Ты думаешь — правда проста? Попробуй, скажи. И вдруг онемеют уста, Тоскуя о лжи.
Весеннее утро встречает чащу леса приятным теплом и полным отсутствием ветра. Воздух напоен запахом трав и разогретой солнцем древесины. Абсолютная тишина нарушается лишь легким свистом рассекающего воздух метала. — Пап, у меня хорошо получается? — девочка кивает на шесть мишеней с торчащими из них кунаями. Все точно в цель. — Неплохо, — мужчина подходит к одной из деревянных целей, вытягивая оружие и прокручивая его в руке, — но чтобы защитить себя этого мало. — Рядом с тобой, отец, мне ничего не грозит. — Норико, — звучит строго, а девочка только глаза в пол опускает, поджимая пальцы на босых ногах. Мужчина проходит мимо, присаживаясь на корточки под широким стволом дерева, окоро которого лежат тела животных. Шесть небольших диких лесных кабанов. У каждого из которых перерезано горло. — Эти два неплохо, — отбрасывает туши в сторону, — остальные не годятся. Я же говорил тебе, приставляй лезвие всей длинной, а не только остриём, потом резкое.. — режущее движение по широкому полукругу, — заканчивает за него светловолосая, все еще разглядывая пальцы на ногах, — я помню. — Но не делаешь, — поднимается на ноги, продолжая буравить ребенка тяжелым взглядом, — больше упражняйся с контролем чакры. Это необходимо. — Я правда стараюсь, — совсем тихо, — Мне всего шесть и я... — Тебе <i>уже шесть, Норико. И защищать я должен не тебя, а это, — Мужчина высовывает язык, демонстрируя рисунок в форме трёх сплошных и трёх разорванных линий от корня языка к кончику, — ты не должна быть обузой. </i> Печать Ликвидации. Светловолосая хорошо знает значение метки — отец твердил о ней без умолку. Он напоминал каждый раз, когда открывал рот. Она важна. Важнее жизни отца и её собственной. У папы много секретов и они не для посторонних ушей. Они даже не для нее. Метка защищает, прячет, хранит. Значит и Норико тоже должна. — У меня тоже такая будет? — Конечно нет, — мужчина складывает руки на груди, а взгляд поднимает на небо, — иначе все что я делаю сейчас — зря. Синие глаза широко распахиваются, врезаясь в темное небо над головой. Затуманенный сном взгляд мечется из стороны сторону, пока не улавливает легкое движение над головой. Она все ещё здесь. Все ещё на прохладной траве около склона. Шум падающей воды все ещё приятным гулом отдаться в висках. Чужая рука все ещё в собственных волосах. Он тоже все ещё здесь. — Ты задремала, я не хотел будить, — звучит совсем тихо, над самой макушкой, — Кошмар? — Сколько времени? — Полночь. Светловолосая быстро приняла сидячее положение, потирая заспанное лицо. На небе ни облачка, яркий свет полумесяца приятным маревом окутал все вокруг. Норико выдыхает, сбрасывая с себя неприятное наваждение от сна. Хотя нет, сны — это плод фантазий. Все что видят её глаза — абсолютно реально. От кошмаров можно просто отмахнуться, как от назойливых мух, а от воспоминаний никуда не денешься. Шисуи встает первым и подает ей руку, вид у него совершенно бодрый, а взгляд потемневших донельзя глаз тяжелый. Норико знает, сколько мыслей и тревог крутиться в его голове — у нее самой не меньше. На просьбу не провожать её до дома Шисуи лишь дует губы, говоря что она бессердечная, но Норико его уже не слушает, направляясь в сторону деревни. Учиха плетётся сзади, что-то активно и явно невпопад рассказывая — хочет отвлечь, заболтать, внушить мнимое спокойствие. Вот только светловолосую словно под толщу воды окунули, а доставать отказались. — Нори-и-и, — тихо тянет брюнет над самым ухом, тут же получая вопросительный взгляд, — Просто заметил, что ты зачастую странно реагируешь на собственное имя. Тут Учиха как никогда прав — для Норико собственное имя давно стало чем-то интимным и совсем личным. — В Корне никто не использует настоящие имена — нам выдают другие, — пожимает плечами, даже