***
Сердце колотилось, как бешенное, разгоняя кровь по организму вместе с адреналином. А в голове по кругу пульсировала всего одна мысль: «Это происходит на самом деле». Это не очередной сладкий сон, когда до будильника оставалась всего пара часов. Это не очередная мечта, которая, казалось, никогда не сбудется. Это не очередное воображение вперемешку с почти забытыми воспоминаниями, после которых нужно работать рукой. Нет. Это все происходит на самом деле. Это происходит с ним и самым главным человеком в его жизни. Антон целовал его так напористо, жадно и властно, буквально прижав к себе за плечи. Он активно наступал, уже вовсю орудовал в чужом рту и, кажется, отступать не собирался. У самого Арсения все плыло перед глазами, и ноги предательски подкашивались, поэтому он вцепился за лингвиста руками, как за спасательный круг и пытался отвечать ему не очень сбивчиво. Только получалось плохо, будто Попов резко разучился целоваться. По правде говоря, такое с ним случилось впервые, чтобы кто-то занял активную позицию, а ему хотелось подчиняться. Но это же был не кто-то, а его Шастун. Шастун, который так умело вел его к кровати, изучал уже забытое тело ладонями и кусал нижнюю губу до крови, чтобы услышать эти сдавленные стоны. И как здесь сопротивляться? Как не отдаваться в эти руки? Как не стонать? Физик опять сдавленно застонал в поцелуй, который на пару секунд прервался. Между их уже покрасневшими губами появилась тоненькая ниточка слюны. Антон резко опустил взгляд на эти чертовы губы, увидев, как тот облизывал кончиком языка поврежденную нижнюю губу, сорвался с места и опять впился в них жадным поцелуем. В мозгу пульсировала одна простая истина, которая не позволяла остановиться или отступить назад, даже если он этого очень сильно захочет. Только суть была в том, что Шастун не хотел останавливаться, не хотел отступать, просто не мог. Хотелось овладеть, хотелось взять и больше никому не отдавать, хотелось показать, кто кому принадлежит. Хотелось до спазма по всему телу, до дрожи, до замирания сердца, до долгожданного оргазма. Такое с ним уже было. Вернее, это чувство было схоже с той злостью и ненавистью, которая руководила этим когда-то. Этот злой секс на преподавательском столе, что случился совершенно случайно после очередной пары физики на первом курсе, Антон не забудет никогда. Но между тем, что происходило сейчас и что происходило когда-то давно, была огромная разница. Тогда он мстил и наказывал зло в лице Попова, а сейчас он собирался…овладеть им, заявив свои права? Арсений судорожно пытался расстегнуть пуговицы на светлой рубашке лингвиста, но смог дотянуться только до верхних. Все из-за Шастуна, что прижимал к себе так сильно, будто хотел, чтобы их тела стали одним целым, будто хотел слиться с ним воедино. Кажется, Антон собирался взять и овладеть его телом полностью, а тот в ответ и не собирался сдаваться, сопротивляться бесполезно, пусть даже если это на один раз, даже если после самого желанного события его выкинут, как надоедливую игрушку. Попов не смог бы сейчас отказаться от этих губ, от этих рук, от всего его, даже если бы захотел. Как такое можно захотеть? Шастун собирается властно и жадно взять его тело, собирается овладеть им и собирается показать, кто из них кто. И Арсений совершенно спокойно собирается вручить свое тело прямо в его руки. По-другому уже не получится. Антон уже давно забрал его сердце, что любило лишь единожды, и уже давно владел его душой, теперь пусть овладеет и телом. Неожиданно Попова оторвали от манящих губ, слегка толкнули в грудь, и он приземлился пятой точкой на мягкую постель. Когда они только успели дойти до кровати? Подумать физику не дали и секунды. Антон сразу оказался сверху, зажал его руки над головой и принялся яростно оставлять засосы на этой идеально белой шее. Арсений закусывал многострадающую нижнюю губу, пытаясь подавить свои стоны, но при этом выгибался навстречу и опрокидывал голову назад, чтобы открыть больше пространства для действий лингвиста. Шастун рывком разодрал рубашку на нем, так, что некоторые пуговицы вырвались с корнем и посыпались на пол. Физик зашипел, но возмутиться толком не успел, потому что его челюсть обхватили ладонью и жадно