***
Сегодня в столовой во время обеда было шумно, потому что на второе подавали пасту болоньезе, а большинство детей и подростков любили макаронные изделия. Андрей не был исключением. Он сразу же отодвинул тарелку с гороховым супом и начал наматывать на вилку спагетти, не дожидаясь, когда сыр окончательно расплавится. Марина, будучи человеком, который не ест никакие мясные продукты, отложила в его тарелку большую часть макарон вместе со всем мясом. Остапов поблагодарил ее с набитым ртом, что вызвало общий смех друзей. Не успела Корюк закончить поедать оставшиеся макароны, как завела свои любимые разговоры о теориях и заговорах. Последние трое суток девушка пыталась вычислить, кто именно отправил ей валентинку с признаем в любви, но, естественно, сделал это анонимно. — Мне кажется, пора уже забить на этого анонимного воздыхателя, — проговорила Лиза, попивая яблочный сок. — Что значит забить? — удивилась Марина, — В конце концов мне хочется знать этого смельчака в лицо! — А зачем? — спросил Гоша, поднимая взгляд от романа Лермонтова «Герой нашего времени», что задали им прочитать по литературе. В их компании так повелось, что читал очередную классику или, как любил говорить Воля, произведения великих, только кто-то один из них, а после пересказывал всем остальным. А сейчас читать была очередь именно Зубцова, хотя ему нравилось читать больше всех, — Я имею в виду, вдруг он окажется кем-то не очень привлекательным или вообще каким-то семиклассником, — пояснил парень, когда на него посмотрели с явным вопросом в глазах, — Ты же не собираешься встречаться с этим человеком? Какой смысл искать? — С чего ты взял? — спросила Корюк, откладывая столовый прибор, — Если этот аноним окажется кем-то, кто моего возраста или старше, то я бы хотела наладить с ним контакт, хотя бы дружеский, — Гоша лишь нахмурился в ответ и опять уставился в книгу из библиотеки, — Что, только вам можно обжиматься по углам? Может быть, я тоже хочу отношений, — девушка сложила руки на груди и встретилась взглядом с Андреем, что после ее фразы обернулся и посмотрел на учительские столы, но также быстро вернулся к тарелке. — Окей, возможно, но как именно ты собираешься искать? — проговорила Лиза, накручивая светлую прядь волос на указательный палец. — По почерку, — выдохнула Марина, доставая из тетрадки по алгебре самодельную открытку в виде сердца, — Аноним явно не из нашего класса, почерк больно не знаком, — произнесла она, еще раз читая надпись, что аккуратно была выведена черной ручкой: «Может быть ты не самая красивая на Земле, может быть ты не самая умная или не самая лучшая, но я люблю тебя такой, какая ты есть на самом деле», — Можно спросить у Шастуна, он ведь проверяет кучу тетрадей с пятого по одиннадцатый класс. — Неплохая идея, — подал голос Руслан, который до этого делал вид, что ему абсолютно плевать на все происходящее вокруг, но особенно к этой теме. — Если только аноним не додумался писать другой рукой, чтобы изменить почерк, — спокойно сказал Остапов, вытирая губы бумажной салфеткой, — Тогда все будет тщетно, лишь опозоримся перед классным. — Блядство, — выдохнула Корюк, — С чего вдруг ты стал таким умным? — в ответ Андрей лишь пожал плечами, — Может, все же стоит попробовать? — Попробуй, — опять пожал плечами Остапов, — Но я не пойду к Шастуну. — Бросишь меня? — спросила Марина, спрятав валентинку опять между листами тетрадки, — Мне казалось, что мы лучшие друзья… — Так и есть! — перебил ее Андрей, — Конечно, мы лучшие друзья. Что за сомнения? — спросил подросток, а Корюк лишь несильно пожала плечами, — Ладно, я схожу, — окончательно капитулировал Остапов.***
