«Белый русский»

Сходив в душ и выпив стакан воды, Квентин наскоро собрал волосы в пучок и скептически оглядел себя в зеркале. Тёмные круги под глазами выдавали череду бессонных ночей за чашкой терпкого растворимого кофе три-в-одном. Тех ночей, которые он провёл в волшебных мирах далеко от серости Нью-Йорка. Восхитительных ночей. Волнение покалывало в кончиках пальцев, воротник белой рубашки слишком туго обнимал шею, но Квентин Колдуотер мужественно претерпевал все свалившиеся на него невзгоды. Настолько мужественно, что, убеждённый зожник, он пятнадцать минут простоял возле входа в кафе, куря одну сигарету за другой. Похоже, зожником Квентин оставался только в своих мечтах. «Как же я, блядь, узнаю тебя, Эл?» — крутилось в голове, когда он всё-таки набрался смелости потянуть ручку двери на себя. Хотя, может быть, дело в том, что это была последняя сигарета в пачке. В нос ударила смесь запахов стойкого парфюма, чёрного кофе и венских вафель. Квентин замер на пороге с беспомощностью ребёнка, оставленного мамой на кассе в магазине. Скоро-скоро наступит его очередь оплачивать покупки, а у малыша нет даже кошелька. Он оглядывается по сторонам, ищет маму, больно кусает нижнюю губу, движется в толчее очереди… — Квентин! Кудрявый темноволосый мужчина машет ему из глубины зала. Пальцы объяты массивными кольцами, чёрный жилет идеально сочетается с бордовой рубашкой. Лёгким движением головы он откидывает упавшую на глаза прядь и улыбается как в рекламе зубной пасты. «И ваша улыбка сияет ярче звёзд», — пронёсся в голове Квентина тупой слоган. Профессор подошёл к столику у окна, мужчина за ним встал и, полностью проигнорировав протянутую для рукопожатия руку, заключил Колдуотера в крепкие объятия. — Боялся, что ты не придёшь, — улыбнулся брюнет. — Что по пути сюда тебя собьёт машина, или нападёт стая голубей, или какие-нибудь сопляки втянут в операцию по спасению мира. Или, — он заглянул в глаза, и в глубине расширенных зрачков Квентин нашёл своё отражение и страсть к самоиронии. — Или ты просто не захочешь приходить. Колдуотер отшатнулся, и чужая рука соскользнула с его плеча. — Но вот он я! — Квентин очень старался не показывать, как сильно его озадачила эта речь. Он улыбнулся, развёл руками, стянул пальто и сел напротив. — Я заказал себе сангрию, советую попробовать картофельные вафли, — мягко начал Эл, держа стакан с водой так, словно они были на приёме в Аббатстве Даунтон. — Сангрия в полдень? — Квентин недоверчиво усмехнулся. Его протеже неопределённо взмахнул рукой в воздухе. — Старая привычка. Не бери в голову. Помимо вина, Элу принесли яичницу с беконом и два тоста с брынзой. Квентин же заказал картофельные вафли и американо с молоком. Он то и дело бросал быстрые взгляды на мужчину напротив. Нос с орлиной горбинкой, свежая тёмная щетина, ровный ряд белых зубов. Точёные руки с лёгкой порослью волос, выглядывающих из-под чуть задранных рукавов, пальцы в изумительных кольцах, плавные луны ногтей. В движениях чувствуется уверенная изящность, этот человек не просто привык, он любит, когда его разглядывают. Так, как сейчас это делает Квентин. А ещё Квентин не помнит, как его зовут. — Твои глаза были подведены вчера, — профессор слегка подаётся вперёд, одурев от собственной дерзости. Протеже улыбается, и от этой улыбки у Колдуотера намокают подмышки. — Я делаю так по вечерам. Иногда и днём, конечно, но не хотелось очень уж сильно тебя эпатировать. А без тёмного карандаша на веках этот готический принц конечно же выглядит совершенно обыденно в обстановке дешёвого нью-йоркского кафе. Квентин видит такие экземпляры каждый день пачками, совершенно заурядные личности, надо сказать. Он хотел произнести свои мысли вслух, но вовремя понял, какой же это бред. — Чем занимаешься? Чёрт, ему бы короной эти кудри примять, и точь-в-точь принц из сказки. — Преподаю английскую литературу. Эл снова улыбнулся. — А я как раз не люблю читать.