поцеловали, сразу же запуская ярый язык в чужой рот. Он замычал в этот поцелуй, когда почувствовал возбужденный член Антона, что терся об его бедро. — Черт, — негромко выдохнул Шастун, прямо в его губы, чуть приподнявшись рассмотрел быстро дышавшего физика и его обнаженный торс, — У меня нет ни смазки, ни презервативов, — добавил он, чуть отдышавшись, — Черт, — выдохнул еще. Арсений растянулся в довольной улыбке, как кот, увидевший ведро сметаны, и потянулся к своему карману брюк. Быстро вытащив оттуда смазку, всучил ее в руки растерянному Антону. — Серьёзно? — спросил Шастун, рассматривая совершенно новый тюбик. — Ну вероятность была один к тысячи, — негромко сказал Попов, попытавшись снять с себя остатки рубашки, — Я решил, что риск дело благородное, и нужно быть готовым ко всему. — Сукин ты сын, — проговорил Антон с ухмылкой на устах. Арсений успел опять растянуться в довольной улыбке, и на него сразу же навалились всем телом и вновь впились властным и страстным поцелуем, пуская в ход то язык, то зубы. Пока Шастун исследовал широкими ладонями его торс, плечи, задевая пальцами вставшие дыбом соски, он сам пытался в очередной раз дотянуться до пуговиц на рубашке лингвиста. Но, кажется, ему бы позволили только лежать под этими ласками, выгибаться навстречу и пытаться подавлять в себе особо громкие стоны. Антон явно разыгрался, как одержимый кусал и лизал все, что видел, начиная от уже не белоснежной шеи заканчивая слегка подкаченным прессом. Физик спасительно выдохнул и прикрыл глаза, когда тот слегка приподнялся над ним, тем самым дал небольшую передышку всем открытым участкам кожи. Шастун посмотрел на расслабленное, даже блаженное лицо мужчины, и внутри него проснулась какая-то телячья нежность. Он начал аккуратно гладить руками живот, грудь и плечи Арсения, то и дело опускаясь вниз, чтобы оставить нежный поцелуй на множественных покраснениях от его же зубов и губ. Позже на этих местах обязательно образуются синие и фиолетовые синяки. — Антон, — прохрипел Попов, когда лингвист быстро расстегнул ремень и ширинку темных брюк, — Антон, — уже в голос простонал он, когда Шастун сквозь нижнее белье погладил его уже вставший орган, — Ан… — Арсений попытался произнести его имя еще раз, но так и не смог, застыл с открытым ртом, потому что эта умелая рука сильно сжала его член. — Какой ты чувствительный, — проговорил Антон, все еще не разжимая руки и наблюдая, как тот пытался нормально дышать, — Давно не трахались, Арсений Сергеевич. Попов очень хотел рассказать ему, как давно не занимался сексом, потому что последние годы не мог лечь с кем-то в одну кровать, даже мысли такой не допускал. Очень хотел рассказать ему, как мучился в последнее время от сладких снов, от бесконечных фантазий в душе и от гнетущих мыслей, что физик не может подойти и дотронуться до него. Очень хотел поведать ему все это, но сейчас Арсений дышал-то с трудом, говорить и вовсе был не в состоянии. Шастун рывком стянул с него брюки, откинул их куда-то на пол, а после такую же учесть постигло и нижнее белье. Физик оказался совершенно обнажённым перед ним, не считая носков, а Антон был все еще в одежде. — Сними, — выдохнул Арсений, схватившись за его рубашку, когда лингвист опять покрывал поцелуями его грудь, — Сними с себя хоть что-нибудь, — более внятно произнес он и встретился взглядом с ярко зелеными глазами. Антон негромко хмыкнул, принял сидячее положение и, жадно смотря на его лицо, начал медленно расстегивать свою рубашку. Пуговка за пуговкой. Попов успел слегка дрожащими руками стянуть с себя носки и откинуть их к своей одежде на пол, а тот не расстегнул и половины пуговиц. — Ты что, издеваешься? — негромко спросил физик, на что получил нахальную улыбку. Этого хватило, чтобы Арсений рывком принял сидячее положение и, перехватив его руки, быстро и ловко стянул мягкую ткань рубашки с его плеч, чтобы сразу же припасть к ним губами и нежно целовать. Шастун уже самостоятельно снял до конца с себя рубашку, обхватил его лицо ладонями, опять впился в его губы поцелуем и завалил назад на подушку. Мельком пробежавшись губами от основания шеи до одиноко стоящего члена, он отыскал правой рукой смазку, что завалялась где-то на постели. Быстро открыв ее, Антон