Жизнь с гениальной, похотливой сволочью, у которой IQ за 200

«Блять, как же голова болит…» — поморщился Союз, а при попытке открыть глаза, боль становилась сильнее, в добавок, тело будто было не его: слишком тяжёлое. Как-то повернуться сил и подавно не было, так что ему лишь оставалось наслаждаться своим отвратительным состоянием, которое с каждой секундой становилось всё невыносимее, так как горло драло от жажды, на лице была какая-то хуйня, а грудь сильно что-то сдавливало. Он попытался открыть глаза или двинуть рукой, но это далось так тяжело, что он просто забил и вновь провалился в более или менее спокойное небытие. Но ненадолго. — Пошёл прочь, если помочь ничем не можешь!!! Не видишь, что это срочно?! — Прошу прощения, но… — Закрой рот! Раз его состояние не коматозное, то ведите сюда весь возможный персонал и мне плевать, чем он занят! Если с этим человеком что-то случится, то тот бледнолицый дьявол заставит вас за это поплатиться! — продолжил грубый мужской голос. — Мы сообщили о пробуждении Советского Союза. Они сказали, что подъедут в течение получаса, — этот голос был уже женским. — Значит, бегом делайте все возможные анализы, замените катетер и принесите всё, что может понадобиться! Этот черт тут будет с минуты на минуту! — мужской голос продолжал отзываться нелестно о скором госте. Такие четкие и громкие голоса заставили СССР поморщиться, но придали его сознанию чувство реальности. Хоть мыслить конструктивно и последовательно было пока сложно, он интуитивно понял, что говорят о России. Наверное, в его подсознании, понятия «черт» и «Россия» сплелись слишком сильно. Но когда с его телом и вокруг него стали проводить всякие махинаций, он всё же смог открыть глаза, чтобы попытаться послать этих людей. Он был очень уставшим, хотя и спал, а раз уставший, то и невероятно раздраженный, однако он не смог издать ни звука. Да даже зрение было далеко не чётким. «Это точно не моя комната…» — отвратительный свет ударил в глаза, в которые будто песка насыпали. Сначала его не покидало чувство, будто бы он просто заснул пару тройку часов и в итоге поспал слишком много от чего голова стала болеть, но вместе с фокусировкой зрения и пульсирующей болью в затылке, он наконец смог осознать где находится, когда разглядел людей в халатах и белые стены, — «Какого…» — он хотел произнести это вслух, но из слегка приоткрытых губ снова даже хрипа не вырвалось. В конце концов он перестал пытаться что-то сделать, ведь каждое действие забирало слишком много сил, вместо этого он сконцентрировался на своём состоянии. То, что все конечности на месте, его очень порадовало, а также то, что он может ими шевелить и чувствовать их, хотя те и страшно затекли. Последнее, что он помнит, так это то, как все переполошились, когда услышали взрывы вдалеке, а дальше только что-то абстрактное из своих снов. Он никак не мог вспомнить, как именно пострадал. «Чёрт, я же был там с Россией… он же в порядке?..» — он постарался сделать вдох глубже, но помимо крепко стягивающих грудь бинтов, ему помешала острая боль под рёбрами, так что он даже простонал. — Кислородную маску пока снимите. Нужно внимательно следить за показателями, сейчас сложно судить, насколько левое лёгкое хорошо восстановилось… Чьи-то руки наконец-то убрали мешающую хрень с его лица, после чего он почувствовал неприятный запах лекарств, хлорки и пота. Глубокие вдохи он всё равно не мог делать, поэтому не заметил ухудшения дыхания. В конце концов, раздражение постепенно сменилось апатией. Даже простое осознание себя в пространстве забирало много сил. — Вы меня слышите? — он скосил взгляд на медбрата, стоящего рядом с кроватью, — Вы были в коме несколько недель, но всё обошлось. Некоторое время вы не сможете говорить, но через пару-тройку часов вы сможете начать говорить, — от хоть какого-то прояснения ситуации ему стало немного спокойнее. После этого, с ним провели несколько тестов на рефлексы, чувствительность и прочее, взяли анализы и сменили бинты, а потом