его спиной к стенке. — Я хочу знать, где Хибари Кея. Хочу знать прямо сейчас, не заставляй меня причинять тебе лишнюю боль, — Ромарио смотрит на блондина с нечитаемой болью в глазах. Он не имеет права мешать Мукуро сейчас, когда ситуация зашла так далеко. Когда Рокудо оказался прав. — Франческо, будет, будет упрямиться, — произносит старик. — Тебе нечего терять, от твоей чести ничего, как я вижу ничего не осталось, ты умрешь так и так. Мы все знаем, чем все кончится, давай пропустим часть с истязаниями и пытками, — выдавливает Ромарио, чувствуя, как его руки трясутся, он достал пачку сигарет и закурил прямо в конференц-зале. Терпение Мукуро достигало своего предела. Он стиснул в руке ствол, думая, куда придется следующий выстрел. — Отель Империал, — выпалил Франческо и поймал глаза Мукуро своими. Мукуро увидел его, страх человека, не готового к смерти, Рокудо неторопливо приставил дуло пистолета ко лбу парня, и тот закрыл глаза, словно смирился. Ромарио отвернулся, не желая на это смотреть. — Бенг, — неожиданно произнес иллюзионист и отстранился. — Я не твой босс, — пожимает он плечами. — Пусть сам Мустанг тобой занимается, а я не хочу лишний раз пачкать руки. Парень отошел, и Реборн прыгнул ему на плечо. — Сам решай, что делать с этим человеком, Ромарио, — Рокудо медленно направлялся к выходу из зала, обрастая иллюзией, возвращая ее на место, он не оглядывается на мужчин. — Отправь в дом Хибари людей, его семья не должна пострадать, они здесь совершенно не при чем. — Мукуро, куда ты идешь? — спрашивает Ромарио, взглянув в спину Дино, в чьих руках кнут мягко выгибаясь, обратился трезубцем. — В Империал, — кратко ответил он. — Малыш, хочешь пойти со мной? — интересуется Рокудо у Реборна, и тот лишь слабо улыбнулся. Это стало ответом.

***

Кея сидит в кресле, бездумно смотря в окно. Наручники, путы — все это не имело никакой надобности. Как бы он не ругался со своей семьей, его любовь и преданность им была и останется безграничной. Мальчишка ни за что бы не подставил под удар ни одного из них. Когда он по привычке приготовился прикончить нападающих, хватило одного звука взведенного курка, чтобы это желание отпало. Увидев пистолет рядом с отцовским затылком, Кея сложил оружие и послушно сел в машину. Сейчас он думал о том, что будет дальше, но голос разума твердил, нет, он орал о том, чтобы Хибари не творил глупостей. Почему этот голос в голове звучит, как голос Дино Каваллоне?.. Дино Каваллоне. Эти люди хотят его прикончить. Черт возьми, этот пони был прав. Они и правда давят на него через Хибари. Интересно, что сделает этот человек? В последнее время Хибари совершенно разучился предсказывать его действия, а потому понятия не имеет, что может случиться. Для самого подростка сейчас главное — не злить своим поведением. Стараться быть спокойным и не давать повода на один звонок, благодаря которому все его родные люди могут отправиться на тот свет. Хибари переложил ногу на ногу, ибо ощущал, как сильно они затекли. Он подпирает рукой голову и чувствует припухшую на шее кожу от засоса Дино. Парень прикрывает глаза, когда он слышит скрип двери. Он точно знает, что один человек есть у двери, один на улице, в машине, и один, приставленный к нему в номере, как раз он сейчас и вернулся. Этого типа Хибари хотелось прикончить больше всего. Его раздражающее выражение лица, взгляды, которые он бросал на Кею еще там, в доме… Японец очень не хотел, чтобы именно этот человек оставался с ним, но разве его спрашивают? Мужчина отчего-то остановился совсем недалеко от молодого человека, и Хибари напрягло. Он не перевел на него глаз, продолжая смотреть в окно. Они не обмолвились ни словом до нынешнего момента, но сейчас мужчина, видимо, желал развязать разговор, при том, не самый приятный: — Так это ты греешь постель нашего сеньора? — спрашивает он и неожиданно поддергивает Хибари за подбородок, рассматривает