выдавил себе на пальцы немного и сразу подставил их к сжатому анальному отверстию. Пока физик не начал двигаться, он покружил вокруг, а после надавил и проник внутрь него. Первые два пальца вошли легко, дальше было сложнее. Хоть Арсений надеялся, верил и решился на риск, подготовил он себя не до конца, видимо, решил ему подарить сладкие моменты. Антон пристально наблюдал за всей палитрой эмоций на его лице, старательно работал пальцами внутри него, то и дело проходясь по простате, но специально не уделял ей внимания. Попов метался на подушке, постанывал в прикушенную губу и старался смотреть своему мучителю прямо в глаза, где действительно прыгали чертики. Кажется, любовь всей его жизни была довольна, как никогда. Шастун же наслаждался процессом, при этом не обращал внимания на немного болезненные ощущения внизу живота. Он добавил еще смазки, не вынимая из него двух пальцев, и сразу же попытался добавить третий. Арсений дернулся, широко раскрыл глаза и, видимо, хотел что-то сказать, но успел только раскрыть рот. Все потому что Антон отбросил смазку в сторону и схватил его за основание члена. Чуть пошевелив в нем пальцами, чтобы Попов опять застонал и расслабился, он добавил еще один палец и начал медленно двигать ладонью вверх-вниз, периодически пережимая член, чтобы физик не кончил раньше времени. — Господи, — одними губами произнес Арсений, судорожно облизывая губы кончиком языка. Шастун сразу же подался вперед и как-то нежно поцеловал его, лишь проходясь языком по губам, — Давай уже, давай, — проговорил Попов, обхватив руками его за плечи. — Подожди, — выдохнул Антон, коснувшись губами шеи и кое-как выпутываясь из его рук, — Не хочу порвать тебя, — еще тише добавил он, опять наощупь находя смазку. — Я не сахарный, — произнес Попов, попытавшись дотянуться до своего ноющего члена, но по его руке ударили, — Когда-то мне было достаточно твоей слюны, — заметил он, наблюдая, как лингвист быстро разделся и начал смазывать свой член. — Вообще, семь лет прошло, — заметил Антон, раздвигая его ноги как можно шире. — Думаешь, что-то изменилось? — негромко спросил Арсений, притягивая его к себе. — Помолчи, — прямо в его припухшие губы ответил Шастун перед тем, как страстно поцеловать, сразу же углубив. Физик застонал, зарываясь пальцами в его волосы, чуть потеревшись своим членом об его возбужденный орган, как бы намекая, что уже пора перейти к основному действию. Антон зарычал, как настоящий зверь, чуть приподнял и подставил головку к блестящему от смазки анусу. Попов тут же попытался насадиться сам, но он остановил этот пылкий жест, схватившись за бедра. Арсений смиренно откинулся на подушке и позволил быть ему главным во всем. Шастун чуть потерся розовой головкой о вход, и, посмотрев прямо в голубые глаза, резко ворвался в него. Физик застыл с раскрытым ртом, и он замер на пару секунд, а после толкнулся бедрами вперед и вошел до конца. — Двигайся, — прошептал одними губами Попов, обхватив его руками и ногами. Антон качнулся сначала аккуратно и совсем невесомо, будто не пошевелился вовсе, но сразу повторил движения более сильно и активно. С каждым толчком он раскачивался и набирал обороты. Внутри физика было так невыносимо тесно, мокро от смазки и так жарко, что сносило крышу. Шастун даже не заметил, как через пять минут уже быстро и яро вколачивал в его нутро, при этом смотря в глаза замерзшего Байкала, что периодически блаженно закрывались с очередным толчком. Арсений задыхался с каждым толчком, цеплялся короткими ногтями за кожу на плечах лингвиста, старался двигаться навстречу, и все пытался поймать его губы. Очередной сильный толчок, и Попов почувствовал, как головка члена проехалась по простате. Он громко застонал, даже не пытаясь себя сдержать, постарался сильнее прижаться к Антону, что растянулся в довольной ухмылке. Шастун мелкими поцелуями начал покрывать его лицо, замедлив свои поступательные движения, пока вовсе не остановился, замерев внутри него, чтобы быстро встать на колени, обхватив при этом физика за бедра, начать двигаться опять быстро и жестко. Арсений откинулся на подушке, сразу же обнял его ногами, с каждым новым толчком внутри себя стал цепляться пальцами за простынь. Шастун вколачивал в него