***
Эрен со все еще мокрой после душа головой сидел на кровати и выдергивал из покрывала торчащие нитки, украдкой поглядывая в сторону стола. Его правая нога дергалась и притопывала от нервозности, а в голове творился хаос. В целом день прошел отлично — приезжали родители, его никто не трогал и не было никакой дурацкой стирки. Не день, а божья благодать. Наконец случилась их первая встреча, такая долгожданная и по-своему трогательная. В первые минуты тёплых объятий матери Эрен не сдержался и пару раз совсем по-детски всхлипнул, страшась, что ему это только снится. Затем они втроём сели с одного края стола и тесно, боясь и на минуту разъединиться, прижались друг к другу. Какое-то время беседа не слишком ладилась, потому что эмоции, взявшие верх над Эреном из-за внезапности их долгожданной встречи, едва не вышли из-под контроля. Вопрос «ну, как ты здесь, сынок?» и вовсе на какое-то время лишил дара речи, потому что отчаянно захотелось рассказать, нажаловаться, наябедничать, словно бы это какая-то школа и над ним издеваются, словно бы их доброе слово и поглаживание по голове, заботливое «давай поцелую, где болит» могло всё исправить. Но это была тюрьма, и здесь родители уж точно никак не смогли бы решить проблемы своего сына. Поэтому какое-то время Эрен просто молчал, собираясь с силами, осторожно и вдумчиво подбирая слова, чтобы через не могу улыбнуться и ответить, что все вполне терпимо. Неизвестно, поверили ли родители, но, во всяком случае, давить не стали, что значительно облегчило свидание. Постепенно, вопрос за вопросом, разговор все же набрал обороты, больше не вызывая неловкости или заминок. Они проговорили несколько часов буквально обо всём подряд. Мама даже умудрилась пересказать продолжение сериала, который они начинали смотреть вместе по телеку. Отец, хоть и смазывал руки антисептиком с завидной периодичностью, ничем больше свою брезгливость не выдавал, желая в эти короткие часы подарить сыну лишь поддержку и тепло. И Эрен брал, жадно впитывал в себя как губка, лишь бы хватило хотя бы на пару ночей. Изо всех сил старался улыбаться и смеяться, не показывать, сглатывая ком, насколько все на самом деле хреново. По-настоящему хреново. Хотя… ко всему привыкаешь, и порой Эрену казалось, что он уже тоже привык. Единственное, что на самом деле беспокоило, это необдуманная ложь, которую он сболтнул, когда родители спросили не нужно ли ему что-нибудь: еда, деньги или, может быть, книги. На тот момент показалось странным ответить, что ничего не нужно, поэтому Эрен сказал, что понадобятся деньги — что-то вроде налога на его защиту от проблем внутри тюрьмы знакомому, который оберегает его от проблем с другими заключенными. Однако названные двести баксов в месяц теперь казались смехотворной суммой, потому что бывало карманные самого Эрена составляли ровно столько же, а иногда и больше. Но родителям нужен был крохотный предлог, чтобы надеяться на то, что в этом месте есть хоть кто-то на стороне их сына. Однако сейчас Эрена уже мучил даже не сам факт лжи и того, что родители будут волноваться, если что-то заподозрят и поймут. Теперь его раздирал на части интерес, сколько же за подобное платят на самом деле. Очень хотелось утолить свое любопытство и спросить у кого-нибудь, но ни с кем, кроме Ривая, он не сблизился. Хотя близость с Риваем тоже была весьма условной. Весь день Эрен думал, что спросит, но в итоге каждый раз передумывал. Вот и сейчас: Аккерман сидел за столом, подперев кулаком щеку и, конечно же, читал книгу, а Эрен уже целый час пялился на его ровную спину. Странно, Ривай даже не двигался толком, за исключением переворачивания страниц, и не сутулился, держал плечи ровно. Даже представить было сложно, что с ним можно завести непринужденную беседу. Это казалось сродни затее потыкать осиное гнездо палкой. Теоретически все обойдется, но кто его знает, что там случится на практике. Эрен уже упал на кровать, оставив ноги на полу, сложил руки на подушке, удобно положив на них подбородок, и продолжил следить за увлеченным чтением Риваем. В принципе Йегеру казалось, что он достаточно привык к своему соседу. Они контактировали не так много, хоть и ежедневно. В остальное время Эрен был предоставлен сам себе. Проблемой было лишь то, что никого, хотя бы отдаленно напоминающего друга, у Эрена так и не появилось, и он был вынужден изо дня в день сталкиваться с одиночеством. Не с кем было даже просто поговорить, потому что (и это — к счастью) почти все заключенные его избегали, а банда Ривая максимум перестала делать вид, что Эрена не существует. Лишь Фарлан иногда спрашивал, как дела, как спалось и можно ли стащить что-нибудь с подноса, который Йегер всегда торопился поскорее сдать, чтобы покинуть столовую. Погруженный в свои размышления Эрен не заметил, что Ривай закончил свой литературный вечер и уже потягивался на стуле, по-видимому, все же устав от неподвижного сидения. Он обернулся и удивленно выгнул бровь, обнаружив, что Эрен, почти не мигая, на него пялился. — Проблемы? — какое-то время Йегер молчал, пытаясь понять, о чем его спросили, затем его глаза расширились, он несколько раз подряд быстро моргнул, сел и отрицательно замотал головой, отведя взгляд. Ривай поднялся со стула, подошел к бутылке с водой, что стояла недалеко от раковины, и налил в свою кружку, тут же выпивая до дна. Эрену было не тяжело смотреть ему в спину, поэтому он, не стесняясь, снова начал пялиться. И если раньше у