Часть первая
Яку ненавидели. Выскочка — самое безобидное, что звучало в его адрес. Но даже оно, выплюнутое сквозь зубы — с экспрессией, злобой или завистью — не особо задевало Яку. А что? В чём-то вся эта шушера права. Он появился из ниоткуда, слёту занял тёпленькое и доходное местечко, перекроил всё, до чего смог дотянуться, обложил тонной правил-запретов и… преспокойненько почивал на лаврах в тени восходящей, востребованной и превосходно себя зарекомендовавшей модели. Так считали все. Кроме Хайбы. Они шесть лет не виделись с момента выпуска Яку из старшей Некомы. Жизнь, зараза, препоганейшая штука! И как-то вот не сложилось с ней у Яку: колледж не закончил — банальное отсутствие денег в период краха семейного бизнеса, в спорт профессионально не удалось — выперли из-за травмы мениска, создать семью даже на ум не приходило — была причина, глубоко похороненная на задворках сознания, но губительно сказавшаяся на сердечных (и не только) предпочтениях. Пусть и уязвлённый неудачами, лёгкий на подъём Яку опускать руки не стал, обозначил себя фрилансером по жизни и заколесил по Японии. Ничего подходящего для реализации собственных (и весьма сомнительных) талантов не подобрал, перебивался случайными подработками и безвозмездной поддержкой многочисленных приятелей-знакомых, да так и не забытых школьных-коллежских друзей, оставшихся прозябать, по мнению Яку, в Токио. За время скитаний чему он только не научился, в каких только передрягах не побывал, но так и не нашёл покоя или хотя бы элементарного счастья. Да и плевать. Детские желания, подростковые надежды, глупо-утопичное «на этот раз уж точно получится» — всё давно истреблено прагматичным реализмом и непоколебимой самооценкой Яку, прекрасно осознающим, что ничего такого он из себя не представляет и большего недостоин. И даже категоричное куровское «Не приедешь на свадьбу — ты труп!» не заставило б его вернуться, но неожиданно Яку обнаружил, что… соскучился. По друзьям детства, по шумному Токио, по тому последнему-романтичному, что до сих пор тлело в огрубевшем сердце. Так почему бы и нет? Всё же Яку надеялся, что с крашем своим он в огромном мегаполисе не столкнётся. Да, на свадьбе Куроо — наверняка, но там, скорее всего, будет достаточно народу и возможностей, чтоб избегать непосредственного контакта. И вообще, разве сможет Хайба позволить себе заявиться на свадьбу в ущерб бесконечным съёмкам и разъездам? Яку тогда долго размышлял над нехитрым вопросом, прекрасно зная о работе Хайбы моделью и обоснованно полагая, что их дорожки по сословиям жизни далеко разошлись. Правда Кенма заверял, что они с Хайбой общаются, умудряясь не только переписываться, но и «зависать в реале». Впрочем, тот светлый и непосредственный парень, которым Хайба запомнился Яку, вполне мог сохранить и поддерживать сентиментальные отношения. Если только не «зазвездел», часом. А что, всё возможно. Слава — она такая… И в последнее время для Хайбы дикая популярность не могла не стать искушением. Чёрт. Эти по-кошачьи вытянутые зелёные глазищи преследовали Яку в магазинах, в телевизоре и даже в Интернете. Но хуже всего, стоило только приехать в Токио, они вернулись к нему во снах. Резко оборвав свернувшие не туда мысли и остановившись в огромном холле торгового центра, Яку зажмурился и помотал головой. Наваждение уже и наяву преследует. А сколько недоумения и обиды во взгляде! И по-детски заискрившего слезами «за что?», и неосознанной мольбы о помощи… Инстинкты — защитить, уберечь, скрыть от всех! — взвыли, тело качнулось вперёд ещё до того, как ноги понесли Яку к импровизированному подиуму — туда, где куча людей с фотоаппаратами, охранники и визжащие женщины с вёдрами потакали хаосу: кричали, толкались, ругались и пинали упавших в общей суете. А он молча стоял, прижавшись к какой-то тумбе, потерянно оглядываясь и стряхивая с меховых шмоток ядовито-зелёную краску. Яку тараном ломился к нему, на ходу отмечая, как сильно внешне переменился Хайба. Детская угловатость сгладилась, черты лица приобрели завершённость, простая стрижка сменилась на «стиль и секс», превратив недотёпистого кохая в молодого красивого мужчину. Популярного, модного и в деньгах не особо нуждающегося. О последнем, кстати, можно было и не вспоминать, самооценка Яку и без того в напоминаниях не нуждалась. Да и главное сейчас — вытащить Хайбу из творившегося вокруг безумия, стараясь не отсвечивать заполыхавшими румянцем скулами от одного лишь брызнувшего счастьем и радостью узнавания взгляда. А как Хайба в руку Яку вцепился! Щенком бездомным прижался и покорно прикинулся хвостиком… Крепко-накрепко — мальчишеской улыбкой и безграничной преданностью — привязав Яку к себе.***
