***
Ему хватило недели, чтоб отказаться от линз. Оказалось, что утром этому процессу требуется уделять тщательное внимание, учитывая различные тонкости. Самой главной тонкостью оказались непосредственно линзы — прозрачные, мягкие, выворачивающиеся краями при малейшей возможности. Пока Сугавара вообще научился их вставлять, они раз сто пересохли, один раз порвались и два раза потерялись. Хорошо хоть с запасом купил. И уже на второй день Сугавара понял, что нельзя вставлять линзы сразу после умывания — глаза ещё не проснулись, им требовалось хотя бы минут десять, чтоб распрощаться с сонливостью и нормально принять помеху. А как Сугаваре в таком полуслепом состоянии завтрак готовить? Приходилось надевать очки, с каждым днём всё чаще убеждаясь, что они и есть — лучший вариант. Сугавара испробовал разные линзы, но глаза постоянно слезились и краснели, и никакие капли не помогали. А однажды линза умудрилась выпасть, когда он освежался посреди рабочего дня над раковиной в туалете. Сугавара и вздохнуть не успел, как прозрачной капелькой линза исчезла в сливе; в итоге пришлось остаток дня молча смеяться над собой — «одноглазым пиратом». Вспоминать про случай, когда он в линзах заснул, вообще не хотелось… После недельных мучений Сугавара в конце концов обзавелся очками в серебристо-тонкой оправе, отказавшись от дешёвой пластмасски в угоду стиля и положения. Практически невесомые, очки часто заставляли забывать о себе, но рукой Сугавара постоянно на них натыкался, пока не обзавёлся моментально въевшейся привычкой поправлять дужку указательным пальцем. А к истечению установленного природой для соулмейтов срока он настолько к ним привык, что стал задумываться о покупке очков без диоптрий. Автоматически принимая и складывая в стопочку эссе от студентов, Сугавара отвлёкся от странных мыслей, когда понял, что кто-то настойчиво стучит пальцами по кафедре, пытаясь привлечь внимание. — Вы что-то хотели? Сугавара повернулся к студенту — очень высокому худому блондину с косой ухмылкой и высокомерием во взгляде. Ну-ну, ершись, пока можешь, взрослая жизнь тебе быстро всё ехидство обломает. Спокойно выслушивая уточнения по поводу написанного этим студентом эссе, Сугавара молча внимал, переворачивая листы и знакомясь с текстом беглым взглядом. Прекрасно, замечательно, великолепно… нет, погодите, почему… В глазах усилилась резь, боль шибанула по вискам, а очки превратились в реальную помеху. Схватившись за оправу, Сугавара быстро их снял, проморгался и посмотрел на тихо стонущего и сжимающего виски студента. Что ж, по крайней мере, стало понятно, почему они не обменялись цветом волос или глаз: оба кареглазые блондины, только у Сугавары радужка темнее да прядки больше в пепел, чем в бледное золото. Вздохнув и протянув растерянному студенту уже ненужные очки, Сугавара заглянул в эссе, выискивая иероглифы имени. — Ну здравствуй, Тсукишима Хотару… или правильно будет Кей?***
Всё-таки Кей. Первокурсник, подающий надежды отличник, педант и большая вредина по имени Тсукишима Кей. Сугавара это за день понял, второй и третий упорно бегая от приставучего соулмейта, пока их вновь не свела в одном помещении очередная лекция. Почему бегал? Да потому что с виду серьёзный и разумный студент в душé оказался неисправимым романтиком! Оказалось, что, в отличие от Сугавары, Тсукишима искал свою пару и вдобавок считал, что сохранять обычный для соулмейтов уровень отношений — глупость, а упускать возможность соединить судьбы — глупость ещё бóльшая. Пять дней. После того, как соулмейты встретятся, у них остаётся пять дней для принятия окончательного решения. Но Сугавара не собирался связывать свою жизнь с малолеткой. Конечно, разница в возрасте — это не самое страшное между сложившимися парами, но… Господи! Как же Тсукишима не понимает, что Сугавара не только соулмейт, но ещё и преподаватель, не имеющий ни малейшего права открыто встречаться со своим студентом. А привязка душ — это уже не просто дружба, это нечто настолько большее, что поцелуем в щёчку не отделаешься. После привязки у соулмейтов раскрывались иные инстинкты, желания и… Не то чтобы общество открыто осуждало однополые соул-пары, но… не принято, и всё тут. И это могло стать помехой в будущем, в первую очередь, для Тсукишимы. Но этот хитрый засранец… Пока Сугавара взглядом провожал спешащих на выход из аудитории студентов, он просто не заметил, как Тсукишима коварно пристроился у него за спиной, похлопав по плечу, когда дверь закрылась. Развернувшись и испуганно подавшись назад, он упёрся спиной в кафедру и пойманной в клетку птицей замер перед склонившимся к нему Тсукишимой. Их первый поцелуй. Такой рисковый, будоражащий страхом и манящий мечтой. Ведь кто бы что ни говорил, любить и быть любимым — естественно для человека. А тут такая возможность!***