его лицо. Смотрит… как на вещь. Как на товар. И все в японце вскипает, ему хочется убивать. Он почти чувствует кровь итальянца на своих руках. Сложно оставаться спокойным, но глаза Хибари даже не касаются чужого лица, они устремлены куда-то сквозь — ниже его достоинства — и это бесит. — Что он нашел в тебе, а, солнышко? — Мужчина скалится и склоняется ниже, он резко ухватил Кею за шею, полностью поднимая его голову на себя. — Хотя отдам должное, ты очень красивый для косоглазого ублюдка. Кея тянет воздух носом, старается держать себя в руках. Помни о том, что от твоего самоконтроля зависит жизнь единственно важных для тебя людей. Помни. Хибари медленно выдыхает, но не успевает он закончить, когда его скулы касается чужой язык. Отвратительно. Он давно не чувствовал такого сильного отвращения. Такой злости от подобного рода касания. Парень резко поднимает ногу и пинает мужчину в живот, тот от неожиданности отшатнулся, но и опомниться не успел, когда Кея уже стоял напротив него держа в руке тяжелый подсвечник. Конечно, без свечей, но правда, тяжелый. Таким в самый раз проломить череп одним сочным ударом. Но, выпрямившись, мужчина внезапно глядит на него с такой ухмылкой, что от раздражения зубы сводит. Дверь резко открылась на пороге стоит второй мужчина, направляя на Кею пистолет. — Билл, у тебя тут все нормально? — спрашивает он, а сам Билл сжимает в руке раскладушку, неторопливо открывая и закрывая ее, он смотрит в лицо японца и произносит так протяжно и медленно: — Даже не знаю, у нас все в нормально, малыш? — интересуется он, и Кея опускает подсвечник на столик, откуда тот был взят. — Да, — чеканит Кея и щурится, понимая, что надо тормозить в своей злости. — Да, у нас все хорошо, Пабло, — отвечает итальянец, и второй, кивнув, выходит из комнаты, убирая пушку за ремень брюк. Бок подростка сжала чужая холодная и большая ладонь, а уха касается теплым дыханием. — Что ты, солнышко? Сучка с норовом, да? — Кея сжимает руки в кулаки, тяжело дышит носом, едва сдерживая желание прикончить прямо сейчас, прямо здесь. — Ты, видно, забыл, что один короткий разговор, и те, кого ты так сильно любишь, будут мертвы? — Хибари прекрасно знает это, также, он знает, что этот ублюдок его просто так не оставит. Его намерения прозрачнее самого чистого стекла. — Ты будешь делать то, что я скажу, иначе… Сам знаешь, что будет, а нам же не нужна напрасная кровь, верно? — Билл не столько привлечен смазливым лицом «косоглазого ублюдка» и его тонкими чертами, сколько возможностью показать никчемность Дино, свое пренебрежение в его сторону, унизить этого человека скорее в собственных глазах, нежели в глазах заложника. Он толкнул Хибари на кровать, и тот упал на спину, стараясь по максимуму абстрагироваться, как бывало делал за неинтересной беседой или чем-то подобным. Он чувствует чужие руки и неожиданную ненависть к собственному телу. Оно реагирует на касания, и эти физические ощущения так сильно расходятся с внутренними, что хочется вспороть себе брюхо и разбитой фарфоровой куклой остаться валяться на кровавых простынях. Лучше так. Но сейчас он ощущает, как его лишают одежды, ни капли не помогает, становясь и правда безжизненной куклой, распластанной на кровати. Он чувствует поцелуи на своей шее и отворачивает голову, вновь глядя сквозь тонкую штору. Вязкие омерзительные касания рук и губ, ощущение чужой одежды, запах какого-то алкоголя, чересчур сладких, концентрированных духов и пота. Кее хочется блевать от этого всего. В первую очередь от своей беспомощности, невозможности влиять на ситуацию и держать контроль «Он часто тебя ебет, а?» — пальцы на бедрах, слова отдаются проклятием в Хибари, он дергается, когда Билл касается засоса, оставленного Дино буквально несколько часов назад. Нет. Кея хочет выгрызть эти сраные пальцы с корнем. Мужчина липко смеется. — «Оно и к лучшему, малыш,» — Кея дергает носом и верхней губой, почувствовав слишком болезненное движение пальцев внутри.       