помогли слегка смочить горло водой. — А… — смог прохрипеть он. — Не перенапрягайтесь, сейчас вам нужно постепенно восстанавливаться. У вас было сломано пару ребер, сотрясение и множественные гематомы, но ещё не всё окончательно зажило. В данный момент вам можно напрягать разве что руки, так что можете пытаться их разработать. Ваш… эм… в общем, господин Российская Федерация будет тут в ближайший час. «Пф, «господин Российская Федерация», ага, как же. Вот вечно он запугивает людей…» — на душе стало как-то тоскливо, а в палате он остался совсем один, — «Значит с ним всё в порядке. Чем он занимался, пока я дрых те несколько недель?» Следуя совету врача, он старался разработать мышцы рук и ног, напрягая и расслабляя их, чтобы быстрее разогнать кровь. А ещё для того, чтобы не провалиться в сон и дождаться Россию. «Почему я решил, что он меня не разбудит?» — он смог поднять над головой левую руку, в которой не было капельниц и ещё какой-то хрени. Разглядывая её, он сжимал и разжимал пальцы, поэтому он мог видеть бледность своей кожи, а также потерю мышечной массы, хотя зеркала у него не было, — «Насколько же жалко я сейчас выгляжу?» — сразу вспомнилось, как РФ назвал его варёной редькой, когда он болел. Наконец, он снова обратил внимание на окружающий мир, дверь его палаты была закрыта, однако он всё равно смог услышать шум из коридора и чей-то рявк: — Отвечай, блять, если спрашивают! — это было совсем недалеко от двери и прозвучало совместно с быстрым стуком каблуков о пол. Знакомый голос. — Постойте…! Словно торнадо, распахнув дверь, в палату врывается Федерация в черных сапогах и расстегнутом белом плаще с мехом на вороте. И так давно не стриженные волосы парня отрасли на пару сантиметров за это время и спадали с плеч. На его лице был максимально естественный макияж, который лишь подчеркивал четкость деталей и выразительность. Причёски на Федерации не было, хотя, возможно, это была такая укладка, однако его длинные волосы были распущены. Россия пробежался яростным взглядом по палате, но не найдя персонал, посмотрел на кровать. И тут он будто уменьшился в размерах. Движения перестали быть такими резкими, лицо осунулось, а взгляд стал невероятно несчастным. Мужчина ни разу не видел его таким. Ни таким резким и прямым, ни таким несчастным. Теперь он наконец полностью осознал то, насколько долго был в отключке, раз у сына даже отрасли волосы. А ведь раньше он видел его буквально каждый день и заметить подобные изменения было очень сложно. Да и вряд ли он когда-то пытался. — Боже… — его глаза намокли, и он кинулся к кровати, — Ты правда пришел в себя! Я… ты же всё помнишь? Может не всё, но ты же… — промелькнувшая на мгновение радость сменилась колоссальной тревогой, — ... меня помнишь? Мужчина не сразу, но понял, что тот боится, что ему отшибло память. Видя, как из-за отсутствия реакции парень явно не успокаивался, СССР наконец попробовал что-то сказать. Получилось глухо и едва ли понятно, а ещё горло сильно саднило: — Щас… туш-шь поте-чет… у тебя. И вот опять. Он ведь только пришёл в себя и хотел сказать не это. Вообще не это. На самом деле он хотел сказать очень много, но получилось, как всегда. — Боже… — у РФ окончательно навернулись слезы, и он разрыдался, хватаясь за его руку и упираясь в неё лбом. Судя по прерывающемуся дыханию, он несколько раз порывался что-то сказать, но в итоге только сильнее плакал, — я так рад… боже, я так боялся, что ты… ты… Союз поджал губы. Он был слишком слаб чтобы сделать что-нибудь, да и силы уходили всё быстрее, поэтому ему оставалось лишь слабо сжать ладонь в ответ. — Столько всего произошло, и я так соскучился… — парень не смотрел на него, а белые пряди закрывали его лицо. СССР готов был проклясть свою беспомощность. Хотелось спросить, как он сам всё это время справлялся. Хотелось извиниться. Хотелось обнять. «Я ведь тоже тебя люблю… похоже…» Россия больше ничего не говорил, поэтому мужчина и сам не заметил, как глаза закрылись сами собой под напором сонливости.

