Чернобыль 2.0

      Сорок восемь часов до...       За свою сознательную жизнь Паша выучил много жизненных правил: одежду не сушить до образования "хруста", полы мыть не реже раза в неделю, цветы поливать строго раз в три дня и понемногу, а не когда захочется или кажется, что очередной зеленоклеточный друг начинает сохнуть на глазах. Но об одном аспекте, будучи студентом, парень регулярно забывал, за что и расплачивался в том числе в тот вечер – мыть тарелки после гречневой каши сразу.       Проклиная всё на свете, в том числе и производителей некачественного средства для мытья посуды, Паша проводил увлекательный вечер возле раковины. Музыка в наушниках надёжно заглушала посторонние звуки, потому он и пропустил появления Сергея.       Который так и замер в дверном проеме, впервые не зная, что и как говорить.       В руке находился планшет с подготовленной Сашей информацией. Записи с камер видеонаблюдения, личная информация семьи Вершининых, ребенок которых был найден мёртвым и подменен на другого – всё это предстояло обсудить с потенциальным преступником. Во всяком случае именно так его стоило бы воспринимать каждому, кто работал в правоохранительных органах.       А Сергей не мог. Как бы ни старался, не получалось смотреть на парня с подозрением. Особенно учитывая зеленый фартук, руки по локоть в мыльной пене и настолько сосредоточенное лицо, что казалось он не посуду моет, а решает проблемы мирового масштаба. Поэтому Сергей решил сперва поговорить. Без допроса, без предварительных обвинений и домыслов. Спокойно, за столом, словно ничего и не произошло, а это их очередной тихий вечер.       – Паш, – негромко позвал Сергей. Ответа не последовало. Только тогда он заметил наушники и еле уловимые басы. – Что за человек, оглохнет же к тридцати.       Подошёл поближе, несильно тыкая пальцем в бок. От неожиданности Паша подпрыгнул на месте одновременно выдёргивая наушники из ушей. Забытая в переполохе тарелка с грохотом упала на дно раковины, чудом не разбившись. И пока Сергей мужественно сдерживал смех от реакции парня, последний во всех красках расписывал свое отношения к подобным появлениям, и что вообще надо внимательнее относиться к слабым молодым сердечным мышцам, которые могут не выдержать подобных эмоциональных переживаний.       – ... и, пожалуйста, впредь больше не подкрадывайся. Серьёзно, хоть колокольчик вешай, ну нельзя же так. А если бы у меня был нож в руке? Или стекло? У меня чуть сердце не остановилось и... почему ты вообще смеёшься!?       Только тогда Сергей перестал сдерживаться и рассмеялся уже в голос. Подобное вызвало ещё большее негодование парня, но не надолго – уже через пару секунд он присоединился к нарушителю беспокойства.       Таких тёплых, беззаботных моментов в их жизни было немного, и каждый ценился на вес золота. Намного чаще они засыпали поздними вечерами за просмотром фильмов. Ни один так и не смогли досмотреть до конца, зато на утро Паша имел кучу оснований для шуток в адрес Костенко, который неизменно засыпал в неудобной позе, от чего постоянно просыпался с болью в разных участках тела.       И всего на секунду Сергей позволил себе надеяться, что и этот вечер закончится так же: мягкий диван, старый боевик, на которые постоянно фыркает Паша, но неизменно смотрит, и сон под одним пледом в теплоте и уюте. Всё это могло бы быть.       Если бы Паша не перевел взгляд на планшет.       – Ты решил выбрать что-то более современное? Отлично, а то я порядком устал от первых Рэмбо и Крепких орешков, хотя это хорошие фильмы, признаю.       – Не совсем, Паш, – лёгкое настроение мигом улетучилось. Ему на смену пришло напряжение, которое не покидало всю дорогу от офиса до дома и сейчас достигло своего пика. – Хочу поговорить кое о чем. Это важно.       