Часть вторая
— В этом мире живёт великое множество представителей различных рас. И, разумеется… Сучковатое полено, метко зарядив барду по затылку, наконец-то вырубило нудный бубнёж. — Задолбал, — как ни в чём не бывало отряхнул руки Куроо и вернулся за стол к булькающему пивом Бокуто. — Скучно. Слышь, бро, давай расслабимся? — Давай, но я первый. — Чего это сразу ты? Извечный спор, мгновенно набравший обороты, привлёк внимание забулдыг облюбованной неразлучной парочкой забегаловки. Ещё бы! Жаркие дебаты по поводу «жертвы» и результатов мало кого оставляли равнодушными. Куроо с Бокуто, конечно, не профессиональные критики, но мнение этих шебутных полукровок весьма уважали в определённых кругах, а их забавы с суккубочками не раз заставляли разношёрстный народ завистливо присвистывать, делать ставки и следовать советам. Для верности стоит заметить, что забавлялась эта парочка не только с суккубочками, но и не брезговала развлечься с инкубчиками, постоянно препираясь между собой на тему сисек-членов. За всё время так и не придя к единому мнению, Куроо с Бокуто всякий раз истово отстаивали свои позиции, в конце концов завершая спор привычным орёл-решка. Кому везло — выбирал «жертву» и первым приступал к её апробации, а другому оставалось только ждать и довольствоваться вторым местом. Но рецензии от этого менее интересными не становились: пошлые, откровенные и подробные — они ещё ни разу не повторялись и… не совпадали во мнениях. Казалось бы — лучшие друзья! А вот по предпочтениям в постельных утехах настолько разные, что ценители смачных подробностей никогда не уставали спорить-доказывать, насколько Куроо развратнее, а Бокуто техничнее. Объекты пристального внимания в таких случаях только хмыкали и тянулись пустыми кружками к бармену — уж что-что, но хлебнуть халявного пивка они всегда «за». Вот и сегодня, отчаянно заскучав, Куроо по старинке предложил Бокуто развлечься, показательно отщёлкнув серебрушку пальцами и проследив за её полётом до замызганного пола. Серебрушка покрутилась-позвенела и нахально застряла в щели, выпятив вверх ребро. — Акааши, — выдал неожиданное Бокуто и набычился, хмуро разглядывая белые хлопья непонятно чего плавающего на дне кружки. — Рехнулся? — яростно замотал головой Куроо отодвигаясь от друга-самоубийцы подальше. — Нас же Суга, шипелка змеючая, живьём проглотит и не подавится! — Ты не понял, бро. — Бокуто в два мощных глотка выцедил пиво и протянул кружку пробегавшему мимо подавале, выразительно намекнув широкими, вразлёт, бровями налить чего покрепче. — Мы обещали. А он говорил, что к тому типу как раз по двое ходят. А, ну да. Певчая рыбка — как его там? Ойкава? — опустившая Акааши ниже плинтуса и посмевшая заигрывать с Сугаварой. Куроо нахмурился вслед за Бокуто. Акааши — один из немногих, допущенный в личный круг бро-дуэта, а потому защита его репутации — дело чести. И как только этот Ойкава вообще посмел покуситься на самое дорогое для Акааши — Сугавару! Он ведь так долго боялся к тому подойти и признаться — а вдруг не любит? И лишь случайно узнав о способностях сирен проявлять чужие желания, рискнул эту самую сирену найти, привести к нему в весьма говорящую обстановочку Сугавару и таки получить долгожданное признание… Расплатившись подорванной репутацией и вечным смущением Сугавары, прятавшим лицо от любого прохожего под глубоким капюшоном. И они с Бокуто клятвенно пообещали Акааши поставить зарвавшегося инкубчика на место — раком, с членами во рту и заднице, — в процессе отобрания подписки о неразглашении и принесении официальных извинений. Каким образом они буду воплощать последнее, Куроо с Бокуто ещё не придумали, но были уверены, что оно как-нибудь само сообразится по ходу дела. — Вот сегодня и пойдём. — Бокуто громко рыгнул перегаром и запястьем вытер пенные «усы» над губой. — Рас-с-слабимся! — Бро, ты бы на «ерша» не налегал, — довольно осклабился Куроо, подмигнув другу. — Нам ещё мстить и трахать, трахать и мстить, охо-хо!***