настолько бешено, что, кажется, они скоро придут к финишу. Самому Попову хочется дотянуться до своего ноющего члена и довести себя до оргазма, чтобы спокойно отключиться. Но ему не давали и шанса. Арсений метался на грани между двумя мирами, и очередной яростный толчок бедрами подталкивал к такому наслаждению и блаженству, что он явно раньше не испытывал. Антон резко отпустил физика, выскользнул из него, но, видимо, слишком неожиданно, потому что Попов распахнул глаза и немного потерянно осмотрелся, но ничего не стал говорить. Шастун плавно опустился к нему, закинул одну ногу к себе на талию и сразу вернул свой член в самое желанное и нужное для его органа место. Арсений получил долгий, сладкий и тягучий поцелуй вместе с размеренными поступательными движениями вперед. Он опять обнимал лингвиста за плечи, зарылся пальцами в мягкие волосы и слегка постанывал в этот самый поцелуй, что давал столько сил, нежности и даже любви. Любви? Или ему показалось. Шастун чуть ускорился, старался попадать хотя бы иногда по точке блаженства и скользнул рукой к слишком возбужденному члену физика. Хватило всего пару движений рукой, и Арсений, громко простонав, обильно кончил ему в руку, испачкав при этом их животы. Попов обмяк в его руках, уткнулся носом в его шею и жадно глотал воздух, словно только что вынырнул из толщи воды. Антону тоже хватило еще несколько движений в его расслабленное нутро, чтобы забыться в крышесносном оргазме. Благо, он успел выскользнуть из него перед тем, как кончить. — Не прогоняй меня, — судорожно проговорил Арсений, когда лингвист скатился на соседнюю подушку, — Не прогоняй, прошу, не прогоняй… — Спи, — выдохнул Шастун, натянув на них двоих одеяло, — Спи, Арсений, — добавил он куда тише, уже прикрывая веки, что стали слишком тяжелые.***
Стоило будильнику на телефоне начать свой зов, то Антон тут же распахнул глаза. За долгое время организм привык просыпаться под эти звуки, кажется он мог подняться даже если не спал всю ночь и лег только недавно. Вот только сегодня лингвист очень крепко спал, словно до этого разгрузил не один вагон или же занимался чем-то…стоп. Шастун еще раз открыл глаза, после того, как на автомате выключил будильник на телефоне, и наткнулся на темную макушку физика, что обнимал его всеми конечностями и крепко спал рядом. В голове сразу же всплыли воспоминания о том, чем вчера он таким занимался, раз спал всю ночь, как младенец. — Молодец, Антон, — проговорил себе под нос молодой учитель и начал аккуратно выпутываться из теплых объятий. Кое-как он смог выскользнуть из постели и этих цепких рук. Попов не проснулся, лишь промычал что-то и, обняв подушку, на которой он спал, продолжил видеть сладкие сновидения. Антон посмотрел на спокойное лицо физика и сразу же вспомнил, как вчера тот громко стонал под ним, выгибался навстречу, царапал спину короткими ногтями, а потом сладко кончил. Его члену эти воспоминания понравились, он сразу же отозвался и показал всем своим видом, что не прочь повторить. Шастун недовольно закатил глаза и быстрым шагом отправился в душ, нужно было помыться и избавиться от этого стояка. На все про все у него ушло не больше пятнадцати минут, а потом уже надо выдвигаться к Ире, иначе он опоздает, и лучшая подруга снимет с него кожу. Уже под прохладными струями воды Антон подумал, что если бы ему нужно было ехать провожать на вокзал Кузнецову позже, то пришлось бы разговаривать с физиком. Он совершенно не знал, о чем говорить с Поповым, особенно после того, как они занимались сексом. Опять на старые грабли. Сначала делаем, а только потом думаем. Ничего нового. Но сейчас у него был шанс спокойно уйти, пока Арсений спал на его кровати. Уже после Шастун что-нибудь придумает. Решил, что будет действовать по ситуации и решать проблемы по мере их поступления. Физик за эти двенадцать минут не проснулся, продолжал спокойно спать, обнимая его подушку. Он не проснулся, пока Антон быстро одевался перед шкафами, даже не пошевелился ни разу. Видимо, вчера ночью Арсению было слишком хорошо, чтобы просыпаться из-за негромкого шуршания одежды. Шастун подошел ближе к кровати, чтобы забрать свой телефон и опять заглянул в умиротворённое лицо физика. Он, затаив дыхание, смотрел на