Паша быстро уловил перемену в общей атмосфере. Не стал спорить или расспрашивать о деталях. Выключил воду, вытер руки и, повесив фартук на спинку стула, под тяжёлым взглядом опустился на оный.       Сергей сел напротив. Без лишних слов включил нужную запись и повернул экран в сторону Паши. Тот замер, с первых секунд видео понимая, что именно сейчас будет. Пустынная дорога без единой встречной машины. Солнце едва показалось из-за линии горизонта. Запись с видеорегистратора не фиксировала звуки, потому оставалось довольствоваться картинкой. Паша чувствовал на себе пристальный взгляд, но глаз не поднял. Ждал того, что должно было произойти через пару секунд. Видео короткое, до конца не более половины минуты.       Вот на дороге никого, машина спокойно двигается по своей полосе, а уже в следующую секунду посреди дороги появляется сам Паша. Помятый, с синяками по всему лицу, кровь на виске – все ровно так, как было в его последний день в Америке. Автомобиль вильнул, съехав с маршрута, чтобы не сбить парня, спешно тормозя. А потом выход из машины, разговор и дальнейшая поездка в посольство.       Он заблокировал экран.       С минуту на кухне стояла гробовая тишина. Сергей обдумывал дальнейший диалог на основе того, что только что увидел. А увидел он ровно ничего. Паша не выказал ни единого удивления или страха. Лишь смирение, сбивающее с толку. Словно он знал, что увидит, и был готов к любому решению мужчины. В отличие от самого последнего.       Паша и вовсе ни о чём не думал. Спокойно сидел и ждал, когда Сергей попросит рассказать правду. А он попросит, не может не сделать этого. Слишком долго они жили, закрывая глаза на откровенные противоречия в его личности. Незаслуженное доверие необходимо оправдывать хотя бы правдой. Проблема лишь в том, что его слова при любом раскладе не будут восприняты серьезно. И что делать в таком случае, Паша не знал.       – Так что, – нарушил молчание Костенко, задумчиво проводя пальцами по краю погасшего экрана, – расскажешь всё как есть? И про Киняева не забудь, уж больно странным выглядит ваше знакомство, пусть ты его и отрицаешь.       Паша еле слышно фыркнул, поморщив нос. Расскажет, куда денется. Что будет дальше уже другой вопрос, но сейчас действительно нет смысла больше молчать.       И он действительно заговорил. Начиная с той самой вечеринки. Про деньги, подкастера, Чернобыль, про многочисленные передряги по пути, про бункер и старую хижину, про машину времени и прыжок в прошлое, про самого Костенко и остальное. Всё как есть, без утайки, со всеми, самыми безумными подробностями вроде угона самолета и подрыва башни атомного энергоблока.       На весь рассказ ушло минут сорок. К концу монолога у Паши охрип голос, а сердце застучало в ушах с бешеной силой – чувствовало приближение конца привычной жизни. Дальше только неизвестность, которая пугает. Тем более, что проживать её придёться уже без Сергея, в этом Паша был уверен.       – То есть, перемещения во времени, – после недолгого переваривания услышанного, уточнил мужчина. – Припять осталась невредимой, а взрыв произошел в Калверт-Клифс. А потом вы решили всё исправить, и Никита повёз вас в США, чтобы предотвратить катастрофу, но вам помешал ребенок, который сжёг свой дом и мать.       – Его вина не доказана, скорее это несчастный случай, но в целом да, так и...       – Паш, ты себя вообще слышишь? – он посмотрел парню прямо в глаза, и в них не было ни капли сострадания. Только злость и львиная доля разочарования. – Я попросил тебя рассказать о прошлом. Объяснить, как ты оказался в Америке и что это за внезапные появления из воздуха перед машиной, – с каждым словом голос становился жёстче, громче, пока не перерос если не в крик, то точно близко к этому. Впервые за все их знакомство, не считая событий прошлого, которых для Сергея не было, Паша слышал повышенный тон в свой адрес, – а ты решил сказки посочинять!? Паша, это реальная жизнь, ты понимаешь, что одно моё слово и тебя упекут за решетку. Как минимум за незаконное пребывание на территории Соединенных Штатов, и будут выяснять кто ты вообще такой. Я хочу помочь, но ты даже выбора не оставляешь! Что ты будешь делать, когда придёться устраиваться на работу? Ты же в органы хотел, туда нельзя с профилем, где в блоке о гражданской жизни будет расписана история с перемещениями во времени. Это на психбольницу тянет, не меньше. Ты это понимаешь?!       Входящий звонок на мгновение прервал речь Сергея, вынуждая отвлечься – звонили со служебного номера. Короткий разговор омрачил лицо Костенко ещё больше, из чего Паша сделал вывод о срочном вызове. Хорошо это или плохо, Паша не знал, но после отключения телефона Костенко постарался взять себя в руки.       – Значит так, – потирая висок, сквозь зубы выдохнул Сергей, – мне надо уехать. А ты остаешься здесь. И думаешь ещё раз. Тщательнее. Когда вернусь, хочу услышать нормальную версию всей твоей жизни. Без подобного бреда про Чернобыль и прочее. Если не услышу хоть чего-то более или менее вменяемого, – запнулся, сам не ожидая, что разговор повернёт в подобное русло, но отступать поздно. Подумал, может сработать как дополнительный мотиватор, – соберёшь вещи и уйдёшь.       – Я сэкономлю твоё время, – глухо отозвался Паша, смотря в стену напротив, – уйду сегодня, только вещи соберу. Ключи оставлю на столике, дверь захлопну. Мне нечего тебе больше сказать. Ты хотел правду – я всё рассказал. Верить или нет – дело твоё.       Сергей ещё долго смотрел на парня, но тот даже не шелохнулся. Как смотрел в стену стеклянным взглядом, так и продолжил, смиряясь с произошедшим.       У Костенко же закончилось терпение.       – Цирк, – выплюнул мужчина, с силой ударяя по стене, прежде чем резко выйти из кухни. Через несколько мгновений хлопнула входная дверь. Повисла тишина. И только звон посуды в кухонном шкафчике служил кульминационным напоминанием Паши – вот теперь действительно конец.       Наше время...       Киняев убивал время подбрасыванием камня, периодически кидая его в стену, когда снаружи началось движение. Оторвался от своего занятия, задумчиво поворачивая голову в сторону источника шума. Его примеру последовали трое заложников, обмениваясь напряжёнными взглядами.       – Чуть дольше, чем я ожидал, – сам себе кивнул Киняев, поднимаясь с насиженного места. Посмотрел на "гостей", задумчиво хмуря брови. – Как-то я не подумал, что теперь с вами делать.       – Отпустить? – угрюмо усмехнулся Саша. – От нас всё равно никакого толка. Обещаем, никому ничего не расскажем.       – Интересно. Но не думаю. Практичнее будет от вас избавиться. В будущем хлопот меньше.       Приглушенный топот и голоса тем временем переросли в крики и стрельбу. Вот тогда Сергей понял: он всё-таки пришел. Каким образом так быстро, почему в одиночку, а в том, что Паша один, мужчина не сомневался, выживет ли он вообще под шквальным огнем, поскольку приспешники Киняева не стеснялись использовать огнестрельное – всё это проносилось в голове с бешеной скоростью, пока Костенко лихорадочно пытался освободить руки. Без толку, как и все предыдущие попытки, сковали их на совесть.       А потом снаружи всё стихло.       – Они отступили? – в тишине заброшенного бассейна голос Егора прозвучал как выстрел. – Что происходит?       – Не совсем, – качнул головой Киняев, приподнимая уголки губ в подобии на улыбку. Поднялся на ноги, стряхивая невидимую пыль с пиджака. – Скорее это была проверка на способности. И он её прошёл.       Сперва из дверного проема донеслись шаги. Немного неравномерные, словно шаг сбивался. Сергей не был верующим человеком, но до последнего молился, чтобы это был не Паша. Не помогло. Из тёмного коридора вышла долговязая фигура Вершинина.       