***
Утро Антона началось с довольной улыбки, еще бы, ведь вчера у него исполнилась чуть ли не мечта всей жизни. По крайней мере руки у лингвиста давно чесались. И пусть удар был не сильным и всего один, факт остается фактом, вчера он наконец-то прошелся кулаком по смазливому лицу Попова. А после того, как прогнал пьяного физика куда подальше, Шастун почти сразу же уснул самым спокойным сном, какой у него когда-либо был. Будильник не вызвал привычного раздражения, наоборот молодой учитель встал уверенно и быстро, а в голове не было шлака из гнетущих мыслей, вечных вопросов, что делать и как поступить. Оказывается, чтобы чувствовать себя счастливым, достаточно делать, что хочешь. Вернее, что ты на самом деле хочешь. Почистив зубы, гладко побрившись, выбрав себе белую сорочку и штаны поудобнее, Антон решил отправиться на завтрак. Сегодня ужасно хотелось поесть овсянки, да еще и с клубничным вареньем, и конечно же кофе без молока и сахара. Именно об этом напитке думал лингвист, когда выходил в коридор с мечтательной улыбкой на устах. Наверное поэтому Шастун не заметил резко подскочившего к нему физика, что явно поджидал именно его. — Прости меня за вчерашнее, — быстро проговорил Попов, бегло смотря на потерянное лицо Антона, — Я знаю, что опять поступил, как свинья… — И вам доброе утро, Арсений Сергеевич, — перебил его слишком путанные извинения Шастун, когда смог собраться, — Надеюсь, вам спалось так же хорошо, как и мне, — проговорил молодой учитель, пока закрывал на ключ свою личную комнату. — Мне спалось просто отвратительно, — тихо сказал Арсений, следя за его действиями. — Это карма, — с улыбкой произнес Антон, положив ключ в карман, а после быстро обошел физика и направился к лестнице. — Я правда сожалею, что сделал, — еще тише сказал Попов, следуя за ним следом, как верный пес, — Я не должен был этого говорить, я не должен был этого делать, да и не собирался, даже в мыслях не было, — лингвист резко остановился на лестничном пролете, повернулся к нему лицом и посмотрел с диким ожиданием, что же еще он такого скажет. Это заставило Арсения растеряться, он даже замолчал на несколько секунд, — Можно сказать, что я был в состоянии аффекта, так что мне можно немного смягчить приговор, — Шастун сложил руки на груди, — Я сделаю, все что ты скажешь. — Прям все? — спросил Антон, а чертики в его глазах так и прыгали. — Из школы я не уеду и тебя в покое не оставлю, как не проси, — сразу же проговорил Арсений, и чертиков стало меньше. — Ты дежурный учитель в ночь с пятницы на субботу, а я в ночь с субботы на воскресенье, давай поменяемся? — спокойно сказал Шастун, — Мне скорее всего нужно будет уехать из школы, но если все отменится, то и мы вернемся к прежнему графику. — Хорошо, — кивнул головой Попов. Лингвист, решив, что на этом их разговор окончен, стремительно начал спускаться вниз, — Я правда раскаиваюсь, — выдохнул он, когда смог догнать Антона, — Я правда не стал бы рассказывать ни о чем директору, потому что это не мое дело, рисунок попал ко мне совершенно случайно, и я не хотел обидеть тебя… — Я уловил суть, — холодно сказал Шастун, довольно быстро приближаясь к столовой, — Вы пошутили, я посмеялся, — добавил он, уже теплее, и физик готов поклясться, что ледяной Кай улыбнулся, — Давайте просто забудем это недоразумение? — спросил молодой учитель, уже заходя вместе с ним в столовую. Арсений в ответ сумел лишь кивнуть головой и отправился к столу, где сидел внимательный Воля и скорее всего уже заметил, что они пришли на завтрак вместе. Но далеко он уйти от лингвиста не успел. — Вам налить кофе? — совершенно спокойно спросил Антон, заглядывая в глаза застывшему Попову. — Если вам не сложно, — довольно быстро ответил физик, — Без сахара и… — Молока, — закончил за него