Беспорядочные сильные толчки, хриплый голос мужчины сверху, ногти, впивающиеся в кожу на боках и бедра. Хибари думает о том, что хотел бы, чтобы его избили. Он думает, что раньше бы ни за что не променял секс на тупое избиение без возможности сопротивляться. Он думает, что сейчас ему настолько хуево, насколько только может быть на всех кругах ада вместе взятых. Он хочет, чтобы все закончилось скорее, хочет, чтобы его просто уже оставили в покое. Хочет уйти отсюда. Он думает о своей семье. Думает, стоит ли оно того? Стоят ли они, при всей его любви, этого унижения? Гордость внутри него мечется в бессильной агонии, бьется о ребра, о горло и черепную коробку. Вдруг он ощущает, как этот человек касается его губ, и его глаза мальчишки сильно расширяются. Хибари отворачивает голову, уходя от касания. Но Билл рычит. Ему это не нравится и, сжав свои пальцы на нижней челюсти подростка, он возвращает его голову в прежнее положение и снова дарит омерзительный поцелуй. Это последняя капля терпения, которое может показаться ангельским, учитывая всю сущность облака Вонголы. Сейчас чаша переполнена. Хибари сжимает зубы на нижней губе мужчины, впивается ему рукой в волосы и сильно тянет назад, он хочет вырвать эту самую губу. Уже ощущает кровь на языке, когда его горло сильно стискивают холодные, словно змеи, пальцы. Хибари непреклонен до последнего. Перед глазами пошли зеленые круги, приходится открыть рот, чтобы вдохнуть. Мгновение спустя, японец чувствует, что его ударили. Хлесткая пощечина, рассекая его собственную, испачканную чужой кровью, губу, а потом еще удар один, под дых, Кея не может дышать пару мгновений, чувствует, как толчки становятся болезненнее и злее. Он не издает ни звука, откидывает голову и ловит ртом и носом раскаленный воздух. Его ладони резко упираются в плечи итальянца, Кея неожиданно для себя пытается его отпихнуть, но не смотрит, не думает, к чему может привести эта попытка. — Маленькая безэмоциональная дрянь, -вновь рычит Билл, отстраняясь, он натягивает брюки и глядит на Кею, который не шевельнулся. Это спокойствие становится последней каплей уже для мафиози. Он стаскивает с кровати парня и озлобленно кидает его на пол. Удары полились на тонкое белое тело грязным потоком, и Хибари рад. Он так рад этому, как никогда, потому что сейчас, через эту точечную боль выходит другая. Ему никогда не был так отвратен секс. Никогда это не вызывало в нем столько отвращения к партнеру и, в первую очередь, к себе. Столько ненависти, столько негативных эмоций. Он не понимает, почему не смог просто молча с достоинством выдержать. Беспорядочные половые связи были для него чем-то нормальным. Возможно, сейчас он мог даже получить удовольствие от процесса. Но даже если нет, то стоило ради семьи. Ради своей гордости, которую сейчас втаптывают в грязь. Какая глупость. Хибари думает, что будет лучше, если этот человек сейчас просто прострелит ему башку. Лучше так, чем признать, что все эти мысли о ненависти рождаются из других. Рождаются из мыслей о рослом белобрысом раздолбае с челкой и тупой улыбкой. Внезапно за дверью раздался вскрик. Билл замер. Кея лежит на боку, глядя в стену, ему кажется, будто его внутренние органы кровоточат, ему кажется, что все его тело начинает гноиться, покрываться язвами внутри и снаружи. Кее кажется, он вот-вот лопнет, как один большой гнойник. — Пабло, черт возьми, что у тебя там происходит? — крикнул Билл, направившись к двери, которая приоткрылась, он замер, увидев Дино Каваллоне, который вошел в номер, переступив через тело того самого Пабло. Мужчина дергается к кобуре, оставленной на кресле, но Реборн направляет на него свой пистолет. — Шаг, и я прострелю тебе лодыжку, — предупреждает киллер, а взгляд Мукуро скользит по номеру. Увидев Кею, он замирает. — Кея, — вырвалось у