black moon blue sun.

      Сэюн чувствует себя легко, когда из окна ярко светит солнце, а по коже идут мурашки от прохладного ветерка, когда рядом сидит то самое солнце и, перелистывая тонкие страницы романа, создаёт тот самый ветерок, а потом мило усмехается, спрашивая слушает ли хён то, о чем он всё-таки читает и, получая вместо ответа кивок, строит недовольную мордашку, отвечая что тот его совсем не слушает. Они смеются вместе, в то время как Юн крепко обнимает Пака-младшего со спины и, положив голову ему на плечо, продолжает слушать его бархатный голос.       Спокойствие и умиротворение тут, исчезает лишь вечером, когда замочку из рук на талии младшего приходиться разомкнуться, а Юну остаётся только пожелать Ючану самых сладких снов и усмехнуться, когда тот улетает из покоев со слишком счастливым и мечтательным личиком, все так же крепко сжимая в руках роман, который они вместе читали и обсуждали до самого вечера, пока солнце снова не зашло за горизонт, а луна, лениво вышедшая из-за него, не переняла право управлять этой ночью. Хотя и не смела вовсе.       Тусклая и холодная, она совсем не освещала коридоры, и Квану, который пришёл проверить Кима старшего перед отходом ко сну, приходилось идти следуя лишь инстинкту и, вероятно, своей не очень превосходной памяти. Но всё-таки, споткнувшись о порог комнаты, он замечает лишь то, что Юн даже не среагировал на это, и понимает, что тот снова валяется без сознания, хотя ничего и не предвещало этой беды, в виде очередной открывшейся раны. И, кажется, Кван уже готов поклясться самому себе, что если это было из-за луны, напомнившей старшему о Джуне, то он уничтожит и её, а потом ещё и Джуна за компанию, чтобы этого больше никогда не повторялось. Просто потому что Бёну надоело постоянно штопать генерала и бинтовать его так, чтобы он даже подняться не смог, даже зная, что он всё равно это сделает.       Но все, что он может сделать сейчас, так это убедиться в том, что с Кимом все хорошо и, тяжело вздыхая, сложить бинты обратно в аптечку, поставив её обратно в угол, вместе со своими переживаниями. Теперь он мог спокойно выйти из комнаты и, решительно спотыкаясь где-то в коридоре снова, направляться в свои покои, чтобы хорошо отдохнуть и следующим же утром поговорить с королём, так правда больше не может продолжаться, иначе либо у Квана сдадут нервы, либо Ким дойдёт до точки невозврата, вот так вот постоянно накручивая свои нервы до тонких струн и играя на них мелодию душевного разрушения. Даже когда Бён укутывается в одеяло, он все ещё думает об этом, благо сильная усталость взяла над ним верх и отправила в царство Морфея.       И в то время, пока кто-то засыпает, Джун не просыпается, нет, он до сих пор не спит, выжидая момента, чтобы поговорить со своим Солнцем, потому что ему наконец-то надоело убегать, а точнее, просто не осталось сил на это. Следует вздох, а потом свеча со стола оказывается в его руках и освещает коридор, который уже успел стать главным героем этой ночи, казалось бы. Но нет, доходя до комнаты, в которой спокойно лежит и находится в отключке Сэюн, парень ставит свечу на подоконник и садится рядом с ним. Его руки дрожат так, что он не может дотронуться до его, но собравшись и преодолев себя, берет его руку в свою и смотрит. Неотрывно и влюблённо смотрит на мягкие черты лица, слабо освещаемые светом ночного светила и свечи, догорающей на подоконнике. — Прости меня… — срывается с губ, — прости меня, пожалуйста, за то, что я постоянно занят и у меня не хватает времени поговорить с тобой, и даже когда есть, мне так страшно. Я знаю, ты злишься на меня, наверняка, потому что из меня получается очень плохой друг, который даже не может увидеться с тобой, не смотря уже на заботу, которую я совсем не проявляю, хотя должен. Ты… Благодаря тебе, Солнце, моя жизнь счастливая и красочная, такая, о которой никто и мечтать не может. Благодаря тебе, я могу улыбаться, свободно выражать то, что чувствую и не держать в себе ничего, могу вспоминать самое счастливое детство, которое к сожалению закончилось. Я хотел бы проводить больше времени с тобой, просто сидя у костра и слушая твои истории, принесённые с границ. Но теперь не могу, совсем не могу вернуться туда. Знаю, что виноват, поэтому не могу.       Король на секунду отвлекается от мыслей и не замечает, как его рука уже скользит по щеке старшего, касаясь её со всей нежностью и трепетом. Этим холодным бархатом, словно льдом. Его взгляд скользит по лицу Сэюна и останавливается на губах, в то время как свою он прокусывает до крови. — Я боюсь своих странных чувств, Солнце, прости, — тихо произносит он, чувствуя вкус собственной крови и подступающие к глазам слёзы.       Все такими же дрожащими руками, он берет с подоконника почти догоревшую свечу и поспешно уходит в свои покои, где та гаснет, оставляя его со своими мучительными мыслями наедине. В то время Ким открывает глаза. Почти сразу же к нему приходит осознание, что это не сон и всё что он услышал действительно правда.       Генерал очнулся ещё тогда, когда его рука оказалась в объятиях самого нежного холода, делая вид, что он все ещё без сознания, хотел очнуться и сказать что-то, но слова застряли поперёк горла, когда Луна начала говорить, сдерживать слезы тяжело. А ещё тяжелее не отвечать, не поддаться урагану чувств и обнять его крепко, не отпуская больше никогда, но он позволил ему уйти и перестал сдерживать слёзы, ручьями стекающие по щекам. Киму хочется встать и уйти, вдохнуть свежий воздух и дойти до костра, положить голову на колени Джуна и сладко уснуть там.       Ему потребовалось несколько часов, чтобы подняться и хоть как-то, сквозь тянущую к земле боль, дойти до их места и там, когда будет разожжён костёр, будет тихо лежать рядом с ним. Ким устал тянуться к земле, разжигать костры и тушить их, теряя последнюю надежду. Все что ему сейчас надо это всматриваться в играющие языки пламени и медленно засыпать. К несчастью или нет, но на небе все ещё светит Луна. Этой ночью никто не может спать спокойно.