Шастун, развернувшись и быстро удалившись к раздаточному столу. Попов за завтраком не сказал ни слова, как бы его ни пыталась вовлечь в разговор учительница истории, все было тщетно. Он молча цедил свой идеально черный кофе, что ему так любезно принес лингвист, и абсолютно не притронулся к пище. Антон же наоборот активно участвовал в разговоре, смешил историчку и директора, уже успевшего сделать свои выводы, совершенно не замечал аккуратные взгляды притихшего Арсения, съел почти всю свою овсянку и периодически посматривал в сторону учеников. Под его прямой взгляд все время попадала пятерка девятиклассников, хотя чего притворяться, он на них и смотрел. Точнее наблюдал Шастун за юным художником, что, сильно сгорбившись, склонился над своим скетчбуком и старательно что-то вырисовывал, совершенно не обращая внимания на остывший завтрак и смеющихся друзей. Уже давно пора признать, что ситуация с Остаповым вышла из-под контроля, и вчерашняя пьяная выходка физика была тому доказательством. Антон никогда не поощрял эту жажду внимания и любви со стороны подростка, который постоянно чувствовал себя одиноким и брошенным. Он, как никто другой, понимал, что переживал каждый раз Андрей, когда его мать бросала в школе на четверть-другую, когда друзья, с которыми ты ходишь на уроки, живешь в одной комнате и принимаешь пищу, для тебя семья больше, чем кто-то другой. А еще Шастун знал, как тому хочется почувствовать себя нужным и любимым, как тому хочется заботы, поддержки и уважения. Вот и получается, что Остапов ухватился за него, как за спасательный круг в надежде хоть на каплю взаимности. Антон никогда этого не поощрял, но и не пресек на корню. И вот, что из этого вышло. Дальше оттягивать этот разговор было нельзя, но для начала Шастуну нужно придумать, какие именно слова подобрать, чтобы подросток понял хотя бы половину. Под конец утренней трапезы он вспомнил, что сегодня четверг, а это значит, что Андрей сегодня придет заниматься английским. Разве это не отличный повод для важного разговора?***
Через колонки негромко играла Лобода, ее самые популярные песни. Стол был усыпан бумагами, в которых Ира пыталась разобраться уже второй день подряд. В общих чертах все более-менее было понятно, но была куча моментов, в которые нужно было вникнуть и как можно скорее. Рядом с ней стояла чашка с уже остывшим зеленым чаем и мобильный телефон, что неожиданно затрезвонил. На экране высветился незнакомый номер, но Кузнецова без колебаний ответила на него, ведь могли звонить по поводу продажи вещей, которые девушка недавно выставила на продажу, решив тем самым почистить шкафы. — Здравствуй, малышка, — ехидно проговорила бывшая Фролова. Как только Ира услышала уже забытый голос, ее сердце замерло, а ладони неожиданно вспотели, — Давно тебя не было слышно, — не было ни одного варианта, что вообще можно ответить ей, даже не было ни одной мысли, в голове было пусто, — Что-то я звоню, а ты трубки не берешь, а потом и вовсе заблокировала. — Что тебе нужно от меня? — тихо сказала Кузнецова, чувствуя всем телом дрожь. — Я соскучилась, детка, — хмыкнула Оксана, — А ты, видимо, нет, нашла себе кого-то получше. — Тебя это не касается, — устало проговорила Ира. — Я тут буду в Питере на выходных, — медленно сказала Суркова, будто ожидала от неё чего-то, — Мы могли бы встретиться и поболтать, как старые подружки. — Мы уже давно не подружки, — заметила Кузнецова, после кинула взгляд на календарь, что висел на стене, — Но встретиться, думаю, можно, в субботу, — чуть подумав, добавила, — Часика в три, адрес кафе я тебе пришлю. — А что, ты не позовешь меня в гости? — опять ехидно спросила Оксана. — Нечего тебе осквернять эти славные места, — равнодушно ответила Ира и бросила трубку.***