Рядом, по ощущениям над самым ухом, звонко смеялась Анастасия Анатольевна от очередных комментариев физика. Антон поморщился, захлопнул большую папку с планированиями, поставил ее на полку и, одарив недовольным взглядом парочку, потянулся за другой папкой. Учитель химии ждала, когда зеленый чай в заварнике раскроется и опустится вниз, абсолютно игнорируя негромкое ворчание Елены Борисовны. А за окном шел очередной февральский снегопад. — Опять снег, — выдохнула историчка, смотря, как снежинки кружились за стеклом, — Когда он перестанет уже идти? — Не успеем оглянуться, как настанет весна, и у всех мальчиков случится очередной гормональный взрыв, — проговорила завуч, сложив руки на груди, — Да и у девочек тоже. — Ну, это мы уже проходили, — с улыбкой сказал Попов, встретившись взглядом с лингвистом, — И не раз, так что думаю, ничего нового мы для себя не откроем. Улыбка Арсения стала еще ярче, что заставило Шастуна фыркнуть и опять уставиться в папку. Рядом стоящая учительница истории пыталась привлечь обратно внимание Попова, сказав очередную фразу, чтобы уйти уже в другую сторону разговора. Но физик никак не отреагировал, даже взгляда от Антона не оторвал, а потом, видимо, собирался что-то сказать ему и сделал несколько шагов вперед. Только он и рта открыть не успел, как в учительскую вошел директор явно в хорошем расположении духа. — Антон Андреевич, может быть, одну партию в шахматы? — спросил Воля, показывая шахматы в правой руке. Шастун сразу повернулся вполоборота и посмотрел на него, потом на настольную игру. До появления физика в школе они довольно часто играли, и не по одной партии. — Извините, — выдохнул Антон, вернув большую папку на полку, — Но что-то нет настроения, — добавил лингвист перед тем, как покинуть учительскую. — А вы, Арсений Сергеевич? — спросил директор, тем самым остановил Попова, что тоже шагнул к выходу. — Можно, — кивнул головой Арсений, — Только давайте в библиотеке, я подойду минут через пятнадцать, — быстро проговорил он и отправился вслед за Шастуном, но догнать того было крайне сложно, — Антон Андреевич, — в очередной раз окликнул его Попов, тот, видимо, решил сжалиться над ним и резко остановился. — Я вас слушаю, Арсений Сергеевич, — холодно произнес Антон, сложив руки в замок и выпрямив спину, теперь получилось, что он смотрел на физика сверху вниз. — Вы обещали позаниматься со мной немецким, — негромко сказал Арсений, кое-как усмирив свое сердцебиение. — Я ничего вам не обещал, — проговорил Шастун, ненадолго закрывая глаза, — Лишь сказал, что посмотрю свое расписание, и времени там для вас не нашлось, — медленно сказал он и уже собирался продолжить свой путь. — Время на дополнительные занятия с Остаповым у вас есть, а на меня нет? — немного резко спросил Попов, и лингвист сразу же повернул голову в его сторону. — На моих детей у меня всегда есть время, — равнодушно заметил Шастун, резко развернулся на пятках и стремительно зашагал вперед. Опять любые действия или любые слова физика, сделанные и сказанные в его сторону вызывали в нем такое раздражение, что хотелось убиться головой о ближайшую стену. Если раньше причиной была невыносимая боль под ребрами, когда ты лишний раз вздохнуть не мог, а еще гнилая обида и ненависть, которая когда-то давно была любовью, то сейчас причина была немного иной. Антона скорее раздражал не сам ненавистный мужчина или его действия, а раздражало истинное желание его разбитого сердца. Внутри молодого учителя было слишком много эмоций и чувств, сложно было разобраться, что к чему. С одной стороны, были болезненные воспоминания, от которых, наверное, никогда уже не избавиться, и вечное ощущение, что им попользовались и выбросили, а с другой стороны были свежие, теплые и даже душевные воспоминания о воскресном свидании. Если быть честным до конца, хотя бы с самим собой, то Шастуну было слишком хорошо и комфортно в компании с физиком. Однако в его светлой голове была пульсирующая мысль, что ему уже было хорошо с Поповым, было волшебно, громко, страстно, долго и сладко, было даже прекрасно, но только когда физик этого хотел. Арсений захотел и пришел, взял или получил, что хотел, а потом ушел, будто его и не было никогда. Едва лишь исчезал с горизонта, так Антону сразу же становилось невыносимо паршиво, в первую очередь от самого себя, а потом уже больно и обидно. И чем же то, что было уже когда-то и не один раз, отличается от недавнего свидания? Попову захотелось этого, и он вывернулся, придумал как это получить и обманным путем получил. А потом он чего захочет? Ясное дело, чего, и