***

Когда он открыл глаза в следующий раз, то был уже один. Позже его кровать привели в полувертикальное положение, чтобы он попробовал хотя бы немного поесть. Разумеется, о чём-то вкусном речи не шло. Ему принесли что-то похожее на вид и вкус на перемолотый белый хлеб с рисом. Порция была совсем крошечной и Союз скривился, когда ему сказали, что он должен попытаться съесть всё. Но его скептицизм улетучился, уже после первой ложки, так как его тело просто не хотело принимать еду и каждый глоток был тем ещё испытанием. Ел он очень медленно, и от сложности процесса, и от того, что постоянно уходил в свои мысли. Он уже достаточно восстановился для того, чтобы двигать руками и ногами в той мере, в которой позволяло положение. Ему уже объяснили, что очнулся он вчера и его состояние стабильно, однако о том, чтобы начать хотя бы пытаться передвигаться ему придётся ждать ещё минимум неделю. К тому моменту он должен начать нормально питаться и это избавит его от доброй половины того, что в него вливают через капельницы. «Хах… я ведь раньше думал, что не могу быть ещё более жалким…» — нахмурился он, чувствуя, как очередная ложка этой дряни медленно скользит по пищеводу. Однако он вел себя гораздо спокойнее, чем можно ожидать от человека с его темпераментом. А всё от того, что как только какая-то эмоция становилась достаточно сильной чтобы сподвигнуть к какому-то действию, она тут же сдувалась как воздушный шарик. Что-то вроде того, как набираешь в лёгкие воздух чтобы что-то сказать, однако в итоге просто молча выдыхаешь. Боролся он с кашей, около двух часов и за это время снова потерял все силы, хотя время ещё даже не достигло полудня. Так началась его первая среда, и он даже не догадывался, что в этот момент за окном лежит тонкая пленка снега, потому что было уже начало декабря.

***

«У меня ведь даже телефона нет, чтобы узнать хоть что-то…» — он снова очнулся около трех часов дня. Ему принесли стакан воды, и его он тоже медленно цедил. Это было легче чем есть. Его взгляд какое-то время был прикован к пышному букету красных пионов с кучей каких-то декоративных лепестков зелёного цвета, стоящий недалеко от кровати. Он хоть немного перебивал запах лекарств и хлорки. К этому времени его голосовые связки начали работать, и он уже мог нормально говорить, не считая хрипа и тихого голоса. — Здравствуйте, как ваше самочувствие? — в палату зашёл главврач. Брюнет с проблесками седины и коренастым телосложением. — Отвратительно, — прохрипел СССР в ответ. — Понимаю… я хотел сказать, что господин Российская Федерация просил передать, что он будет здесь через час. И он привезёт вам всё необходимое. — А… как часто он сюда приходил? — не удержался и спросил мужчина. Он уверен, что что-то всё-таки слышал пока был в коме. — Когда вы только сюда попали, его компаньоны еле его отсюда вытащили. Позже он приходил почти каждый день, иногда даже буквально на несколько минут, — кивнул ему мужчина. — Ясно… — А, эм, могу я узнать кем он вам приходится? — Он… это не твоё дело, — мужчина хотел сказать, как есть, но подумал, что раз тот не выяснил это за почти полтора месяца, то ему и не надо это знать. Россия ведь до мелочей всё планирует. —… — врач просто тихо вздохнул и вышел. Он подозревал, что они какие-то родственники, потому что тот, что этот, оба неприветливые, грубые и жуткие. У большинства персонала были мысли насчёт мафии, потому что тот бледный парень дал руководству жирный намёк, что копаться в этом явно не стоит. Их задача была лишь в том, чтобы поставить старшего мужчину на ноги. Никто и не думал, что всё это для того, чтобы просто скрыть родство от большинства. «Каждый день? Черт…» — теперь ему было ещё более паршиво. Что-то он сомневается, что если бы они поменялись местами, то он бы тоже навещал парня каждый день. Ему так же вновь стало интересно, чем тот вообще занимался, пока он