Андрей лежал на кровати своей лучшей подруги, слегка качал головой, и ещё больше ногой в такт музыке, что гремела в больших наушниках, вырисовывал черной ручкой грустную девочку из аниме. Сама владелица кровати и половины комнаты для девочек сидела на полу и обклеивала стильными наклейками новый ноутбук, вернее очередную отписку ее отца взамен обещанного совместного времяпровождения. Лизы же в комнате не было, скорее всего она где-то пропадала со своим парнем вместо того, чтобы делать домашнее задание на завтра. В комнату вальяжно вошел Руслан, что уже успел снять школьную форму и нацепить любимую футболку. Подросток молча протянул подруге набор стикеров с черепами и уселся на вторую кровать. — То, что надо! — радостно воскликнула Корюк, подцепив ногтями новую наклейку, — Это будет ахуенно. — А что Андрюша у нас сегодня такой молчаливый? — спросил Николаев, кивнув в сторону их друга. — Так четверг сегодня, — выдохнула Марина, не подняв головы. — Дополнительное занятие с Антоном Андреевичем? — решил уточнить Руслан и в ответ получил лишь тихое «угу», — Он же не питает надежды, что Шастун ответит взаимностью? — Я не знаю, — ответила Корюк, поднимая на него взгляд, — Иногда мне кажется, что он корит себя за эти чувства и пытается забыться, а иногда мне кажется, что он надеется на пышную свадьбу с Шастуном. — Я вот думаю, что Андрюша не один такой, — совершенно спокойно сказал Николаев, — Довольно много учеников и учениц, что влюбляются в молодых преподавателей, но я ни разу не слышал, чтобы эти влюбленности заканчивались отношениями. — Тебя не смущает, что это вообще противозаконно? — спросила Марина, чуть нахмурившись. — Возможно это единственная причина, по которой Шастун до сих пор не воспользовался глупым Андрюшей, — закачал головой Руслан. — Во-первых, я не глупый, — громко проговорил Остапов, откидывая наушники, музыку в которых он выключил, когда в комнату вошел Николаев, — Во-вторых, спасибо большое за ваше мнение, хоть я его и не спрашивал, — добавил подросток рывком поднимаясь с кровати, — В-третьих, могли бы подождать, пока я уйду и обсуждать меня еще громче, — сказал он, быстро покидая комнату. Андрей не был глупым ребенком, что верил в дедушку мороза, сказки про принцесс и взаимную любовь. Может быть он и хотел бы верить во что-то подобное, но пока чудес в его жизни не случалось. Андрей прекрасно знал все реалии этого мира и о том, что жизнь любит периодически прикладывать об бетонную стену, но ведь все мы иногда мечтаем. Перед сном, обнимая подушку двумя руками и закрывая глаза, мечтая о том, что возможно никогда не сбудется, но мечтать об этом было так сладко, даже останавливаться не хотелось. Вот и Андрей все прекрасно знал, но иногда мечтал. Только слова друзей почему-то задели, вернее разозлили. Сразу же захотелось доказать обратное, стукнуть кулаком по столу и заодно высказать, что он о них думает. Обидно тоже было. Получается, что друзья, по сути единственные близкие люди, считают его глупым, сопливым, еще и тряпкой. Потрясающе, лучше просто быть не может. Будто Остапову нравилось быть влюбленным во взрослого мужика и совершенно не иметь шансов на взаимность. Это его хобби такое. Чувствовать эту гнетущую боль, отвращение к самому себе, хлюпать в подушку по ночам под грустные песни и страдать, страдать, страдать. Как рисование, но это поинтересней. Ага, как же. Андрей швырнул скетчбук на тумбочку, потом опомнился и засунул его под матрас. На общих столах долго искал учебник по английскому и тетрадку для дополнительных занятий. Кое-как отрыв их в общей куче учебного хлама, он покинул свою комнату и отправился на третий этаж. Сейчас главное, чтобы Антон Андреевич не заметил его подвешенного состояния и не начал задавать вопросы. Просто он не сможет ответить что-либо внятное. Естественно Шастун заметил. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как тот напряжен и подавлен одновременно. Подросток опускал голову, не смотрел в глаза и сильно сжимал в руках учебник так, что костяшки белели. Но Антон пересилил себя и не стал ничего говорить, спрашивать и как-либо комментировать его состояние. — Ты понял новую тему? — спросил лингвист, занимая свое привычное место. — Не знаю, — негромко ответил Андрей, начиная листать тетрадь. В переводе с подросткового это означало «нет». Шастун выбрал для него упражнение на грамматику, как раз по новой теме, чтобы проверить уровень непонимания. Девятиклассник склонился над тетрадкой, выписывая из учебника предложения, а его волосы легли вперед, тем самым закрыв лицо. Антон одернул себя на мысли, что можно поправить их, лишь вытянув руку, закрыл глаза и начал считать до ста на немецком. Это помогло отвлечься и вернуться к настрою. Жалость и какая-то отцовская нежность просыпалась в нем каждый раз, когда подросток был так близко. Если бы можно было усыновить Андрея, то он бы сделал этого не раздумывая. А ведь этот ребенок в него влюблен. Абсурдней ситуации просто нет. Шастун опять себя одернул, сейчас не место и не время на подобные рассуждения. И он уверил сам себя, что поднимет этот разговор после дополнительного занятия. Этот час длился в два раза больше обычного. Сначала Антон разжевал новую тему еще раз, после они вместе выполнили упражнения, что были заданы в качестве домашнего задания, а под конец он задал выполнить подростку другие упражнения для закрепления материала. Когда Андрей сложил свои вещи и уже собирался встать со стула, чтобы покинуть комнату своего учителя, тот достал мятый листок бумаги из ящика стола и положил перед ним. Сердце упало куда-то в пятки, ведь на него смотрел его собственный рисунок, который он вроде как выкинул. — Я знаю, какие чувства ты испытываешь ко мне, — как можно спокойнее произнес Шастун, наблюдая, как подросток закрыл глаза и сильно опустил голову. — Простите меня, я не хотел, — совсем тихо проговорил Остапов. — За что ты извиняешься, дурачок? — с улыбкой сказал Антон, — Это совершенно нормально: чувствовать, любить и хотеть быть любимым. Совершенно нормально хотеть внимания, взаимности, заботы или чего-то похожего, — кажется парень боялся дышать, — Никогда не проси прощения у кого-то за свои чувства и желания, потому что это совершенно нормально, — Андрей кивнул головой, но глаза так и не открыл, — Прошу тебя, не воспринимай в штыки, что я сейчас скажу. — Хорошо, — одними губами ответил подросток и распахнул свои серые глаза, переполненные сожалением, болью и непереносимой тоской. — Я тоже когда-то был подростком, — начал говорить Шастун, когда смог собраться с мыслями, — И я отлично помню, как любое событие было самой настоящей трагедией. Когда родители сказали мне, что весь свой десятый класс я проведу в школе-пансионе, то я не спал два дня. Если ты думаешь, что я не знаю, какие чувства ты сейчас испытываешь, то я знаю, потому что когда-то чувствовал то же самое. И это не плохо, это даже хорошо, раз ты чувствуешь, будь то боль, то радость, значит ты живешь, а не доживаешь, — лингвист попытался улыбнуться, вышло не очень, — Влюбляться в кого-то это абсолютно нормально, просто между нами с тобой огромная пропасть, на преодоление которой уйдет лет десять. Ты за это время успеешь влюбиться еще не раз, а я, поверь, не лучший для тебя вариант. И дело тут не в том, что это неэтично или неправильно. Просто ты еще хрупкая личность, только начинаешь свой путь, а я уже обзавелся своим стержнем, — Андрей слушал каждое слово, сказанное им, но кажется мало ему верил, — Возможно ты поймешь меня потом, через пару лет. Я точно знаю, что в твоей жизни появится человек, который