Яку боялись. И года не прошло, как затесавшийся в личные ассистенты модели «выскочка» приучил всех недовольных и бóрзых к этому чувству. Сильнее ненавидеть Яку не стали (куда уж больше-то!), но за глаза награждали обидными прозвищами, в конце концов, намертво закрепив за ним непонятно откуда взявшееся «гремлин», иногда разбавляя эпитетом «бесячий». Ну и хрен с ними! Хоть собственным ядом пусть подавятся, но обижать Хайбу он никому не позволит. И воздаст должное, и сверху надбавит, если особо умные упреждающего оскала не заметят. Оказалось, что все те «связи», контакты которых в телефоне Яку можно листать бесконечно, действительно оказались связями — без кавычек, в прямом смысле этого слова. Вспыльчиво-отходчивый характер, общительность, умение поддержать разговор и понять настроение собеседника, безупречная исполнительность и бескорыстная помощь — всё то, что мог предложить людям Яку в период бесконечной гонки фрилансерской жизни, — пригодилось здесь и сейчас. — Я не понял, Лев! Какого чёрта договор на право публикации ещё не подписан? Съёмки вечером, а тебя до сих пор динамят. Куда агент смотрит! Ладно, сам разберусь. Кто там такой умный и бесстрашный? Чего-о-о? У него дядя редактор журнала… постой, как фамилия? Хм. А у этого дяди, случаем, папочки-судьи в Нагано нет? Помнится, двенадцать собак его по три раза в день выгуливал, пока загон реставрировали. Ну да, помимо всего прочего — известный заводчик… Хэй, Куроо, привет. Как там твоя частно-детективная деятельность продвигается? Пробей мне одного человечка… ум-гум, записывай… с-меня-пиво-жене-тьфу-Кенме-сам-знаю-дебильная-шуточка-привет… Извините за беспокойство, Накамура-сан. Яку Мориске, мы ещё с вами долго по поводу преимуществ породы лабрадора над доберманом спорили. Тут такое дело… С тех пор делано-равнодушное: «Как, говорите, фамилия?» до сердечного приступа доводило любого, кто осмеливался перейти одному Яку понятную границу дозволенного. И не стоило забывать, что всего лишь взглядом или словом Яку способен сорвать всё запланированное — Хайба слушался «гремлина» безоговорочно. И ведь никакие последствия их (точнее, в первую очередь Яку) не пугали. Сильное, успешное агентство, способное размолоть карьеру Хайбы в труху? Не вопрос. Готовы сражаться на поле информационной битвы в Сети? У Яку в знакомцах один только Кенма хакер-монстряка такого масштаба, что вам и не снилось. Всеобщий бойкот да такой, что ни один фотограф снимать не возьмётся? Смотрите пункт первый и заказывайте поминки — грамотно спущенная с поводка армия фанатов похлеще цунами будет. Намёки на «тёмную сторону» и физическое давление? Моё почтение вакагасира Таока, помнится, обещал вам один интересный рецепт саке… Стоило признать, что Яку никогда не блефовал в делах, касающихся Хайбы. Принимал удары на себя, о многом подопечному не рассказывал, но всегда — всегда! — отстаивал его интересы до последнего, что, помимо страха, вызывало и невольное уважение. Переманить, кстати, Яку тоже пытались, но мгновенно отступали, стоило только страждущим заполучить гениального ассистента в личное пользование перехлестнуться с фанатичным блеском его светло-карих глаз. Становилось многое понятно, но тыкать подобным в лицо «гремлину» никто не рисковал. И этого Яку достаточно: не трогайте, и нетронутыми будете.***