был в отключке. Нормальный ребёнок за полтора месяца скорее всего вряд ли бы успел хотя бы избавиться от психологической травмы и от боязни вообще высовываться из дома. Но боже, когда Россия был нормальным? Союз по опыту знал, что у парня сильный стресс обычно выливается в какую-то хуйню. Это было что-то противоположное апатии. СССР бы не удивился, если после такого финта судьбы, РФ возглавил бы какую-то анархическую группировку или вывел какой-то новый наркотик. Да, он мог бы ограничиться и фабрикой мороженого, однако в это слабо верилось. «Интересно, а с компанией-то что? Скорее всего он и об этом позаботился… может Китай возглавил?» Так, за размышлениями и упражнениями для мышц и голосовых связок, пролетело время. Наконец он услышал выбивающиеся из общей гаммы шума звуки. Подсознательно он сразу понял, кто идет. И в отличии от первого раза, в этот раз просто свалиться в обморочный сон и уйти от разговора не получится. В этот раз появление парня было не столь резким: он тихо постучал и осторожно открыл дверь. Заглянув внутрь и увидев бодрствующего мужчину в полусидячем положении, он снова будто слегка опешил. В итоге он молча закрыл дверь за собой, а в руках держал большой бумажный пакет. — Я будто сплю, — наконец сказал РФ, смотря прямо ему в глаза, — Я знаю, что у тебя сейчас проблемы с речью, так что не перенапрягайся. Но… насколько много ты помнишь? Слышал, что при сотрясении часть информации может вылететь из головы… — Ну… — хрипло начал он, — последним помню взр-ыв на улице и то, как… все засуетились, — он прикрыл глаза, чувствуя, как дыхание начинает сбиваться. — Я… ты ведь меня прикрыл, помнишь? — по голосу стало сразу понятно, что он еле держит себя в руках. — Росс… — этого мужчина не помнил. — Я… я… боже, вчера я так испугался. Они говорили, что это нормально, что ты снова отключился, но я так боялся, что это просто злая шутка, что ты уже больше не… — глаза у того снова были несчастными и блестели от слез. Сейчас ему было всё равно на свой вид и образ, который он обычно держал в присутствии родителя. — Просто иди сюда, — мужчина поднял руку, как бы намекая на объятия. Он обманет сам себя, если скажет, что не рад видеть парня. —… — он закусил трясущуюся губу, в итоге уткнувшись отцу в грудь лицом. Несмотря на желание крепко обнять, он невесомо положил ладони ему на спину, потому что помнил о травме ребер. Да и те не позволяли о себе забыть. Они довольно долго сидели в тишине. РФ давил слезы, а Союз поглаживал его рукой без капельниц. Мужчина никак не мог собраться и сказать что-то. Они ни разу друг друга не утешали, возможно, он вообще впервые за десять лет видит слезы парня, поэтому совершенно не знал, что сказать. — Ты… что-нибудь помнишь из того, пока спал? — Ни… — хотел соврать мужчина, но передумал, — … мало что. Только пару образов и эмоций. Всё. — Ясно… — Прости. — За что? — парень поднял на него свои большие голубые глаза. В голове сразу всплыло, что это было последним, что он услышал и догадки мучали его последние несколько недель. — За всё. Я… в любом проявлении был ужасен, что отец, что просто человек, что… любовник? Партнер? — печально усмехнулся мужчина. Они столько были вместе, а он так и не понял, в каких они были отношениях. — Чтоб тебя… — РФ снова какое-то время давил всхлипы и смог продолжить только после длинной паузы, — Идиот. Какой же ты идиот… почему ты слушаешь всех кроме меня? Ну почему?! Почему ты считаешь, что кто-то знает меня лучше, чем ты? Почему все они лезут в мою жизнь, считая, что знают тебя лучше, чем я? Всё же было хорошо… — парень был одновременно и зол, и на грани истерики. — Нет, я… — Я знаю, что ты говорил с Германией. Я знаю, о чем вы говорили. Это из-за него у тебя поднялась тогда температура и ты чуть не умер в первый раз. Это из-за него я столько дней не мог найти себе место из-за твоего извинения перед тем, как