Тогда Костенко понял причину странного шага – из левого бедра сочилась кровь. Шальная пуля, прошла не по касательной, но на вылет. Артерию, судя по обилию крови не задела, однако дискомфорта доставляла достаточно. Взять хотя бы боль при ходьбе. В остальном Паша выглядел точно так же, каким его запомнил Костенко. С той лишь разницей, что в нём что-то неуловимо изменилось. Появилось что-то тёмное, опасное. В чём причина такого восприятия, мужчина не понимал, зато Киняев по довольному лицу был в курсе всего и даже больше.       В свою очередь Паша первым делом осмотрел заложников. Убедился в отсутствии серьезных ран, задерживая взгляд на Сергее, но ненадолго. Гораздо важнее, опаснее, был тот, кто терпеливо дожидался внимания главного гостя.       – Итак?       – Ты меня не помнишь, – не спрашивал, утверждал Киняев.       – А должен? Я Вас впервые вижу.       – Неправда. Мы встречались. Просто ты не помнишь. Это было давно, в тысяча девятьсот восемьдесят шестом году. В Америке.       – Поверь, если бы я тебя видел тогда, ты бы..., – запнулся на полуслове. Секунда промедления и глаза расширились от понимания. – Ты тот самый мальчик? Деррик Флетчер?       – Он самый, – согласно кивнул мужчина, расстегивая манжеты. В этот момент Паша понял, что попал серьезно, намного серьезнее, чем рассчитывал. Что бы не задумал Киняев-Флетчер, он намеревался получить это любой ценой. И не важно сколько людей при этом погибнут. Охрана на входе, что попыталась помешать пройти внутрь, тому доказательство. – Хорошо, что мы выяснили, кто есть кто. Теперь можно приступить к выполнению плана.       – Какого плана?       Киняев замер, поднимая взгляд на парня. Смотрел так, словно тот не понимал прописной истины, а мужчина не хотел тратить время на пустые разговоры. Но видимо придёться, раз главный участник ещё не понял сути замысла.       – Мы возродим Зону. Усилим её. И сможем управлять ей. Разве не очевидно?

***

      – Ты хочешь управлять Зоной? – Паша подумал, что ослышался. Но Киняев оставался невозмутим, всё так же готовясь к чему-то. Что бы это ни было, ничего хорошего ждать не стоило.       – Конечно. Это же практически неисчерпаемый ресурс силы. Контроля. Ты сам всё видел, более того, можешь пользоваться её силой в полной мере. Я прав?       – Это ничего не меняет. Я не собираюсь тебе помогать.       – Ну, это мы ещё посмотрим.       Паша не успел среагировать, как Киняев резко выбросил руку в сторону, от чего острый осколок плитки взметнулся в воздух, замирая у самого горла Егора. Последний в ужасе замер, стараясь лишний раз не двигаться, чтобы не порезать кожу. Остальные ошарашено переводили взгляд с Киняева на друга, не веря глазам. И только Паша судорожно пытался разработать план действий, чтобы никто не пострадал. Кроме Киняева. Его не особо жаль.       – Думаю, так моё предложение выглядит более полным, – словно не в его руках сейчас находилась жизнь человека продолжил Киняев. – Соглашаешься – их я отпущу. Не сразу, лукавить не буду, но убивать их не будет смысла. Откажешься – и я начну избавляться от каждого по очереди. Медленно, чтобы помочь в полной мере прочувствовать ту боль, которую может испытать человек. Хотя, для большего результата стоит выбрать другую цель, не так ли?       Парящий в воздухе осколок медленно отплыл от Егора, давая возможность последнему вдохнуть полной грудью. Вальяжно покрутился в воздухе, после чего резко переместился к лицу Сергея, застывая аккурат напротив глаза.       – Убить не убьёт, но больно будет, это я гарантирую.       Стараясь не поддаваться нахлынувшим эмоциям, Паша стиснул кулаки, переводя взгляд с Костенко на Киняева. Тот не изменился в лице, но весь словно светился от самодовольства. Гадкое зрелище, которое хотелось прервать как можно скорее.       – И что ты собираешься делать, когда получишь контроль над Зоной? – про совместное управление Паша даже не задумывался. Понимал, Киняеву не нужны помощники, а вторым он быть не захочет.       – У меня много планов, – уклончиво ответил мужчина. – Да и ты не в том положении, чтобы пытаться тянуть время. Хочу услышать ответ.       Тёмная холодная материя вновь дала о себе знать где-то внутри. Ещё не в полной мере восстановилась после перемещения, но уже готова вновь прийти на помощь. Паша незаметно дернул рукой, пробуя свои силы. Мелкий кусок бетона у ноги шевельнулся. Шанс есть.       – Если я хочу подумать?       – Боюсь, у тебя нет времени, – осколок приблизился к глазу так близко, что Сергею пришлось вжаться головой в стену в попытке сохранить зрение. – Три.       Темнота внутри набирала силу, обволакивая каждую клеточку тела. Подчиняя. Усиливая.       – Два.       Я помогу, ты можешь ему помочь       – Один.       Резкий выдох. Киняев хотел направить осколок дальше, чтобы тот пронзил глаз. Не затронул череп, а лишь покалечил. Но не успел.       Паша быстрее сконцентрировал силу Зоны в собственном движении. Раньше успел выпрямить руку в сторону Киняева, резко проворачивая кисть. Одновременно с этим движением раздался глухой хруст кости.       Киняев взвыл, хватаясь за сломанную руку, неверяще глядя на парня. Осколок упал, Сергей смог выдохнуть, но перспектива остаться без глаза в ближайшем будущем пугала не так, как увиденное. Паша не касаясь человека сломал тому руку. Получается, всё, что он тогда говорил, правда?...       – Неплохо, – тяжело дыша рассмеялся Киняев. – Но ты не учёл одного фактора, – здоровой рукой дважды нажал на экран смарт-часов, смотря на стоящего напротив. – Неужели ты думал, что я пришёл только с той охраной?       Как по сигналу в помещение вбежали хорошо вооруженные экипированные бойцы. Каски, бронежилеты, автоматы и мелкая "подстраховка" – вступать в бой с такой маленькой армией – самоубийство. Впрочем, Паша не возражал. В ясности собственного рассудка после всего пережитого он точно сомневался.       – Как я понял, твой ответ "нет". Ну что ж, твоё право, – он отошёл за спины бойцов, которые тут же сомкнули ряд, надёжно скрывая командующего. Чтобы не задеть. – Огонь на поражение.       – Паша!!       Непрекращающаяся автоматная очередь оглушила. Саша с Егором видели направленные в их сторону дула. Прикованные наручниками, без возможности двигаться, у них не было шансов. Потому они смирились со скорой кончиной, но глаза не закрывали. Глупо бояться смерти, если она неизбежна.       Сергей же, не отрываясь, смотрел на Пашу. Точнее на то, что происходило вокруг. Потому что следующие несколько секунд навсегда останутся в его памяти как самое страшное событие в жизни, помешать которому он не мог. Более того, не попадись они на том треклятом задании, Вершинина бы здесь не было. И всего этого можно было избежать.       Но сейчас он наблюдал, как командир отряда взмахом отдает команду подчинённым. Как те нажимают на курки, после чего рваные очереди оглушают до тонкого писка в ушах. Как пули летят в единственного человека, которого Сергей был готов защищать до последнего вздоха. С которым был готов быть до конца жизни. Которому не поверил в самый нужный момент. Которого мог потерять прямо сейчас на глазах. Которому не сказал самого главного.       И смотрел, как Паша выставляет ладонь вперёд, после чего абсолютно все металлические шарики без исключения замирают в воздухе. Будто врезаясь в невидимую стену, погружаются в неё как в буфер, более не двигаясь. То же происходило и с огнём в их адрес. Ни один выстрел не достиг цели.       