него не было желания говорить, то теперь оно появилось. И даже было с чего завязать разговор. Собрав себя в кучу и прокашлявшись, Эрен все-таки обратился к Аккерману, что-то перебиравшему на полке, которая висела над раковиной. — Ривай, — неуверенно обратился к нему Йегер, но никакой реакции — Ривай не дал никакого знака, что слушает, продолжая свое занятие. — Ривай, можно с тобой погово… — Тихо, — едва слышно приказал мужчина. Эрен тут же замолчал, для себя поняв, что говорить с ним никто не собирался. Он здесь не за этим. Поэтому парень лишь тяжело выдохнул и, согласно кивнув (пускай никто этого и не заметил), заткнулся, откинувшись к стене и меланхолично наблюдая за Риваем. Хотелось врезать ему, наорать и попросить прекратить воспринимать как пустое место. И Эрен боялся, что однажды удержать себя в руках не получится, и тогда полный рот спермы после жесткого минета станет меньшей из его проблем. Внезапно Ривай обернулся и, сложив на груди руки, спросил: — Чего хотел? Эрен даже растерялся от того, что его не проигнорировали. Похоже, выводы были поспешными и Ривай не такая уж и скотина. — Я хотел кое-что спросить. В смысле, мои родители приезжали и… — Снимай штаны, — вдруг Ривай двинулся обратно к стулу и, развернув его спинкой к столу, уселся. Эрен замер, не совсем понимая, чего от него хотят. Он приоткрыл рот, беззвучно спросив: «Что?», и Ривай не поленился повторить: — Снимай штаны. Совсем неожиданно разговор пошел не в то русло, даже не успев начаться. Похоже, Ривай все-таки был скотиной. Прикусив от досады губу, Эрен встал с кровати и снял штаны вместе с трусами, положив их в изножье кровати. Ривай любил приказывать раздеться, а Эрен больше не рисковал его ослушиваться. — Подойди. Йегер медленно преодолел расстояние до него и начал ждать указаний к дальнейшим действиям, при свете ламп все еще смущаясь собственной наготы. Еще больше нервировало, что до отбоя было достаточно много времени, чтобы кто угодно прошел мимо и увидел Эрена в таком позорном виде. — Сядь ко мне лицом, — помедлив с пару секунд, Эрен все-таки оседлал Ривая, который теперь глазами был на уровне ключиц парня. Йегер вздрогнул, когда почувствовал влажный поцелуй в шею. — Открой рот, — немного насторожило, парень нахмурился. — Давай, доверься мне, — снова было ощущение, что над ним насмехаются, но за столько времени можно было и привыкнуть. Тем более что слова о доверии и правда были смехотворными, если бы не касались самого Эрена. На язык легло что-то маленькое, твердое и круглое. Таблетка. И вряд ли эта таблетка была обыкновенным обезболивающим. Наркотик. — Что это? — севшим голосом поинтересовался Йегер, рассчитывая в случае чего бежать к раковине и блевать, потому что дополнительных проблем ему только не хватало. — А сам как думаешь? — эта ухмылка уже бесила. Эрен было дернулся, но чужие руки держали крепко за бедра. — Ты же не собираешься заниматься расточительством? — Это же незаконно! — громким шепотом воскликнул Эрен, все еще пытаясь вырваться, хоть и слабо. Плевать в лицо запрещенным препаратом тоже было бы неблагоразумно. — Ой, какие мы законопослушные, — с сарказмом и ядом дразнил Ривай, и Йегер понял, что мужчина считал, что Эрен виноват в том, за что сел. — Да никто не заметит, если ты не потащишься никуда. Так что сиди и наслаждайся, — ведя ладонями вверх по бедрам к заднице, томно проговорил Ривай. Влажный поцелуй снова коснулся шеи, отчего Эрен вздрогнул. Голова начинала идти кругом, и дело точно было не в наркотике. По крайней мере, пока. — Так о чем ты хотел спросить? — Ривай отстранился, с ощутимым интересом вглядываясь в лицо Эрена, пока ладони исследовали напряженное тело. — Облизни, — в рот безапелляционно проникли два пальца, и Эрен облизнул, уже даже не задумываясь и не смущаясь, ибо были проблемы посерьезнее. Например, маленькая круглая таблетка, которую он почему-то все-таки проглотил, пока слушал Ривая. Если бы он знал, к чему приведет попытка пообщаться, то точно не стал бы подавать голос. Он смотрел в серые глаза и в который раз замечал в них промозглый холод, отчуждение и безразличие. Риваю не было интересно, что там хочет спросить Эрен, о чем он хочет поговорить. Ривая волновало, как на лице его зверюшки отразится то, как в его анус снова проникнут два пальца. Эрен распахнул глаза и вцепился в Аккермана, крепко обнимая того за шею и с силой впиваясь в широкие плечи. Судорожные вдохи с тихими, срывающимися стонами попадали прямо Риваю в ухо. Мужчина снова поцеловал Эрена в шею, подвигав немного внутри пальцами. Йегер отстранился, заелозил, пытаясь слезть, но вторая рука Аккермана удерживала на месте. Эрен посмотрел прямо ему в глаза, чувствуя бессилие и подступающее безразличие. — Давай, малыш, спрашивай, — странно, но в такие моменты слова Ривая всегда расходились с его действиями. Он был грубым, резким, бескомпромиссным, но при этом разговаривал нежно, приглушая и без того тихий голос. И смотрел с неприкрытым обожанием, больным, похотливым. Нет, там не было места симпатии. Из двух черных, как озера в лунную ночь, зрачков рекой лилось животное желание. — Я… Я… Ах! — Эрен вскрикнул от резких движений Ривая. Он почти полностью вытащил пальцы и засадил их назад, с наслаждением наблюдая, как расширились и без того огромные глаза, как в них отразилось горькое удивление. Эрену было неприятно, больно. Зато Ривай смотрел с восторгом, продолжая двигать пальцами внутри и срывать судорожные