станет для тебя всем миром, а лет через десять ты не вспомнишь, как меня зовут и будешь вспоминать свою влюбленность с улыбкой. Просто сейчас этим нужно переболеть. — Детскими болезнями надо переболеть в детстве? — негромко спросил Остапов, — Так говорил мой дед. — В какой-то степени он прав, — кивнул головой Антон и опять попробовал улыбнуться, в этот раз получилось лучше, — На этом твоя жизнь не заканчивается, а только начинается. Ты очень талантлив, твои рисунки очень красивые, и я верю, что когда-нибудь ты станешь знаменитым художником. — Только после смерти, — хмыкнул Андрей, беря в руки учебник с тетрадкой. — Пообещай мне, что ты не сделаешь глупость, — выдохнул Шастун, заставив подростка замереть, — Пообещай мне, что ты будешь сильным и упертым, — девятиклассник быстро закивал головой, — Пообещай себе, что не сдашься, даже когда будет тяжело или больно, — он кивнул опять, но куда медленнее, — Надеюсь, ты меня и себя не разочаруешь. — Я постараюсь, — тихо сказал Остапов, потянувшись к рисунку. — Оставь его мне, — выдохнул Антон, перехватив мятый листок, — Не переживай, это останется только между нами, а теперь поспеши к ужину.***
— Прости, что? — нахмуривался Шастун, — Как это не нужно приезжать в субботу? — спросил он, резко поднимаясь с места и начиная судорожное хождение по комнате, — Просто я подумал, что мы проведем вечер вместе, наш последний вечер, а уже после утром… — Поэтому я не хочу, чтобы ты приезжал, — послышался тихий голос Иры на том конце, — Не хочу этого последнего вечера, не хочу видеть твои грустные глаза и слушать неловкие шутки, которыми ты будешь пытаться исправить гнетущую атмосферу, — кажется девушка улыбалась, — Я не хочу, не хочу, чтобы это случилось, и тем более не хочу этого помнить, — она тяжело вздохнула прямо в динамик телефона, — В этой квартире столько всего было между нами, нам было хорошо, нам было весело и пьяно, даже было больно и грустно, но… — Кузнецова резко замолчала, — Я хочу запомнить нашу последнюю встречу такой, какой она была на прошлой неделе, когда ты приехал со свидания, злой из-за холода, а не физика, мы поужинали и даже чуть-чуть выпили вина, а еще ты отпускал лестные комментарии в сторону твоего бывшего любовника, на что я громко смеялась. Вот что я сохраню в своей памяти, как и другие прекрасные моменты нашей дружбы. — Как скажешь, — выдохнул Антон, что давно остановился напротив окна и смотрел куда-то в темноту. — Ты расстроился? — совсем тихо спросила подруга, — Голос слишком грустный. — Ну если только чуть-чуть, — произнес Шастун, осматривая свой рабочий стол, что был усыпан проверочными работами ни одного класса, — Ладно, я найду, чем заняться. — Только не переусердствуй, — голос у Кузнецовой повеселел. — Как скажешь, — опять произнес лингвист, — Значит, до воскресенья? Мне приехать в девять утра или раньше? — Да, — тут же ответила Ира, а после чуть подумав, продолжила, — В девять будет хорошо, но если хочешь, приезжай раньше. — Уже как получится, — хмыкнул Антон, мысленно прикидывая, во сколько ему нужно проснуться, чтобы доехать до девушки, — Главное ты там сама не хандри. — Что ты! У меня чемоданное настроение, — радостно проговорила Кузнецова, это заставило его улыбнуться. Распрощавшись с подругой и нажав на завершение звонка, он небрежно отложил телефон на светлый подоконник, развернулся в пол-оборота и уставился на свой рабочий стол. Раз завтрашний вечер освободился, значит теперь не нужно насиловать свой организм и проверять сразу четыре стопки проверочных разных классов. Антон подумал, что рациональнее будет разделить все листочки на два вечера и проверять их с перерывами на другие дела, а то иначе можно сойти с ума. Вообще лингвист не планировал проводить так много проверочных в один день, тем