придет словно побитая собака, чтобы его пожалели и приласкали. Уже когда Арсению опять это надоест, то что ему помешает собрать вещи и уехать обратно в свой Мюнхен? Антон был уверен, что все так и будет. Как бы ему ни хотелось снова шагнуть в эту пропасть, как бы ему снова ни хотелось поплясать на этих граблях, как бы ему ни хотелось оказаться в этих объятиях снова, Шастун этого делать не будет, сдержится и не шагнет в пропасть, а наоборот отойдет куда подальше. Потому что воспоминания от ужасной боли, словно тебе сломали почти все кости, и от невыносимой тоски, когда ты готов выть на луну от безысходности, слишком свежи в его голове. Антона уже обманывали и не раз, снова вестись на яркую обертку он не собирается. Хотя бы потому, что он уже достаточно взрослый мальчик, чтобы уметь делать выводы из прошлых ошибок. Как бы ни хотелось, кололось слишком сильно. Пускай Попов и дальше играется с ним, сам Антон останется несгибаемым и холодным. Он будет и дальше выкладывать из льдинок слово «вечность». Уж лучше быть бесчувственным Каем, чем опять вскрывать старые раны. Об этом Шастун думал, когда оказался уже около своей личной комнаты, и сразу же достал ключ от двери. Нельзя было задерживаться в коридоре на лишние секунды, а то вдруг физик что-то забыл сказать и решил его опять догнать. Внутри он смог спокойно вздохнуть, а потом отправился проверять сочинения десятого класса. Работу никто не отменял, да и заняться Антону было особо нечем. Поэтому лингвист отыскал свою любимую ручку с красными чернилами и принялся оставлять пометки на полях. Не успел он закончить с первой тетрадкой, как в дверь уверенно постучали. Шастун нахмурился, кинул взгляд на наручные часы, а после поднялся с места, чтобы открыть дверь. На пороге стояло двое девятиклассников: Корюк, что, видимо, стучала кулаком, а за ее спиной притихший Андрей, который не стремился смотреть в глаза учителю. — Что случилось? — выдохнул Антон, оглядывая пустой коридор, — Надеюсь, вы никого не убили? — Пока нет, — ухмылялась Марина, — У нас, вернее у меня, к вам разговор. Можно? — Welcome, — проговорил Шастун, пропуская учеников к себе в комнату и прикрывая дверь, — И что же вас привело ко мне? — спросил лингвист, усаживаясь на стул, но перед этим повернул его на сто восемьдесят градусов от стола. — Я уже несколько дней пытаюсь узнать личность отправителя моей валентинки, — негромко сказала Корюк, листая толстую тетрадку, — И подумала, что вы можете определить по почерку, ведь через вас проходит так много тетрадок, — добавила девушка, достав самодельную открытку из тетрадки. — Ну, я могу попробовать, — выдохнул Антон, протягивая правую ладонь, куда она вложила валентинку, — Только ничего не могу обещать, — добавил учитель, кинув взгляд на Остапова, что тихо стоял в отдалении, а после опустил взгляд к надписи, — Очень красиво сказано, но почерк вряд ли мне встречался. — Получается аноним писал другой рукой, чтобы скрыть свою личность, — предположил Андрей, убирая волосы с лица за уши. — Или это кто-то не из учеников, — совсем тихо сказала Марина, убирая открытку обратно между листами в тетрадку. — Зачем ты вообще ищешь его? — спросил Шастун, закидывая ногу на ногу, — Какой вообще в этом смысл? Если человек хотел остаться анонимом, то думаю, он сделал все, чтобы его не узнали. Потом, это же его желание остаться инкогнито, а нужно уважать чужие желания. — А вы бы не искали? — спросила Корюк, прижимая тетрадь к груди, — Вы бы не хотели узнать? — А я и не ищу, — произнес Антон, и выдвинул нижний ящик своего стола, где был не один десяток ярких открыток, — Это слава Богу не за один год, и я их даже не открывал, потому что не вижу никакого смысла. — А если среди них есть открытки от человека, что дорог вам или вы бы хотели получить открытку? — спросила Марина, когда лингвист закрыл ящик и встал. — Это вряд ли, — выдохнул Шастун, открыв перед ними дверь, — Я бы на твоем месте все оставил, как есть, и никого не искал бы. — Думаете, так лучше? — негромко спросила Марина, медленно выходя следом за другом. — Уверен, — произнес Антон, когда те уже были в коридоре, — Тем более рано или поздно все тайное становится явным, — добавил учитель, посмотрев на Андрея, а после закрыл перед подростками дверь.***
