Странный разговор
Ушиджиме всегда нравился кабинет Тендо — просторный, с минимальной обстановкой и огромными окнами. Немного странно для кабинета главврача частной клиники, но таков уж Тендо — ему масштаб требовался во всём. Стоя у окна, Ушиджима безразлично рассматривал редких пациентов, прогуливавшихся под ненавязчивым надзором медперсонала. Красивый парк, тенистый, с лавочками, садом камней и небольшим прудом. Но сейчас Ушиджима не мог в должной мере оценить всей его прелести. Он сосредоточился на предстоящем разговоре с Тендо — единственным другом, кому он мог раскрыться, прекрасно зная, что тот никогда не воспользуется ситуацией. — Что за коробочка? Своеобразные интонации в голосе Тендо частенько отталкивали от него людей, что очень забавляло, в первую очередь, самогó Тендо, и без того отпугивающего новых знакомых нескладным видом, дикой причёской и пронзительным взглядом глаз навыкате. Он поставил на стол две кружки и шагнул к окну, на миг показавшись Ушиджиме каким-то мифическим монстром — солнце, запутавшись в красно-рыжих волосах, создало вокруг головы Тендо нереальный нимб, пугая потусторонней чуждостью. — Ух ты! — Тендо, непонятно когда успевший отобрать коробочку и раскрыть её, восхищённо присвистнул, заценив дорогущий браслет из золота и платины. — Это мне? А за что? Нет, я, конечно, и на «просто так» согласен, но, Вакатоши… — Это для Гошики. Мне надо извиниться, — вздохнул Ушиджима и забрал подарок. — Извиниться? — Тендо как-то неожиданно весь подобрался и проницательно взглянул на Ушиджиму. — Больше похоже на отступные. — Он задумчиво погладил пальцами по губам и прикрыл глаза. Придя к какому-то выводу, Тендо, взмахнув полами халата, резко развернулся, подошёл к столу и взял одну из кружек, делая маленький глоток. — Вакатоши, что с тобой происходит? Влюбился, что ли? — Он просто пошутил, подначивая на откровенность, а потом снова встретился взглядами с Ушиджимой. — Ой-ёй, приплыли. Рассказывай. О чём? Ушиджима не знал, с чего начать. С провала у Гошики, когда он не то что поцеловать, обнять не смог омегу, с которым встречался последние три года? С того, что Ойкава в халате на голое тело ему по ночам снится? Или вспомнить о том, что на работе Ушиджима уже два дня не появляется? Надо просто начать с главного — со своего позора. — Это глупо. — Ушиджима с силой потёр переносицу и отвернулся к окну, заложив руки за спину. — Понимаешь… — Пауза опять затянулась, но он точно знал, что Тендо будет молчать и ждать до последнего. — Постоянно думаю о нём, хочу быть рядом, прикасаться и не только… — Короткая и несвойственно-страстная тирада оборвалась под удивлённым взглядом. Ушиджима резко остыл и задал, пожалуй, самый важный на данный момент вопрос: — Я ненормальный? — Вакато-о-оши, — манерно протянул Тендо, закатил глаза и скуксился: ну как можно не понимать очевидного! Впрочем, это же Ушиджима, ему только в лоб и без прикрас: — Влюблённые люди все немного ненормальные. — Губы растянулись в предвкушающей улыбочке. Тендо хотел подробностей, а потому требовалась провокация: — Ещё спроси, лечится ли это, хе. — Ты не понял, — и бровью не повёл Ушиджима, с какой-то невесомой болью во взгляде уставившись в глаза Тендо. — Он альфа. И встречается с другим альфой. — А я бета, но люблю встречаться с омегами, — мгновенно парировал Тендо, а потом до него дошло. — Как это — альфа? Нет, подожди, ты запал на альфу?! Ушиджима не стал отвечать. Он молча взял предназначенную для него кружку с чаем и опёрся бёдрами на столешницу, вновь задумчиво уставившись в окно. — Не понимаю. Да у тебя же альфа-самцовость зашкаливает так, что… — Тендо замолчал и прикусил нижнюю губу, впервые за долгое время не в силах подобрать нужные аргументы. — Он хоть красивый? Ушиджима кивнул, залпом допивая чай — перед глазами вспыхнуло изображение голого Ойкавы: бледная кожа, отлично развитая мускулатура, поджарые ягодицы и безумно красивые бёдра. И ещё эта его улыбочка! Во рту пересохло, Ушиджима даже ком в горле сглотнуть не мог. Хорошо хоть с возбуждением удалось справиться (не хватало только стояком опозориться). — А второй? — Ушиджима непонимающе уставился на Тендо. — Ты говорил про второго альфу. — Обычный. Альфа как альфа. — Он пожал плечами и зачем-то добавил: — Голытьба. — Тогда отбей, — загорелся Тендо и замахал руками, наворачивая круги по кабинету. — Нет, ну а что? Если твой красавчик спит с другим альфой, то почему бы и не с тобой? Глядишь, трахнешь разок да успокоишься. Не всё ж течных омег тискать… Чего морщишься? Я тебе друг, а не жених, чтоб смущаться, и врач, а не простой обыватель, — Тендо криво усмехнулся, — потому и называю вещи своими именами. — Я не могу! — Ушиджима подался вперёд, плотно сжимая губы и стискивая кулаки. — Это не-нор-маль-но. — Если кто-то особо умный думает, что я его стояк не заметил… — Хватит! — Тогда прекращай ныть! Наверное, зря он этот разговор затеял. Тендо не понял. Да и как альфу поймёт бета, который даже запахов не чует? А от Ойкавы и незнакомого альфы пахло одинаково. Почти. То самое неуловимое почти, заставлявшее инстинкты Ушиджимы бесноваться словно перед… омегой. Новое открытие повергло в шок. Ушиджима застыл на месте, совершенно напрасно позабыв про Тендо. — Кстати! Я могу твоего Гошики реквизировать? Словив повторный шок, Ушиджима в полной растерянности уставился на Тендо. — Что? Ты ему браслетик, а я ему минетик. — Откинув голову и обхватив себя руками, Тендо громогласно расхохотался. — Ой, не могу-у-у, ха-ха! Ты бы себя видел! — Всхлипывая и утирая слёзы, Тендо повис на плече Ушиджимы, пытаясь успокоиться. — Ну всё, всё. Расслабься. — Он отстранился и задорно подмигнул. — Зато у тебя вселенская скорбь на роже больше не отсвечивает. И не надо так выразительно на меня смотреть, я же пошутил! — Я пойду. На пороге кабинета Ушиджима повернулся и кивнул на прощание, закрывая за собой дверь и не замечая, как весёлость на лице Тендо сменилась задумчивостью. — А может, и не пошутил, — отрешённо гладя в потолок прошептал тот, хладнокровно планируя соблазнение собственного счастья.Катастрофа — версия 1.0