Ойкава готовился к ночи. Духота мазала кожу потом, но в комнате достаточно прохладно — магический климат-контроль никто не отменял, — так что Ойкава не парился по поводу внешнего вида, да и для впечатления сегодняшних клиентов использовал водостойкую косметику. Никаких излишеств, только глаза: синяя подводка утолщёнными стрелочками у внешних уголков, голубовато-серебристые тени, тушь для выразительного объёма и без того пушистых ресниц, кончики которых украсили мелкие звёздочки. Готово. Идеально. Ойкава вздохнул, последним штрихом укладывая художественным беспорядком чёлку, и вышел из-за ширмы, прикрывая за собой цветастыми створками личное пространство. Свою громадную водно-смазочную кровать он решил перевести в режим фиксированного положения — веселиться-развлекаться, перекатываясь по волнам и балуясь вздувающимися пузырями, почему-то не хотелось. Эх, вот бы попались сегодня какие-нибудь терпеливые, нежные, настроенные на долгую прелюдию клиенты, и чтобы обязательно восхищались Ойкавой, преклоняясь перед природной красотой… Так. Нужно срочно с Яку помириться, а то подкинет ему каких-нибудь пьяных уродов, которые не то что глаза, член не заценят — будет весьма обидно. Чисто символически прикрывшись полупрозрачным парео, Ойкава решительно направился к дверям, но те распахнулись раньше, жесточайшим перегаром шибанув в нос вонью дешёвого пойла, которым, судя по глазам, эта парочка заливалась не первый час. Нечто тревожное полоснуло по нервам бритвой. Ойкава пригляделся к торчавшим из-под верхних губ коротким клыкам и узким полоскам-зрачкам в жёлтых глазищах. Позорно пискнув, он разом растерял всю самоуверенность, попытавшись закрыться в комнате на все замки и заныкаться даже не под, а в кровать-матрас. Не вышло. Богомерзкие полукровки-ёкай, на которых очарование сирен не действовало и отбивалось рикошетом чужих чувств, протянули свои загребуще-когтистые лапы раньше.***
— Ку-уда-а?! — взрыкнул Куроо, первым ворвавшись в комнату к «жертве», ловко перехватив того за живот, приподняв и прижав вяло сопротивляющееся тело к боку. — Круто! — восхищённо присвистнул Бокуто, на обозрение которому досталась выпяченная голая задница. — Бро, нас тут явно ждали, х-ха! И я буду первым, ик, воспита-а-ателем. Пока Куроо тащил Ойкаву к кровати, Бокуто времени даром не терял — мгновенно стянул с себя штаны, пару раз дрочнул налившийся кровью член и сходу вставил его в маячившую перед глазами задницу, придержав ягодицы огрубевшими от частого махания мечом пальцами. — Да пиздец, бро! — возмутился Куроо, которому теперь приходилось тащить к кровати не только выпучившего глаза Ойкаву, но и дёргавшегося хаотичными толчками в его заднице Бокуто. — Охренел?! — Не-а, — сквозь участившееся дыхание просипел тот. — Там… так… клёво. Х-хо. — Ойкава наконец оказался на краю кровати: отпущенный Куроо, но придавленный тушей Бокуто. — Горячо, ик, скользко, мягко… — Бокуто не на шутку разошёлся, дёргая Ойкаву на себя и вонзаясь внутрь с такой силой и скоростью, что, казалось, трахает он не только инкубчика, но и несчастную кровать. — Еба-а-ать, бро, я ща кончу! И таки кончил, с шумом выдохнув лепестки пламени из лёгких и закатив от удовольствия загоревшиеся зелёным глаза. Семя потекло из задницы Ойкавы даже до того, как Бокуто извлёк из пульсирующего раскрытым нутром ануса член. Полюбовавшись результатами трудов своих праведных и подмигнув немного прихуевшуму от такой скорости развития