Яку любили. Работать с ним и его моделью не отказывался никто. Хайба, с возрастом не растеряв непосредственности и умения располагать людей, всегда был вежлив и тактичен, лишь изредка забываясь в несущественных капризах или детских шалостях. За что регулярно огребал от Яку тычки и подзатыльники — на радость окружающим, умилявшихся при виде композиции «Яку-прыжок-подзатыльник». Зато на съёмках-подиумах спорить с Хайбой или тратить нервы на знакомство и притирку не приходилось никому. Яку каким-то невероятным образом умудрялся наладить контакт с будущей командой, уточнить мелочи и договориться о важном, поставить условия и найти компромисс даже в цепях жесточайшего цейтнота. Красота! Для всех. Но знал бы кто, чего Яку это стоило. Впрочем, Хайба знал. Ведь это он оплатил парочку нужных курсов, он днями-ночами рассказывал о мире моды, вываливая на спящего с открытыми глазами Яку тонны информации, он научил быть стильным и органично вписывающимся в «модельную» тусовку. В кои-то веки Яку перестал стыдиться внешнего вида и зажиматься в присутствии толпы незнакомцев, с трудом, но всё-таки подхватив ритм жизни новоявленной звезды. Со временем и уличные замашки Яку сошли на нет, лавиной выползая наружу лишь в случае угрозы благополучию Хайбы. Яку изо всех сил старался, соответствовал, комфортил свой краш и… молчал, никогда не поднимая вопроса о самом главном. Он предпочитал думать, что у Хайбы — с его-то графиком! — никакой личной жизни нет. Даже устраивая вечеринки или организовывая какие-то дурацкие посиделки у Хайбы в квартире, Яку уходил раньше всех, не желая знать, кто там у него остаётся на ночь. А на свидания Хайба никогда не ходил (по крайней мере, Яку об этом не знал), и в его телефоне никаких «солнышек-зайчиков-котиков» не обнаруживалось (уж это Яку знал наверняка). Правда, иногда он мельком ловил странные взгляды Хайбы, замечал за ним попытки что-то сказать, но не воспринимал привычную порывистость на свой счёт — не считал, что достоин такого внимания, и не верил, что оно адресовано именно ему. Яку вполне достаточно того, что Хайба жив-здоров и рядом — об этом он лично позаботится, а если что, всё заметит и исправит. И никаких чувств. Самая верная позиция.***
Яку сходил с ума. Впервые Хайба воспротивился его воле, наплевав на запрет с эротической съёмкой в рекламе нижнего белья. Конец промозглой осени ознаменовался для них с Хайбой жуткой ссорой и неприятным расставанием. А сколько всего Яку наговорил! И про безответственность, и про падение нравов, и на неспособность Хайбы позаботиться о себе вспомнил, не забыв обругать его по-детски наивную доверчивость — ребёнок!.. Хайба уехал рано утром. Один. Оставив Яку прозябать в тишине пустой квартиры. Искорёженное распирающими чувствами сердце медленно остывало, а Яку зябко кутался в одеяло на кровати Хайбы и тупо смотрел в никуда, даже самому себе не пытаясь объяснить, чтó он здесь вообще делает. Звонок из прихожей выдернул в ненужную реальность. Кому он мог понадобиться без своей модели? Лениво натянув застиранные штаны и футболку (всё равно никто не видит), Яку нашарил под кроватью тапочки (странно, тапочки-то его, но он в упор не помнил, чтоб приносил их сюда) и нехотя пошаркал к дверям, старательно отгоняя вспыхивающие перед глазами картинки зверского убийства настойчивого посетителя. Ключи в замке, звонок долбит по ушам, настроение Яку ни к чёрту. Характерный скрежет, двойной поворот ключа, Яку толкнул дверь. Какой же он красивый. Высокий, буквально источающий решимость; небрежно расстёгивающий пальто и поправляющий сползший шарф — потрясающе длинные пальцы; замёрзший и немного нервный — вон как чемодан за порог пнул и подбородок вскинул… Яку смотрел на него — словно пил, изголодавшись в жажде; Хайба смотрел в ответ — словно кожу вспарывал острым лезвием. — Я не ребёнок! И сам могу… Кто из них потянулся за поцелуем первым: привставший на цыпочки Яку или склонившийся к нему Хайба? Так ли это важно, когда сжавшиеся на пояснице пальцы тянут к теплу, а холодная ладонь жжёт щёку? Нужно ли задаваться идиотскими вопросами, если можно дышать одним воздухом и слизывать дождевые капли с настойчивых губ? Яку закрыл глаза. Он цеплялся за этот миг, за Хайбу, за подступающее безумие. Что дальше? Наверняка для Хайбы это всего лишь каприз, попытка самоутвердиться, доказать и… лишний раз напомнить, как сильно Яку ненавидел, боялся и любил.