В библиотеке, что неизменно находилась на третьем этаже учебного корпуса, стояла такая тишина, словно сейчас в ней не было ни одной души. Но так только казалось. До отбоя времени было еще много, поэтому столы со старенькими компьютерами были все заняты, хоть и интернет был с родительским контролем. Кто-то делал очередной доклад или реферат по какому-нибудь скучному предмету в надежде на хорошую оценку, кто-то пытался найти решение задачи по геометрии, а кто-то просто играл в древнюю игру «Сапер». За обычными столами людей было значительно меньше, многие предпочитали делать уроки у себя в комнате, чем у кого-то на виду. Зато сейчас было предостаточно места для физика и директора, чтобы те смогли спокойно насладиться игрой и незаметно поглядывать на учеников вокруг. Поэтому, когда в библиотеке появились двое девятиклассников, это не скрылось от Попова. Он естественно не подал вид, а лишь сделал ход конем и напряг слуховой аппарат, чтобы услышать хотя бы отрывок их диалога. — Я правильно понимаю, что ты решил все оставить, как есть? — спросил Гоша, уверенно проходя между рядами из высоких стеллажей с книгами. — А что ты предлагаешь? — негромко ответил вопросом на вопрос Руслан, что плелся за другом. — А если Марина все узнает? — хмыкнул Зубцов, заходя за угол одного из стеллажей, как раз максимально рядом к наблюдательному Арсению, — Судя по всему, ей очень сильно захотелось поиграть в сыщика. — Пускай, — выдохнул Николаев, облокотившись о стеллаж, — Ничего она не сможет узнать, — произнес парень, наблюдая, как друг выгружает книги на полку, — Если, конечно, ты не проболтаешься. — С чего вдруг? — сказал Гоша, ему явно не понравилось сказанное одноклассником, — За кого ты меня принимаешь? Я дал тебе слово, и я его сдержу, чего бы мне это не стоило, — добавил подросток, положив ладони в карманы джинс. — Хорошо, что Андрюша ничего не знает, — выдохнул Руслан, разворачиваясь на пятках. — Да ладно тебе, — хмыкнул Гоша, шагая следом за ним, — Ничего бы он не сказал, кто-кто, а он умеет хранить секреты. — Только свои, — добавил Николаев, не оборачиваясь. Что там еще сказал Зубцов, размахивая при этом руками, было уже сложно расслышать, все потому что девятиклассники уверенно и быстро покинули библиотеку. Попов лишь хмуро посмотрел в их сторону, пытаясь понять, о чем именно говорили подростки, и не связано ли это как-то с их классным руководителем. — Куда ты смотришь? — послышался самодовольный голос Воли, и физик сразу же повернулся к нему, — Ходить-то будете, Арсений Сергеевич? — в этом вопросе были явные нотки насмешки. — Конечно, — выдохнул Попов и легким движением руки сделал очередной ход, — Я съел вашу ладью, — он прокомментировал свои действия, прокручивая фигурку между пальцев правой руки. — Ничего страшного, — произнес директор, покачивая головой, — Это было запланировано, — добавил мужчина, делая очередной ход на доске, — Ну, давай, рассказывай, — Арсений не очень понял, о чем тот говорит, и в ответ лишь выгнул дугой бровь, — Как там у тебя дела с Шастуном? — физик фыркнул, почти не думая, сделал ответный ход, — Вы все время принижаете мои умственные способности, я хоть и гуманитарий… — Но два плюс два сложить можете, — закончил за него Попов, откидываясь на спинку стула, — Хотя почему-то мне кажется, что в этот раз не обошлось без нашего общего знакомого Станислава Владимировича, — медленно произнес физик, наблюдая, как тот собирается сделать свой ход конем. — Если вы думаете, что ваш друг сдал вас с потрохами, и собираетесь объявить ему бойкот, — начал надменно говорить Павел, долго удерживая на весу шахматную фигурку, но довольно резко опустил ее на доску, — То не стоит, потому что Станислав Владимирович лишь намекнул, а дальше немного наблюдения, и выводы напросились сами по себе. — И что же вы на это скажете? — спросил Арсений, совершенно забывая, что сейчас был его ход. — Можете делать с Шастуном все, что хотите, — ответил Воля, посмотрев прямо