вздохи, чудом не перешедшие во всхлипы. Само собой, спрашивать уже ничего не хотелось, поэтому Йегер просто обнял Ривая за шею, пряча от него свое лицо и стараясь не застонать и не разрыдаться, но голос не поддавался совсем. Эрен стиснул зубы, обнимал все крепче, отчаянно мечтая стиснуть так, чтобы Аккерман задохнулся, ногти впивались в плечи, а на глаза все же выступили слезы. — Ну? Почему не спрашиваешь? — Ривай спросил с усмешкой, но Эрен знал, что прозвучит сломлено и жалко, если решится ответить, поэтому лишь отрицательно мотнул головой, давая понять, что передумал. Ривай же снова поцеловал в шею, ни на секунду не прерывая движение пальцев, что уже не встречали сильного сопротивления, а касание губ становилось в противовес мерзкому ощущению в заднице влажнее и нежнее. — От того, какой ты тугой, как ты похотливо стонешь, у меня стоит. Дай-ка. Ривай убрал свои пальцы, немного отстранил Эрена и, расстегнув ширинку, достал свой хер. Йегеру пришлось разорвать свои объятия и положить руки на сильные плечи, начав их нервно массировать. Ривай все с той же усмешкой смотрел в его лицо и сжимал теперь уже свой член. А Эрен, продолжавший сидеть без штанов, смотрел на широкую грудь, что мерно вздымалась под робой, и иногда опасливо оглядывался на решётку, страшась, что кто-то может их застукать. — Давай, детка, подрочи мне, — томный голос пустил по телу табун мурашек, напоминающий нервный озноб. Взгляд против воли упал вниз, где не проявлял никакого энтузиазма собственный член, зато про свой Ривай не соврал — у него стоял колом. Рука соскользнула с плеча и обхватила жаждущий внимания хер, краем глаза Эрен заметил, как облизнулся Аккерман, когда почувствовал прикосновение. В задницу снова вторглись чужие пальцы, из-за чего не получилось подавить скулеж. Рука сильнее сдавила член, но Риваю это, похоже, понравилось. — Давай, малыш, сделай так, чтобы я кончил, — прошептал он прямо в приоткрытые губы Эрена. Целоваться с Аккерманом по-прежнему казалось невероятным. Невероятным абсурдом. Ещё абсурднее было то, что, несмотря на дискомфорт в очке, от этих головокружительных поцелуев потянуло внизу живота, а все естество, взбудораженное умелым влажным языком, заставляло двигаться, чтобы потереться собственным членом о кулак, в котором пульсировал член Ривая. С каждой секундой ощущения становились все ярче и приятнее, мозг постепенно начинал плыть, а в голове творился какой-то хаос. Голова откинулась назад, а с губ сорвался громкий неприличный стон, когда что-то коснулось его собственного члена. Горячая ладонь Ривая. Черт, Эрен понял, что влюблен, он правда влюблен! Ему нужны эти руки, эти пальцы, этот голос и эти губы! Абсолютно забывшись и потерявшись в ощущениях, Эрен не заметил, когда начал сумасшедше двигаться на Ривае, стараясь насадиться на пальцы как можно глубже, толкнуться в чужой кулак как можно резче. Йегер целовал Ривая, как в последний раз, и дрочил неистово, ловя каждый вздох, когда их губы буквально на секунду отстранялись друг от друга. Совладать со своими рвущимися наружу чувствами и со ставшим настолько неконтролируемым возбуждением было просто невозможно. Ривай стал вдруг самым лучшим в мире любовником, а перспектива быть трахнутым им — не менее желанной. Эрен не понял, как они оказались на его кровати и как Ривай вошел. Но он ощутил бешеный экстаз от происходящего. Хотелось глубже и резче, чтобы это никогда не заканчивалось, чтобы длилось вечность. Чтобы Ривай целовал и кусал его, чтобы ласкал соски, касался члена и так же бешено дрочил, пока безбожно трахал своим охуительным хером изнывающую от необходимости чувствовать Аккермана дырку. Черт, Эрен не мог сдерживаться, обнимая крепкое тело ногами и прижимая его ближе. Йегер стонал и рычал, никак не способный прекратить то выкрикивать, то невнятно бормотать: «Ривай… Ривай… Ривай!». Это было безумие, потому что Эрен постоянно тянул Ривая за волосы и тянулся к нему сам, чтобы целовать его глубоко, влажно, несдержанно. И умирать от наслаждения, потому что, похоже, Риваю хотелось ровно того же — он отвечал с такой же неистовой страстью, кусая губы, сталкиваясь зубами и сплетая свой язык с языком Эрена. Черт, они были как самые настоящие животные, поглощенные похотью, от которой у Йегера сносило крышу. Момент, предвещающий оргазм, Эрен благополучно пропустил. Он вскрикнул, глаза заслезились от переполняющего наслаждения, Ривай поцеловал его в шею и, двинувшись еще пару раз, кончил следом, больно, но так приятно кусая. Все было великолепно, просто лучше, чем можно себе представить. И захотелось еще. Отдышавшийся Ривай уже слез с оглушенного Эрена и лежал на боку, подперев голову ладонью правой руки. Он смотрел на парня, у которого от простого осознания, что на него смотрят, ехала крыша. Йегер не мог сориентироваться и сконцентрироваться, было желание трахаться. Безудержно, много. С Риваем, с Фарланом, да хоть с Диего. Или даже лучше со всеми сразу. Эрен чувствовал, насколько сумасшедшее у него возбуждение, оно поглощало его без остатка. Он ощущал, как медленно вновь встает член. Не соображая, что творит, он положил свою ладонь на ладонь Ривая, что покоилась на животе, и спустил ее ниже к члену, закатив глаза и громко простонав от накрывшего блаженства. Заканчивать было слишком рано.***