Омеги закончились. Охренеть! Скажи кто Ойкаве, что омеги-ботаники имеют свойство заканчиваться, рассмеялся бы в лицо. Но факт оставался фактом — больше «допрашивать» некого. — Это катастрофа. Ойкава вцепился в волосы и потянул пряди в стороны, склоняя голову к столешнице. — Да брось ты сокрушаться, — попытался его подбодрить Ханамаки. — Я Маттсуну дал задание найти иногородних. — Он тут же воодушевился, заметив интерес Ойкавы. — Мы согласовали с Ушиджимой, что фирма поможет подыскать жильё и оплатит половину стоимости, так что… — Вы видели Ушиджиму? — невольно вырвалось восклицание, прежде чем Ойкава успел сообразить, что и у кого спрашивает. — Слушай, — всплеснул руками Ханамаки, — ты вообще в состоянии думать хоть о чём-то, кроме Ушиджимы? Его имя на тебя действует совершенно невозможным образом — напрочь из реала вышибает. Влюбился, что ли? Ха-ха-ха! — заржал Ханамаки, прекрасно понимая дебилизм собственного предположения и не догадываясь, насколько верным оно могло оказаться. — Ого! А я без телефона. Маттсун, эй, Маттсун! — заорал восхищённый Ханамаки, откровенно пялясь на красного как рак Ойкаву. — Я занят, — донеслось сквозь приоткрытую дверь кабинета. — И что это за растение у меня на столе? Растение? Ойкава с Ханамаки переглянулись, синхронно пожали плечами и, не в силах справиться с любопытством, наперегонки рванули в приёмную. На столе Матсукавы в длинном белом лотке на высоких подпорках красовалось… Вот уж действительно — растение! Ойкава засмеялся. — Кру-у-уто! — прищёлкнул языком Ханамаки, игнорируя стоящего рядом Тсукишиму. — Что это? — некультурно ткнул пальцем Ойкава. — Solanum lycopersicum, — сквозь зубы проговорил Тсукишима. — Для ущербных разумом — помидоры или томаты. И никто ничего не успел ответить, как в приёмной образовался самый настоящий бардак. Откуда-то перед Ханамаки материализовался разносчик пиццы: рыжий-рыжий, вихрастый, с парной серьгой в левом ухе, лучистыми медовыми глазами и яркой улыбкой. С громогласным «Хэй-хэй! Здорóво, парни!» он без стеснений подвинул лоток и сгрузил три коробки на край стола, голодным взглядом прикипев к, мать их, томатам. — Они синие! — звонким голосом констатировал очевидное этот… Ойкава пригляделся и тихонько охнул: мало того, что на рыжем парне красовалась не менее рыжая форменная одежда, так ещё и аура у этого шебутного омеги оказалась оранжевой. Ну как есть — мандаринка! Ойкава улыбнулся и тут же вздрогнул от раздавшегося за спиной мелодичного голоса. — Простите, я без приглашения. — Нервно теребивший пальцами «зелёный» парень (Ойкава не успел переключиться с ви́дения) мялся у порога, бессистемно переводя взгляд тёмных, по-омежьи волооких глаз с одного из присутствующих на другого. — Хината сказал, что у него есть пропуск, вот я и… — Какого чёрта у доставщика пиццы вообще пропуск оказался? — взвился Тсукишима, отталкивая рыжего — очевидно, того самого Хинату, — от овощей «всей его, тсукишимовской, жизни». — И что вы, — взгляд на сжавшегося у порога омегу, — здесь забыли, тц? — Так ведь… объявление, — залепетал тот с такой преданностью и виной во взгляде, что даже Ойкаве захотелось обнять его и успокаивающе погладить по голове. — Я только записаться не успел… Простите, — тихо и убито. — Можно мне на собеседование? Ямагучи Тадаши к вашим… — И полосатые! — не обращая ни на кого внимания, продолжал восхищаться Хината, мелким шагом подкрадываясь к ценному экспонату. — Как только получились такие?! — Стандартной практикой последовательного подбора томатов-партнёров, — ответил… Ямагучи! Он подошёл ближе и немного рассеянно осмотрел тёмно-синие помидорки с фиолетовыми прожилками. — Плюс органические удобрения, подкормка и профилактика. Но что конкретно было использовано, не скажу. — Он задумчиво выпятил губы и почему-то покраснел, отчего веснушки на его щеках засияли, словно звёзды на ночном небе. — Скорее всего, перекись водорода, нашатырный спирт, сыворотка и молочный коктейль с добавлением борной кислоты, марганцовки и йода. И наверняка биопрепараты, возможно, Гаупсин… — …Трихофит, Скарадо-М и секрет фирмы, — прервал его Тсукишима, внимательно всматриваясь тому в лицо и перехватывая заинтересованно блестевший взгляд. — Именно из-за него сформировались фиолетовые прожилки, но остаётся неясным… — Не трогай! — завопил подтянувшийся на шум Кагеяма, первым заметив, как в парочку смачных «хрум-хурм» синий помидор исчезает во рту Хинаты. — Это экспериментальный образец, дубина! — Ой. Ой-ёй-ёй-ёй! — схватился за живот Хината, сгибаясь в три погибели и панически оглядываясь по сторонам в