Амбиполярность

      Выбор восстановления — смелый поступок, мысленно повторяет себе Сакура, в очередной раз навещая Саске в больничной палате. Харуно меняет ему капельницу раз в день и проверяет состояние того, что осталось от его руки.       Процесс заживания протекает медленно, но верно. Еще неделя и Учиха будет как новенький. Сакура убеждает себя в этом каждый раз, когда видит его тело, но тут же разубеждается обратно — Саске внутри окончательно сломлен и видно это по глазам. Пустым, потерянным.       Выбор восстановления — очень смелый поступок, но глядя на Саске, Сакура понимает, что тот струсил, потому что потерял все.       Какого это — ошибиться в цели всей своей жизни?       Ей не понять, впрочем. У нее цель была всегда одна, правильная по меркам общепринятых норм. Да, часто свергающая в пучины отчаяния и боли, но самая что ни на есть верная. И она ее достигла. Ценной всего. Но это ли важно?       У Саске теперь не было ничего. В потухшем взгляде плескался океан негативных, угнетающих эмоций, и Сакуре было страшно. За него, потому что внутри он такой же обычный, как и все.       Люди вокруг говорят, Учиха. Такие не ломаются. Спорить бесполезно, Харуно опускает руки и просто рвет все контакты с такими знакомыми одним легким взмахом. Что же это? Раз Учиха, то не человек?       — Глупости.       Не сдерживается однажды и отвечает новенькой молодой медсестре, которая в красках расписывала весь ужас, испытанный ею, когда она меняла повязку Саске. Вокруг толпа, в больнице Конохи — обед. Все слушают, внимательно наблюдают и в воздухе витает осуждение. В сторону будущей главы. Смелые?       — Каждый заслуживает прощения и сострадания. Даже Учиха.       После этого случая шепчутся за спиной уже о ней. Как там? Влюбленная стерва, ползающая в ногах у красноглазого ублюдка? Харуно ухмыляется и отказывается от предложения Пятой устроить персоналу взбучку за неуважительное отношение. Она понимает ненависть тех, кто пострадал от рук и действий Саске — у них есть причины. Какие причины у обычных зевак?       Люди странные, решает для себя, и перестает замечать косые взгляды.       — Не приходи больше.       Слова Саске врезаются в мысли и бьют по вискам тупым ржавым ножом. Черепушку уже не вскрывают, на том и спасибо. В руках дрожит приготовленный для укола шприц. Она так и застывает каменным изваянием, и удивленно смотрит на Учиху. Как-то зло и отчаянно.       — Почему?       — Достаточно тебе боли из-за меня, Сакура. Они продолжат говорить это. Прекрати. Найди себе замену.       Она бы его послала, правда, но в первые секунды это ранит. Снова. Только вот Харуно выросла и больше не клюет на подобное, чихать как-то, знаешь ли, Учиха. Набегалась. Поэтому просто…       — Заткнись.       И он молчит. Дышит тяжело и часто, поджимает губы. Терпи, Учиха, я же терпела. Только рука сжимается в кулак и тянет за собой белоснежное покрывало. Сакура громко хмыкает и быстрыми, выверенными движениями вкалывает витамины.       — Наруто обещал зайти чуть позже. У него для тебя новость. Отдыхай.       Когда его забирают из больницы для перевода в тюрьму Конохи, Сакура все еще рядом. В лицо бьет весенний ветер, вокруг кружат лепестки нежно-розовой вишни. Девушка кривится, когда один из них забивается в нос. Гадость.       Всю дорогу они почти не разговаривают, кидают друг на друга хмурые взгляды и, как подмечает необычайно взбудораженный и гиперактивиный — успокоительного ему что ли дать? — Наруто, общаются мысленно. Узумаки пытается разрядить атмосферу, это видно.       — Мы сделаем все возможное, — говорит Наруто, когда им дают время на прощание, и хлопает Саске по спине.       Сгорбленной под натиском навалившегося. Сакура видит этот груз невооруженным взглядом и выдыхает. Шиноби, стоящий в десяти метрах, напоминает об оставшемся времени и недовольно приговаривает себе под нос о наглости и привилегиях мнимых героев войны.       — Быстрее, Учиху ждет его клетка, — не выдерживает таки тот и кричит во все горло.       Наруто злится, но упрямо продолжает что-то объяснять Саске. В голову приходит запоздалая мысль: не Учиха — человек. Сакура не мнется, движется плавно, встает на носочки и целует. Губы у него сухие, потресканные, но нежные и чуткие.       Саске отвечает стремительно. Тянется к ней, склоняясь ниже и стонет от бессилия.       Поцелуй на вкус горький, короткий и, в какой-то степени, безумно детский. Плевать, впрочем, она в него все чувства вложила. Всю боль и скорбь. Сакура делится надеждой и дарит Саске новую цель.       Потому что кому, как не ей знать, что Саске всего лишь ребенок. Потерянный, поломанный вдоль и попрек, заштопанный неумелыми руками, точно выпотрошенная кукла из тонкой соломы. Такой же, как и она сама когда-то.       — Мы справимся, Саске.       Обещает и ни на мгновение не сомневается в своей решительности, потому что видит — его взгляд оживает. Знала бы, думает Харуно, зацеловала бы до смерти. Смеется. Хрипло, заливисто, и обнимает его трясущимися от напряжения ладонями, мягко скользя по шее и широким плечам.       Саске кивает.       Они справятся.