Эрен сидел с абсолютно отсутствующим видом на завтраке, глядя в одну точку примерно в центре стола и даже не шевелился. Сам он был бледным, а его глаза, покрасневшие и мутные, казались мертвыми. Возможно, он видел нечетко, но, похоже, ему было все равно. В отличие от Ривая, Йегер не замечал, как все пялились в их сторону, когда они шли в столовую, как ему присвистнуло сразу несколько парней, когда Аккерман пошел в сторону раздачи, а Эрен, проигнорировав отработанный алгоритм, направился сразу к столу. В отличие от ночи, которая длилась по ощущениям целую вечность, сегодня парень больше напоминал зомби, чем молодого, полного страсти и желания любовника. Фарлан вновь смотрел с осуждением, что Ривай сразу же решил игнорировать, остальные ребята из банды никак не стали комментировать, привычно закрыв на произошедшее глаза. Почти все в столовой смотрели с ухмылками на Эрена и иногда на самого Ривая. Конечно, большинство в своих влажных мечтах хотело повторить подобное с такой соской, потому что маленькая таблетка снесла голову пацану на добрых шесть часов, из-за чего вырваться к Эрду с Гюнтером на посиделки не вышло из-за необходимости утолить жажду умоляющей дырки. Благо удалось угомонить перевозбужденного любовника хотя бы на время объявления отбоя и вечерней переклички. Эрен кое-как продержался пятнадцать минут, задыхаясь и хныкая от необузданного желания. Он так искренне жался к Риваю, умолял продолжить, что Аккерман едва не забыл, что это наркотик. Он самого себя от такого отзывчивого и жадного мальчишки почувствовал вмазанным. Все вышло из-под контроля этой ночью. Прекратили существовать стены, забор, время, люди, правила, мораль, стыд. Был только Эрен, которого Ривай заставил вспыхнуть, как спичку… нет, как миллиард спичек — так ярко он горел. И он же сжег его дотла. Было очевидно, что Йегер абсолютно не вкуривал в то, что с ним произошло. Либо же вкуривал слишком хорошо. То, что верным был второй вариант, Аккерман понял, стоило им переступить порог камеры. Эрен, шедший впереди, резко обернулся со вдруг загоревшимися ядовитым огнем глазами и не сдержал себя, набросившись на Ривая, который, к собственному удивлению, с большим трудом устоял на ногах от такого напора. Тонкие пальцы намертво вцепились в синюю робу и тряхнули с такой силой, что едва слышно прозвучал треск ткани. — Что ты со мной сделал?! — он отчаянно выкрикнул это. Гнев его невозможно было сдержать, но, к сожалению, гнев какого-то мальчишки вряд ли мог испугать виды видавшего преступника. — Я думал, что после такой ночи у тебя не должно было остаться сил, — ехидно подметил мужчина, почти бережно уложив свои ладони на запястья Эрена и почти бережно поглаживая их большими пальцами. Ривай видел это в глазах — непонимание, обиду, боль, злость, печаль. В своей жизни этот коктейль для него был не самым редким. Часто сам Аккерман становился причиной этой смеси. Он знал, что виноват, но ни разу не испытал угрызений совести. А с Эреном и вовсе не хотелось никак иначе. Ему шло. Но и наслаждение, как этой ночью, экстаз, эйфория шли ему не меньше. Однако в этом заслуг Ривая было меньше, чем у наркотика. — Это нечестно… — тихо и сломленно сказал мальчишка. Слезы почти одновременно скатились по его щекам. — Я ничего не помню, однако мне этого никто не забудет. Аккерман резко убрал руки с запястий и звонко шлепнул по ягодицам Йегера, приблизив его вплотную. Пацан даже не вздрогнул, продолжая смотреть в глаза. Ухмылка на губах Ривая расцвела, прежде чем сказать то, что окончательно уничтожило Эрена: — Ай… — даже зашипел для правдоподобности. — Знаешь, что на самом деле нечестно? — Эрен никак не отреагировал, ожидая вердикта. — Слышать ночью «я люблю тебя, Ривай», а утром — «я ничего не помню», — парень неверяще нахмурился, пальцы на секунду разжались на ткани робы, чтобы затем сжать ее сильнее. Дыхание стало глубоким. — Это неправда, — он отрицательно замотал головой. — Прекрати издеваться, это неправда, — он тянул Ривая за робу то на себя, то наоборот — толкал вперед. — Я не мог такого сказать тебе. Я тебя ненавижу, — он говорил четко, убеждая себя и пытаясь убедить Аккермана. Внезапно он отпустил мужчину и большими шагами отошел к умывальнику, а от него — к окну, продолжая повторять: — Я ненавижу, ненавижу, ненавижу… Едва преодолевший порог Ривай продолжал стоять на месте и следить за тяжело переносившим отходняк и «новости» пацаном, который опирался о стол рукой и смотрел в окошечко, скорее всего, ничего за ним не видя. Это была ненависть без точки возврата. Внезапно Эрен осел на пол и уперся лбом в стену. Его плечи затряслись, а сам он завыл. Эта боль, которая выливалась из него через горькие слезы, казалась осязаемой, заразной, но у прожженного собственным преступным прошлым человека к такому уже выработался иммунитет. Ривая не трогали даже жестокие убийства детей, куда уж там до сломавшегося от наркоты Эрена. Быть может, поэтому Аккерману даже не пришло в голову, что пора бы остановиться с этими смазанными ядом кинжалами и заткнуться, дав Эрену возможность хоть немного прийти в себя. Он неторопливо подошел ближе и присел на корточки, положив руку на вихрастый затылок, чтобы утешающе погладить по голове. — Но ты должен знать, что ты был просто, блять, охуенен, серьёзно. Ты кричал «О, Боже, Ривай, ещё! Трахни меня! Жёстче!» — передразнивал Аккерман высоким голосом, улыбаясь уголком губ. Эрен поднял голову и припухшими от слез глазами взглянул на Ривая, как бы спрашивая «когда ты уже отстанешь?» — Сегодня я словил столько завистливых взглядов, словно увел из бара самую красивую суку. Эрен выдохнул и снова уткнулся в стену, а Ривай продолжил гладить его, окончательно сломленного, униженного и растоптанного. Окончательно его. Посидев так еще с полминуты, Аккерман намерился покинуть камеру: — Я пошел в прачку. И я очень не люблю, когда кто-то заходит после меня. Эрен не шевельнулся, лишь тихо ответил: — Еще немного, и ты потеряешь надо мной контроль, потому что я сам попрошу убить себя. Ривай хмыкнул, но не придал этому особого значения, прекрасно зная, что у пацана мини-депрессия из-за отходняка. Аккерман прекрасно знал, что Эрен гораздо сильнее и выносливее, чем кажется. Он это чувствовал.***