Сколько раз Сугавара корил себя за предательскую слабость, не перечесть! Но с каждым днём нити привязки прочнели, остро ощущаясь нехваткой общения. Приходилось под видом дополнительных занятий позволять себе короткие встречи, где они с Тсукишимой просто разговаривали, знакомясь друг с другом. Удивительно, но со сверстниками Тсукишима мало общался, предпочитая спорить с Сугаварой над этичностью осуждения обществом интимных проблем соулмейтов или раскладывать по полочкам последнюю лекцию по современной литературе. Как оказалось, Тсукишима — личность весьма разносторонняя, начитанная и умеющая анализировать на том уровне, когда разница в возрасте становилась незаметной. Неудивительно, что и сам Тсукишима, получив возможность выговориться на равных, тянулся к Сугаваре. По старой преподавательской привычке тот внимательно слушал, парой слов провоцировал новую тему и доказывал собственную точку зрения, не выказывая пренебрежения возрастом собеседника. Разумеется, Тсукишиме это льстило, заставляя думать, что между ним и Сугаварой нет никакой надуманной непонятно кем пропасти. А Сугавара лишь открыто улыбался и с удовольствием наблюдал, как розовеют скулы увлёкшегося познанием соулмейт-связи Тсукишимы. Такие отношения Сугавару вполне устраивали, но в груди уже начинало томиться новое чувство, а руки сами тянулись к прикосновениям. Мало уже просто слушать, хотелось ощущать. Гладкость кожи, тонкость пальцев, хрупкость выпирающих ключиц, терпкость губ. И по редким пылающим взглядам Тсукишимы становилось ясно, что Сугавара в своих желаниях не одинок. Он знал, что внешне привлекателен, знал, как скрытыми намёками проявить собственную сексуальность, знал… что не сможет отказаться от удовольствия и дальше располагать к себе Тсукишиму, пленя возможностью перевести их отношения в, м-м-м, иную плоскость. Но одновременно Сугавара и боялся, время от времени останавливая внутренние порывы. Ведь понимал, что для Тсукишимы он пока что лёгкое увлечение. Кто знает, что их ждёт впереди? Пусть рискуют молодые и бóрзые, а Сугавара своё уже «отрисковал». Вот только Тсукишима оказался чрезмерно бóрзым: нашёл его адрес, завалился в выходной к нему домой, с полным пофигизмом расположился на кухне как у себя дома и достал из принесённого с собой пакета клубничный торт. Нет, ну и кто тут, спрашивается, взрослый, ответственный и контролирующий ситуацию? Эх… Кто угодно, только не Сугавара, взглядом прикипевший к тонким губам, обхватившим клубничку. Стало понятно, что Тсукишима пришёл сюда с определённой целью и отступать не намеревался. Правда, выгнать зарвавшегося студента Сугаваре ничего не стоило. Совсем ничего, если не считать очередной ночи наедине с правой рукой. Впору выть или смеяться, но выбрать Сугавара не успел (или не хотел?) — Тсукишима всё решил сам. Боже, он так неумело целовался! Но, вопреки всему, Сугавара лишь сильнее распалялся, языком и настойчивостью успокаивая, показывая, разрешая пробовать. Отличником Тсукишима оказался не только в учёбе — схватывал налету, не боялся экспериментировать и потрясающе краснел! А как он ерепенился с позицией ведомого, м-м-м, прелесть. Сугавара ничего не имел против, благо — универсал, но это оказалось настолько забавным — представлять себя под Тсукишимой, что он сходу отмёл рыпнувшееся было согласие, ибо хихикать, когда в тебя член вставляют, последнее дело. Но Тсукишима попробовал, обломавшись уже на стадии мнимого согласия со стороны Сугавары. Этот чудо-девственник просто не знал, что делать дальше, растерянно и подслеповато щурясь на раскинувшегося в расслабленной позе Сугавару, а тот подсказывать не спешил, сладко улыбаясь и демонстративно хлопая по постели рядом с собой. Тсукишима гордо цыкнул, отвёл взгляд, немного помялся и… сдался. Вот и хорошо. Учить Сугавара любил и умел. Единственное, о чём он попросил Тсукишиму, — надеть очки. Те самые, которые он