ты впал в кому. Все вокруг смотрят на меня с сочувствием, будто лучше знают, что между нами происходит. И ведь они знают, что я гораздо умнее их! Чтоб их… — в его голосе слышалась пугающая ненависть. — Россия… — слегка опешил СССР. — Мне всё нравилось! Я всё о тебе знаю, я знаю, как ты отреагируешь на те или иные вещи, я знаю, что ты чувствовал… до определенного момента, пока другие не стали на тебя давить. Если бы всё шло своим чередом, то… то… — он не договорил, перескакивая на другую тему, — Да и вообще! Почему ты решил, что должен за что-то извиняться?! — он нахмурился, хотя всё ещё плакал, — Ты ведь мне не доверяешь, как раз, потому что отлично меня знаешь! Так почему все эти ебучие идиоты вокруг считают, что, между нами, есть хоть какое-то недопонимание?! Да, ты считаешь, что я всё время желаю тебе зла, но у тебя есть причины, и со временем это бы прошло! Всё пошло под откос именно тогда, когда в это дело стала лезть всякая дрянь! — взглядом он готов был прожечь в нем дыру. — Росс, прекрати, — нахмурился мужчина, — Даже если так, ты ведь сам понимаешь, что все они беспокоятся о тебе. И я не хочу, чтобы ты ссорился со своим единственным лучшим другом. — Из… деваешься надо мной? — сглотнул подросток. Его потряхивало. — Нет. — Я не хочу думать о других, сидя перед тобой, когда ты только очнулся, — всхлипнул он. — Хорошо. Тогда скажи… если они ошибаются во всём, то ты никак не отреагируешь, если я скажу, что... люблю тебя? — Союз прикрыл глаза на мгновение. А ведь он думал, что сможет легко это сказать. — Что? — У меня было время подумать, даже слишком много… и извини уж, но доля правды в их словах есть, — фыркнул он сам на себя. — Нет, я подожди, я… — Просто заткнись. У нас будет ещё дохуя времени, чтобы поговорить об этом, — мужчина готов был признать, что просто струсил, поэтому соскочил с темы, — Я просто надеюсь, что ты принес с собой мой телефон, и в целом расскажешь мне о произошедшем за это время. Я более чем уверен, что ты натворил какую-то немереную хуйню, так что хочу об этом узнать, — он и сам не был готов развивать эту тему сейчас. —… хорошо, — РФ вытер слезы рукавом. В итоге они наконец смогли взять себя в руки и перейти на менее щепетильную тему. Для начала РФ рассказал ему о его работе, например о том, что в данный момент компания не совершает сильно рисковых сделок, а Китай управляет компанией должным образом, поддерживая порядок и посещая собрания вместо него. Все остальные работают своим чередом. Россия так же рассказал, что КНР и Япония теперь вместе и он должен быть к этому готов морально, а ещё к тому, что Канада крутит шуры муры с одним из асмодейцев, да и КНДР тоже не чист на руку в этом плане. Рассказал о том, как восстанавливается город и о том, что это вообще был за теракт. Немного рассказал о том, что в их кругу общения физически больше никто не пострадал, однако многие бизнесмены понесли большие потери от этого, а на самых крупных представителей спихнули затраты на восстановление города и помощь пострадавшим. Наконец рассказал о том, как он сам восстанавливался почти две недели, однако благодаря Союзу получил только пару гематом. Говорил и о том, что знакомые затворники теперь ещё больше не хотят выходить на улицы. Рассказал о Германии и Рейхе. Однако лишь в последнюю очередь он стал говорить о Пруссии и всех делах, связанных с ним. В пакете он принёс его телефон, зарядку, полотенце, салфетки, удобную сменную одежду на будущее, экспандер для разработки рук, бритвенный станок, различные средства гигиены, а также немного горького шоколада, пару бананов и хлебцы. Парень сгорал от желания забрать родителя домой прямо сейчас, а затем ни на шаг не отходить и беречь, как дракон свои сокровища, но так поступить ему не даст ни Союз, ни Пруссия, ни здравый смысл, если уж на то пошло. По тем же причинам он и сам не может остаться здесь на долго.