него чуть больше минуты, а перед тем, как уйти, натянул на его голые плечи одеяло. Через полчаса Антон уже стоял напротив подъезда лучшей подруги. Мыслей не было никаких, да и вообще, сейчас было не то время, чтобы думать о том, что было вчера. Хотя бы потому что близкий ему человек сегодня покидал страну навсегда. Он погрузил два больших чемодана в багажник, а после достал пачку сигарет и спокойно закурил. Давно не было возможности просто постоять и покурить, чтобы никуда не торопиться, не бежать и не опаздывать. Пока Ира там решала какие-то вопросы со своим арендодателем, у него было время, чтобы насладиться каждой затяжкой. Таксист спокойно ждал, никого не торопил. Поэтому Шастун облокотился пятой точкой на багажник такси и выпускал белый дым вместе с паром вверх. Было утро, раннее утро воскресенья. Ни одной, даже сонной, души во дворе не было. Стояла такая звенящая тишина, лишь изредка можно услышать, как каркают вороны. Антон сделал очередную затяжку, рассматривая перистые облака на светло-голубом небе. Тут резко хлопнула дверь подъезда, и он сразу повернул голову, чтобы увидеть быстро идущую Иру. Лучшая подруга выглядела шикарно, вся цвела изнутри, хотя сейчас на ее лице были смутные эмоции. — Все хорошо? — спросил Шастун, швырнув окурок в сторону, а когда она подошла ближе, открыл ей заднюю дверцу. Кузнецова заглянула ему в глаза, потом резко обернулась и посмотрела на дом, в котором довольно долго прожила. — Все отлично, — улыбнулась ему Ира перед тем, как сесть в машину. До Московского вокзала ехали молча. Говорить было особо не о чем, все уже обсуждалось и не раз. Сейчас девушка сядет на поезд до Москвы, где она будет через четыре часа, и на метро доберётся до аэропорта Шереметьево, где сядет на самолет, что перенесет ее за океан. Уже там ее ждала новая жизнь, подписанный контракт с модельным агентством и возможно новая большая любовь. Сам Шастун знал, что она справится, что все получится и сложится, как надо, потому что Ира этого заслужила. Его больше расстраивало, что они толком не попрощались нормально. Сама Кузнецова рассматривала его профиль и строила версии в своей голове, кто мог оставить засос на его шее. До поезда еще было время, поэтому они стояли на платформе около нужного вагона. Люди сновали туда-сюда, кто-то кричал, кто-то бежал, кто-то провожал, а кто-то ругался. Только им двоим сейчас было совершенно наплевать на всех этих людей вокруг, на эту суету и на этот шум. Каждый из них хотел так много сказать, но говорить одновременно было не о чем. — Что там Попов? — негромко спросила Ира, решив проверить свою теорию. — Давай о нем не сейчас, — хмуро ответил Антон, смотря куда-то в сторону и не видя ее улыбку. Не сейчас. В их случае это означало никогда. — Переспали, что ли? — так же тихо спросила Кузнецова, хотя это больше было утверждение, в ответ лингвист лишь прикрыл глаза, — Да по тебе видно, что трахались. Этой ночью или прошлой? — Шастун резко повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза, — Жалеешь? — Не знаю, — выдохнул Антон, покачав головой в разные стороны, — Я еще не разобрался, — она аккуратно провела рукой по его волосам. — Знаешь, есть такая притча, — начала говорить Ира, все еще не убирая руки от его головы, — Приходит мужик к богу и говорит, мол, дай мне другой крест, этот больно тяжелый, — Шастун нахмурился, но ничего не сказал, — Бог пожал плечами, открыл перед ним дверь и сказал: «Выбирай любой», — она сложила руки на груди, — Мужик берет первый, примеряется, а крест слишком легкий. Он подходит к другому, мерит, а крест слишком тяжелый. Мужик берет третий, и он подходит ему идеально, такой, какой нужно. Вот он этот крест и выбрал. Бог отпустил его с миром и не стал говорить, что мужик выбрал свой крест, с которым, тот пришел. — Во-первых, когда ты успела удариться в религию? — спросил Антон, что все еще хмурился, — Во-вторых, к чему это было сейчас? — К тому, что может быть Попов твой крест, — выдохнула Кузнецова, растянувшись в улыбке, — И только ты сможешь его нести, никогда не думал об этом? — Знаешь, нет, — выдохнул Шастун, опять потянувшись к пачке сигарет. — Ну сколько вы уже лет маетесь? — спросила Ира, вытащив из пачки одну сигарету, — Сколько мучаете