поисках туалета. — Чего стоишь, придурок? Помоги! Ханамаки с Матсукавой заржали, отступая в сторону и расщедриваясь на едкие комментарии вслед орущей друг на друга парочке. Тсукишима с Ямагучи о чём-то отчаянно заспорили, перемежая научно-заумные слова цыканьем и бесконечным «простите». А Ойкава… Ойкава молчал и улыбался. В груди бушевала такая ядрёная смесь чувств, что хотелось кричать. Облегчение вперемешку с тоской щипало в носу подступающими слезами, а невозможность понять, что с ним происходит, ужасала первым пришедшим в голову объяснением — близилась течка. Хотя какая там течка. Режим давно сбит, последствий практически никаких, но эмоциональная нестабильность присутствовала всегда. Вот и сейчас радость от подвернувшегося случая найти подходящих омег то и дело сменялась грустью — он закончил свою работу, а значит… Ойкава вздохнул. Матовая зелень ауры Ямагучи едва-едва, но впиталась первыми «лучами» в солнечную ауру ничего не подозревающего Тсукишимы, а ускакавшие в туалетную комнату Кагеяма с Хинатой вообще в один присест намертво слиплись краями аур, стоило им только прикоснуться друг к другу. И на этом фоне прозрачно-розовые Матсу-Маки идеально гармонировали и уравновешивали. Ойкава, как и всегда, безупречен в подборе кадров. — Ханамаки, как Хината вернётся, уговори его сменить работу. На должности курьера эта батарейка будет незаменима. — Ойкава ещё раз утверждающе кивнул в ответ на приподнятую бровь и подошёл к Ямагучи, вежливо притрагиваясь к его предплечью и привлекая внимание. — Ямагучи-сан, вы приняты. С испытательным сроком, разумеется. С полными условиями контракта вас ознакомит Матсукава. В кармане пиликнул телефон. Чёрт. Неужели прошло шесть часов с момента последнего приёма таблеток? Ойкава мысленно выругался и поспешил вернуться в кабинет — пенал-контейнер он засунул в ящик стола. Набрав по пути воды из стоявшего в углу приёмной кулера — молодцы Матсу-Маки, подсуетились! — Ойкава закрылся в кабинете и, облегчённо выдохнув, закинул в рот очередную убийственную порцию. Всё-таки он оказался прав — близилась течка. В пояснице заломило, а едва ощутимое возбуждение резью поселилось в паху. И это только начало. Через пару дней боль станет невыносимой, но и на этот случай у Ойкавы всегда припрятано обезболивающее, так что… ничего страшного. Привычно. — Ойкава? — раздался голос за дверью. Принесла же нелёгкая! Вот почему он появляется всегда, когда не нужен? Быстро плеснув в кружку мятный чай и спрятав контейнер с таблетками в карман халата, Ойкава открыл дверь и вымученно улыбнулся. — Извини, решил немного передохнуть, — отсалютовал он кружкой с чаем Ушиджиме. — Тебе налить? — Не стоит. Нормально заваривать ты так и не научился, — без намёка на улыбку отказался тот от «заманчивого» предложения. — Ну-у, исправиться уже не обещаю, — почему-то занервничал Ойкава, отступая и отгораживаясь от Ушиджимы столом. — Я закончил с работой. Завтра приду с контрольной проверкой, отчитаюсь и… Всё.***
Короткое и ёмкое «всё» Ушиджиму практически убило. Наверное, именно этим и можно объяснить то безумие, которое за ним последовало. Решительно приблизившись к Ойкаве, он отрезал пути отступления, прижав по бокам от него руки к столу и склонившись к лицу. — Сходи со мной на свидание. Ужас, затопивший взгляд Ойкавы, отрезвил и озадачил одновременно. Что он такого сказал? Для Ойкавы не должно быть шоком подобное предложение, он с другим альфой ужé встречается. Так почему? — Я знаю про того… другого альфу. Ужас перетёк в откровенную панику, Ойкава чуть ли дышать не перестал. Ушиджима отстранился, легонько его встряхнул и недоумённо уставился на прижавшуюся к груди ладонь, даже сквозь слой ткани почувствовав, какая она горячая и влажная. — Пожалуйста. Я прошу. Иначе просто сойду с ума. Ойкава долго и отрешённо смотрел на свою руку, а потом подался вперёд и резко его оттолкнул. Ушиджима не стал противиться, позволив Ойкаве сбежать; он глубоко вздохнул, прикрыл глаза и сжал кулаки, стараясь не сорваться следом. — Этого разговора не было. — Голос безжизненный и сухой. — Завтра закончу с делами, и мы тихо-мирно разойдёмся. Оставшись в одиночестве, Ушиджима бездумно протянул руку, взял кружку, из которой пил Ойкава, и в глоток прикончил остатки чая, внезапно понимая, что сейчас ему необходимо выпить что-нибудь покрепче слабенькой мятной водички.***
— И я правда-правда могу остаться? — в тысячный раз повторил Хината. — Кру-у-уто! Настоящая работа! — Ну-ну, не расслабляйся, — снисходительно хмыкнул Матсукава, невольно поддаваясь чужому восторгу. — Бегать тут придётся не меньше. Но с зарплатой не обидят, это уж точно. — Он протянул договор Хинате и уточнил: — Ознакомься дома и приходи завтра с утра, оформим всё как полагается. Хината сцапал бумаги, повертел их и сунул в сумку разносчика. Сияя улыбкой как начищенная иена, он достал из той же сумки бутылку вишнёвой колы и какой-то пластиковый бутылёк. Выкатив на ладонь белую капсулу, Хината тут же закинул её в рот и запил колой, довольно морщась. — Та-а-ак, — нахмурился Матсукава, отмахиваясь от только что подошедшего Ханамаки, — что это такое, Хината? Нам калечные тут не нужны. — Что вы, Матсукава-сан! — округлил тот глаза и яростно замотал головой. — Это я… это…— Хината отчаянно покраснел ушами, от волнения кусая губы и пытаясь подобрать слова