***
Она могла бы остаться здесь навсегда, навечно в этих сладких, усыпанных розовыми звёздами, днях, вот, только, она не принадлежала этой жизни. Алина всегда знала, что эта жизнь что-то среднее: переходной период между чем-то стоящим, чем-то удивительным, совершенным. Между одной прекрасной жизнью и другой, которая еще лучше. Так же как между красивой зимой и теплым летом есть мрачная и пустая осень. Эта жизнь была для нее вечной дождливой осенью. С гниющими опавшими листьями и непросыхающими от луж дорогами. Ей никто не говорил, что люди, созданные для большего, чем имеют, перед смертью создают искусство. Она перед своей не создавала ничего. Она была в мире своей вечной осени, где она потребляла чужое искусство и не слышала, что оно кричало ей. Каждая песня, каждый фильм, каждая книга, картина и даже чертовые рисуночки в Pinterest говорили ей, как прекрасна и многогранна может быть ее жизнь, если она забросит мысли о том как мало у нее планов на будущее и как незначительны ее мечты. Ей всего лишь нужно забросить все пустое и начать дышать. Ей казалось необходимым перестать есть. Умереть прекрасной, юной, худой и с чудными планами на последующую жизнь. Никто не говорил ей, что хуже, чем смерть могут быть лишь неудавшиеся попытки умереть. Или старательное и бессмысленное «не-умирание-от-голода». Она думала, что это будет намного быстрее, похоже на смерть героини викторианского романа, брошенной сиротки или вечно влюбленной барышни в мужчину, с которым ей быть не суждено. Голодная смерть не выглядит романтично, она выглядит одержимо. А вот та, чье имя и правда Смерть, выглядит поистине пугающе, когда замечает дрожащие руки, с трудом придерживающие стакан с водой, темные круги под глазами и слишком долгий сон для человека, что предпочитал проводить бессонные ночи. Смерть не из тех, кто считается с чужим мнением, Смерть не из тех, кто дает обещания и клятвы, Смерть не из тех, кто забивает, когда что-то идет не по их плану. Вы же видели «Пункт Назначения», вы знаете о чем я. Смерть умеет злиться беспощадно, жестоко хватая за руки, разбивая посуду и крича так громко, что хочется лишь спать. Закрыть глаза, укрыться под одеялом и больше никогда не видеть ее светлых волос, не слышать ее голоса и не чувствовать холода, исходящего от ее кожи. Это, наверное, токсичные отношения, которые невозможно прекратить, вот только это даже не отношения. Алине просто нужно умереть, ведь это всего лишь токсичная она, что отравила их сладкие дни. — Пошли, — говорит она, надевая курточку, такую же черную, как и ее обуглившееся сердце. А у Смерти вовсе есть сердце? Если не считать вечерней точки своей косы, то Смерть была совсем обычной девушкой. — Куда? — лениво спрашивает самоубийца, пытаясь как можно более выше натянуть одеяло и спрятаться в своем коконе от этого мира, мира, где нужно двигаться и дышать. Это самое странное, почему в нашем мире нет места мертвым? Стоило бы учредить спиритические сеансы такими же по уровню важности, как, скажем, сайты знакомств. — Заведем тебе еду. Фрукты, ты же будешь фрукты? — с улыбкой спросила Соня. — Потом купишь фруктов, — огрызается девушка, — Можешь поесть их на поминках, — и сразу же получает книжкой в бедро. — Встала и пошла со мной в магазин, иначе я превращу каждую из твоих жизней в ад, я разве не говорила тебе, что Люцифер — мой потерянный во младенчестве брат? Он, как никто, в пытках разбирается. — Я никуда не хочу, — поныла она, чувствуя лишь раздражение и токсичный, проникающий с желудка в каждую вену и артерию, голод, — дай мне поспать. — Нет, — отрезала Смерть тоном, не терпящим возражения и бросила в девушку кросовком. Эта женщина что, имеет за жизненную цель убить Алину раньше, чем она это сделает сама?***
Алине всегда казалось, что в супермаркетах зря так много денег тратят на стоваттные лампочки. У нее глаза болели от обычного похода за хлебушком. Девушка ненавидела супермаркеты так же, как и их яркий свет, страстно освещающий грязные полы и ее бледные руки, выглядевшие так, будто она никогда не видели света. А тут эта пришибленная фанатка кпопа и похоронов решила, видимо, следующие несколько месяцев провести между рядами с пивом и фруктами. — Хочешь гранат? — спросила она и взяла своими бледными пальцами самый большой в корзинке фрукт. — Твой любимый. — Нет, — стоило самоубийце это сказать, как гранат в смертельных тисках Софьи с сочного красного приобрёл серый оттенок и сгнил. — Яблочко? — предложила она и оно тут же умерло у нее в руках. — Бананчик? — еще одна смерть в супермаркете, а Алина все так же голодна, хочет спать и чтобы ее оставили в покое. — Ты так заинтересована в моем приеме пищи. Я начинаю думать, стоит ли насыпать крысиного яду в еду и съесть ее, так ты будешь счастлива? — раздражённо бросает девушка после очередного «лимончик, грейпфрутик?». — Черт, какая же ты тупая. Есть сотни, тысячи людей в безвыходных ситуациях. А ты? Думаешь, когда ты вернешься в следующей жизни что-то измениться? Солнце все так же продолжит сиять, и луна будет светить точно также. И ты останешься все той же. Не важно, где ты рождаешься, важна только ты. И я знаю тебя уже чертовых восемь жизней! И ты все та же: продолжаешь убивать себя, чтобы убить себя и в следующей жизни. Просто продлжать дышать. Нужно было продолжить дышать и развернуться, убежать. Но девушка ступила лишь один шаг и ее тут же бросило в жар. Это случилось так быстро, жар, от которого девушка попыталась расстегнуть куртку, тошнота подкатывающая к горлу и темнота в глазах. Она была готова рухнуть на тот грязный белый пол совсем без чувств, но почувствовала руку приобнимающую ее сзади за талию и опустившуюся голову смерти себе на плече. И все внезапно закончилось. И она осталась в холодных смертельных объятиях, пытаясь от смерти спастись. Это могло бы звучать как самый быстрый способ покончить с жизнью, но, оказалось, это самый верный способ ее спасти.