Шум на улице никак не заглушал собственные мысли. Удары мяча об асфальт раздражали и вызывали желание застрелиться. Погода была теплой, солнечной, но радости это не доставляло. Все скамейки вокруг были заняты, со всех сторон слышался гомон голосов, обсуждавших все те же темы — спорт, музыка, секс, наркотики, общие знакомые. Не так далеко кто-то громко подбадривающе улюлюкал, похоже, проходило очередное соревнование «кто кого понтовее». Эрен, дабы абстрагироваться совсем ото всех, за неделю уставший от свиста в свою сторону и сомнительных комплиментов в счет событий, которых он как ни старался, не мог вспомнить, сел ближе к охране, где народу было мало. Вернее, он вообще сидел один на четыре скамьи, вцепившись в деревянный борт и глядя в одну точку. Он тихо спокойно дышал, больше не желая ни с кем общаться и кого-либо слышать. И если бы он оглох или ему хотя бы выдали беруши, он бы не стал возражать. Плакать больше не получалось и не хотелось. Не хотелось вообще ничего. Несмотря на яркое солнце, все казалось серым, пресным, отвратительным. Еще хуже делало то, что Эрен ничего не помнил о той ночи с Риваем, кроме невероятной эйфории, кайфа. Он точно помнил, что те чувства и ощущения были невероятными. Верить в то, что сказал Аккерман, не хотелось, но чисто по оставшимся впечатлениям Йегер допускал, что сказанное могло быть правдой. — Я сначала испугался, что ты опять ошибся территорией, — Эрен заторможено поднял голову и наткнулся на Фарлана, который с мягкой улыбкой стоял рядом, спрятав руки в карманы. Ветер трепал его пепельные вьющиеся волосы, в уголках глаз показалась сеточка только начавших проявляться морщин. Серые глаза, как обычно, по-доброму смотрели, во взгляде читалось ожидание какого-либо ответа. На Эрена часто смотрели серые глаза, но взгляд у них был совсем другой: холодный и пустой, безразличный и в то же время цепкий, как у хищника, от которого не скрыться. Сейчас было все иначе. И, наверное, даже было бы, чему обрадоваться, если бы не было так все равно. Йегер молчал и абсолютно безучастно сверлил внезапно нарисовавшегося собеседника пустым взором будто бы искусственных, как у куклы, изумрудных глаз. Не дожидаясь приглашения, Фарлан сел рядом и повернулся к парню, продолжая улыбаться, но уже не так уверенно. Он почесал затылок и осмотрелся, затем снова вернул внимание Эрену. — Серьезно, даже снова прошел вдоль территории бритоголовых, дабы убедиться, что ты ничего не попутал, — Черч снова неловко разлохматил волосы на затылке и усмехнулся. — Как ты? Йегер тяжело вздохнул и отвернулся, надеясь, что он доступно объяснил, что не настроен на беседу. Тем более о своем состоянии, настроении, погоде. Да и вообще о чем бы то ни было. Он не доверял никому здесь и раньше, но теперь — и вовсе. Ему не нужно было это ничего не дающее сочувствие. Ему нужно было, чтобы Ривай сдох, желательно в самых адских муках, а тут Фарлан, увы, точно не был помощником. Ну или Эрена обрадовала бы собственная кончина — скоропостижная и безболезненная, потому что он заслужил хотя бы это за все то, что ему пришлось и приходится здесь терпеть. — Эрен, я хочу помочь… — начал Черч, но столкнулся с жестким хмурым взглядом, требующим заткнуться. По крайней мере, Эрен надеялся, что его нежелание слушать эту чепуху смогли прочитать во взгляде. В горле встал ком, глаза защипало, а в груди заклокотала обида. Да, Эрену нужна была помощь. Буквально с первого дня, как он сюда попал, а теперь спасать уже было некого. — Просто сегодня сиди здесь. Сегодня это правильное место, — после долгого молчания вдруг сказал Фарлан и встал. Он подошёл к Эрену, дёрнул его за руку, из-за чего пришлось подняться, и крепко обнял. Парень настолько опешил, что встал столбом, ощущая эти внезапные объятия. — Я всегда рядом, если захочешь поговорить. Наконец оцепенение спало, и Эрен грубо оттолкнул Черча, с осуждением и злобой стараясь просверлить в его лбу дырку. — Ты спятил, что ли? — прошипел Йегер, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Фарлан на это лишь снисходительно улыбнулся и, подняв в примирительном жесте руки, начал двигаться в сторону территории их банды. Лишь бросил напоследок загадочное: — Лучше следи за карманами, проверяй их почаще. Не отводя хмурого взгляда от удаляющегося новоявленного «друга», Эрен пошарил по карманам и с удивлением нащупал в нем что-то тонкое, напоминающее по форме вязальный крючок, но доставать из любопытства не стал, потому что вообще не понял, за каким хреном ему это подбросили. Однако это не выглядело как подстава, значит дело было в чем-то другом, из-за чего появилось дурное предчувствие. Он много раз слышал о какой-то назревающей массовой драке. Чутье подсказывало, что, возможно, настало её время.***