оправдания. — У меня течка скоро, — собрался он наконец с духом, — а это так, баловство. Для омег придумано, чтоб ощущения усиливать и реакции обострять. Но принимать надо за неделю до начала. Зато потом так прикольно… — Всё-всё, — скривился Матсукава, — избавь меня от интимных подробностей. Дай сюда, проверю. — Хината надулся и нехотя протянул бутылёк. — И нечего на меня зыркать. Я нá слово только Ушиджиме-сану поверю, а не всяким рыжим недомеркам. — Эй! А рост тут при чём? — вспыхнул Хината, набычился и сжал кулаки. — Знаете, какой я шустрый? И прыгать ого-го как высоко умею! — Да-да, охотно верю, ты наш Маленький Гигант, — вновь окутался добродушием Матсукава, переглядываясь с Ханамаки. — И не строй из себя разобиженного, а то поделюсь твоим секретом с Кагеямой. — Н-не надо с Кагеямой, пожалуйста, — неожиданно занервничал Хината. — Можно мне домой? — Валяй. И чтоб с утра был здесь ещё до нашего прихода! — Матсукава понадеялся, что Хината его всё-таки услышал. Дождавшись, когда дверь закроется, он склонил голову набок и скосил хитрый взгляд на Ханамаки. — Ты подумал о том же, о чём и я? Закончив читать мелкий шрифт противопоказаний, Ханамаки разулыбался, довольно сощурился и снял с крючка на стене у двери халат, которым пользовался Ойкава. Матсукава кивнул, глядя, как из кармана Ханамаки достал знакомый контейнер с добавками «для красоты». Он ещё с час назад заметил, как Ойкава вылетел из кабинета Ушиджимы с таким выражением лица, будто за ним все демоны ада гнались. Неудивительно, что в таком состоянии Ойкава забыл про свои драгоценные добавочки. И теперь просто сам бог велит им напоследок подшутить над самоуверенным альфой. — Может, передумаем? — вскинул бровь Матсукава, наблюдая как Ханамаки вытряхивает на стол таблетки из контейнера. — Да ни в жизнь! — по-тсукишимовски цыкнул тот, открывая оставленный Хинатой бутылёк.Предвестник бури
Он знает. Ушиджима знает про Ивайзуми. Господи! Что же он подумал про Ойкаву, если даже на свидание позвал? И ведь не побрезговал, да и… Как вообще Ушиджима, весь такой правильный и брутальный альфа, решился встречаться с другим альфой? Или про то, что Ойкава омега, он тоже догадался? Ойкава завыл в подушку, до боли в пальцах стискивая её уголки. — Эй. — На спину легла тяжёлая рука. Надо же. За собственными стенаниями он и не заметил, когда вернулся Ивайзуми. — Пойдём прогуляемся, где-нибудь поужинаем. Хочешь рамен? Я бы не отказался. Ойкава всхлипнул и развернулся, мгновенно пересекаясь с горевшим искренним участием взглядом. Как он объяснит Ивайзуми случившееся? — Я… я… — Не паникуй. — Ивайзуми осторожно убрал с его лба чёлку и ласково провёл пальцами по щеке. — По лицу вижу, что не стóит спрашивать. Захочешь — расскажешь. А сейчас отрывай свою задницу от постели, и пошли вкусно-вкусно ужинать. Противиться этой доброй улыбке Ойкава никогда не мог. Сгоняв до ванной умыться и сменив рубашку на футболку, он — посвежевший и почти-на-позитиве — закрыл дом и вприпрыжку догнал медленно шагавшего по улице Ивайзуми. Они болтали обо всём и ни о чём. Ойкава рассказал о работе, посмеявшись вместе с Ивайзуми над Хинатой, просветил друга о синих помидорах и пожаловался на жару. Ивайзуми не остался в долгу и с гордостью поведал Ойкаве о том, что нашёл работу в порту — почти на постоянной основе, всё остальное будет зависеть только от него. Ойкава расфыркался и пренебрежительно отозвался о тех, кто посмел сомневаться в безупречности Ивайзуми. Тот мгновенно пригрозил удушением подушкой, если Ойкава вздумает припереться к нему на работу со своими «мемуарами о лучшем друге» (бывали прецеденты). Ойкава с независимым видом вздёрнул подбородок, забыв, что лапшу ещё не проглотил, и тут же поперхнулся. Ивайзуми с удовольствием и явным садизмом заколотил его по спине, заверяя хозяина безымянной забегаловки, что дело не в рамене. Вечер плавно перетёк в начало ночи, когда Ивайзуми с Ойкавой медленно прогуливались по тупичковым улицам, смеясь и забавляясь в негласной игре «Кто первым найдёт выход». — Простите… — Тихий, но очень красивый голос не позволил им окончательно впасть в детство, заставив остановиться и обернуться. — Вы не поможете… Какой хорошенький! На голову ниже Ивайзуми, изящный, с тонкими чертами лица и высветленными на концах чёрными волосами, прикрывающими щёки и едва задевающими плечи. Ойкава мысленно присвистнул: глаза у незнакомца невероятно потрясающие — огромные, с «кошачьим» разрезом и даже, казалось, светились жёлтым в темноте. Ойкава моргнул и понял, что это просто отблеск с экрана телефона, в который незнакомец чуть ли не носом уткнулся. Весьма прелестный, кстати, носик. Хихикнув в кулак, Ойкава сосредоточился и… чуть было не отшвырнул от него Ивайзуми. Робкие лучики ртутно-серебристой ауры Ивайзуми трогательно тянулись к незнакомцу, буквально на глазах впитываясь по краям в его — приглушённо-красную. Нет! Только не это. Ойкава занервничал, запсиховал и пропустил вопрос от Ивайзуми. Тот, почуяв неладное, крепко схватил его за локоть и предупреждающе встряхнул. — Ойкава! Я говорю, что домой пора. Козуме-сан прогуляется с нами. Они куда-то пошли, но Ойкаве всё равно — куда, паника потерять Ивайзуми вот-вот грозила перерасти в очередной приступ. Но он честно старался держать себя в руках, несмотря на то, что с каждой секундой ему казалось, ещё