более в эту пятницу, но в его план и учебный процесс опять влезла Бориска. Иногда он продумывает, как жестко убивает завуча и расчленяет ее уже мертвое тело, даже Попов не подвергался таким мучительным действиям. Но это были только его мечты, в жизни же Шастун ей широко улыбался, соглашался со всеми бреднями и почти не пререкался, если только в своей манере. Антон довольно быстро навел порядок на своем рабочем столе, отложил себе стопочку листочков на поздний вечер, решив проверить их перед сном, а остальные проверочные работы спрятал в ящике стола. После он вспомнил про ночные дежурства и их договоренность с Поповым. Если так подумать, в субботу лучше дежурить, чем в пятницу, ведь больше учеников уезжают на выходные домой, и можно особо не выполнять свои обязанности. Кивнув самому себе, Шастун быстро вышел из личной комнаты и отправился искать физика. Кому расскажешь не поверят: он ходит по школе и ищет Попова, а не убегает от него. Анастасия Анатольевна сказала, что видела его в районе библиотеки буквально пару минут назад. Именно туда отправился лингвист быстрым шагом. Арсений нашелся на пути к ней, стоял напротив большого окна недалеко от лестницы, смотрел на заснеженный школьный двор и разговаривал с кем-то по телефону. Шастун тут же замер как столб, и сразу же спрятался за угол, затаился, как мышка. Физик разговаривал с кем-то на английском языке, и надо отдать должное, разговаривал хорошо, уверенно и почти без ошибок. Именно это заставило Антона скрыться от случайного взгляда Попова, но не очень далеко, чтобы подслушать хотя бы половину сказанного им. Для него проблем с переводом не было. — Ты знаешь, что я не могу сказать тебе подробностей, но это исследование гораздо невероятнее, чем наше прошлое, — рассказывал на английском языке Лев, что звонил физику из другой страны, — Приезжай, команда еще не набралась, денег предлагают в разы больше, от таких предложений не отказываются. — А я откажусь, — выдохнул Арсений, потирая левой рукой свой висок. Он даже не подозревал, что Шастун стоял в паре метров от него, спрятавшись за углом и наглым образом подслушивая. — Но почему? — удивился Лев, — Это же такая возможность, повысишь свою квалификацию и останешься в Европе, что тебя ждет в этой России? — Мне все равно на деньги, на научные звания и на жизнь в Европе, — произнес Попов, прикрывая глаза, — Я уже делал необдуманные поступки, они слишком дорого мне обходятся. Снова я не наступлю на эти грабли. Я и так потерял слишком много времени в Мюнхене, кажется я даже потерял самое главное в своей жизни. Прости, но я не поеду ни за какие награды или деньги. — Мне жаль, — послышался грустный голос старого приятеля, — Мне будет немного тоскливо без тебя. — Кто-то обещал мне жениться, — попытался улыбнуться Арсений. — Так я женился, — Лев засмеялся в трубку, — На соседской девушке по имени Анна, моя мать была рада этому выбору, ведь всю жизнь дружит с ее родителями. Она славная, умная и в меру красивая. Я бы хотел вас познакомить, но ты не приедешь. — Может быть я навещу вас, — выдохнул Попов, — Когда у вас уже будут дети. — А ты? Стал счастливым? — спросил Лев, по голосу было слышно, что ему действительно интересно. — Пока нет, но я стараюсь, — негромко произнес Арсений, — Собственно поэтому я никуда не поеду, — на том конце повисло молчание и оба из них поняли, что разговор сошел на нет, — Я рад был тебя слышать, Лев, передавай привет жене и Паулю. Может быть еще встретимся. — Дай бог, — выдохнул Лев на русском языке и отключился. Попов посмотрел на свой телефон, тяжело вздохнул перед тем, как убрать его в карман джинс, и опять устремил свой взгляд на школьный двор. Только что была возможность уехать в Мюнхен, чтобы опять заниматься каким-то исследованием и заработать