него, и мужчина медленно двинулся в сторону мальчишки, стаскивая с себя куртку, он опускается на колено рядом и хочет поднять мальчишку с пола, но тот резко дергается. — Не прикасайся, — рыкнул он, но это не рык разъяренного волка, это рык загнанной в угол, обороняющейся собаки. И Мукуро хочется взвыть от одного взгляда на облако, лежащего на полу в одной расстегнутой рубашке и белых носочках. Мукуро смотрит на кровоточащую губу, опухающий глаз и скулу, на след от пальцев на шее, про тело парня и говорить ничего не стоит. Ботинки у итальянца добротные, и Дино, вопреки словам Хибари кутает его в свою парку, его щемит дикое чувство нежности. Хочется укрыть, спрятать, целовать эти руки и бесконечно извиняться за то, что не смог предотвратить. Рокудо поднимает на руки юношу и садит его на кресло. — Посмотри на меня, — шепчет Мукуро, сжимая его предплечье, смотря в чужие пустые глаза. — Посмотри, Кея, — просит он, но не видя ответа, медленно поднимается и поворачивает голову в сторону Билла. Рокудо берет пистолет из чужой кобуры, методично вынимает магазин, проверяя, сколько в нем патронов и, загнав его назад, пять раз стреляет в ногу итальянцу.        Реборн подошел к Хибари и сел на спинку кресла, глядя на мальчишку. Он бы мог остановить Мукуро, но, пожалуй, месть за свою женщину — это то, в чем он не может отказать мальчишке. В мире мафиози одного взгляда на чужую подругу достаточно для того, чтобы схлопотать. Изнасилование — низкий и непростительный поступок. Реборн может сказать с уверенностью, что он бы поступил не лучше. Им нужны сведения, да. И у этого урода, возможно, они есть, но это сейчас перестает иметь значение. В любом случае есть еще двое — парень в машине около отеля и человек из дома Хибари точно выведут к чему-то. Сейчас Реборн не намеревается вмешиваться, он просто смотрит на Кею, избитого, отстраненного. Каким бы человек ни был стойким, насилие не может не оставить отпечатка. Рокудо приближается к Биллу и смотрит на него сверху вниз, ловит презрительный взгляд, полный вызова, мол, «ну, давай, ну и что ты сделаешь?»       Возможно, что сам Дино, не любивший лишнего насилия и крови оставляет за собой репутацию мягкого босса. Возможно, так происходит, потому что люди, видевшие его жестокость попросту не могут о ней рассказать, но в любом случае, сейчас это не босс Каваллоне, это волк в овечьей шкуре. А шкура, изъеденная молью, идет дырами, и с трудом скрывает хищника под собой. Дино улыбается. — Сейчас ты расскажешь мне все, что знаешь и принесешь извинения Хибари Кея. Если он их примет, то умрешь ты быстро. За каждый отказ я буду наказывать, думаю, что тебе это не понравится, — выражение лица Дино пугает. Но Билл не из робкого десятка, в отличие от крысы в улье. Он набрал побольше слюны и плюнул в сторону Каваллоне. Неожиданно номер пронзает раскат смеха, и этот смех отдается дрожью, даже в Реборне. Дино склоняется ниже и почти шепчет: — Сказать тебе честно? — спрашивает он, облизнув губы. — Я надеялся на этот ответ, — перед лицом мафиози сверкает лезвие ножа-бабочки. Билл видит, как оружие податливо трепещет в руках Дино, перекатываясь меж его пальцев. Дино опускается коленом ему на грудь, штанина его джинс пачкается кровью, что растекается по полу, и Мукуро медленно проводит лезвием по кромке уха, свободной рукой он уцепляется за его край, а когда Билл впивается в руку и пытается дернуться, Рокудо давит на грудь сильнее. Хватка от этого не ослабляется, но мужчина давит пару негромких хрипов, и тогда Рокудо отводит ножик от уха. — Вышел месяц из тумана, — произносит он на манер детской считалочки и всаживает в ладонь Билла нож, так глубоко, что, кажется, ранит и свое собственное предплечье. Мужчина под ним сжимает зубы, дышит, смотрит с ненавистью, дергает рукой, которую парень придавил другим коленом. Рокудо же медленно начинает проворачивать лезвие. — Вынул ножик из