не задумываясь над ответом, — наверное я просто от него отвыкла. — Скажешь? Девушка лишь отрицательно качает головой. — Ты должна мне ответ на один вопрос, не заставляй использовать его сейчас. — Ну Шисуи, — она лукаво прищуривает глаза, прикладывая палец к губам, — в девушке же должна быть загадка. — Загадка, Нори, — мягко улыбается, заправляя светлую прядь ей за ухо, — а не сборник задач. Светловолосая против воли усмехается, не успев сдержать короткой улыбки и тут же прощается, шагнув за ворота деревни. — Увидимся завтра днём? — моментально прилетает ей в спину, — Утром у меня собрание в клане, так что.. — У меня завтра много работы. В этот раз это не ложь и Норико надеться, что Шисуи это понимает и не будет настаивать. Ей и в самом деле нужно многое обдумать и немного побыть один на один с собой. Ей нужен путь для отступления, замки повесить побольше, цепи потолще. Пока все не зашло слишком далеко и её крепость ещё держится. — Тогда увидимся ночью, — и быстро машет на прощание, моментально растворяясь в ночной тишине, словно не он стоял тут секунду назад. Не даёт даже шанса. Ворота выбивает с петлями.***
Вот только на следующий день Шисуи не пришел. И через день тоже. Даже через два. Норико до полуночи сидела на диване, кидая взгляды на входную дверь. Каждая минута ожидания словно превращалась в час. Так всегда бывает, когда кого-то ждёшь. Минуты вырастают в часы, часы — в дни, дни — в целые жизни. А может на собирании что-то случилось? Учихи решили не медлить и уже начали действовать? Или же Совет их опередил и все они уже сидят в камерах для допросов. Может бойня идет прямо сейчас.. А может в клане узнали, что он докладывает Совету и его непривлекательный труп уже остывает где-нибудь в кустах. Или в холодной реке... А может быть он просто забыл? Так ведь бывает, устал, пришел домой и упал без сил. Спит сейчас себе в теплой кровати. Что же в таком случае она собственными руками свернет его шею. И гневной мысленной тираде не было бы конца, если бы только не тихий шелест штор у окна. А Норико ведь даже не оборачивается — знает кто там стоит. — Для этого люди придумали дверь, — какое откровенное раздражение. — Прости, — улыбается. — А ещё люди придумали часы, — это что злость? — но видимо тебе об этом никто не сказал. — Я все объясню, если ты дашь мне пару минут. — Время пошло. — После собрание клана я был на Совете Старейшин, — выпалил Шисуи быстро пересекая помещение подходит вплотную, — потом в столице: сопровождал Третьего на встречу с Дайме. У меня правда не было времени, чтобы предупредить тебя. — Дайме уже в курсе происходящего? — Лишь поверхностно, — две большие ладони опускаются на женские щеки, приподнимая лицо, вынуждая смотреть в глаза, — Они дали Данзо полную свободу действий. — У нас мало времени. — Верно, — смотрит прямо, не моргая, — поэтому я больше не хочу терять ни минуты. Резко наклоняется, впиваясь в чужие губы, целуя то верхнюю, то нижнюю. Чертовский медленно и аккуратно. Спугнуть нельзя. Отпустить — тем более. Шисуи опускает одну ладонь на её спину, буквально вдавливая тонкое тело в свое. Целует с напором, но перейти грань себе не позволяет. Не чувствует разрешения. Но и сопротивления тоже нет. Делает шаг вперёд и Нори упирается спиной в спинку стоящего позади дивана. А дальше — фейерверк. Потому что пухлые вишневые губы приоткрываются и дают ему зеленый свет. И Шисуи срывается, вгрызаясь в чужие уста, словно изголодавшийся. Целует жадно, но дистанцию все равно держит, позволяя рукам касаться только спины и щеки. Брюнет отрывается лишь когда дышать становиться совсем невозможно, упирается своим лбом в её, и смотрит с такой болезненной нежностью, будто в самую душу влезть хочет. — О существовании личных границ тебе тоже никто не говорил? — синий лёд прямиком в черный омут, — Поцелуи и объятия это для влюблённых, Шисуи.