хорошую сумму денег. Другими словами, только что была возможность снова сбежать. Но физик уже давно пришел к выводу, что бегство — это не выход. Даже при такой ситуации. Еще несколько месяцев назад в Германии Арсений и не думал о том, что все сложится так плохо. Антон не шел на контакт от слова совсем. Антон его игнорировал, презирал и ненавидел. Кажется, Антон никогда его не простит, никогда не впустит в свою жизнь, никогда не позволит себя любить. Может быть в таком случае это не бегство, а начало новой жизни. Только Попов уже начинал новую жизнь в прошлый раз, и ничего хорошего из этого не вышло. — Арсений Сергеевич, — за его спиной раздался самый неожиданный голос. Физик тут же обернулся и убедился, что перед ним стоит Шастун собственной персоной. — Да, Антон Андреевич, — произнес Попов, окончательно повернувшись к нему, — Вы что-то хотели? — Хотел, — кивнул головой Антон, вид у него был не как всегда, — Хотел сказать, что наша договоренность отменяется, завтра дежурю я. — Хорошо, — выдохнул Арсений, после их взгляды встретились. Не простояв так и минуты, Шастун развернулся на пятках и быстрым шагом покинул физика. Вот это действительно было бегство, но теперь со стороны Антона. Попов успел подумать, что тот мог подслушать разговор, но сразу же забылся, когда его телефон опять зазвонил. В этот раз звонил лучший друг. — Ну что? Ты придумал подарок? — сразу же начал с вопросов Стас, без каких-либо приветствий. — Вроде да, — негромко ответил Арсений, — Но я не очень уверен, что нужно это делать. Почему-то мне кажется, что любой подарок он наденет мне на уши. — Надо хотя бы попробовать, — укоризненно произнес Шеминов, — А то так и будете играть в кошки-мышки. — Ну я уже заказал, — выдохнул Попов, начиная идти к своим комнатам, — Завтра днем должно прийти. — Молодец, — как-то насмешливо проговорил Стас, — А что там?***
Вся суббота для Арсения прошла как в тумане, потому что его мучали вопросы, на которые он не знал ответа. Что нужно сказать лингвисту, чтобы он принял подарок, а не попытался убить им дарителя? Даже несмотря на то, что Попов вроде придумал, что сказать, а вот примет ли подарок? Может быть Антон сделает вид, что примет этот подарок, но выкинет его сразу же, даже не взглянув. И так далее и тому подобное. Эти мысли ходили по кругу в голове целый день, не давая ни одной минуты на передышку. Как физик уроки провел, непонятно, видимо, на чистом автомате, как и обедал, общался с коллегами и делал вид, что все нормально. Курьер привез его заказ после обеда, когда большинство детей уже покинули школу, как и некоторые учителя, а вот Шастун остался в школе на выходные. Наверное поэтому Арсений дотянул до самого отбоя, нет, он порывался выскочить из комнаты и как можно быстрее отдать этот злосчастный красивый пакет, но что-то его останавливало. Стас позвонил вечером, как раз после ужина, и, узнав, что тот еще ничего не сделал, прочитал ему целую лекцию, а закончил ее мотивациями к действиям. И вот, сорок минут назад был отбой, школа погрузилась в тишину и спокойствие, а Попов оказался напротив двери, что вела в личную комнату учителя английского. Он стоял долго, все никак не мог решиться постучать. Мысль пробежала, что нужно бросить эту затею, но в голове возник голос Шеминова и произнес, что отступать глупо, хуже уже точно не будет. — Хотите, я постучу? — вдруг негромко раздалось над его ухом. Арсений дёрнулся от неожиданности, сразу же повернул голову и уставился во все глаза на Антона, — Забыли? Я дежурный учитель, — Шастун ответил на немой вопрос в глазах физика, а после достал ключи из кармана брюк, — Зайдете? — Вы приглашаете? — негромко спросил Попов, наблюдая как тот поворачивал ключ в замке. — Судя по всему у вас ко мне какое-то дело, — спокойно сказал