Мысли уже порядком утомили, но Ривай никак не мог перестать думать, правильно ли он сделал, что не рассказал ребятам про предложение от Стального. Этот мужик оказался еще более мутным, чем показалось на первый взгляд. Мог ли он из-за отказа Аккермана замышлять что-то против него самого? Отстойно признавать, но многие поддержали бы эту сомнительную затею по увеличению нулей на счетах за смерть одного из лидеров. Как сказал Стальной, например, Диего. А деньги нужны были всем. Особенно тем, кого ждут семьи с детьми, как, например, Эрда. Но для Ривая важнее было, чтобы каждый был жив как можно дольше. Не только для них самих, но и для себя, ибо это была единственная команда, которой он мог доверять. Найти новую уже вряд ли бы вышло, ибо доверие у Аккермана, мягко говоря, хромало на обе ноги. Нетрудно было догадаться, что у скинов какие-то проблемы с реализацией товара из-за латиносов, у которых наркота дешевле, поэтому им понадобилось внести смуту в это стойкое государство. И понятно, почему Стальной решил попробовать подбить на это дело Ривая, ибо процент успеха знатно рос, если бы в схватку с Диего вступил именно он. Этот бугай хоть и пах дурно, но был отнюдь не слабаком. Он был смелым, яростным и отчаянным. Еще безмерно тупым, что добавляло его неуязвимости очков. Стальной же предложил Аккерману восемьдесят процентов с первой выручки, которые он бы смог сам поделить с теми, кто поможет ему воплотить план в жизнь. Заманчиво, но ждать потом ножей в спину от толпы разъяренных латиносов просто заебешься. И все же, возможно, он поторопился отказаться и сглупил, когда решил ни с кем это не обсуждать, но отчего-то Ривай был уверен, что совершил правильный выбор, предпочтя человеческие жизни мешку денег, который ему самому уж точно нахрен не сдался. — Чего задумался? — рядом подсел Фарлан, пряча руки в карманах, чтобы не палить заточку. Свою подцепленную к шву футболки ручку Ривай тоже держал наготове, чувствуя, что веселуха не за горами. — Чтоб ты спросил, — наконец покончив с размышлениями, Аккерман разогнул спину и потянулся. — Где шароебился? — небрежно поинтересовался, потому что и правда заметил отсутствие друга. — Ходил поискать Эрена, боялся, что его взяли в плен, но обошлось. Сидит рядом с охраной, — поведал Черч, пиная носком камушек. — Сказал ему там и оставаться. Ривай хмыкнул и осмотрелся. Все, кто планировал поучаствовать, начали кучковаться и двигаться к центру прогулочной территории, то есть ближе к баскетбольному полю. Гомон нарастал. «Сейчас начнется», — пронеслось у всех наблюдателей. В такие моменты становилось волнительно, но Ривай знал, что выживет, если его это коснется. Больше пугало, выживут ли остальные. Некстати вспомнился одинокий Эрен, сидящий ближе к охране. Пока что там безопасно, но что будет, когда весь персонал разбежится, кто куда: кто за помощью, кто за оружием, а кто разнимать? Сможет ли кто-то уберечь от угрозы Йегера? Этот щенок вряд ли выстоит даже в бою один на один. А уж если врагов будет несколько, то и подавно. Подобные мысли были обусловлены тем, что как бы Ривай не относился и не действовал в отношении пацана, он считал его частью своей банды. Причем на данный момент достаточно драгоценной ее частью, поэтому потерять Эрена было бы то же самое, что спереть и тут же похерить какую-нибудь розовую звезду*. Оглядев своих, Аккерман решился двинуться в сторону скамеек рядом с охраной, уверенный, что его ребята справятся. Только он сделал шаг, как со стороны центра раздались крики нескольких людей, к которым постепенно начали подключаться остальные. Пролилась первая кровь. На ходу Ривай достал свою любимую ручку и зажал ее в кулаке. Веселье началось.***
Странно было ночевать в камере одному — лежать и не бояться, что вот-вот тебя начнут касаться чужие руки, лапать, трогать, сжимать, что в рот ничего не засунут, вроде члена или таблетки, что не прикажут раздеться. И еще много всего не произойдет, если ты в камере один. Это было здорово и в то же время… Каждый звук шагов в коридоре заставлял напрягаться, и это оцепенение не спадало до того самого момента, пока он не прекращался. Теперь, когда в камере не было ее хозяина, но была его сука, кто угодно мог бы в нее заявиться, чтобы поразвлечься. Мог бы, но никто не стал, потому что возвращение Ривая из изолятора было не за горами. И, похоже, все догадывались, что он будет не в духе и что лучше не доводить его до того, что источник раздражения попадет в лучшем случае в лазарет, а сам Аккерман вновь отправится в одиночку, откуда вернется еще более недовольным. Лучше даже сказать — разъяренным. И все же его отсутствие напрягало больше, чем присутствие. У Ривая на виду было словно бы спокойнее. Почему-то Эрен всегда ощущал его взгляд и его ауру, когда они были в столовой, прачечной, на прогулке. Твердо верилось, что никто не тронет. Без него тоже верилось, но с трудом, потому что в этом месте редко руководствовались интеллектом. Это стало чем-то абсолютно новым — желание чувствовать его рядом, слышать его дыхание с верхней полки или даже прижиматься спиной к твердой груди, когда Ривай желал спать вдвоем в одной постели. Не то чтобы это доставляло удовольствие или совсем избавляло от переживаний, но благодаря Аккерману Эрен, по крайней мере, всегда знал, что другие на него не покусятся. Контраст ощущений, так явно проявившийся в отсутствие Ривая, не давал Эрену уснуть, и уже которую ночь он силился вспомнить то, что произошло, а произошедшее само по себе больше напоминало сон. Разъяренная толпа быстро