кармана, — продолжает он и выдергивает окровавленное лезвие из ладони, дергает рукой и наносит два удара в плечо и сгиб локтя, обездвиживая конечность. Билл закатывает глаза от боли, но все еще молчит, издав лишь тяжелые, вымученные, сдавленные хрипы. Мукуро возвращает свои пальцы на ухо мужчины, оттягивает его, и нож возвращается к нему. Он входит в плоть, словно в масло, миллиметр за миллиметром отделяя наружное ухо от головы, вот тут итальянец уже не сдержался. Он заорал. По губам Хибари проскользнула тонкая улыбка, он впивается в лицо Дино словно ожившими глазами и смотрит на него. Что это? Каваллоне мстит? Или допрашивает? Хибари просовывает руки в рукава куртки и смотрит на происходящее. От одного взгляда на этого человека вся мнимая гниль вскипает внутри и пузырится, словно испаряется из тела Хибари. То унижение, которое пытался подарить ему этот человек становится более осязаемым, но Хибари кажется, будто руки Каваллоне и его собственные поменялись местами. Будто каждое повреждение наносит он сам. — За все прикосновения, каждую царапину, каждый синяк на этом теле, — лезвием Мукуро указывает в сторону мальчишки в кресле, — который я не видел, ты ответишь. О, за всю грязь, которой ты посмел его окропить, — Рокудо ощущает, как его желудок сводит, но говорить об этом он не торопится и поднимает над лицом Билла отрезанное ухо. — Я не возьму ничего лишнего, только то, что считаю нужным, — его рот искажается оскалом. Мукуро отпускает отрезанную часть тела, и она падает на пол рядом с головой итальянца, а цепкие пальцы иллюзиониста вцепляются в веко на правом глазу мафиози, оттягивают его. Поняв, что тот хочет сделать, мужчина начинает резко дергать головой и ногами. Он похож на отвратительного слизняка, выгибающегося под острием иглы. Неожиданно нож с силой входит в его плечо чуть ниже основания ключицы, оставаясь там, а Мукуро прижимает чужую голову к полу. Голод, подкравшийся к нему накрывает так мощно, что терпеть невозможно. Смолчал ли об этом Мукуро в надежде, что приступ не подкатит или ждал самого пика, чтобы сделать то, на что бы в адекватном состоянии не решился непонятно. Но в результате спустя миг его зубы впиваются в гладко выбритую кожу щеки. Клыки медленно входят в упругую плоть, и Хибари слышит истошный крик, но его это не пугает. Он чувствует облегчение. Чувствует сейчас, особенно остро неуловимую связь, словно одни ощущения, одни чувства на двоих. Это так романтично и отвратительно. Подобного ему еще никто не давал. Хибари смотрит, как Дино выпрямился, смотрит на дыру в щеке Билла, слышит, как тот кричит. Кея снова переводит глаза на Каваллоне, чье лицо теперь в украшено алыми кляксами. Голод спал, и Мукуро опускает взгляд на собственную работу. — Готов поговорить? — интересуется он и чуть ослабляет колено, вжавшееся в чужую грудь. — Или мне продолжить? Так улыбаются безумцы. Настоящие маньяки. Рокудо облизывается. — Ты чудовище, — с ужасом выдавливает из себя Билл. Говорить трудно, но оно и понятно. — Они правы, ты не должен сидеть в кресле босса, — Мукуро щурит глаза. — Так мне продолжить, верно я понял? — интересуется он и вытаскивает нож из плеча, но мужчина дергает головой. — Только конченый придурок не заметит, что за его спиной готовится заговор, — продолжает Билл, и Реборн спускается с кресла, подходит ближе, он кладет руку на предплечье Мукуро, призывая подождать. Реборн — бывалый. Всякого повидал, но сейчас даже его берет холодок от такого зрелища. — Босс задает тебе вопрос, отвечай на него прямо. Что ты знаешь? — интересуется аркобалено, холодно глядя на итальянца. — После смерти Старика кресло босса должен был занять его брат из побочной ветви Каваллоне. Все знали, что он достоин этого, все знали, что сопляк Дино не желает вести семью, но старик хотел видеть сына в кресле босса, все было решено без учета мнения всех остальных. И все эти годы альянс