событий Куроо, Бокуто пошло причмокнул влажными губами и завалился на кровать. — Всё? — с «милой» клыкастой улыбочкой поинтересовался Куроо. — Не. Я обратно. Бокуто потянул на себя находившегося в каком-то ступоре Ойкаву, усадил сверху лицом к себе и демонстративно повёл бёдрами, открыто намекая на продолжение. Не дождавшись от Ойкавы никаких действий, Бокуто игриво щёлкнул его по носу, приподнял и в одно движение насадил на по-прежнему колом торчавший член. Ойкава автоматически поёрзал, устраиваясь поудобнее, но к процессу так и не приступил, зачем-то обернувшись к Куроо и встретившись с ним взглядами. И в этот самый миг Куроо понял, что пропал. Окончательно и бесповоротно. Он смотрел на Ойкаву и умирал от захлёстывающего тело и разум возбуждения, погружаясь в мир греховных фантазий и водоворот утопающих в слезах карих глаз — выразительно прекрасных в своей обиде, беспомощности и мольбе, отражающихся в расширенных чёрными точками зрачках. — Куроо, ты чего? — встрепенулся Бокуто, заметив, как тот завис в трансе, обхватив ладонями лицо Ойкавы. — Эй, бро… Куроо, демонов тебе в зад! Заебал со своими заёбами! Я трахаться хочу, а не… Куроо отключился от возмущённых воплей, но на всякий случай закивал и быстренько отошёл в сторону, судорожно раздеваясь и не переставая завораживать Ойкаву взглядом. Последними на пол полетели штаны, гулко звякнув карманами, забитыми мешочками с деньгами. Заметив, как вздрогнул и облизнулся Ойкава, Куроо широко осклабился, протянул низкое «м-м-м» и шагнул к кровати. — Любишь золото, да? — манящим шёпотом обласкал он веером трепыхнувшееся ухо Ойкавы и наклонил на себя так, чтобы тот и на члене Бокуто сидеть остался, и спиной откинулся на кровать, свесив голову с краю. — Акааши рассказывал, я помню. — Купаясь в ощутимо полыхнувшем от Ойкавы ужасе, Куроо перекинул ногу и навис пахом над его лицом, одной рукой придержав за голову, а другой медленно погладив твёрдый ствол потёкшего смазкой члена. — Получишь всё и даже больше. — Коснувшись головкой приоткрытых губ, Куроо с нарастающим удовольствием проследил, как согласно-покорно раскрывается рот, и плавно ввёл член внутрь, скользнув по высунувшемуся языку и задев нёбо. — Но меня ты будешь ублажать о-о-очень долго, влажно и громко. — Затолкнув член в глотку по самый яйца, Куроо на миг обернулся и проинструктировал: — Бро, ты там тоже не зевай, эта рыбка должна у нас запеть и обкончаться так, чтоб на всю жизнь запомнить правильное составление рецензий. — Не вопрос. — Бокуто встряхнул резким толчком тело Ойкавы. — А где у него тут смазка, не видел? — Бро, не тупи и посмотри на кровать. — Под треск вспоротого короткими, но острыми когтями матраса Куроо вытащил член изо рта Ойкаве, дав тому возможность немного отдышаться. — Да не рыпайся, — усмехнулся он в ответ на злобный всплеск эмоций во взгляде, — починишь потом. Тебе сейчас не о кровати беспокоиться надо, рыбонька. И тот всё-всё прекрасно понял: Куроо видел, чувствовал и буквально впитывал подушечками пальцев беспокойство и готовность Ойкавы, растирая по его щекам слёзы и пока ещё медленно проталкивая в рот член до упора. Горловой минет — это вам не шутка, но инкубчик должен быть подкован в таких вещах, главное, чтоб рыдать не забывал. А это Куроо ему обеспечит. Уложив руки на затылок Ойкавы, он задвигал бёдрами, чётко фиксируя отсутствие хотя бы малейшей возможности отвернуться или перетянуть инициативу. Подхватив ритм, задвигался и Бокуто, не мешая Куроо, не забывая о себе и хлюпая смазкой в кулаке, надрачивающим член Ойкавы. Отрешившись от реальности, Куроо сосредоточился на растянутых губах, трепетавших короткими и частыми выдохами узких ноздрях и огромных глазах — менявших цвет от