ему в глаза, — Главное, чтобы это никак не касалось школьной жизни, учеников и других учителей. Можете не замечать друг друга, можете разговаривать как два Северуса Снейпа, а можешь переехать к нему в комнату жить, только не обжимайтесь по коридорам, — хмыкнул Павел, а после растянулся в широкой улыбке. — Буду считать это благословением, — негромко сказал Попов, опуская взгляд на доску. — Если это поможет делу, то считай, — проговорил директор, наблюдая за тем, как Арсений делает очередной ход, — А то на месте топчетесь уже не первый месяц, — тот лишь опять фыркнул и сложил руки на груди, — Вам шах и мат, Арсений Сергеевич, — довольно сказал Воля, когда закончил игру, — Еще партию?***
Тетради с сочинениями десятого класса и не думали кончаться. Антон, положив голову на левую руку, пытался разобраться в очередном непонятном почерке и параллельно понять, что ученик имел в виду. От одинаковых ошибок, что выдавал гугл-переводчик, уже начинало болеть в висках. Хотелось плюнуть на все, бросить все эти тетрадки в одну кучу и сжечь на ритуальном костре, а потом напиться чем-то покрепче, чтобы мозги окончательно отключились. Только напиться до состояния овоща в середине недели было недопустимо. Придется терпеть до субботы. От мыслей о возможном пьянстве отвлек неожиданный телефонный звонок. Шастун выпрямился, бросил ручку, только потом отправился искать телефон, что вроде был на прикроватной тумбочке. Так и есть, он оставил гаджет заряжаться еще перед обедом. Первым делом лингвист подумал, что звонила ему именно Ира, ведь больше некому. Макар, конечно, тоже мог позвонить, но старый друг чаще звонил по пятницам и чаще всего днем, когда еще не пришел домой. А больше друзей у Антона не осталось. Университетские приятели, команда по баскетболу и толпы фанаток остались в университете, о чем молодой учитель ни капли не жалел. Всему свое время. Только вот с теми, с кем бы хотелось продолжать общаться, не было никакой возможности. Между ними был не один десяток километров, разница во времени и просто разная жизнь. Иногда по ночам перед сном или под градусом Шастун думал: «А как там Сережа с Димой? Все ли хорошо у них? Все ли получилось?». Последний раз он видел их на свадьбе Сурковых, и даже как-то поговорить нормально не получилось, не спросил толком ничего и телефоны новые не взял. Будто они и не дружили никогда. Вот, что вгоняло Антона в очередное уныние. Звонила не Кузнецова, и даже не Илья. А человек из далекого прошлого, что тоже когда-то был очень близким другом. Шастун смотрел на контакт, не моргая, пока звонок не завершился, а после медленно присел на кровать, пытаясь уложить в голове не одну мысль и не один вопрос. Не прошло и полминуты, как абонент начал пытаться дозвониться до него снова. К чему, собственно, этот звонок? Ответа не было, впрочем, как всегда. Единственный способ поднять завесу этой тайны, это ответить на этот звонок, но уж больно не хотелось. Когда звонок повторился в третий раз, Антон не выдержал и схватил телефон в руки, сразу же ответил. — Что, Антош, стал занятой личностью? — с упреком спросила бывшая Фролова, — Прям не дозвониться до вас, — хмыкнула девушка, но опять же с упреком и насмешкой. Что же с тобой сделалось? — А с чего это вдруг я вам понадобился? — медленно и холодно проговорил Шастун, стараясь дышать как можно спокойнее, — Вы начинаете вспоминать людей, только когда вам что-то нужно от них, а в основное время вам абсолютно плевать на всех и вся. — Прекрати со мной так разговаривать, Шастун, — Оксане явно не понравилось такое замечание в ее сторону. — Знаешь, не я начал, — выдохнул Антон, окончательно успокаиваясь, хотя бы потому что сейчас он себя чувствовал королем положения, — Так чего тебе надо? Я действительно стал очень занятым. — Что там с Ирой? — негромко спросила Суркова, спустя несколько секунд тишины. — А что с ней? — Шастун решил сыграть в дурачка, — Вроде жива, здорова и даже очень счастлива. — Так почему она не отвечает мне? — еще тише спросила Оксана, будто боялась, что кто-то может услышать. — И правильно делает, что не отвечает, — Антон опять перешел