друг друга? — опять спросила она, пока друг закуривал сигарету, а после протянул ей зажигалку, — Признайся хотя бы себе, что ты любишь его и не хочешь быть с другими. Не хочешь, не можешь. Ты же пробовал, пытался, чем это все закончилось? — девушка сделала лишь одну затяжку, пока Антон почти скурил свою до фильтра, — Может быть вам лучше быть вместе, чтобы другие не пострадали, — она хмыкнула, и Шастун повторил этот жест, — Вы ведь стоите друг друга. Двери вагона открылись, вышла проводница и толпа людей ринулась к ходу. Они синхронно повернули голову в их сторону. Ира шагнула в сторону и выбросила в урну недокуренную сигарету, после вернулась обратно к Шастуну, что все еще смотрел на проводницу в униформе. Кузнецова положила ладонь на его плечо. — Я знаю, что ты не пропадёшь, — негромко сказала Ира, когда он посмотрел на подругу. — Про тебя я могу сказать то же самое, — сказал Антон перед тем, как притянуть к себе для объятий, — Пообещай мне, что будешь счастлива, — прошептал он, крепко прижимая ее руками. — Я заведу двух доберманов и буду гулять с ними по Центральному парку Нью-Йорка, — с улыбкой проговорила Кузнецова куда-то в его плечо, — Я буду счастлива, — одними губами сказала она, приподнялась и поцеловала его в щеку, — И ты тоже должен быть счастлив, — добавила Ира, ткнув указательным пальцем ему в грудь. В ответ Антон лишь закивал головой, потому что говорить было уже нечего. После помог ей с большими чемоданами, через окно проследил, как Кузнецова заняла свое место, и помахал ей на прощание рукой. Ира послала ему воздушный поцелуй и улыбнулась так искренне, так радостно, так счастливо. После этого сомнений не осталось. Все будет хорошо. Была большая вероятность, что они больше не увидятся, возможно, никогда. Запомнить друг друга молодыми, тощими, иногда пьяными, иногда весёлыми и грустными. Может, так и должно быть? Он думал об этом, когда плелся на выход из вокзала и ответа не находил.***
В школу он вернулся, когда воскресный завтрак уже закончился, и лингвиста это никак не расстроило. Кусок в горло не лез, хотя по пути в пансион Антон заехал в кофейню с целью позавтракать, но смотря на небольшое меню осознал, что не сможет запихнуть в себя даже крошку, поэтому взял только кофе. Горячий кофейный напиток пришелся в тему, буквально согревал его внутри, пока очередное такси увозило Шастуна обратно в школу, где скорее всего его уже ждали. А может быть и нет. Не успел он только зайти в холл, как увидел директора, что, видимо, только вышел из столовой и заметив лингвиста, направился навстречу. Антон стянул с головы капюшон и остановился прямо напротив своего непосредственного начальства. — Доброе утро, Павел Алексеевич, — негромко произнес Шастун, положив руку на перила лестницы, по которой планировал подняться к себе, тот кивнул в ответ и как-то странно посмотрел на него. — Антон Андреевич, вы случайно не знаете, где Арсений Сергеевич? — непринужденно спросил Воля, убрав руки в передние карманы джинс, — Он что, уехал вчера? Его не было на завтраке. — Я не знаю, — ответил Антон, покачав головой, и сразу же начал подниматься по лестнице, думая про себя, куда физик мог уехать вчера, если ночевал у него в кровати. Шастун стремительно шагал к своей комнате, отгоняя от себя мысли, что сейчас может встретиться со своей головной болью под номером один. На встречу ему выскочили девятиклассники, любимые сорванцы в полном составе. Они быстро проскочили мимо него, поздоровавшись с классным по очереди и даже ни на секунду не остановились, натягивая на себя верхнюю одежду. Видимо, в очередной раз нашли себе приключения на пятую точку, собственно, ничего нового, главное, чтобы Антону не пришлось разгребать после них. Он довольно резко дернул дверь за ручку, ведь не запирал ее на ключ, оставив пути отхода для Попова. Антон был уверен на все сто процентов, что тот ушел, как только проснулся. Иначе зачем физику оставаться. Только напрягало, что Попова не было на завтраке. Если тот опять сбежал, то Шастун уже ничему не удивится, потому что это будет слишком привычно и обыденно для них двоих. Но он совершенно не ожидал увидеть физика в своей комнате. Антон даже застыл на месте и быстро пробежал взглядом по нему. Он, полностью