карего до золотистого, дрожавших звёздочками ресниц и дорожками слёз по «стрелкам» толстой подводки. Прекрасно, возбуждающе, сла-а-адко. Оттянув голову Ойкавы чуть вниз, Куроо навис над его лицом и практически под прямым углом задолбился в горло, вгоняя член глубоко-глубоко и не обращая внимания на рвотные позывы. Захлюпала слюна, обильно потёкшая по щекам и подбородку, член во рту обволокло приятно-слизкое тепло, а попытки сглатывать добавили остроте ощущениям… А где-то там, далеко-далеко, в задницу Ойкавы втрахивался Бокуто, заставляя поплывшего от нехватки воздуха инкубчика издавать невнятные звуки занятым горлом. Но Куроо нравилось, он просто с ума сходил от всхлипов и уже на полном серьёзе потёкших слёз, и не меньше психовал от необходимости вынимать член, позволяя Ойкаве отдышаться, сглотнуть или кончиком языка вытолкнуть излишки слюны. Медленно, глубоко, наслаждаясь каждым моментом, Куроо ещё чуть-чуть растянул удовольствие и, решительно выкинув из головы пораженческие мыслишки кончить прямо здесь и сейчас, с трудом оторвался от мягких губ, тут же заменив член мокрыми от слёз пальцами. Нажав на язык, погладив его подушечками и чувствительно прижав кончиками когтей, Куроо заставил Ойкаву — ну до чего же понятливый инкубчик! — обсосать солёные пальцы, осторожно их вынул и сомкнул на своём члене. Открыто намекая на не скорое окончание, он позволил Ойкаве немного понаблюдать за успокаивающей накал страсти мастурбацией, а потом в одно движение отодвинулся от него и подтолкнул в спину, отправив в объятия к Бокуто. — О боже! — с невыразимым облегчением выкрикнул Ойкава, когда затёкшее от долгого пребывания в неудобной позе тело закололо разбежавшейся по венам кровью. — О-о-о, а-а-а! — Чего это он? — поинтересовался забравшийся на кровать Куроо, заметив, как дёрнулся прикрывший глаза Ойкава и ошарашенно уставился на него Бокуто. — Кончил, — коротко резюмировал тот, со странным выражением лица рассматривая голубоватую сперму на своей ладони. — Не, ну ваще… А голос, бро? Ты слышал его голос?! — А то! — Подцепив когтями скрученное в жгут на талии Ойкавы парео, Куроо без проблем разорвал мешающуюся ткань, стащил Ойкаву с Бокуто и развернул к себе. — Небось, магию использовал, дурень? — С преувеличенной заботой Куроо осторожно вытер его лицо, смахнул остатки спермы с живота и перекинул тряпку Бокуто, искавшему, обо что бы вытереть руку. — Вот и получил отдачу. Теперь понимаешь, насколько сильно я тебя хочу? Ойкава мелко-мелко закивал, Куроо довольно улыбнулся и, попытавшись придвинуться ближе к Бокуто, коленями хлюпнул по вытекшей и разорванного матраса смазке. Всё добродушие махом слетело. Почему-то показалось противным «плавать» в излишках маслянистой субстанции. — Почини эту грёбаную кровать, живо! — рык в лицо тут же засуетившегося Ойкавы. — А по-моему, прикольно, — цокнул языком Бокуто, принял сидячее положение, набрал пригоршню смазки и смачно впечатал ладони в спину взвизгнувшего от неожиданности Ойкавы. — Гляди, каким скользким получается, — продолжил восторгаться Бокуто, равномерно растягивая гель по телу Ойкавы. — И давай уже на место возвращайся, я ещё не всё. Куроо с насмешкой на губах подтолкнул скуксившегося Ойкаву к Бокуто, взглядом указав, чтоб сел к тому спиной. Проследив, как Ойкава, придерживая рукой за основание, насаживается на член Бокуто, Куроо, подхватив идею, собрал с матраса смазку и растёр её по груди Ойкавы, когтями задевая соски и мелкие чешуйки. Какой же всё-таки красивый, гадёныш. — Классно, бро! — донеслось из-за спины широко раздвинувшего ноги Ойкавы. — У него тут плавнички такие забавные… И чешуйки, м-м-м… По тому, как зажал себе руками рот Ойкава, Куроо понял, что Бокуто нашёл