начала набирать обороты. Конфликт из двух-трех человек превратился в массовую бойню. Казалось, что каждый поставил себе целью кого-то прирезать — и неважно, своих или чужих. После нескольких секунд, которые, казалось, проходили в замедленной съемке, все приобрело бешеный темп. Эрен видел брызги крови во все стороны. На него какое-то время никто не обращал внимания, но рука удачно нащупала в кармане небольшую заточку. Йегер схватился за нее, как утопающий за соломинку, и пообещал себе, что ни за что не отпустит. Что будет бороться. Он позволил сломить себя Риваю, но больше не позволит никому. Вокруг происходило самое настоящее безумие, какое раньше можно было увидеть только в кино: похоже, охрана слишком расслабилась, раз почти каждый был вооружен. — Давай же… Давай… — почему-то парню казалось, что это лишь вопрос времени, когда кто-либо обратит на него внимание, поэтому он держался осмотрительно, оборачивался на любой шорох и бдительно смотрел по сторонам, что было весьма затруднительным из-за развернувшейся вакханалии. Из-за происходящего сложно было отыскать знакомые лица, но Эрену это все-таки удалось. Через толпу в его сторону пробирался Ривай — весь в крови, но абсолютно хладнокровный, он без особых усилий уходил от атак и до ужаса четко (но все же брезгливо морщась) колол своей заточкой: в шею, в брюхо, в печень. Методично, молниеносно, по несколько раз. Не все умирали сразу, но Эрен мог дать зуб, что смерть навестит этих ребят в считанные мгновения. А вот самого Аккермана словно берег дьявол: из-за огромного количества крови на его теле сложно было сказать, есть ли у него самого какие-либо увечья, но он двигался плавно, что позволяло сделать вывод, что ни у кого так и не вышло его ранить. Краем глаза Эрен заметил движение и обернулся к двум бугаям, что неслись в его сторону. Одного из них, который отстал, кто-то перехватил, повалив на землю и абсолютно хаотично начав его колоть. Второй же на всех парах, не сбавляя темпа, бежал к Йегеру явно не с благими намерениями. В руках его однозначно была заточка. Эрен обернулся к Риваю, чей путь затягивался из-за глупцов, желающих завалить одного из главных боссов, поэтому справляться предстояло своими силами. Эрену казалось, что все происходит слишком быстро и одновременно с тем слишком медленно. Вот этот мужик уже почти настиг его, слишком уверенный в своей победе, все его лицо в крови, вся его одежда в багровых, еще не засохших пятнах. Конечно же, он не ожидал, что у хлипкого мальчонки лучшей тактикой по защите окажется нападение. Поэтому с яростным криком Эрен достал заточку и сделал два шага навстречу, удачно вонзая ее прямо уроду в сонную артерию. Тот замер, а Эрен, словно сходя с ума, вытащил свое оружие и снова пырнул в шею, пачкаясь в горячей густой крови даже когда поверженный противник упал. Он не мог остановить собственный срывающийся на крик голос, седлая неподвижное тело. Подступила тошнота, задрожали колени, но рука никак не могла прекратить, вонзая заточку в мягкую плоть снова и снова. — Тихо, малыш, тихо, — вдруг его скинули на землю. В нависшем с трудом из-за немереного количества крови узнался Ривай. Он удерживал по бокам от головы Эрена его руки и смотрел. — А это лучше отдай мне, — он достал из рук Эрена заточку и положил ее к себе в карман. — Теперь мордой в пол и не шевелись до самого конца, понял? — он прошептал это прямо на ухо. Абсолютно отключившийся от реального мира и ничего не соображающий Йегер кивнул и перевернулся на живот, чувствуя, как слезы непрерывным потоком увлажняют грязное лицо. Теперь, лежа в своей кровати, Эрен все еще не мог осознать произошедшего. Он убил человека, весь искупался в его крови, но при этом ни на минуту не испытал угрызений совести или мук вины. Эрену казалось, что он все сделал правильно: спас свою жизнь от того, кто по непонятным причинам пытался ее отнять. Но еще более непонятным, чем отсутствие желания истязать себя за грех убийства, стало поведение Ривая, когда тот отобрал у Эрена заточку и выдал ее за свою, из-за чего срок его пребывания в одиночке увеличился на два дня. Зачем? Какую цель он преследовал? Может быть, ему захотелось остаться в изоляторе на подольше? Мысли, одна невероятнее другой, закрадывались в утомленный происходящим мозг. Вплоть до тех, что, возможно, Аккерман мог испытывать к Эрену что-то большее, нежели банальную похоть. Нет, не любовь, но могла ли это быть простая симпатия? Или жалость? — Я тебя совсем не понимаю, — констатировал Йегер в стену, при этом риторически обращаясь к Риваю. — Но, как бы это смешно не звучало, очень жду, когда ты вернешься. Еще какое-то время помучившись от одолевающих уставшую голову размышлений, Эрен заснул, напомнив, что до возвращения Ривая осталось всего лишь три дня.***