одетый, стоял у окна и смотрел на все еще заснеженный пейзаж. Шастун громко захлопнул дверь, и Попов резко обернулся. — Где ты был? — сразу же спросил Арсений, при чем таким тоном, будто имеет право на подобные претензии. Шастун в недоумении посмотрел на него и быстро шагнул к своему шкафу. — У меня были дела, — негромко ответил Антон, стянув с себя куртку и повесив на вешалку, а после повернулся к нему лицом и сложил руки на груди, — Что, не ходили на завтрак, Арсений Сергеевич? Вас там потеряли, — он довольно резко переключился на «Вы» и включил свою холодность. — Вот с этим? — немного возмущенно спросил Попов, и запрокинул голову назад, открыв взор на свою шею с засосами. Лингвист осмотрел следы своих трудов и вчерашней дикой страсти, как-то стеснительно улыбнулся, а под конец и вовсе опустил голову. Арсений, естественно, заметил эту улыбку, — Не то чтобы это претензия, — добавил он, сделав аккуратный шаг вперед, — Мне это даже нравится, но, пожалуй, нужно купить парочку водолазок или тональный крем, — Шастун было хотел возмутиться, это стало понятно по его выражению лица, но он не дал сказать тому ни слова, — Только не надо врать, что тебе не понравилось, — Попов остановился в шаге от него, но положить руки на плечо так и не решился, — Не надо врать, что тебе было неприятно, и ты бы это не повторил, — Антон прикусил язык и постарался уйти от прямого взгляда, — Когда не нравится, не кончают, — нахмурившись, лингвист отошел к своему рабочему столу и, опустив голову, уставился на вчерашний подарок, — Антон, прошу тебя, давай поговорим, — раздался негромкий и такой усталый голос Арсения. — Хочешь поговорить? — шепотом спросил Шастун, подняв глаза на окно и увидев на улице своих сорванцов, что беззаботно играли в снежки. Хотелось плюнуть на все и присоединиться к подросткам, но сейчас у него, кажется, состоится нелегкий разговор, — А тебе не кажется, что говорить надо было семь лет назад? А еще лучше девять лет назад, — он резко обернулся и посмотрел на потерянного физика, — Говорить надо было тогда, а сейчас время упущено, и я считаю, что нам не о чем говорить. — Лучше поздно, чем никогда, — тихо проговорил Попов, а лингвист сразу же закачал отрицательно головой. — Как ты там говорил? Потрахались и разбежались? — нахмурился Антон, — Ну вот и все, а теперь прошу освободить помещение. — Нет, я никуда не уйду, — возразил Арсений, сжимая ладони в кулаки, — Если ты думаешь, что можешь просто выбросить меня после страстной ночи, попользовался, и хватит, то знай, что ничего у тебя не выйдет! Я тебе не мальчик на побегушках! — Ты же так делал, — равнодушно пожал плечами Шастун, — Почему я не могу? — видимо крыть было нечем, — Скольких людей, что смотрели на тебя с обожанием, пустил по этому конвейеру? Скольких сердец и душ ты перемолол своим безразличием и нелюбовью? — кажется, его понесло, он все наступал и наступал, — Скольких ты сломал, уничтожил, просто потому что тебе хотелось кого-то трахнуть? Попользовался и выбросил? Сколько их было? Сколько?! — Антон резко оказался рядом и толкнул ладонями в грудь, — А самый главный вопрос, сколько раз ты так поступал со мной? — С тобой? — хриплым голосом проговорил Арсений, сделав шаг назад после толчка в грудь, — С тобой? — повторил он, заглянув в злые зеленые глаза, — Ни разу, — негромко выдохнул Попов, от куда-то взялся противный ком в горле, — Да, я не должен был уезжать, да, я не должен был тебе врать, да, я вообще не должен был прикасаться к тебе, когда ты был подростком, — он схватил Антона за плечи, чтобы тот не смог отстраниться, — Все да, но я никогда, ни одного раза, не использовал тебя для чего-то, никогда не хотел выбросить или избавиться! Потому что я любил тебя и люблю сейчас! — прокричал физик и резко подался вперед, чтобы впиться жадным поцелуем в его губы. Шастун обхватил мужчину руками и почти сразу же начал отвечать, перехватывая инициативу, но сам поцелуй продлился недолго, — Если бы я тобой пользовался, то меня бы здесь не было, — шепотом проговорил Арсений, покрывая его лицо маленькими поцелуями, — Если бы я тебя не любил, то я бы не приехал в школу и не пытался поговорить с первой минуты. Если бы ты был очередным, то я бы просто нашел себе