Холодное сердце. Хранитель Леса.

      Вечер вкрадчиво уступал свое время еще юной, наливающейся силой ночи. Багрец догорающего осеннего солнца растворялся в лиловых прохладных сумерках.       Тауриэль выдохнула. Еще одна ночь. Долгожданная. Обняв себя за локти, эльфийка прислонилась спиной к стволу дерева, прикрыла веки. Вспомнила…       Это получилось случайно.       Той зимой она пошла в лес с Леголасом, чтобы соорудить новый тайник с оружием и припасами. Прошлый был разорен повстанцами. Погуляв по чаще почти сутки, эльфы замерзли, устали и обозлились, но, в конце концов, нашли полый ствол векового ясеня. Он был ничем не примечателен, однако позволял и встать в полный рост, и схоронить добра так, чтобы одеть, накормить и вооружить с десяток стражей.       Они тогда закончили к ночи. Постелили пол, выточили воздуховоды, утеплили стены лапником и надежно спрятали дупло. Умотались, продрогли, стерли руки до крови. Согрелись крепким вином из дворцовых погребов да заночевали там, разделив на двоих один плащ.       Она помнила, как он, не просыпаясь, притянул ее к себе во сне — так теплее. Как почти случайно коснулся губами рыжей макушки. Как, спохватившись, прошелестел губами еле слышное «Прости…».       Она не дала ему отстраниться. В шальной смелости Тауриэль накрыла его губы своими. Она никогда не позволяла себе мечтать о таком, не думала даже, а оттого губы эльфийского принца казались еще слаще, еще пьянее.       Если не сейчас — то никогда…       Вместо тысячи слов учащается пульс. Пальцы дрожали, путаясь в пуговицах рубашки, до слез — только не остановись, сын короля, не одумайся, не оборви это шальное мгновение. Отбрось рассудительность, забудь о принципах и запретах хотя бы на эту ночь… Пусть продлится это краткое безумие, пусть завтра все станет как раньше, только сейчас, раз и навсегда — насладиться тобой.       Под неумелыми пальцами сдалась пряжка ремня, принц встал на колени перед ней. Безропотно сдавшись, Тауриэль откинулась на спину, разметались по походному плащу тугие рыжие пряди…       Зашатался весь мир, задрожала темнота, сгорели остатки стыда, словно мотылек, прилетевший на пламя. Бесновалась метель, завывала как подстреленная, звезды потемнели на небосводе — отвернулись Валар.       Больно! Как же больно…       Очень медленно шли года. Очень быстро пролетела та ночь.       Тауриэль открыла потемневшие глаза, воспоминания прокатились по спине колкой волной мурашек, трепетное чувство заискрило по коже и поселилось в животе сладкой тяжестью ожидания.       Они никогда не обсуждали то, что происходило в этом тайнике. Никогда ни словом, ни движением не сеяли у сородичей повода для кривотолков. По безмолвному договору, по одному лишь взгляду эльфийского принца Тауриэль все понимала, уходила в лес и ждала. Она могла до окончания времен ждать его под сенью Эрин Гален — единственного молчаливого свидетеля их связи.       И он приходил. Раз за разом. Он приходил к ней…       И сегодня придет.       Шли часы. Тауриэль могла бесконечно смотреть, как тянутся к небу деревья-великаны, как облака проплывают над ними и звезды искрящимся полотном драгоценной крошки накрывают весь мир… Но не могла отделаться от мерзкого напряжения, нарастающего в груди.       Его все не было. Наступила ночь.       Эльфийка сморщилась и с досадой потерла виски. Головная боль шумела в ушах навязчиво и глухо, за затылком поселилась горячая тяжесть. Сколько времени прошло? Может, что-то случилось? Может, снова копошатся на границах оголодавшие твари и обнаглевшие солдаты? Или дело в том, что произошло сегодня в лесу? В чужаках, что сейчас отсыпаются в дворцовых лазаретах? Разве там нужен сам Леголас?       Нет.       Жаркий выдох сорвался с губ клубами сизого пара, эльфийка поежилась. Холодно. Темно. Одиноко. Тягостная маета ожидания… Этот год пролетел очень быстро. Эта ночь, казалось, тянется бесконечно.       Тауриэль знала, что эльфийский принц принадлежит кому угодно, только не ей. Своему отцу. Своему народу. Своему Лесу. На него возложена слишком большая ответственность и слишком много обязанностей, чтобы найти в плотном графике время на трепетные душевные волнения по всей строгости королевских порядков и во всей красоте лиричных баллад. Ну когда там петь серенады, когда-то оголтелые повстанцы на стены лезут, то орки, разожравшись, на границу ломятся, то олени бестолковые по весне орут дурными голосами на радость членистоногим тварям? Леголас, бывало, даже во дворец не приходил — падал на траву, не раздеваясь, и забывался коротким эльфийским сном, чтобы спустя пару часов снова бежать — разгребать беды родимого Леса.       