на холодный тон, — Любовь прошла, завяли помидоры, — хмыкнул молодой учитель, — Оставь ее в покое, — устало выдохнул Шастун, — У тебя же муж есть, — добавил он и нажал на кнопку отбоя, а потом сразу же занес ее в черный список. Умывшись несколько раз ледяной водой, Антон смотрел на себя в зеркало больше минуты и пытался уверить самого себя, что поступил правильно. По-другому никак и нельзя было. Суркова стала абсолютно другим человеком, от его когда-то лучшей подруги не осталось и следа. Может быть, она все время была такой, просто носила маску или очень хорошо исполняла роль. Такой, как в школе, она никогда уже не будет. Его близкий человек, солнышко и мамочка Оксана, остались там, в десятом классе, вместе с первой влюбленностью к учителю физики. Все осталось там. Как и Дима с Сережей. Ничего нельзя сделать. Ничего уже не вернуть. Сейчас одни близкие друзья живут словно в другой стране, а близкая подруга стала точно такой же мразью, как его первая любовь. Суркова просто хотела получить Иру и получала, поманив влюбленную Кузнецову пальцем. Ей этого просто хотелось, и от мужа она никогда не собиралась уходить, даже мысли у нее такой не было. Суркова так разбавляла свой брак, дергая за ниточки Лешу и Иру. А теперь, когда Кузнецова обрезала нитки, Оксана взбесилась и, как маленький ребенок, топала ногами с требованием вернуть игрушку. Но ничего у нее не получится. Теперь ничего не выйдет. Шастун вернулся в комнату, отыскал в тумбочке таблетки от головы, выпил их без воды и уселся опять проверять эти несчастные сочинения. Конечно, он любил свою работу, любил преподавать и любил своих детей, но иногда проверки тетрадей просто высасывали из него все силы. Но опять лингвиста оторвали от исполнения своих обязанностей. В этот раз был стук в дверь, не такой, когда пришли Марина с Андреем, более тихий и даже аккуратный. Чутье подсказывало ему, что открывать не стоит. Только открыть все же пришлось, ведь стук повторился снова. На пороге стоял физик с бутылкой вина в правой руке, и Антон не выражаясь, тяжело вздохнул. — Что, пожар? — устало спросил Шастун, осматривая расслабленного мужчину. — Да, — спокойно ответил Арсений, качая головой, — У меня, вот здесь, — выдохнул он, показав ладонью левой руки в грудь, где-то в районе сердца. — И вы решили потушить его вином? — спросил Антон, — Умно, хорошо помогает, а я-то здесь причем? — Так у меня из-за тебя пожар, — негромко произнес Попов, поднимая взгляд голубых глаз, — Давай выпьем и поболтаем? Вот так вот взял и предложил. При этом посмотрел так, словно не было этих девяти лет. Словно не уезжал молча в другую страну на гребанные семь лет. Словно не предавал, не мешал с говном, ноги об него не вытирал. Словно не убегал, не врал ни себе, никому другому. Словно он опять влюблен. Словно все с чистого листа. Антон смотрел в эти глаза цвета замерзшего Байкала и не мог вздохнуть нормально, как будто кто-то на легкие положил бетонную плиту. Сердце ушло куда-то вниз и болезненно заныло, съёжилось и стало биться через раз. Как же так? Неужели все снова по новой. В голове не укладывалось. Антон смотрел в эти чертовы глаза и понимал, что не сможет. Просто не вывозил все это, и явно не сможет шагнуть в эту пропасть снова. Нет. Только не с ним, только не опять, только не после всего, что было. — Я, кажется, вам уже отвечал, Арсений Сергеевич, — спокойно произнес Шастун, — Что в моем расписании нет для вас места. Вот и все. Взял и сказал. А потом и дверь закрыл, прямо перед его носом, пока Попов не успел ничего другого сказать. Если бы только лингвист знал, что на сегодня это еще не все. Когда сквозь головную боль, мытарство и нежелание существовать, он наконец-то закончил с тетрадками десятого класса, перечеркнув в половине из них по полсочинения, то отправился в душ. На протяжении получаса Шастун стоял под холодным потоком воды, пытаясь смыть все гнилые мысли и этот чертов день. Про себя он решил, что нужно просто лечь спать, тем более он так устал, что скорее всего вырубится, как только коснется головой подушки. А уже завтра будет новый день, и будет гораздо легче. Он