другого. Когда физик перестал шептать слова и опять попытался поцеловать его, Шастун отстранился, кое-как выпутался из объятий и отошел к своему креслу у рабочего стола, чтобы сесть в него и о чем-то задуматься. Попову оставалось лишь затаить дыхание и ждать хоть каких-то слов или действий с его стороны. — Почему ты уехал тогда? — негромко спросил Антон, не поднимая взгляда на него. — Я думал, что не нужен тебе, — выдохнул Арсений, прошел вдоль комнаты и сел на заправленную кровать, — Я боялся своих чувств, боялся ответственности, боялся, что это будет не взаимно, — чуть тише продолжил он, смотря на свои сложенные руки, — Ты приезжал всего на пару часов, а после секса всегда уезжал, я просил тебя остаться, но ты всегда уходил, — Шастун смотрел на опущенную голову физика и внимательно слушал каждое слово, — А потом увидел тебя с Кузнецовой, как в школе, и подумал, что у тебя с ней отношения, а со мной у тебя так… Взял и согласился на эту работу, сорвался с места, думал начать новую жизнь, только в Мюнхене оказалось, что я однолюб и больше не смогу быть с кем-то, кроме тебя. Но я не мог вернуться раньше, потому что был контракт, — Попов поднял взгляд из-под ресниц на него, — Единственный плюс от работы в Европе, там была хорошая психологическая помощь, — он не смог выдавить из себя улыбку. — Ты обращался к психотерапевту? — спросил Антон, положив руку под голову. — Пришлось, — выдохнул Арсений, чуть склонив голову, — Иначе не мог найти для себя поводов жить. — Ты хоть представляешь, что со мной было тогда? — голос у Шастуна стал будто неживой, — Я так боялся опять к тебе привыкнуть, боялся, что мне будет опять больно. Не хотел прикипеть к тебе душой, потому что прошлый урок говорил, что ты можешь в любой момент исчезнуть из моей жизни. А в результате я эти семь лет, как неживой ходил, — он закрыл глаза, пытаясь собраться, — Когда Станислав Владимирович позвонил мне и сказал, что ты уезжаешь, ничего мне не сообщив, я будто умер внутри. Внешне ничего не изменилось, оболочка осталась прежней, но внутри я гнил. День за днем, год за годом, и так все семь лет. — Прости, — одними губами произнес Попов, — Прости меня, я так виноват перед тобой, — физик затараторил слова, опускаясь на колени перед ним, — Прости меня, прости, прошу тебя, прости, — с каждым словом Арсений подползал к нему все ближе, пока не уткнулся лбом в костлявые колени, — Я не должен был уезжать, — уже тихо, но отчетливо проговорил Попов, — Нужно было обговорить все с тобой, сразу же, тогда всего бы этого не было, тогда все бы сложилось иначе… — Все сложилось так, как сложилось, — выдохнул Антон, подавшись вперед, и провел ладонью по челке физика, как совсем недавно сделала Ира, — Встань, пожалуйста, — сказал он, когда Арсений поднял на него свои глаза полные сожаления, печали и любви, — Встань, а то мне как-то не комфортно, тем более мы оба виноваты. Кто-то больше, кто-то меньше, но виноваты всегда двое. Попов сразу же поднялся на ноги и судорожно стал ходить по комнате, под внимательным взглядом лингвиста. У самого Шастуна стало как-то легко на душе, будто сейчас, когда он все это говорил, сбросил большой груз со своих плеч, что носил все эти годы. Физик явно о чем-то скрупулёзно думал, даже не замечал ничего вокруг. Правду ли он сказал? Или это какая-то очередная уловка ради достижения какой-то цели? — Антон, — негромко позвал его Арсений, что остановился в двух шагах от кресла, — Я знаю, что ты сомневаешься в каждом моем слове и в каждом моем действии. Я знаю, как тебе сложно сейчас, и я знаю, какую боль тебе причинил, но я бы хотел попробовать все исправить, — кажется Попов был готов опять опуститься перед ним на колени, — Пожалуйста, дай мне шанс доказать тебе свою любовь, дай мне шанс сделать тебя счастливым, по-настоящему счастливым, дай мне шанс любить тебя. Дай нам шанс быть по-настоящему вместе… — Попов, — устало выдохнул Шастун, но сказать что-то еще не смог и не успел. — Прошу тебя, всего один шанс, — попросил Арсений, смотря на него такими глазами, что все стало ясно. Он действительно готов был сделать все, что угодно, лишь бы ему дали этот шанс. Последний шанс. А может быть Ира была права? Попов — это его крест, и только он сможет его нести.