отдал в их первую встречу. После чего Тсукишима носил только эту модель, хотя наверняка в запасе имел собственные. А у Сугавары на душе теплело всякий раз, когда он видел Тсукишиму в своих очках. В университете они перестали встречаться, выделив для себя время по вечерам в квартире Сугавары. Разговоры никуда не исчезли, углубляясь более разносторонними темами; секс постепенно приобретал слаженность, пусть Тсукишима иногда и бунтовал, но Сугавара лидерских позиций не сдавал, всякий раз умиляясь этим бесплодным попыткам. А ещё очень не хватало свиданий, совместных походов по магазинам или в кино, да хотя бы за руки подержаться или сорвать украдкой поцелуй! Сугавара спокойно воспринимал ограничения, а вот по Тсукишиме с каждой встречей становилось заметнее, как ему хочется чего-то более полноценного в плане романтики. Правда рисковать никто из них не желал. Хорошо хоть в этом бескомпромиссность Тсукишимы уступала разуму.***
Обжигающее солнцем лето добавило капельку послаблений. Редкие встречи по выходным за время учёбы сменились частыми визитами. Всё ещё скрытными, осторожными, но Тсукишима даже пару раз ночевать оставался. Сугавара видел его привязанность, восхищение, уважение и чуть ли не преклонение, но… Соулмейты соулмейтами, а любви это не гарантировало. Да, в большинстве случаев именно так и происходило, но почему-то Сугавара вновь оказался в пролёте. Он понимал, что влюбился, понимал, что не те — ох, не те! — чувства отражаются в глазах Тсукишимы, но ничего с собой не мог поделать, увязая всё глубже и паникуя от того, что не добивался взаимности. Нет, он не ждал чуда с небес, делал всё возможное и невозможное, но так и не сумел зацепить в сердце Тсукишимы то важное, ради чего старался. Это печалило, подрывало веру в себя, довело до того, что Сугавара решил признаться. Вот только лето уже закончилось, а осенью… Тсукишима изменился. Двух недель не прошло с начала сентября, как Сугавара ощутил некую отстранённость и растерянность с его стороны. Казалось, взгляд Тсукишимы постоянно его о чём-то спрашивал, что-то искал, не находил и поглощался отчаянием. Сугавара попытался поговорить — не вышло, Тсукишима аккуратно обходил скользкие темы стороной; ненавязчиво поддержать морально получилось лучше, Тсукишима даже вновь заулыбался, но стал чаще витать в облаках, отвечать невпопад и… оставаться безынициативным в постели, что для него вообще нонсенс. Вопросы копились, тревога нарастала, а Сугавара впервые за долгое время почувствовал себя неуверенным подростком, избегающим проблем. С этим стоило разобраться, и начать надо с себя. Вечером, прогуливаясь рядом с домом, Сугавара всё размышлял и размышлял, не в силах отделаться от нехорошего предчувствия. Шаг лёгкий, воздух свежий, а на душе погано. Настолько, что в пору вешаться. Сугавара мелодично рассмеялся, прекрасно зная, что отстойные мысли — всего лишь проблеск слабости, он никогда себе ничего такого не позволит. Несусветная глупость — лишать себя жизни из-за безответной любви. Время вылечит, проверено. А жизнь такая штука, которая имеет свойство продолжаться. Ха-ха-ха! Подсмеиваясь над сами собой, Сугавара свернул в неприметный переулок, через который быстрее и удобнее добираться до дома. В принципе, стоило ожидать, что предчувствия не обманут. А ведь так хотелось верить… Видимо, Тсукишима шёл к нему, раз оказался здесь, но тогда — что это за парень, прижимающий его к стене и что-то яростно доказывающий? Где-то Сугавара его видел. Хм. Наверное, один из примелькавшихся взгляду студентов. Вздохнув, Сугавара уже решился выступить из-за угла, куда автоматически шарахнулся, наткнувшись на странную парочку, но Тсукишиму неожиданно поцеловали: тот самый незнакомый парень — лохматый брюнет с отвратительными манерами, — прижался к его губам, заводя руки за шею и притискивая Тсукишиму ближе к себе. И всё бы ничего, но… Тсукишима ответил. Сугаваре показалось, будто он даже стон различил сквозь шум крови в ушах. Впрочем, зачем слышать, если и без того видно, как подгибаются у Тсукишимы колени, и он уже сам опирается на стену; как тянутся его руки — обнять, зарыться пальцами в волосы; как он подставляет под частые поцелуи лицо, что-то шепча и всхлипывая. Так вот как выглядит влюблённый Тсукишима. Почему-то теперь кажется, что рядом с Сугаварой ему просто нравилось ощущать себя взрослым, тогда как с этим незнакомцем — разделять, доверять, чувствовать, буквально всем телом умолять… Сугавара отвернулся и шагнул за угол, решив ещё чуток прогуляться. С ним Тсукишима таким никогда не был. И уже понятно, что не будет.***