лингвист, кинув взгляд на пакет в его руках, — Не в коридоре же разговаривать, тем более отбой уже был, — добавил он и распахнул перед ним дверь. Арсений молча шагнул в темную комнату, а ее хозяин за ним следом. Сначала закрылась дверь, и у физика пробежала мысль, что Шастун сейчас убьет его в этой кромешной темноте, но свет включился в эту же минуту. Попов проследил, как Антон совершенно спокойно прошел вглубь комнаты и остановился около своего стола, посмотрев на него в ожидании. Кажется, это был тот самый момент, когда пора начать говорить, но Арсений не мог и двух слов связать. — Так что вы хотели? — негромко спросил Антон, когда прошла минута в ожидании каких-то слов или действий от его ночного гостя. — Я хотел подарить вам подарок, — тише, чем он, произнёс Попов, сделав два шага вперед, но протянуть подарочный пакет не решался. — Подарок? — эхом повторил за ним Шастун, — С чего это вдруг? — он постарался придать голосу холодности, но черт бы физика побрал, это выходило плохо. — Много лет назад один подросток спросил, любил ли я когда-то, — начал говорить Арсений, подняв на него взгляд, — Я сказал, что да, только не успел уточнить, что любил его, потому что этот подросток был смелее меня раз в сто, взял и поцеловал меня. Если бы не этот поступок, я бы никогда не узнал, что такое счастье, — какой-то противный ком образовался прямо по середине горла, что это с ним такое? — Это было в этой школе, да, прошло много времени, но это было в этот день, в это самое число, — кое-как договорил Попов и поставил подарок на стол перед ним. Антон аккуратно заглянул внутрь и не поверил своим глазам. Там была серия книг о мальчике, который выжил. — Ты помнишь? — шепотом спросил Шастун, достав одну из книг. — Как это можно забыть, — так же тихо сказал Арсений. Антон медленно поднял глаза на застывшего в ожидании физика. Тот ожидал свой приговор, а Шастун дышать толком не мог. Неужели это происходило наяву? Неужели Попов действительно помнил, что было девять лет назад. Помнил, что он тогда сказал, этот отчаянный поцелуй, который тогда спас их обоих. И он помнил, в какой именно день это было. Шастун старался все время забыть, вычернить и вывести, как надоедливое пятно. И если подаренные тогда книги о Гарри Поттере он специально забыл у родителей, когда уезжал учиться в университет, то с этими воспоминаниями он жил бок о бок все эти девять лет. От этого никак не избавиться. Ни от воспоминаний, ни от чувств, ни от Попова. Сейчас он резко вспомнил разговор физика по телефону, что подслушал недавно. Хоть Антон и слышал только слова, сказанные им, все было понятно и так. Арсению опять предложили работу в Мюнхене, и эта новость никак не обрадовала Шастуна, он даже расстроился, пока не услышал, что тот отказался. Ему представилась возможность опять сбежать, но Попов остался, несмотря на то, что он сам обращался с ним, как с надоедливой зверушкой. Антон отталкивал его раз за разом, а тот не убегал при первой же возможности. Что же это? Попов изменился? Кто из них двоих сделал первый шаг? Кажется, они сделали его одновременно и оказались слишком близко. Арсений касался пальцами его лица, так аккуратно, будто боялся сделать больно своими прикосновениями. Шастун медленно опустил веки, позволил тому обводить пальцами черты своего лица и шеи, а сам положил ладони на плечи и притянул к себе ближе. У физика все плыло перед глазами. Это точно происходит на самом деле, а не во сне? Их губы почти соприкасались, но до поцелуя еще далеко. Антон подумал, что совершает очередную ошибку. Пускай. Покусанные губы Арсения слегка поцеловали мягкие губы Шастуна. И этого хватило, чтобы лавина рухнула. Антон начал отвечать сразу же жадно, сладко и тягуче, как горячий мед, а Попову оставалось только не отставать.