Аккермана в том, чтобы находиться в изоляторе, огорчали две вещи: отсутствие возможности принять душ и нормально прибраться. В принципе тишина, царившая в этом богом забытом месте, его удовлетворяла, он никогда не страшился своих мыслей и игр разума, ибо что-что, а вот разум у Ривая всегда был крепким. Но все остальное откровенно бесило. Он лежал на еще более-менее не затасканном матрасе, прикрыв глаза рукой, и старался уснуть. Хотелось укрыться, потому что иногда, на периферии сна и реальности, становилось зябко, но не этим вонючим покрывалом, которое осталось в камере от предыдущей сотни заключенных. От толчка* воняло смрадом и безысходностью, это раздражало, но никто не хотел тащить сюда чистящие средства, потому что это было запрещено. И то, Риваю по блату досталась новая камера, относительно чистая и менее зловонная, но его это мало утешало. Хотелось к себе, хотелось побриться, помыться и поспать под одеялом. До освобождения из изолятора оставалось всего ничего, нужно было перетерпеть, но спалось, как и всегда, откровенно плохо. Под закрытыми веками часто появлялся теперь уже не такой святой пацан, истыкавший тело напавшего на него мужлана. И Ривай соврет, если скажет, что зрелище с Эреном, которое он застал, ему не понравилось. Маленький, невинный ангелочек превратился в настоящего демона. Может быть, сам Эрен не заметил, уверенный, что защищает собственную жизнь, но Аккерману бросилось в глаза то безумное желание, с которым он протыкал уже мертвое тело. Но отморозок и правда заслужил. Всего лишь на секунду столкнувшись со взглядом безумных глаз, почти полностью черных из-за расширившихся зрачков, Ривай понял, что перед ним самый настоящий убийца. Нет, не тот, кто будет убивать из прихоти, а тот, кто будет это делать лишь бы спасти свою шкуру, без мук, без угрызений совести. Каким бы Эрен ни пытался казаться, Ривай был уверен, что он пойдет по головам, лишь бы спасти себя. Его рука никогда не дрогнет, вместо того, чтобы ждать нападения, он нападет первым. Главное, чтобы однажды Эрен не попробовал откусить руку, что его кормит. К счастью, именно эта потасовка дала Риваю хороший совет — с этим пацаном нельзя расслабляться. Конечно, Аккерман был уверен, что Йегер его боится и, возможно, всем своим нутром понимает, что с Риваем ему безопаснее, но никогда не знаешь, как все может измениться. Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, мужчина задумался и о потасовке в целом. Никто из его ребят не пострадал, но в этот раз на него перло несметное количество всех подряд. Не исключено, что он сам себе это надумал из-за проснувшейся паранойи на фоне конфликта нациков и латиносов, а также предложения Стального. Но что-то не давало покоя. Словно он что-то где-то упустил. Неужели из-за его отказа теперь на него могли объявить охоту? — Надеюсь, шестерок Кенни не ебнули, — Ривай все еще верил, что, помимо собственной банды, у него есть несколько человек дяди на подхвате, но он по-прежнему не представлял, кто именно эти люди. Каким бы всесильным не казался всем Аккерман, он оставался человеком из плоти и крови, которого, пусть и не так просто, но все же можно было убить. Стоило бы задуматься, к чему все эти хождения по мукам, попытки выжить в этом мире на самом его днище среди отбросов. Стоило бы, если бы не было так все равно. Ривай не то чтобы цеплялся за жизнь, просто выживать у него выходило на удивление хорошо для человека абсолютно равнодушного к собственной судьбе. Он даже не старался — все его действия по самозащите всегда срабатывали на уровне рефлексов, выточенных годами отнюдь не простой жизни. Если бы Ривая убили, сам он бы вряд ли расстроился, но мысли о том, как свести счеты с жизнью, никогда его не посещали. Жизнь не сказать что доставляла ему удовольствие, но мысли про смерть просто не приходили в его голову. Уже прошла неделя в одиночке. Ривай хорошо переносил ее тишину, но по вечерам все же четко ощущалось что-то наподобие тоски. Сложно было сказать, что Аккерман скучал по Эрену, скорее уж по сексу с ним, а в такие холодные ночи еще и по теплу молодого худощавого тела. Нет, Ривай ни разу не подумал о том, что пацан мог бы стать «чем-то светлым в его жизни», наделить особым смыслом его существование. Да, чисто теоретически Аккерман мог бы дарить ему не боль и страдания, а любовь и ласку, но он так просто не умел. Да и не хотел уметь. Для него Эрен должен был лишь раздвигать свои ноги. А будет ли он при этом улыбаться, плакать или смеяться — сугубо его личное дело. Единственный подарок, который Аккерман решился подарить пацану, хотя даже тут не особо придавая этому значение, — это спасение его задницы от дополнительных годика-двух лет на нарах за участие в массовой драке и убийство. Да, это можно было бы выдать за самозащиту, но откуда тогда взялась заточка, раз Йегер не планировал вступать в драку? Эрен бы точно лишился права на условно-досрочное и получил дополнительный год. А Ривай просто почему-то решил ему помочь, хотя, обдумывая это потом, окрестил себя долбоебом, потому что когда Эрен уйдет, придется искать себе другую подстилку, а так проблема была бы решена еще на какое-то время. Доставучие мысли уже порядком задрали, поэтому Ривай снова глубоко вдохнул и шумно выдохнул, стараясь от них избавиться. Осталось всего лишь три дня продержаться в изоляторе, а потом можно будет с чистой совестью выебать эту аппетитную задницу, по которой Ривай уже успел истосковаться. _________________________________________________________________________ _________________________________________________________________________ Меф (полное название — мефедрон (син. «мяу») — эйфоретик. Конечно, его открыли в 2010, но все, я пишу про несуществующую тюрьму в несуществующей стране. Будем считать, что они открыли раньше, чем остальные. : D Просто именно он подошел мне идеально. (Ознакомиться с эффектом и теорией по мефу можете по этим ссылкам: www.youtube.com/watch? v=XkMmyUvKJRY, www.youtube.com/watch? v=VRAlK0rPFzs) Розовая звезда — один из самых больших и дорогих алмазов в мире. Скин (скинхед) — ну вы поняли, это нацисты. Толчок — туалет.