себе новую игрушку, оказавшуюся весьма чувствительной — вон как у Ойкавы лицо искривилось и опять слёзы к глазам подступили. О-о. Это он зря. Показать Куроо именно эту слабость, значит, подписать себе вечный приговор на исполнение его извращённо-эротичных фантазий. — Хор-р-роший мой, — грудным голосом заворковал Куроо, у которого от экстаза даже клыки удлинились. — И заставлять не пришлось. Подпрыгивающий на члене Бокуто Ойкава умоляюще посмотрел в глаза Куроо и пару раз моргнул, но добился лишь нервной дрожи в протянутых к его ушам пальцах и участившегося дыхания. Куроо резко выдохнул в ответ на трусливо прижавшийся к голове Ойкавы веер уха, аккуратно поддел его когтем, заставив распрямиться-заиграть-радугой, и лизнул. Стон, дрожь, всхлип. Куроо напрягся, но не прекратил свои изыскания, настойчивым языком щекоча тонкие перепонки. Ойкава боялся. Это не просто ощущалось на физическом уровне, это вязкой смесью страха и возбуждения витало в воздухе. В груди затрепеталась несвойственная Куроо жалость, но остановиться он уже был не в силах. С трудом сдерживая рвущуюся наружу животную страсть, Куроо перестал терзать чувствительное ухо Ойкавы и приник в поцелуях к прекрасным глазам, выпивая слёзы и языком очерчивая контуры подводки. Ойкава тихонько постанывал, судорожно сжимал его плечи и горячим дыханием опалял кожу. Куроо царапнул клыками чешуйки на скулах, большими пальцами провёл по щекам, губами накрыл чужие искусанные губы и с глухим стоном углубил поцелуй, не разрывая контакт взглядов. Рычащие выдохи Бокуто, прижавшийся к груди Ойкава и собственное возбуждение не позволили долго наслаждаться солёным и неожиданно страстным поцелуем. Куроо резко отпрянул и поднялся на ноги, без проблем удерживая равновесие на неустойчивой опоре. И лишь когда член оказался у Ойкавы во рту, он облегчённо выдохнул и привычно задвигался, на этот раз позволив Ойкаве самостоятельно выбирать глубину проникновения и устанавливать ритм. Демоны ада! Отсасывал тот изумительно, да ещё и всхлипывать не забывал, крепко-накрепко запомнив, что именно нравится Куроо. Вот же блядская натура! Это достойно если не восхищения, то уж награды — точно. Куроо облизнулся, вынул член, напоследок мазнув головкой по припухшим губам, чмокнул Ойкаву в уголок глаза, смахнув слезинку, и опустился на колени, удобно разместив их по бокам от ног Бокуто. С усмешкой посчитав, сколько раз за минуту Бокуто в коротких рывках подкинет постанывающего инкубчика, Куроо, уловив паузу, пригнулся и позволил члену Ойкавы оказаться у себя во рту. Чёртовы клыки мешались, а клубничный привкус смазки раздражал, но награду Куроо отменять не собирался, с чёткой целью мгновенно доводя Ойкаву до оргазма. Пока тот выгибался и мелодично стонал, Куроо отплёвывался от гадкого привкуса смазки и наблюдал, как следом за напрягшимся всем телом Ойкавы кончил Бокуто — второй раз, между прочим! Сволочь. — Блядь, — не выдержал Куроо, тыльной стороной ладони недальновидно вытерев язык и добавив ягодной приторности. — Ну почему со вкусом клубники? Почему не кальмары, крабы или, там, скумбрия жареная?! Почему всегда грёбаные бананы или клубника! — Мне нравится, — надулся расслабленно валявшийся на Бокуто Ойкава, тут же зажав рот и со стоном прогнувшись. — Ой-й-й… — Чего разойкался? — хмыкнул Куроо, глядя на вернувшийся к Ойкаве стояк. — Я же обещал, что мы тебя до суха выжмем, рыбка певчая. А теперь… — Всю нерастраченную страсть и жажду обладания Куроо без колебаний выпустил из-под контроля. — Моя очередь! Язычки пламени вырвались из-под верхней губы, глаза вспыхнули первобытным огнём. Куроо резко перехватил ноги Ойкавы под коленями, раздвинул до упора и ткнулся головкой в истекающий смазкой и