чуть-чуть, и Ивайзуми растворится, исчезнет, бросит одного… — Козуме-сан немного заплутал. Ты ведь знаешь этот район! Тупики от застроек чуть ли не ежедневно образуются. Ойкава знал. О вообще, много чего знал. Как и то, что этого Козуме нужно пинками гнать от Ивайзуми, который нет-нет, да обернётся и посмотрит, не отстал ли, не потерялся… — Можно просто Кенма, — продолжил вбивать гвозди в крышку своего гроба «просто Кенма», потому что Ойкава уже не кипел возмущением, а начинал вибрировать рвущимся из груди рыком ненависти. — Мне так привычнее. И бог знает, чем бы всё закончилось, если б они не вышли на людную улицу с её магазинами, потоком машин и светом реклам. «Просто Кенма» что-то сказал Ивайзуми, слабо улыбнулся — р-р-ры! — и махнул рукой в сторону парковки, тут же к ней направляясь и кивая на прощание. Ойкава заторможено проследил за тем, как тот, добравшись до парковки, успокаивающе похлопал по руке здоровенного амбала в чёрном и исчез в салоне лимузина, дверь которого предусмотрительно перед ним распахнули. Ну ничего себе! Злость схлынула, рот в изумлении приоткрылся. — Тихий, милый и… — …богатый. Ойкава переглянулся с Ивайзуми, и они дружно расхохотались. Вот только в смехе Ивайзуми Ойкаве почудилось какое-то напряжение. Так. Всё. Надо отвлечь Ивайзуми, да так, чтоб к утру он уже и думать забыл об этом «котёнке». Ойкава потянул Ивайзуми в сторону дома, по пути болтая о всякой ерунде и не давая тому ни шанса вставить хоть слово. Вот только за очередным поворотом, припарковавшись к бордюру, их ждал тот самый лимузин и подпиравший пассажирскую дверь со стороны водителя амбал. — Прошу прошения, — обратился он к Ивайзуми и поклонился, протягивая визитку. — Козуме-сан просил передать. Ивайзуми молча взял картонку и вопросительно посмотрел на амбала, но тот лишь качнул головой и вернулся к машине. Утробно фыркнув, лимузин бесшумно отъехал, вливаясь в основной поток. Ивайзуми до последнего вглядывался в затонированные стёкла, а потом поднёс к глазам визитку, секунду полюбовался оформлением и перевернул карточку. Ойкава заглянул ему через плечо и вновь захлебнулся негодованием. «Я согласен попробовать». И чуть ниже — номер телефона.Катастрофа — версия 2.0
Ойкава не выспался. Мало того, что Ивайзуми беспокойно ворочался, постоянно принюхиваясь и бурча что-то про запах конфет, так ещё и грёбаная течка не вовремя изломала тело очередной порцией боли. А если учитывать, что перед сном он не смог найти контейнер с таблетками и пришлось довольствоваться лишь болеутоляющим, то неудивительно и отвратительное настроение. Запасы с блокаторами-гормонами давно истощились, их поставка ожидалась через три дня, а остатки таблеток благополучно пылились где-то в карманах рабочего халата. Наскоро умывшись, утренние привычки Ойкава отмёл злобным стоном, с трудом дождался положенного времени и рванул в офис на такси. С Ивайзуми разговаривать не хотелось, видеть его тоже тяжко — в период течки у Ойкавы всегда так, но подобного обострения даже он не ожидал (наверняка виноват этот подозрительный «просто Кенма»!). Гр-р-р… У входа в лабораторию Ойкава оказался в рекордно короткие сроки, но далеко не первым — в углу перед дверью тихо посапывал уткнувшийся лицом в колени Хината. Плевать. Трясущимися руками Ойкава достал пропуск, залетел в приёмную и схватился за халат: нашарил в кармане контейнер, не глядя высыпал в рот таблетки и шагнул к кулеру, от напряжения в скрючившихся пальцах сминая стаканчик и обливаясь водой. Уф. Подождать минут двадцать, и станет легче. Застегнув халат, Ойкава устроился за столом Ханамаки, недобро так посмотрев на мгновенно стушевавшегося Хинату, и откинулся на стуле, постаравшись расслабиться. Вдох, вы-ы-ыдох. Внутренности плавило жаром, а задницу пеклó так, что Ойкава заподозрил в ней всё ещё живую способность выделять смазку. Вдох, вы-ы-ыдох. Надо справиться с возбуждением, последствия которого давно не приносили удовольствия: в яйцах и члене резало болью настолько сильно, что Ойкава и об эрекции успел позабыть, не говоря уж про оргазм. Вдох, вы-ы-ыдох. Ивайзуми он об этом не говорил. В первые годы Ойкава, конечно, не забывал о сексуальной жизни, правда ограничивался только бетами — всегда оставался шанс, что омеги его раскусят, а к альфам он и сам не совался. А потом начались проблемы. Вдох, вы-ы-ыдох. Да, можно было попросить Ивайзуми — он и так всегда и во всём помогал, — но для Ойкавы невыносима даже мысль о том, что ему напомнят об истиной сущности: пальцами, членом, вибратором — без разницы. Он не омега! Нехорошо. Ненужные мысли приведут к печальным последствиям, а он обещал Ивайзуми. Обещал… Ну почему же так хреново?! Хотя нет. Ойкава прислушался к себе: боль постепенно утихала, но рези в паху полностью не исчезли, как и пожар в заднице. Ерунда, терпимо. Подождёт пару-тройку часов и чуть пораньше примет вторую дозу. Главное, чтоб Ивайзуми не узнал. Ойкава открыл глаза. Оказывается, в приёмной уже суетились Матсу-Маки, слишком подозрительно-выжидательно поглядывая в его сторону, но не решаясь беспокоить. В углу на стуле вертелся Хината, что-то сминая в руках и противно «чпокая» розовой жвачкой. Со стороны послышался резкий окрик Тсукишимы и тихое «простите». Понятно. Все на месте и все… раздражали! Чёрт с ними. Побыстрее закончить с проверкой, отчётом, потом найти Ушиджиму