Когда бойцы поняли, что стрелять бесполезно, прекратили огонь, намереваясь перейти на более серьёзную технику. Эта заминка стоила им жизней. Развернув направление пуль поворотом кисти, Паша коротко взмахнул рукой, отправляя заряды обратно, используя их собственное нерастраченное ускорение. От нескольких пуль в корпус бронежилеты спасти могут, но когда на тебя летит волна шквального огня, шансов выжить мало. Не было их и у людей Киняева. Один за другим бойцы падали на землю, пачкаясь в собственной крови до тех пор, пока стоять не остался один Киняев собственной персоной.       Ему не было жалко погибших людей, он смотрел на них как на растраченный материал. Гораздо больше его занимали движения Паши.       – Ты давно этому научился, не так ли?       – Несколько месяцев назад.       – И никто не заметил? – ему не нужно было поворачивать голову или называть имена, всё и так было очевидно.       – Даже если бы и заметили, сказали бы что бред, – криво усмехнулся Паша. – Показалось.       – Ну а мне не показалось. Только знаешь, Паша, зря ты так опрометчиво отказался, – он поднял здоровую руку. Взгляд Паши начал осматривать пространство вокруг на предмет возможной угрозы, но ничего не было. – Мы могли править Зоной вместе. А так ты помеха. Конкурент в этой слаженной системе, построенной вокруг меня. От которого нужно избавиться.       Острая боль пронзила тело, когда часть арматуры, вылетевшей из-за окна врезалась в спину, пробивая корпус насквозь. Паша замер, пораженно глядя на железку, торчащую из груди, медленно оседая на пол. Во рту появился солоноватый привкус крови, которую тут же захотелось откашлять. Он не слышал голосов Сергея или Егора или Саши за стуком собственного сердца. Не видел, как Костенко сбивал запястья в кровь, пытаясь вывернуть руки из оков. Только шаги Киняева отдавались гулким стуков в ушах, удерживая на краю сознания. И темная материя внутри, что тянулась к ране.       – Зря ты пришёл один.       Паша с трудом поднял голову, размытым зрением всматриваясь в черты лица возвышающегося над ним мужчины. Улыбнулся, тут же морщась от боли после очередного вдоха, но взгляд не опустил.       – Кто сказал, что я один?       Киняев не сразу понял смысл слов. А когда до него дошло, огромная лохматая собака налетела на него, сбивая с ног. Удар сломанной руки о бетон на мгновение дезориентировал мужчину, но даже быстрая концентрация не помогла – острые клыки на уровне глаз заставили замереть, едва дыша.       – Зря Вы сюда приехали, дяденька, – тонкий девичий голос с вкраплениями сотен других пугал до вставших дыбом волос. Она появилась словно из воздуха, маленькая девочка с забавными косичками.       Медленно шла по краю бассейна, пока не обратила внимание на скованных людей. Наклон головы – и наручники упали, освобождая пленных. Сергей даже не задумывался над такими вопросами "как?" "почему?" "кто это?". Едва не упав вновь из-за затекших ног, он кинулся к Паше острожно прижимая к груди. Его товарищи опустились на колени рядом.       – Прости, что не рассказал раньше, – прохрипел Паша, понимая, что с каждым словом крови становится только больше.       – Дурак, молчи лучше, – руки дрожали, пока он гладил светлые пряди, не зная, чем помочь. Взгляд Саши с Егором отчётливо напоминал – с таким ранением не живут. Но мозг отказывался принимать этот факт как данность. Сердце впервые вторило ему, сжимаясь от боли. – Пожалуйста, скажи как тебе помочь.       – Киняев...       – Да забудь ты про него, сейчас важнее...       – Нет, Киняев, – не в силах договорить, Паша повернул голову в сторону поваленного мужчины.       Над ним уже возвышалась Лена, по-детски сложив руки за спиной. Задумчиво рассматривала лежащего, а на лице отражался такой мыслительный процесс, любой взрослый позавидует.       – Я давно за тобой наблюдаю, – вдруг сказала девочка. На последнем слоге в голосе отчетливо промелькнул мужской тон, от чего присутствуюшие, не знакомые с Зоной, вздрогнули. – Ты ходишь здесь, словно хозяин. Что-то придумываешь, строишь. Так, будто это твой дом. Мне не нравится.       – И кто ты такая, чтобы я спрашивал у тебя разрешение? – прошипел Киняев, тут же меняя тон, стоило псу зарычать. – Очередной отросток этой аномалии?       – Так ты не знаешь? – светлые брови картинно взлетели вверх. Глаза расширились от удивления, а потом она рассмеялась. Заливисто, живо, и всё равно с оттенком чужих голосов. Так, будто не одной ей смешно. – Вы такой большой, а главного не поняли. Я не "отросток" и не дитя этой аномалии. Я и есть аномалия. Я это Зона.       Эти слова стали для Киняева приговором.       – Ты хотел подчинить меня себе. У тебя плохие мысли. Злые, ты не хочешь помогать другим, тебе нравится думать только о себе. Мне не нравятся такие люди. И я не могу тебя отпустить, ты слишком опасен, – она задумалась, прислонив пальчик ко рту. Нахмуренные брови снова выгнулись, но теперь уже в ликовании. Идею она нашла. – Но я могу оставить тебя здесь! Мне скучно одной, только Друг рядом, – проведя рукой по спутанной шерсти пса, поделилась девочка, – а иногда так хочется поговорить с человеком! Ну что, ты согласен?       – Остаться и жить изгоем тут? Под присмотром малолетки? – рассмеялся Киняев. А потом резко взмахнул здоровой рукой.       Бетонный блок, до этого момента державшийся на честном слове под потолком обрушился вниз аккурат на то место, где стояла Лена. Паша дернулся было к ней, но кольцо из рук Сергея надежно фиксировало парня на месте.       Впрочем его помощь не понадобилась. Когда осела пыль, девочка все так же стояла, только теперь на том самом бетонном блоке. Невредимая, немного недовольная, но в целом ожидающая подобного.       – Так я и думала, – покивала сама себе, картинно вздыхая. – Тогда у меня нет выбора. Друг, – пес навострил уши, внимая голосу хозяйки, – убей его.       Дальнейшее Паша предпочёл бы не видеть, но жизнь редко выполняет его пожелания. Потому им пришлось наблюдать, как огромная собака с арматурой в боку вгрызается острыми клыками в горло Киняева. Как последний хрипит от боли, всеми силами пытаясь оттолкнуть от себя животное, но не получается. И как руки падают на пол, а глаза так и остаются открытыми, неподвижными блюдцами смотреть в пустоту. Последний хриплый вдох заглушил довольный вой пса.       Тем временем девчушка приблизилась к раненому, задумчиво рассматривая рану. Не остался без внимания и Костенко, не сводящий недоверчивого взгляда с крохотной фигуры и с каждым ее шагом прижимающий Пашу к себе всё сильнее. Она внезапно улыбнулась ему, поднимая руки в знак мира.       – Вытащи её.       – Что? – не веря своим ушам переспросил Сергей. – Он же умрёт от потери крови, как же...       – Ты хочешь, чтобы он жил? – переспросила девочка и, получив утвердительный кивок, повторила. – Вытащи её. Я помогу.       Проклиная всё на свете, стараясь не вслушиваться в стон боли, Сергей вытащил кусок металла, тут же отбрасывая в сторону. Паша буквально провалился в его объятия, переводя взгляд на Лену. Конечности уже не чувствовались, как и боль как таковая. Только немение и сильная усталость. Хотелось спать.       – Не закрывай глаза, – забавно растягивая гласные, подёргала его за руку Лена. – Ты мне нравишься, Паша. Ещё с того момента, как первый раз ступил на мою территорию. И сейчас помог с тем неприятным человеком. Поэтому я хочу помочь.       – Так помоги, чего ты ждёшь? – не выдержал Сергей, чувствуя как слабеет пульсь на сонной артерии.       Но девочка покачала головой, продолжая смотреть на Пашу. Ждала его решения.       – Чего ты сам хочешь? Подумай, я могу выполнить абсолютно любое желание, но только одно. Выбирай с умом, Паша. Но торопись. У тебя не так много времени.