спермой анус, где всё ещё торчал член Бокуто. Безжалостно напирая, Куроо нетерпеливо перекинул одну ногу Ойкавы себе на плечо и пальцами помог растянуть эластичные стенки, мгновенно протолкнув член на всю длину. Наплевав на участившиеся всхлипы Ойкавы, пропустив мимо ушей ворчание Бокуто, он от зашкаливающего удовольствия выпустил когти и прикрыл глаза, на мгновение позволив себе потеряться в ощущениях, подстроиться, привыкнуть и… задвигаться. Бокуто прав — это охуенно! Тесно, влажно, горячо и интригующе — долбиться в растянутый анус, скользя по члену Бокуто. Главное, чтоб Ойкава не рыпался — тихонечко себе бревном полежал, не мешая (активно порезвиться они ещё успеют), да постанывать и всхлипывать не забывал. Толчки усилили резкость — трахать измождённого Ойкаву оказалось безумно возбуждающе! Куроо захлёстнуло океаном эмоций, окунуло в безумие страсти и подстегнуло желание безостановочно долбиться в одуряюще тесное нутро. Ещё и ещё, прижимаясь теснее, проникая глубже, загибая Ойкаву в такую позу, что откровеннее некуда. Член Бокуто выскользнул, член Куроо со всех сторон сжали упругие мышцы, Ойкава напрягся и обнял Куроо за шею, притянув к себе за поцелуем. Осмелел, что ли? Куроо тряхнул головой, оцарапал клыками мягкие губы и выдавил стон облегчения в согласно приоткрытый рот. Оргазм ошпарил низ живота, скрутил в камень и без того поджавшиеся яйца и зачастившими спазмами излился горячей спермой на промежность Ойкавы. Хороша рыбка, что тут скажешь! Куроо скатился с Ойкавы и расслабленно завалился на кровать, утягивая того на себя: приятно в истоме чувствовать животом чужой стояк и ощущать на себе тяжёлое, гладкое и скользкое от смазки тело. Он осторожно поскрёб когтями плавнички Ойкавы на спине и игриво прикусил дрогнувший веер уха. Сбоку раздался громогласный храп. Куроо заржал, под конец зайдясь в икоте и даже прослезившись — неописуемо-уморительное выражение лица в край возмущённого Ойкавы позабавило. — Хер-ик-ня, — выдавил из себя Куроо, утерев слёзы. — С пивком, ик, перебрал. Но ты не переживай, — предвкушающая улыбка-оскал, — минут через десять очнётся и продолжит. В глазах Ойкавы загорелись мстительные огоньки. У-ти, какой лапочка! Куроо сорвался в дыхании, по коже разлилось тепло — первые признаки возбуждения. — И ты только представь — десять минут! — Ленивыми поцелуями Куроо обласкал горло и ключицы Ойкавы. — У нас с тобой, м-м, есть ещё целых, м-м, десять минут. Мстительные огоньки в глазах Ойкавы улетучились, уступив место покорности судьбе и неожиданному предвкушению. Куроо заинтересованно облизнулся и подмигнул, не к месту подумав о том, что Акааши — дурак. Как можно было променять эту отзывчивую рыбку на хладнокровную змеюку? Ну да и хрен с ним, Куроо больше достанется. Расслабляться он только начал!***
Рецензия состояла из картинок, точнее, двух портретов клыкастых, с горящими жёлтыми глазищами полукровок-ёкай — брюнетом и блондином, между которыми нервным почерком жирно-красная надпись пугала коротким «Увидел — беги!» А чуть ниже, в уголочке, мелким курсивом: «10 из 10, но насчёт блондина не уверен, не до конца распробовал».***
Удивительно, но рецензия не писалась. Куроо пожевал и без того измочаленный зубами деревянный кончик стилизованного пера, скосил взгляд на Бокуто, убедился, что тот тоже медитирует над чистым листом, и вздохнул. Но высказать наболевшее он не успел. Бокуто первым смял лист, швырнул его куда-то в сторону камина и уставился перед собой. — Я чё-то не понял, бро, — покаялся он, печально разглядывая пустую кружку из-под пива. — Я тоже, — с облегчением кивнул Куроо, невольно облизнувшись при воспоминании о бесконечно-прекрасных глазах с прозрачно-голубыми слезами. — Повторим?