и попрощаться. Ойкава встряхнулся, потянулся, подмигнул Хинате и пошёл в лабораторию, поманив рыжика за собой. Тот бодрячком поскакал следом, настороженно сбавив ход только перед стеклянной дверью, вполне обоснованно опасаясь нагоняя. Но «ботаники» внимания на них не обратили, строенной кучкой согнувшись нам чем-то, похожим на квадратный арбуз, и активно перебрасываясь малопонятными нормальному человеку словами. Ойкава довольно обласкал взглядом изменившиеся в цвете по краям ауры Тсукишимы с Ямагучи, чертыхнулся от невозможно порыжевшей синевы Кагеямы (жуткие оттенки, но основа долгосрочных отношений чуть ли не языком ощущается), а потом мотнул головой на учёных Хинате и кивнул, ещё раз подтверждая неуверенный тычок пальцем — мол, иди-иди, прикрою. Хината и пошёл. Ямагучи от неожиданного приветствия тут же благополучно уронил очередную банку-склянку, с испугу завалился на Хинату, толкнул Тсукишиму и… Пока вся эта замечательная куча-мала извинялась-материлась на полу, Ойкава от души ржал над Кагеямой, коршуном нависшим над арбузом и прикрывшим его растопыренными пóлами халата. Тсукишима прав — цирк, да и только! Сработаются. Ойкава покинул лабораторию, намереваясь закончить в кабинете с бумагами. Проверять совместимость Матсу-Маки с остальными не имело смысла — они идеальны. Во всём. В голову закралась мысль, что неплохо бы и дальше продолжить общение с этими нестандартными бетами и, возможно, даже подружиться с ними, но… впускать в свою жизнь кого-то помимо Ивайзуми страшно, а признаваться в собственном несовершенстве — ещё страшнее. Ойкава рукавом отёр пот со лба, улыбнулся мимоходом Матсукаве и закрылся в кабинете, закопавшись в файлах-бумажках. Куда подевались четыре часа, Ойкава и понять не успел, но работой остался доволен: подтвердил квалификацию-рекомендации Ямагучи, приукрасил биографию Хинаты, идеализировал Матсу-Маки и не забыл похвалить себя любимого. То что надо! Ещё бы не было так душно. В который раз вытерев рукавом лицо, Ойкава наконец-то задумался над несоответствием — кондиционер исправно работал, а ему всё равно жарко. И не просто жарко… Ойкава пулей вылетел из кабинета и рванул в туалет, перво-наперво прикипев взглядом к зеркалу: лицо красное, губы иссохли одышкой, белки какого-то нездорового оттенка, и что-то липкое в… Да быть того не может! Заперевшись в кабинке, Ойкава стянул штаны-трусы и запустил руку между ягодиц, в полном охренении уставившись на испачканные очень густой и вязкой смазкой пальцы. Не может быть, не может быть, не… Ойкава всхлипнул и закусил губы, пальцы вновь уткнулись в сфинктер — распухший и саднящий, пульсирующий болью на любое прикосновение. Как же так?! Вытерев промежность бумажными салфетками, Ойкава застегнулся, вышел к раковинам и тщательно умылся. Посмотрел на своё отражение, криво усмехнулся, достал контейнер и запил таблетки набранной в сложенные горстью ладони водой из-под крана. Срочно домой. Но сначала — найти Ушиджиму, сдать отчёт и получить чек. Правда выловить в теплицах не отвечавшего (это он специально, не иначе!) на звонки Ушиджиму оказалось не так-то просто. Вот, казалось, все его видели только что, но этот «человек-невидимка» умудрялся испариться до того, как на него наткнётся Ойкава. А если ещё и размер теплиц представить, то неудивительно, что в шестой по счёту к Ойкаве даже тля приближаться боялась. Два часа! Он уже два часа собачкой бегает за Ушиджимой и совершенно, мать его, случайно натыкается на этого гада в виноградниках, средь лиан которых Ойкава умудрился заблудиться! — Ты-ы-ы! — обвинительный тычок пальцем и быстрый шаг. Но Ушиджима как стоял столбом, рассматривая что-то у себя в руке, так и не шелохнулся под громогласным воплем. Ойкава фурией приблизился, оскалился и, изумлённо выдохнув, уставился на крупную гроздь винограда: словно скульптурная композиция, выложенная знаменитым художником, смотрелась эта гроздь на широкой ладони, крупными ягодами «обнимая» длинные пальцы. — Экологически чистый продукт. На данный момент — первоклассная разработка наших… — Задумчивость и некая отрешённость Ушиджимы внезапно сменилась серьёзностью; он пристально посмотрел на Ойкаву и протянул руку: — Попробуешь? — Сорвав продолговатую, прозрачную до мелких косточек ягоду, он поднёс её ко рту Ойкавы. Тот заторможено-долго разглядывал зажатую кончиками пальцев виноградину, а потом на каких-то совершенно невероятных инстинктах обхватил ягоду губами, мазнув языком по горчившим солоноватой кожей пальцам, и затянул в рот, тут же раскусывая и жмурясь от слегка приторного, но освежающе сладкого вкуса. Облизав губы, Ойкава неожиданно осознал, что лизнул не только свои, а в следующий миг напор усилился, и чужой язык смело, по-хозяйски нагло, втянул его в поцелуй. Изумительно. Невероятно. С Ивайзуми так целоваться не получалось. Мелькнувшее в вялых мыслях имя выдернуло из глубины нереального возбуждения, возвращая к реальности и… тупой пилой разрывающей внутренности боли.Браво