устраивало правление мальчишки. Но внутри семьи многие знали о том, кто законный босс Каваллоне. Когда ты зачастил в Японию, недовольство усилилось. Сеньор Вильмо понял, что самое время занять законное место. План был идеален. Франческо, его сын, входил в отряд личной охраны босса, он докладывал нашему сеньору обо передвижениях и происшествиях в доме. — Его мотивация понятна, — Мукуро снова щурит свои глаза. — Хотел посадить сыночка в кресло босса после себя… Да вот только такой мягкотелый и трусливый червь заслуживает смерти, как и любой предатель, восставший против своего босса. Мукуро поднялся и уцепился за волосы мужчины рукой. Он тащит его к креслу и кидает к стопам Хибари в белых носках, которые тут же пачкаются алым. — Теперь у нас по плану извинение, — произносит он, возвышаясь над мужчиной, он смотрит в лицо Кеи, ловит его взгляд, и все внутри переворачивается, становится спокойнее. Билл медлит, и Мукуро это злит. В его руке вновь звякнула бабочка. — Тебе не стоит пренебрегать моим терпением, чудовища им не отличаются, — иронично подмечает Рокудо, и Билл стиснув зубы, цидит: — Scusi me, — бросает он небрежно, стараясь придать своему тону как можно более презрительный тон. Итальянец смотрит на Хибари, а тот опускает голову, рассматривает изувеченное лицо. Японец заматывается в куртку и поднимает взгляд на Дино. — Ты примешь эти извинения, Хибари-кун? — спрашивает Рокудо с тонкой улыбкой на устах. Но Кея не из тех людей, которые прощают. — Нет, — выплевывает Кея с удовольствием, после чего тянет он тянет руку к ладони Дино, сжимающей ножик, но блондин отдергивает ее. — Обижайся сколько хочешь, но я не позволю тебе испачкаться об этот кусок дерьма, — поясняет он и с силой наступает на спину мужчины, придавливая его к полу. У Рокудо нет желания и самому тратить время на этого человека, но дарить такую безболезненную смерть, как пулю в голову… Слишком щедро. Иллюзионист наступает на череп мужчины тяжелым ботинком. Медленно начинает давить, Билл не может и не хочет кричать и дергаться, он измотан и, кажется, что уже смирился со своей участью. Хруст его черепной кости звучит в полной тишине комнаты. Хибари смотрит на иллюзиониста… Странно. Это можно сравнить, наверное с тем, как девочка смотрит на мальчика, подарившего ей ромашку. Дино отпинывает безжизненное тело от них. Он приближается к Кее вплотную, берет в руки избитое лицо и касается лба губами.  — Sсusa me, mio disperato, — шепотом произносит Мукуро и прижимает его к себе. Хибари молчит, льнет ближе, сжимает чужие плечи, прикрыв глаза. Он усмехается про себя. Мустанг на белом коне.

***

Мукуро смотрит на Дино, который улыбается и протягивает руку для рукопожатия. — Спасибо тебе, Мукуро, — произносит он спокойно, а Рокудо смотрит на него безэмоционально и отстраненно: — Я не жму рук, тем более, рук мафиози, — выдает он и отходит. — Что ж, тебе пора возвратиться в свое тело, буквально через час оно будет в руках Вонголы, так что поторопись, Мукуро. О Хром мы позаботимся, — сказал Реборн со своей извечной улыбочкой. — У меня есть незаконченное дело. Часа мне хватит. Миг и перед Дино стоит его собственная копия. Больничные коридоры. Пройти тихо, совсем незамеченным. Родители Хибари настояли на том, чтобы их сын лег на обследование как только увидели все увечья на его теле, а идти против — дело гиблое. Дойдя до общей палаты, в которой царила гробовая тишина — Хибари Кея спал — Рокудо подошел к прикроватной тумбе. Он опускает на нее небольшой конверт и смотрит на парня. Его опухшее лицо все еще выглядело ужасно, но уже лучше. Мукуро ощущает… Боль? Смятение? Ненависть? И что-то еще. Ноющее, тягучее и отвратное, что-то, что хочется задушить на корню. Уйти по-английски показалось Мукуро правильным. Подлым и недостойным. Но от него это ожидаемо. Хах. Парень покидает палату и уверенным шагом направляется по длинному коридору к дверям.