Сугавара никогда себе не простит, если не попытается ещё раз. Нужно понять, есть ли у него шанс, и есть ли у них совместное будущее. Подарок и страстная ночь в день рождения Тсукишимы — лучший вариант. Тогда же можно и поговорить, благо сбежать и отвертеться у Тсукишимы возможности не будет, Сугавара уж точно не позволит. …План оказался провальным. Тсукишима пришёл, но застыл на пороге, пряча взгляд и силясь что-то сказать. Сугавара пальцами ухватил его за подбородок и заставил на себя посмотреть: в глазах вина, уголки губ опущены, щёки горят лихорадочным румянцем. — Суга, я… — Ты сам выбрал. — Выставить себя всепонимающим и всепрощающим взрослым у Сугавары не получилось. — Думаешь, соулмейты — это детские забавы? Думаешь, можно с привязкой поиграться и бросить? — Он сорвался; позорно, непрофессионально сорвался на крик. — Ты хоть соображаешь, что творишь? Что будет с нами?! Что будет со мной?! — Прошу прощения, Сугавара-сан, — закрылся в раковине отчуждения и высокомерия Тсукишима, распрямляя плечи и делая шаг назад, за порог. — Поговорим в другой раз. И вы не правы, я не собираюсь отказываться от своего соулмейта. Вы же для меня… — Уходи. Не хочу тебя видеть. Сугавара со всей дури хлопнул дверью, резко и глубоко задышал, сполз по стене на пол и уткнулся лицом в ладони. И нет, он ни о чём не жалел и даже совсем не плакал. А то что нос заложило и ладони от слёз мокрые, что ж… пожинать последствия собственной недальновидности всегда неприятно.***
Студенты только-только потянулись в аудиторию, но Сугавара всегда появлялся раньше, не считая это чем-то зазорным. И зачем он с надеждой оглядывается? Ведь сегодня Тсукишимы не будет, его лекция через два дня. Интересно, придёт? Внутри Сугавары творился адский ад. С той самой ссоры Тсукишима на его лекциях не появлялся, не звонил, не писал, домой не приходил. Но на лекциях рано или поздно всё равно придётся появиться — зачёты ведь никто не отменял. Правда Сугавара не был уверен, хочет ли он предстоящего разговора? Хочет ли он вообще видеть Тсукишиму? Но он так скучал… На небольшую стопку тетрадей легли бликующие осенним солнцем очки в тонкой серебристой оправе. Сугавара вздрогнул и перевёл взгляд на смуглого брюнета со знакомой причёской. — Куроо Тецуро. — Голос ровный, уверенный; взгляд кошачий, нахальный. — Надеюсь, мы друг друга поняли. «Трудно не понять, молодой человек». Но вслух Сугавара не стал ничего говорить: кивнул, отвернулся, забрал очки и сжал их в кулаке, вминая дужки в оправу. Он всё прекрасно понял. И теперь надо решить, что делать дальше. Лекция — как в тумане. Движения — механические. Сугавара никого и ничего не видел, словно опять потерял зрение до кошмарных минус шести и теперь слепым котёнком метался по людным коридорам, неожиданно для себя останавливаясь перед дверью ректора. Остаться друзьями, имея привязку душ и страдая над невзаимными чувствами? Всякий раз натыкаться на счастливую в своей влюблённости парочку, задыхаясь от отчаяния? Ни за что! Сугавара потёр пальцами переносицу, как если бы снял после долгой нóски очки. Странная привычка. И, наверное, на чей-то взгляд, не менее странное решение. Да, Сугавара тоже виноват, бремя ответственности лежит и на нём, но… Внутри у Сугавары что-то тренькнуло, сломалось и потухло. К чёрту любовь, к чёрту связь, к чёрту всех этих соулмейтов! Пусть Тсукишима с последствиями обрыва связи сам разбирается, может, хоть это заставит его задуматься над неосознанными порывами и непродуманными поступками. А Сугавара не будет мешать, не будет навязываться или подключаться к юношескому максимализму в выражении собственнических инстинктов. И даже манипулировать статусом соулмейта не будет. Он просто в очередной раз исчезнет из жизни дорогого для себя человека. Заявление об уходе легло на стол ректора. Что ж. Это было весьма поучительно. Прощай, Тсукишима Кей. Сердце Сугавары вновь раскололось. Хм-м, в прошлый раз было больнее. Ах да! Ведь сейчас осколками рассыпалась лишь та половинка, что осталась после безответной любви к Савамуре. А когда раскалывается половина, уже не так больно. Не так… Больно.