Такого ужаса Ушиджима за всю жизнь не испытывал. Готовясь сжать Ойкаву в объятиях, он внезапно вздрогнул от раздавшегося стона, далеко не похожего на стон удовольствия. Ушиджима неверяще уставился на лопающиеся сосуды в глазах напротив и заструившуюся из носа кровь. Где-то на периферии слуха в гарнитуру закричал Матсукава, с чьей помощью Ушиджиме и удавалось избегать встречи, к которой он ещё не был готов. А Ойкава в это время падал, захлёбываясь кровью и загибаясь в конвульсиях. Только сейчас Ушиджима понял, что тот и изначально-то здоровым не выглядел, но почему-то замечать очевидного не хотелось. Упасть Ойкаве он не позволил. Плевать на кровь, на непомерную тяжесть обмякшего тела — на всё! С такой скоростью к выходу из теплиц он ещё никогда не бежал. Но холодный разум, даже заходясь в панике, непонимании и отчаянии, спокойно выдавал инструкции. Матсукава, заткнись. Отправь Хинату с ключами от машины на стоянку. Ханамаки, хватит выть о каких-то таблетках и что «мы не хотели». Потом разберёмся. Позвони Тендо. Со мной не связывай, пусть ждёт с бригадой медиков и организует вип-палату. Всё. Утихните и не отсвечивайте. Одного взгляда на бледного Хинату хватило, чтоб тот ринулся заводить машину, пока Ушиджима укладывал на заднее сидение хрипло стонущего Ойкаву. И лишь оказавшись за рулём, Ушиджима заметил, что рука, которой он перехватывал Ойкаву под коленями, в крови. Но ведь кровь сочилась только из носа, что же за?.. Потом, всё потом. Рубашка и нагрудный карман комбинезона и так испачканы, но вытереть руку о брючину — не проблема. Проблема в потоке машин и пробках. Но Матсукава вёл его по трассе с педантичной точностью, в кратчайшие сроки позволив доехать до клиники. А там его уже ждали. …Тендо не появлялся, никто ничего не объяснял, но Ушиджима терпеливо сидел рядом с операционной, старательно не думая о запахе мяты: нежном, терпком, сводящем с ума запахе… омеги. Может, это только для него Ойкава пах именно так? Может, это обоняние «сломалось», выдавая желаемое за действительное? А может, «сломался» сам Ушиджима? — Вакатоши, твою мать! А? Чего? Ушиджима подорвался с места. — Спокойно, дружище, спокойно, — медленно отклонился от него Тендо, вытянул руку и сжал плечо, не позволяя больше приблизиться. — Давай так. Ты приводишь себя в порядок, я провожаю тебя до палаты Ойкавы, а там и поговорим. Ферштейн? Вот и ладненько. Благо у Тендо всегда заготовлено для Ушиджимы необходимое, так что сменить одежду и умыться — не проблема. Как только сам не сообразил? Впрочем, неудивительно. В душé Ушиджимы творился ад, растворяясь в раю предположений о том, что Ойкава… Тендо подтолкнул его в сторону палаты и недовольно фыркнул. — В общем, так. — Они стояли у больничной койки, где спал Ойкава, беспокойно дёргая рукой с воткнутой в вену капельницей. — Твой альфа оказался омегой. И мой тебе совет — беги от этого придурка как можно дальше. А вот это уже выходило за рамки предполагаемого. Ушиджима, тяжело задышав, сузив глаза и сжав кулаки, развернулся к Тендо. — Объяснись. — Синдром отрицания сущности, слыхал о таком? — и не подумал тушеваться или отказываться от выбранной позиции упрямо вскинувший подбородок Тендо. — Даже если и нет, — он взял паузу, вздохнул и с жалостью, но прямо и открыто посмотрел в глаза Ушиджиме, — это тело практически… тело. Труп, если нужна ясность. Лет десять как минимум травил себя блокаторами и гормональными. Месяц-два, и начались бы необратимые процессы, а через полгода, и это я ещё преувеличиваю, смерть. — Тендо провёл рукой по лицу и продолжил: — На мой взгляд, лишь необъяснимая случайность спровоцировала сбой в организме и дала этому идиоту призрачный шанс. — Заметив, как вскинулся Ушиджима, Тендо безжалостно припечатал: — Просто остаться в живых. В мозгах у этого полудурка ничего не изменится, поверь. Ушиджима не верил, всё ещё — не верил. Что за синдром, какая случайность? Или… В ушах эхом раздались стенания Ханамаки. — Проверь его одежду, там должны быть таблетки. — Уже. Что за хрень, не знаю, но в лабораторию отправил. Оба замолчали и уставились на Ойкаву. Тот хмурился, время от времени дёргался всем телом и всхлипывал. Ушиджима прислушался — Ойкава что-то безостановочно шептал потрескавшимися губами. — Ива-чана зовёт, — догадливо прокомментировал Тендо. — Он его даже под наркозом звал. Я просмотрел контакты в телефоне, нашёл и вызвал. Посмотрим, что за Ива-чан такой. Но Ушиджиме и смотреть не требовалось. Почему-то казалось, что он знал… знал, что сейчас появится тот самый водитель «тойоты» и предъявит свои права. — Прошу прощения, — словно вызванный заклинанием, взломал тишину палаты встревоженный голос. — Тендо-сан? — В вашем распоряжении, — осклабился тот и повернулся к двери. — Ива-чан, полагаю? — Ивайзуми Хаджиме, — строго припечатал взъерошенный и несколько помятый Ивайзуми, быстро подходя к больничной койке. — У него очередной приступ, да? — Ага. Очередной, — не прекратил скалиться Тендо, тяжёлым взглядом наблюдая, как Ивайзуми прикасается к руке Ойкавы. — Смертельный, я бы сказал. — И-иффа-а… ш-шан, — неразличимо, но вполне узнаваемо. — Дуракава, — склонился над ним Ивайзуми, вглядываясь в лицо и переплетая свои пальцы с его. — Допрыгался, да? — И внезапно злобно: — Браво, Ойкава, поздравляю! Получил, что хотел?! — Браво, Ивайзуми-сан! — насмешливо передразнил Тендо, опасливо отодвигаясь от потемневшего лицом Ушиджимы. — Полагаю, именно с вашей подачи он умудрился довести себя до такого состояния. — Да что вы знаете! Ивайзуми развернулся, отпуская Ойкаву, выпрямился и шагнул к Тендо. А в следующий миг в скулу Ивайзуми врезался тяжёлый кулак Ушиджимы. — Ты его практически убил, урод!Да что вы знаете!
