black moon blue sun.

      Мир просыпается в забвении, ленивые тени тянутся к остаткам уходящей тьмы, разогнанной красными лучами рассвета. Они отражаются яркими маленькими огоньками в этой холодной воде, так ненароком касающейся тёплых рук Сэюна. Он сидит под деревом, слушая тихий шелест листвы и то, как просыпается мир, озаряя землю пламенеющим вдали рассветом, как когда-то озарял это место покинутый и навечно погасший костёр, которому, как и чувствам, больше не суждено разгореться.       Парень долго думал, не решаясь принять и смириться с тем фактом, что он и Джун больше никогда не придут сюда вместе, не будут рассказывать друг другу глупые истории и волноваться, как волнуется море на одной из границ, где лишь единожды они были вместе. Ким твёрдо уверен, если он увидит это море вновь, он утонет в нём так же безвозвратно, как и в своём короле.       Шелест уже слышится как шум ветра, когда сидя на шатком причале, ощущаешь холодный морской ветер и… шаги. Генерал оборачивается на деревья и, всматриваясь в тени, вздыхает с облегчением. Он видит Бёнквана, но как всегда радуется слишком рано, потому что в следующий момент замечает его крайне обеспокоенное выражение лица. Он явно появился не с хорошими новостями и только от этого Сэюну уже хочется убежать куда подальше и никого никогда не слышать.       Бёнкван теперь никуда не спешил, он подошёл к генералу и сел рядом, тяжело вздохнув, причём так, словно сейчас лежал под огромным валуном и еле-еле дышал, каждый раз сбиваясь с мыслей из-за нехватки воздуха в лёгких. Ему не хватало не только воздуха, но и сил. Сэюн замечает, каждым следующим днём его друг выглядит всё хуже и хуже, пытаясь походить на мертвеца, казалось бы, но нет. Он тоже устал. Заботы вокруг давят на него сильно, когда Ким-старший ранен и выглядит, будто вылез из могилы только что, лишь потому что терпит Джуна и его выходки, когда на границах давка, а он за старшего и нервы мотаются в клубок, не успеешь и пальцами щёлкнуть.       Они оба люди, к которым общество всегда относится с завышенными ожиданиями, требуя от них невозможного, но все ещё люди, а не камни без души, чтобы, когда их точили, они молча терпели и выносили всё с лёгкостью. Да и если так посмотреть, даже камни дают трещину, не говоря уже о остальном. И трещину тут дали не только они, но и тот, с кем столкнулся Бёнкван.       Парень проснулся слишком рано, почти не спал и лишний раз уставший, а не отдохнувший просто пошёл на улицу, дабы узреть и почувствовать, как первые лучи солнца касаются кожи, вдохнуть утреннюю прохладу, но вместо этого получил лишь порцию отчаяния и Донхуна, утопающего в нём. Конечно Бёну ничего не оставалось как подойти к нему и поинтересоваться, что привело его сюда в такую-то рань, когда всё живое спит и только пробуждается от сна. Тот рассказал ему очень занимательную историю, которая привела его в заблуждение.       Как оказалось, впервые за долгое время Хун вообще решился лечь спать из-за длительной бессонницы, которая вынуждала его стоять на ногах, пока они просто не откажут. Впервые за долгое время у них с Джуном получился обычный романтичный вечер, когда они болтали обо всем на свете, наслаждаясь объятиями друг друга. Ли расплывался в слабой и грустной улыбке, рассказывая о том, как они уснули вместе, но проснулся он очень скоро один и от холода, ведь его жениха не было рядом. Ему больше не удавалось уснуть, именно поэтому уже несколько часов он сидит тут и мёрзнет, чтобы заглушить свои неутихающие мысли, бурей разбудившие ещё и эмоции, пытавшиеся вырваться наружу, так как слёзы уже блистали на глазах Хуна, но он не плакал. — И так уже в который раз, засыпаешь с ним, просыпаешься один и в холоде. Весь день, что он, что я витаем в мыслях, но до недавнего времени это было в порядке вещей, до недавнего времени я видел, что он любит меня хоть чуточку, но сейчас, нет, — его дыхание сбивается, и пусть он пытается говорить спокойно, ничего не выходит, — Он стал вести себя холодно, отчуждённо, постоянно говорит что занят, мечется туда сюда, а иногда вообще отталкивает, так больно. Особенно больно, когда он просто говорит мне уйти и оставить его одного. Я вижу, что ему тяжело, но ничего не могу сделать, даже когда все хорошо, замечаю как грустно он улыбается и бессонница... Её причиной тоже стал он. Я люблю его, но он меня? Любит ли вообще или притворяется настолько хорошо? Он делает это ради королевства или ради меня, видя, как глупо я люблю его? Это не даёт мне спать и не даёт работать, именно по этой причине я не могу вернуться в столицу. Ох, но особенно всё плохо стало с того момента, когда в королевский особняк доставили генерала Кима. Джун-и ещё и за него так сильно волнуется, что отстраняется от всех? Я не...Я не знаю.       Сказав всё это Хун лишь поблагодарил Квана за то, что тот его выслушал и обратно направился в свои покои, хотя его ноги так сильно замёрзли, что и тут Бёнквану пришлось постараться и аккуратно довести Ли до его комнаты и только потом направиться со всей этой информацией к Сэюну. Ким-младший рассказывал, как искал его по всему особняку и даже в библиотеке, но не обнаружив его в этих стенах на ум пришло лишь это место, к которому его привела, наверное, лишь воля божья, потому что он даже близко не знал в какой стороне расположен этот райский уголок, ставший адом, но лишь для одного человека. — Он улыбался и смеялся так искренне, когда они держались за руки, когда они гуляли по замку, когда они просто были вместе, возможно, он правда любил его где-то в самом начале, но сегодня, —он запнулся, потому что не может рассказать младшему о том, что произошло ночью, — но сегодня он точно не испытывает к нему ровно ничего, кроме уважения, наверное, потому что оно уже как королевская привычка, плохая вводящая людей в заблуждение, привычка, от которой он не сможет избавиться.       В глазах Бёнквана сиял не только рассвет, но и то, что невозможно описать словами. Юн по глазам читал что Квану жалко Хуна, ведь он уже второй кто натерпелся выходок Джуна по самое не хочу, а у них ещё свадьба впереди, и он не представляет, что будет с ним дальше. А Ким младший в глазах старшего читает одобрение на то, чтоб тот за ним присмотрел и не дал упасть туда, откуда возврата уже нет, как упал сам генерал. На колени, которые сломали и заставили ползти по раскалённым углям, тысячи километров, до самого-самого конца. — Тебе стоит обдумать сказанное мною, хён, — вставая с земли, тихо произносит Кван, — А я пока присмотрю за ним, раз ты так настаиваешь на этом.       Звонкий смешок отдаётся приятным эхом в голове, видеть улыбку младшего, не смотря на все трудности все ещё приятно, так же, как и выдыхать с облегчением, но уже не напрасно.