Эльфы чутко ощущали атмосферу в лесу и улавливали малейшие изменения в природе, однако связь Леголаса с Эрин Гален была совершенно иного рода. Он чувствовал его душу. Его радость. Его боль… Это было необъяснимо и непостижимо. Он был сыном короля, а она — всего лишь девчонкой без великой родословной, дослужившаяся до капитана стражи. Тауриэль понимала все и сама выбрала свою судьбу. Незримой, молчаливой тенью ее любовь следовала за ним. Отдыхом в пути, утренней зарей, живой водой она приникала к его губам — и не просила ничего взамен…       Только быть с ней. Хотя бы ненадолго. Но он отчего-то не приходил…       Когда Итиль-Луна переплыла половину небосвода, Тауриэль металась из угла в угол, как раненая перепелка, и не могла справиться с тревогой, грызущей ее изнутри. С горьким выдохом девушка закрыла лицо ладонями. Он не придет.       Что-то случилось.       Внезапный порыв ветра принес оглушительный, сухой, безжалостно-ломкий треск ветвей выдрал ее из мутной дымки себяжаления и заставил в пару секунд забраться на ветвь, напряженно всматриваясь и вслушиваясь. Шквал бросил щепки в лицо, откинул за спину волосы и запорошил глаза пылью. Возмущенно-испуганный клекот птиц, оглушающий шум и паника среди зверей…       Тауриэль белкой взлетела на самую верхушку дерева, поднявшись выше бесконечного океана древесных крон, замерла от ужаса. В небе угрожающе-неотвратимо набухала гигантская грозовая туча. Вал клубящейся темноты, стремительная, тяжеловесная мощь первобытной стихии. Из искрящей громады черных облаков прямо в чащу тяжело опиралась, изгибаясь, плотная темная колонна.       Смерч. Сорвавшись с места вопреки всем доводам здравого смысла, Тауриэль бросилась бежать в сторону беснующейся стихии.       Сердце сказало — он там. Иные доводы были излишни.

***

      Не слыша собственный крик, Эльза в дикой, исступленной панике пыталась цепляться за все, до чего могла дотянуться. Внутренности подхватило, словно острым крюком, ветер в падении безжалостно рвал одежду и хлестал по лицу, словно бич, вытряхнув из головы все зарождающиеся крохи здравого смысла и вышибая слезы из глаз.       Эльза слепо хватила ускользающий воздух, как сильная рука сцапала ее и притянула к чужому телу. Эльф сгреб ее в охапку и крепко прижал к себе, обхватив руками. Парализованная ужасом Эльза с трудом повернула голову и обоими глазами увидела стремительно отдаляющееся небо.       Они сейчас разобьются…       Удар древесной кроны пришелся в спину эльфийскому стражу.       В гробовой тишине угасшей катастрофы падение двух тел было озвучено оглушительно-громким троекратным «хрясь». Сухим шумом трижды тряхнуло лиственную гущу, и они ухнули в огромный пушистый сугроб, взявшийся из ниоткуда, разметав по округе мелкие снежинки.       Эльза открыла глаза от того, что ее тихонько гладили по плечу теплой ладонью. Несколько секунд потребовалось ей, чтобы заметить, что ее трясет, как в лихорадке. Что она ревет навзрыд, заикаясь, мертвой хваткой вцепившись в камзол на груди лихолесца. Теплое сердце юноши дробно билось ей в ухо…       Осознав, как это выглядит, девушка спешно разжала кулаки и отпрянула от эльфа, как от прокаженного.       Вот те раз, королевская стать, идеальная выдержка… Закрыв лицо руками, Эльза попыталась спрятать слезы, как могла. Королевский протокол никак не регламентировал поведение благовоспитанной леди в ситуации, когда при падении с огромной высоты удар об землю амортизирует незнакомый мужчина… Видимо, по замыслу интеллигентного занудства королевы с небес не падают. И сестер в лесу не теряют… И вообще, королева из Эльзы — откровенно так себе.       Кое-как выбравшись из сугроба, девушка принялась сурово вытряхивать снежинки отовсюду, за демонстративной сдержанностью пряча полные влаги глаза и красный нос. Отгородившись от лихолесца пеленой из волос, она постаралась украдкой вытереть слезы. Грудную клетку сотрясало спазмами, ее колотило, пальцы не слушались… сердце билось неровно, урывками, срываясь на бешеный галоп, затмевало все звуки окружающего мира гулким, набатным звоном в ушах.       На плечи Эльзы вкрадчиво лег теплый, шерстяной плащ.       — Не стоит стыдиться слез, — произнес юноша, присев рядом.       Девушка поспешно отвернулась, пряча лицо. Меньше всего на свете ей хотелось, чтобы ее видели такой. Слабой. Испуганной до смерти. Бессильной. Разбитой… Она вовсе не такая. Он не имел права запомнить ее такой.       — Мне тоже было страшно, — негромко признался лихолесец, улыбнувшись краем губ.       Серебристый голос, словно нагретый на солнце вереск, тронул душу Эльзы прикосновением… благословением. Девушка притихла, прикрыв глаза и вслушиваясь в себя… Дыхание с каждым вздохом становилось ровнее и глубже, влажные удары сердца опускались и становились тише… Не надо плакать. Не о чем. Все живы. Все пройдет…       Эльза поймала себя на том, что неосознанно теребит пальцами пуговицу на вороте плаща. Холодную, изящную, многогранную… поймав знакомые ощущения, девушка открыла глаза и увидела пряжку — резной, белоснежный, выточенный из неведомого камня лист дерева.       Такая же, как на маминой шали.       Лихолесец поймал недоумевающий взгляд девушки, но ничего не успел сказать — сквозь пространство и время по лесу пронесся чистый, переливчатый напев призрачного зова, который Эльза много раз слышала еще в Эренделле. Обернувшись на голос, девушка поняла, что эльф смотрит в ту же сторону и весь обратился в слух…       Эльза пропустила выдох, посмотрев в его лицо, словно впервые увидела. Он, очевидно, слышал тот же зов, который вытрепал ей всю душу за последние месяцы.       Он тоже его слышит. Она не одна.       Не успела девушка вымолвить и слова, как из чащи высыпали лесные стражи, ощерившись стрелами, нацеленными прямо на нее.       — Avo garo! * — звонко приказал лихолесец, поднявшись, и выступил на шаг вперед — закрыл ее собой.       Эльза поспешно поднялась, цепляя под горлом плащ, сползающий с худеньких плеч. Недоверчиво переглянувшись между собой, стражи опустили оружие. Лица пришедших, скрытые глубокими капюшонами, были не видны. И у всех, как на подбор, — такие же плащи. Только пряжка другая, попроще.       Эльфы принялись о чем-то переговариваться на своем мелодичном, словно переливы ручья, языке. Стоя за плечом лихолесского стража, Эльза всмотрелась за спины пришедших, обступивших их полукругом. Смерч разворотил лес, поломав и потрепав деревья — некоторые были вырваны с корнями, развороченные куски обнаженной земли валялись вперемешку со сломанными ветвями…       — Смотри… — прошептала Эльза, робко тронув за плечо своего спутника, напряженно вглядываясь в темноту, освещенную выступившими звездами.       На распотрошенной поляне стояли статуи. Белоснежные статуи, как раз в том месте, куда опиралось основание ураганного столба. Вырвавшись из-за спины эльфа, Эльза мелькнула мимо стражей и бросилась туда.       В центре стояла ледяная фигура девушки, очевидно спасающей юношу. На ее плечи была накинута узорчатая шаль с бахромой. Медленно обойдя статую, Эльза недоверчиво коснулась изящного, до боли знакомого узора на ледяной ткани…       Такой же, как на шали ее матери.       — Это Идуна, — откинув капюшон, сказал воин — намного старше, чем встреченный ею юноша, но далеко не старик. Он был чуть ниже ростом, такой же стройный, только с сединой на висках. В голосе стража послышалось узнавание. — Я помню ее такой…       — Исчезнувшая… — с придыханием произнес другой. Стражи обступили статую, разглядывая ее и украдкой переговариваясь. Эльза поймала на себе неприязненный взгляд рыжеволосой эльфийки — единственной девушки среди мужского братства.       — Исчезнувшая? — не поняла Эльза, не веря в собственные догадки.       — Сестра королевы Арианы, — пояснил старший страж, с недоверием вглядываясь в снежные лица. — Она исчезла в ту ночь, когда солдаты Эренделла напали на нас.       Он задержал взгляд на Эльзе, словно что-то в ее внешности ему не понравилось. Девушка рефлекторно натянула плотнее плащ, пытаясь спрятаться в нем от чужих глаз. Почему он смотрит так бесцеремонно и укоризненно? Что с ней не так?       — А это что, сынок Рунарда? — с издевкой хохотнул другой эльф. — Помню я этого щегла. Королевич Эренделла… Как его? Агнарр?       — Это мой отец, — с изморосью в голосе ответила Эльза. — А это… — она указала на девушку, высеченную из снега, — …моя мама. Я дочь Агнарра и Идуны. Эльза. Королева Эренделла.       Стражи затихли, обернувшись на светловолосого юношу, который доселе не принимал участия в разговоре. Он стоял, словно пораженный молнией, взгляд его, оглушенный и растерянный, задержался на девушке.       Он смотрел на нее, словно на ставшее явью чудо. Веря и не веря… осознавая.       — Добро пожаловать в Эрин Гален, королева, — нарушив затянувшееся молчание, наконец вымолвил эльф. — Позвольте проводить Вас во дворец.