— Ива-ча-а-ан, приветик! — Шальная улыбочка, протянутая для приветствия рука, задорный смех и засиявшая в глазах гордость. — Мы сегодня их сделаем, правда? Мы — лучшие! Несомненно. Всего лишь второй год старшей школы, но их волейбольная команда действительно лучшая в префектуре. И во многом благодаря Ойкаве: потрясающий интуит, отличный лидер и на зависть всем — связующий! Неудивительно, что ему прочили великолепную карьеру волейболиста — такого целеустремлённого и талантливого альфу ещё поискать надо. Да-да, в том, что Ойкава — альфа, даже собаки не сомневались, обходя его стороной и опасливо щерясь. Но сегодня, прежде чем они разгромят соперников, необходимо пройти тест. Шестнадцать и ему, и Ойкаве ещё летом исполнилось, но тесты сдаются два раза в год — осенью и весной, и вот наступило их время. Формальность, всего лишь подтверждение очевидного… …На игру Ойкава не пришёл. Они, конечно, выиграли. С трудом — в отсутствие Ойкавы у многих сменился настрой, — но всё равно выиграли. И теперь Ивайзуми торопился домой — к безответственному капитану, к другу, к единственному и неповторимому Ойкаве: отругать, влепить затрещину и узнать, какое землетрясение заставило его, помешанного на спортивной карьере, пропустить столь значимую игру. Толкнув дверь в комнату Ойкавы, Ивайзуми тут же зажмурился и затряс головой: зеркальные блики солнцем ударили по глазам. Проморгавшись и привыкнув, он открыл глаза и убедился, что куча зеркал и голый Ойкава ему не померещились. — Я похож на омегу? — с ходу ошарашил Ойкава приблизившегося к нему Ивайзуми. Высокий, плечистый, спортивный, сильный, уверенный и поражающий харизматичной аурой Ойкава походил на кого угодно, только не на омегу. Э-э… А с чего такой вопрос-то? — Вот и я о том же, — отвернулся от него Ойкава и вновь уставился в зеркала, мутным взглядом скользя от одного к другому. — Я не омега. Не омега, понимаешь? — Голос сорвался неприятно визгливыми нотками, а в глазах Ойкавы засверкали слёзы и мелькнуло, пока ещё на самом дне, безумие. — Не омега-а-а!!! — заорал так, что в ушах заложило. С ужасом Ивайзуми наблюдал, как скатывается в истерику знакомый до последних смешинок в изгибе губ и морщинок в уголках глаз Ойкава — лучший друг, незаменимый капитан, перспективный… практически попрощавшийся с запланированным будущим… омега. А потом начался сущий кошмар. Ойкава не подпускал к себе никого, перестал посещать школу и тренировки, бесконечно мотаясь по врачам и всякий раз убеждаясь, что — омега! омега!! омега!!! Два месяца скитаний по больницам и… первая течка. Только тогда Ивайзуми смог к нему подобраться: пинком выбив дверь, усевшись на кровать, практически задохнувшись от аромата мяты и… Господи! Что же ты творишь? Обнять, прижать к себе, уткнуться в макушку, сорвано задышать в свалявшиеся от пота кудри и начать мерно раскачиваться вместе с воющим от безысходности Ойкавой. Ну что ты как маленький? И омеги нормально живут, это же не конец света! Что значит — не омега? Ойкава! Но подобные утверждения стали произноситься слишком часто. Ойкава в упор не желал признавать очевидного. Он с ненавистью кидался на любого, кто смел напоминать о его омежьей сущности: орал и с пеной у рта доказывал, что всё поправимо, что это ошибка, что… Под конец вдрызг разругавшись с родителями, он заперся у себя в комнате и окончательно перестал контактировать с внешним миром. Исключением оставался Ивайзуми — молчаливый, не осуждающий, верный, обнимающий и… переставший приходить. Ойкава впервые схватился за лезвие бритвы. И нет, привлекать к себе внимание он не собирался — вены, для надёжности, резал вдоль. Не успел только потому, что мать озадачилась стиркой. Но если кто-то ожидал, что очухавшийся Ойкава на этом закончит — не угадали. Да, Ивайзуми потом объяснился, что гон — это не та тема, чтоб лезть к омеге. Но упоминание о собственной сущности выбесило Ойкаву до повторного лезвия. На глазах у не сразу среагировавшего Ивайзуми. Крови было так много, что хотелось сдохнуть вместе с Ойкавой. А ещё лучше — прибить нахрен этого ненормального! Ивайзуми после выписки Ойкавы из больницы вдарил ему так, что мало не показалось. Но тот лишь сплюнул, сглотнул и осклабился, демонтируя окровавленные зубы. «Я не омега», — первое, что сказал Ойкава, облизывая зубы и вновь сплёвывая. Ничего не помогало. Существуя в каком-то своём, личном аду, Ойкава более-менее воспринимал только присутствие Ивайзуми. Родители Ойкавы умоляли, просили, но что-либо сделать Ивайзуми был не в силах, в конце концов осознавая, что Ойкава его не слушает, только принимает, будто бы… прощаясь. И никакие слежки не помогли предотвратить третий раз. Тот самый, когда откачать наглотавшегося таблеток Ойкаву удалось только в реанимации. Он отказывался говорить, безучастной куклой сутками валяясь в постели; отказывался от еды, захлёбывался от насильно вливаемых в рот воды и бульона; и лишь ведóмой нитями марионеткой ходил по врачам и психологам… И всё смотрел и смотрел на Ивайзуми, будто бы спрашивая — почему? И также безмолвно отворачивался, не находя ответа. Крыша очередной психбольницы стала последней каплей. В тот день, сердцем чуя неладное, Ивайзуми даже в палату к Ойкаве не заглянул: неуловимое нечто магнитом тянуло наверх — туда, где последний шаг оказался в его схватившейся за ногу руке. Туда, где впервые за долгое время состоявшийся разговор привёл к негласной договорённости. — Поклянись, что этого больше не повторится! — Хорошо. Только… Пообещай не бросать меня. — Обещаю. Ивайзуми не жалел о собственном похеренном будущем — Ойкава значил для него намного больше. Да, им пришлось отказаться от нормальной жизни, скрывшись от всех и вся. Да, их совместное существование вряд ли назовёшь нормальным. Но… Ойкава жил и улыбался, обзаведясь странной, бесконечно удивляющей Ивайзуми способностью видеть ауры. Они были друг у друга, и этого хватало. Они просто не знали иной жизни. Конечно, Ивайзуми старался отслеживать Ойкаву и его закидоны, но тот, привыкший к вранью и скрытности, весьма умело манипулировал окружающими, обводя сквозь пальцы даже его. До тех пор, пока не доигрался.