поступил правильно. Так будет лучше всем им, но в первую очередь ему самому. Это говорил Антон сам себе, пока искал в шкафу свежую футболку, чтобы уже наконец-то лечь спать. Лечь в кровать, закрыть глаза и представить себе тихое место, возможно, море или океан, и чтоб ни одной души вокруг, особенно такой гнилой, как у физика. Да, может быть, он и эгоист, думал только о себе и своем комфорте. Да. А что, собственно, в этом плохого? Попов так всю жизнь живет, и ничего, чем он сам хуже. Постель была холодная, а одеяло не согревало. Шастун ворочался на кровати, все пытаясь найти удобную позу, получалось не очень. Представить тихое место у темного океана не выходило, в голову лезли всякие мысли. Одна хуже другой. Положив ладони на лицо, он негромко простонал от безысходности. Антон слишком устал от всего этого, и ему явно нужен отпуск. Может, физик обидится на него и опять уедет? Желательно навсегда. Вот тогда-то он и сможет вздохнуть спокойно. Он повернулся на левый бок и закрыл глаза. Спать, спать, спать. Не думать о всяком, а спать. Опять кто-то постучал в дверь, и лингвисту явно не послышалось. Он повернулся на спину и потянулся за телефоном, время на котором показывало, что отбой уже был давно. Настойчивый стук повторился, а потом этот кто-то начал дергать за ручку двери. Но Шастун точно знал, что закрыл дверь на ключ. Он всегда так делал, эта привычка выработалась уж очень давно, еще задолго до того, как физик вернулся. Антон встал с кровати, в два шага оказался около двери, за которой кто-то продолжал ломиться к нему в комнату, и повернул два раза ключ в замке. Дверь резко открылась от напора Попова, что явно был в нетрезвом состоянии. — Бутылку вина вы все же употребили в одиночестве? — с презрением спросил Антон, хотя вопрос был явно риторическим. — Конечно, — выдохнул Арсений, толкнул его в плечо, чтобы ворваться в комнату к лингвисту, — Вы же пить со мной отказались. — Судя по всему, это было верное решение, — холодно произнес Шастун, прикрывая за гостем дверь. Физик, покачиваясь на ходу, прошелся вдоль небольшой комнаты и остановился около письменного стола, — Как вам моя комната? Вы же так сюда рвались попасть. — Приемлемо, — выдохнул Попов, который явно вот-вот завалится назад или рухнет вперед. — Вы отвратительно пьяны, — с нотками брезгливости проговорил Антон, складывая руки на груди, делая несколько шагов вперед, — Вы хуже пьянчуг на улицах, что просят мелочь, и в таком состоянии вы шляетесь по школе, — медленно и надменно произносил эти слова лингвист, смотря на мужчину, как на самое отвратительное существо на земле, — Могу вас уверить, что об этом узнает директор, завтра же. — Тогда он узнает еще кое о чем, — Арсений будто бросил ему вызов, хотя сам еле стоял на ногах, а после достал какую-то мятую бумажку и швырнул ее на стол, — Я думаю, ты знаешь, кому это принадлежало, — сказал физик, когда Шастун двумя пальцами развернул ее и посмотрел на свой нарисованный портрет, — Вот директор обрадуется, что в его школе опять завелся педофил. Доля секунды, и кулак Антона попадает прямо ему в нос. Естественно, Попов не смог устоять на месте и завалился на письменный стол, сталкивая стопки тетрадей на пол. Из правой ноздри сразу же потекла струйка бордовой крови. Сам физик мало что успел понять, а Шастун тем временем схватил его за грудки, рывком привел в вертикальное положение. — Если ты только посмеешь открыть свой поганый рот, — начал зло хрипеть на него Антон, так и не отпуская из рук рубашку, — То я просто тебя задушу и закопаю в лесу, — тот кое-как сумел кивнуть головой в ответ на его слова, — А теперь проваливайте, — проговорил лингвист, швыряя его в сторону двери, — Вам нужно проспаться, помыться и нормально поесть, может быть, тогда вы завтра будете в форме, — уже тише и безразличнее добавил Шастун, выталкивая не сопротивляющегося Арсения в коридор. Антон облокотился лбом на деревянную поверхность двери и медленно прикрыл глаза. На полу вместе с тетрадками разных классов, парой книг и письменными принадлежностями лежал мятый рисунок Остапова, который должен был оказаться в мусорке.