Почему тебя люблю

      В клубе было прокурено, в отвыкших от подобной обстановки глазах рябило от светомузыки. Выходные загнали сюда кучу молодых оболтусов, но внутри всё равно было как-то пусто и слегка уныло. Народ шуршал за дальними столиками, прятался по углам, куда не доставали лучи светомузыки, словно боящиеся света упыри. Несколько сонных мух сидело за барной стойкой, прилепившейся между колоннами, держащими нависший сверху второй этаж. То ли подмосковные ребята отрывались более развязно, то ли за несколько лет молодёжь совсем переехала жить в интернет с соц.сетями и разучилась веселиться в реале. На танцполе в такт музыке извивались несколько гибких женских фигурок, но извивались лениво, скорее, завлекая партнёров, чем действительно наслаждаясь процессом. …«Подкова» была третьим клубом по счёту, в котором побывал Максим, и первым, в котором Мир обнаружился в центре шумной компании, пьяный и бесконечно довольный. Лицо его осунулось, и сквозь болезненную серость проступал нездоровый румянец. Небольшая весёлая группка мужчин тесным кольцом окружала мальчишку, с каким-то непонятным благоговением разглядывая Максимову головную боль. В отличие от него самого, любившего приватность и отдельные тёмные уголки, эти ребята выбрали открытую площадку второго этажа, косым обрубком, нависавшей над барной стойкой. Сюда Максим зашёл скорее по наитию, чем в самом деле рассчитывая найти этого поганца. И тем не менее, среди пяти незнакомых — и не маленьких — мужиков, сидел-цвёл его беглец.       — Дрюха, на бис, — орёт высокий плечистый парень в центре, развалившись на жёстком кожаном диване и с благодушным видом следящий за своей компанией. Остальные весёлым гвалтом поддерживают желание заводилы — и Мир тянется к столику, хватает две бутылки какого-то пойла и одновременно опрокидывает в себя под дружный гогот компании.       — Я же говорил — у этого пацана лужёная глотка, — довольно хохочет главный, трепя Мира по лохматой макушке. — Всегда меня обставлял, гад!       Неритмичная музыка рвала уши, но не могла заглушить оглушительного биения сердца. Максим смотрел, как Мир, его злобный, недолюбливающий людей Мир, сходит с ума среди пьяного отребья, и внутри становилось гадко и мерзко. Новая эта компания или они гуляют вместе уже вторые сутки? И кто они такие, что приняли его, халявщика, да ещё и так радужно? Кто этот бугай, что Мир так радостно позволяет тискать себя за плечи, и почему он смотрит на этого детину такими пьяными счастливыми глазами?       — Ещё заход? — вякнул кто-то из парней.       — Только через мой труп, — мрачно возвестил Максим, поднимаясь с винтовой лестницы в размытое пятно света от прожектора. Мир судорожно икнул, во все глаза рассматривая Максима. Из глаз медленно уходило опьянение, они опять становились колючими и злыми. Да бога ради!!! — Мир, живо поднялся и марш на выход, — очень тихо прошипел Максим, прожигая глазами главного.       — Мужик, тебе чего? — вздёрнул бровь тот. Злости в нём не было, но недоумение отчётливо перемешивалось с раздражением.       — Я забираю его домой, — Максим никогда не любил расшаркиваться, а уж этот тип, так вольно мацающий мальчишку, только заставлял сжиматься сильнее кулаки. На вид ему было столько же, сколько и самому Максиму, но Максим давно распрощался и с серьгой в ухе, и с футболкой с черепами, сменив подростковый бунтарский стиль на рубашки и галстуки. — Мир, блин, живо подорвался и бегом домой!       — Какой Мир? — Пацан попытался встать, но властная рука качка легла ему на плечо, припечатывая к дивану. — Братишка, ты ничего не попутал? Вали отсюда, пока не навтыкали.       Мир притих, во все глаза рассматривая злющего Максима и поднимающихся разом помрачневших ребят.       — Это ты попутал. Пацан тебе лапши навешал. Его зовут Мирослав.       — Мирослав? — мужик недоумённо перевёл взгляд на сидящего рядом врунишку. — А Дрюха где?       — Мне плохо! — неожиданно для всех возвестил Мир, скинул с плеча руку и рванул прочь, прикрывая ладонью рот.       — Туалет в другой стороне, — меланхолично кинул кто-то из компании, но Мир не расслышал — шустро, как для умирающего, дунул к лестнице, по которой только что поднялся Максим, и припустил вниз. — А в той стороне выход, — так же меланхолично добавил другой.       Максим чертыхнулся и бросился следом. Сзади что-то грюкнуло — обманутый детина выбрался из неудобного дивана и тоже припустил вдогонку. Мир, придурок, зачем надо было связываться с подобным типом? Он же если разок припечатает, от пацана мокрого места не останется. Пока Максим лихорадочно перепрыгивал ступеньки, стараясь не упустить из виду узкую спину мальчишки, ввинтившуюся в очень не вовремя собравшуюся на танцплощадке толпу, третий участник забега плавно просочился мимо Максима, перелетел последний пролёт и очень мягко, для такого внушительного дядьки, опустился как раз недалеко от танцующих. Юркнул в негустую толпу, сцапал Мира за ворот куртки.       — Ты — Славка? — прогудел мужик, впиваясь пальцами в больное плечо мальчишке. Тот взвыл. Его вопль смешался с музыкой и звуками толпы. Никто не обратил внимания на потасовку в центре, словно Мир и его новый знакомый просто танцевали, но в глазах у Максима потемнело, словно это у него была вспорота рука. И он не слышал ни песни, ни шума окружающего его народа, только испуганный вяк пацана до и болезненный стон после. Он растолкал мешающих пройти людей, подскочил к дерущимся.       — А Андрей тогда где? — продолжал домогаться этот болван.       Словно в замедленной съёмке Мир начал падать, оседать к ногам трясущего его человека, теряя силы от боли. В нос ударил солёный запах крови. Рана на плече едва затянулась, а под этими жуткими ручищами наверняка опять разошёлся шов.       — Убрал от него лапы, живо. — И не дожидаясь, перехватил вражеские кисти и с силой оторвал от мальчика.       Мужик удивительно покорно повиновался, даже сам отпрянул от падающего тела. Максим едва успел подхватить Мира, спасая от чьих-то танцующих ног. Люди даже не думали отойти — продолжали танцевать вокруг в рваном, но сплоченном ритме.       — Что это с ним?       — У него плечо пробито, урод, а ты на рану давишь. Мы в больницу.       — Я не…       Максим прижал полубесчувственного Мира к себе и повёл к выходу. Плеча осторожно коснулась рука. Если бы не оттягивающий руку полубесчувственный Мир, Максим бы с удовольствием вспомнил свои старые замашки, оставленные вместе с кольцом и черепами. Он умел драться, он любил драться, он хотел драться.       — Лучше отнесём его в туалет, — виновато прогудел мужик, — там прохладно и водой можно привести в себя.       — Хорошо, — Максим прикинул, что так действительно будет лучше — к машине куда удобнее тащить вменяемое тело, — только лапы от него прочь. Сам понесу.       На плечо опять легла рука. На этот раз куда более напряжённая.       — Кто ты ему? С чего вдруг я должен отдавать Славку незнакомому психу?       С языка почти успел слететь мат и краткая информация, кто он Миру, но что-то внутри шевельнулось. С чего вдруг этот бугай так переживает и откуда он знает это имя?       — Я встречался с его сестрой. А ты кто?       — Одноклассник его брата. Сюда на заработки приехал и нечаянно наткнулся вчера в клубе. Они с Андреем просто одно лицо, вот и попутал.       Максим помедлил, но всё же протянул руку.       — Максим.       Мужчина задумчиво глянул на Мира, жёстко перехваченного в талии, чтоб не свалился. Максим так и не позволил помочь себе и волок парня сам. Мальчишка немножко сполз, открыл сизые глаза, уставился в холодные карие Максима.       — Ну получишь ты у меня… — одними губами прошипел Максим. Мир виновато шмыгнул носом.       Собеседник хмыкнул и протянул руку в ответ.       — Антон.              — Может, два пальца в рот засунешь?       — Знаешь, куда их себе засунь?!       — Хм, почти дохнешь, а мыслишки все до единой пошлые…       — Сволочь!       — Дурак.       — Вы, ребят, и правда, дружите?       — Нет.       — Нет!!!       Антон округлил глаза, но предпочёл промолчать. В туалете, когда Мир пришёл в себя, то ли от стресса, то ли от влитого внутрь, но его действительно стошнило. Дальше позывов не шло, Мир злился, Максим ехидничал, Антон наблюдал.       — Блин, у меня мозги слипаются, — просипел Мир.       — Ты же вроде заливал мне, что не пьянеешь.       — Я и тревёзый… эээ… тверзый…       — Хе-хе!       — Заааткнись… буэ…       Максим поморщился от пустого надрывного звука.       — М-да, действительно не Дрюха, — с лёгким сожалением покачал головой Антон. — Тот может пить всё, что горит.       — Как ты мог спутать пацана с другом?       Антон пожал плечами.       — Они всегда как близнецы были, даже одевались похоже, в школе их ещё «двое из ларца, одинаковы с лица» называли, где один, там обязательно второй. Даже удивительно, как Андрей мальца в Москву отпустил одного, когда сам остался в местном институте, чтобы только не уезжать от семьи.       — Какие у них близкие отношения, — змеино улыбнулся Максим. Ему почему-то казалось, что упырёныш в кабинке был очень недоволен темой беседы, его натужные веканья всё сильнее резали слух.       Антон натянуто хохотнул, перекрывая особо звучное «буэ».       — Даже не представляешь. Родители у них вечно по командировкам мотались, вот старшие за пацаном и следили. Ну, Вика как Вика — чистая одежда, сделанные уроки, а Андрей как-то с детства привык везде таскать малого за собой, чтобы на глазах был, вот так и получилось, что они везде вместе, да, Славка?       — Нет! — недовольно булькнули из-за дверцы.       — Ха-ха, — неуверенно хохотнул Антон.       — Вот как, — задумчиво протянул Максим. Мир в кабинке натужно сопел, но молчал. — Я и не знал, что у Мира есть брат.       — Хе, ты, главное, при нём, мальчонку «Миром» не называй, — усмехнулся собеседник. — Это всегда была привилегия Андрея. Я даже поначалу окосел, что ты осмеливаешься его так звать, а ты, выходит, просто со старшим братишкой незнаком. Вы бы спелись, — подумав, заключил Антон.       — Это почему?       — Ты тоже за малым, как наседка бегаешь, — хохотнул мужчина и тут же опять страдальчески поморщился от потуг за дверцей. — Может, к бару метнуться, принести какой-нибудь «отвёртки» пацану? — не выдержал страданий в кабинке Антон.       — Да меня от одного слова уже тошнит, — взвыл Мир.       — Отлично, тащи, — возрадовался Максим. — Клин клином вышибают.       Антон вышел и тут же надрывы в кабинке прекратились, Мир высунул острый нос.       — Свалил?       — Ну… да, — не понял Максим. — Сейчас будет.       — Нет уж! Валим!       — Ты же еле на ногах стоишь…       Мир брызну в лицо водой из крана, отфыркнулся.       — Кто тебе сказал? Я не пьянею.       — Тогда к чему тот спектакль?       — Потому что Антоху с детства от подобного воротит.       — Э, постой! Не хочешь объясниться? — Мир выволок ничего не соображающего Максима из туалета, шмыгнул по стенке, обтёк барную стойку, плавно обходя оживающих с ночью посетителей, добрался до выхода и проворно взбежал по ступенькам — «Подкова» первым этажом вросла в землю, чем ещё больше напомнила Максиму упыриное логово.       Машину Максим припарковал на стоянке стоящего неподалёку гипермаркета, не желая тратить время на закатывание автомобиля в подземный гараж клуба, а потом нудные поиски свободного, удобного для выезда, места. Мир, выскочив из «Подковы», на мгновение замер, а потом сам пошёл к гипермаркету.       — С ним? Да ни в жизнь!       — Со мной!!! Мне всё равно, почему ты прикидывался своим братом и обманывал его лучшего друга, и почему нагрел этого самого друга мне тоже всё равно. Какого хрена я должен гонять за тобой по городу с вываленным языком?!       — А кто тебя просил? — отбурчался Мир, выискивая в темноте Максимову машину.       — Твоя сестра просила!!!       — А не наплевать ли тебе на мою сестру?       — Мне не наплевать на тебя!!!       — Да ну! — до этого непривычно спокойный, Мир наконец привычно взбеленился. — И именно поэтому ты кинул меня одного дома и свалил на сутки чёрт знает куда?!       — Не строй из себя сироту Казанскую — у тебя была еда, вода, тепло и интернет.       — Я тебе не хомячок сидеть в клетке и жрать корм из миски!       — Нет, ты неблагодарный щенок, который сам напросился ко мне домой и сам же мотает нервы по любому поводу!!!       — Да ладно, ты нашёл отличный способ от этого защищаться — просто сваливаешь из дома!!!       — Я не сваливал!       — А что это по-твоему было?! Тактическое наступление назад?       Теперь они орали во всё горло, распугивая редких водителей, забирающих свои машины со стоянки — несмотря на то, что супермаркет работал круглосуточно, основной поток посетителей к полуночи схлынул.       — Ты сам себе вечно врёшь, Максим, да так удачно, что сам же веришь. Почему ты целовал меня тогда у речки? Не говори, что только от злости — от злости бьют. И почему тогда доводил меня до оргазма? Взял бы силой, чего заморачивался? Кончай врать самому себе, что делал это только назло мне. Тебе нравилось.       Максим раздражённо шлёпал по карманам ладонями, выискивая ключи. Миру и не надо было спрашивать, где машина Максима — логик от природы, мальчишка просто прикинул в уме, куда практик Максим поставит автомобиль, чтобы не отнимать у себя время на поиски. Бесит! Как же бесит этот чёртов всезнайка!!!       — Отлично, я вру, а что насчёт тебя? — ключи не находились, Максим бесился сильнее.       — Что?       — То! Я не буду копаться так глубоко, как ты, давай поговорим о том, что на поверхности, о твоём замечательном заботливом братце, например.       — Не хочу!       — А я хочу! Мне плевать, что ты врёшь обо всём на свете и всем подряд. Знаешь что меня конкретно бесит? Ты вынес мне мозг Сашей, обзывал и вообще всячески глумился, ты заставил почувствовать меня таким отбросом, каким я не считал себя даже после того, как показал то проклятое видео родителям.       — Максим, заткнись…       Проклятый ключ бренькнул в заднем кармане джинсов, Максим выхватил его, раздражённо вдавил кнопку разблокировки, машина жалобно проскулила отключившейся сигнализацией. Максим оскалился и вернул старую фразу:       — Вот это страсти. А ты, оказывается, по собственному братишке сох…       — Я сказал, заткнись!!!       Мир злобно наподдал попавшейся под ногу пивной жестянке.       — Мне вот всё интересно…       — Не смей!       — …а меня ты так изводил…       — Хватит издеваться!!!       — …не потому ли, что я так похож…       — МАКСИМ!!!       — …на этого твоего Андрея?       — Ааааа!!!       Мир, бледный, трясущийся, с перекошенным лицом, прыгнул на Максима, бесцельно тыча кулаками куда-нибудь, лишь бы достать, но тот ловко поймал доведенного мальчишку за руки.       — НЕ СМЕЙ!!! СЛЫШИШЬ? НЕ СМЕЙ ВЯКАТЬ ПРО НЕГО! ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ!       — Ой, да ладно!       Максим удобнее перехватил Мира за кисти, толкнул на машину, лицом от себя, заломил непокалеченую руку, чтобы обезвредить, нажал на шею, перекрывая трепыхания в корне. Теперь мальчишка мог только зло булькать и косить бешеным глазом.       — Всё стандартно, малыш. Один влюбился, второй оказался вменяемым, вот ты теперь и исходишься на пену. Так психи колотят, что даже имя его произносить не любишь? Дома не появляешься, по телефону не общаешься. Щенок! И это ты посмел меня судить? Ну и каково это, быть чёртовым гомиком?       Он зло рванул притихшего мальчишку от автомобиля, развернул и прежде, чем тот успел гневно вякнуть, впился губами в рот, выплюнувший в его сторону столько яда и зловония. Разлепил сжатые губы языком, прикусил нижнюю, чтобы разомкнулись губы, с садистским наслаждением потянул, чтобы доставить боль, и протолкнул язык внутрь. Мир дёрнулся, забил руками по спине, но его только грубо перехватили в пояснице, чтоб не рыпался. Грызь! Извернулся-таки, поганец, куснул.       — Не щерь клычата, щенок, лучше не беси ещё сильнее.       Грубо подцепил подбородок вырывающегося пацана и застыл. По лицу Мира текли слёзы. Мальчишка отчаянно жмурился и стискивал зубы, чтобы не хныкать, но в свете фонарей мокрые дорожки отчётливо проступали на не знавших бритвы щеках.       Мир плакал. Впервые он не сквернословил, не бодался и не лягался в ответ на обиду… Максим мог сколько угодно ломать его, слёзы этого упырёнка ему не принадлежали. И почему-то в тот момент ему больше всего хотелось сомкнуть руки на горле того, из-за кого бился в тихой истерике его глупый дикий бесёнок.       — Перестань ныть, слышишь?! Живо прекрати! — Максим злился — и на пацана за его внезапную слабость, и на себя за странную дикую ненависть к незнакомому старшему брату.       — Хочу ныть — и буду! — привычное огрызание. И такой привычный, такой раздражающий и успокаивающий одновременно едкий выпад:       — Что, приревновал?       — Мечтай!!!       — Да ладно, аж зубы свело, ха-ха…       — Мир, не нарывайся…       — Я-тебе-не-Мир!!!       — Ой, простите, я и забыл, что это имя — привилегия… Ми-и-ир…       — Я тебе сейчас!..       Короткая возня, гневное сопение. Глаза в глаза, лоб в лоб, и пусть Максим выше на голову — пацан просто притянул обидчика за ворот куртки, сопя в лицо, как носорог; мелкий, взъерошенный, колючий. Максим едва не расхохотался, представив со стороны, как этот упырёнок пытается заломать такого немаленького дядьку.       — Ну, что? Давай, хочу посмотреть.       И Мир неожиданно прильнул к Максиму, скользнул руками под его куртку и сам потянулся к губам.       — Т-ты чего? Сдурел?       — Да брось, — шепчут мягкие влажные губы. — Ты ведь хочешь…       — Иди к чертям!       Острое колено бесстыдно прижимается к занывшему паху.       — Я же сказал — хочешь. Ну и что не так?       Да всё! И в первую очередь этот сумасшедший мальчишка! Если бы только не его слезы по другому мужчине, если бы только не его пахнущие алкоголем губы, он бы давно сгрёб паршивца, связал, запер, лишь бы никуда не отпускать, никому не отдавать и быть уверенным, что это мелкое чудовище всегда будет под присмотром. Лучше бы он не находил его в клубе, не слыхал про Андрея, не знал, кого сейчас обнимает Мир, кому шепчет в пьяном угаре, кого видит перед собой.       — Я не Андрей, Мир, — сухо проговорил Максим. Упырёныш открыл глаза, внимательно изучил его лицо, скрытое ночью.       — Я знаю. Ну и чёрт с тобой…       Мир сам нащупал ручку дверцы, но втолкнул его на заднее сидение уже Максим.       — Осторожнее, не мешок с картошкой, — булькнул пацан, но его попросту заткнули поцелуем. Максим забрался следом, накрыл собой, впечатал в жёсткое неудобное сидение. В салоне было тесно, они даже не могли захлопнуть за собой дверцу, оставляя своё уединение на волю случая и поздней ночи. Тем лучше — меньше шансов, что Мир будет шуметь или куда-то откатится, больше поводов обнимать, убаюкивая тараканов в его пьяной голове. Пальцы забрались под ветровку, жадно скомкали тонкую ткань водолазки, коснулись разгоряченного тела. Мир выгнулся и едва слышно застонал. У Максима сорвало тормоза. Бесёнок лежал под ним покорный и податливый, он не ругался, не сквернословил, не злился и не унижал. Он только мелко морщился, когда их возня задевала больную руку.       Отщёлкнул пряжку ремня, бесстыдно забрался в чужие джинсы рукой, сжал. Горячий выдох в лицо, тихий стон снизу и у самого в паху становится тесно и болезненно, а это чудовище ещё обхватило ногами, выгнулось дугой и бесстыдно толкнулось в ладонь.       — Ещё-ё… — требовательный выдох-стон.       И рука скользит по стволу, оглаживая тонкую кожицу со взбухшими венками. Вверх-вниз, медленно и аккуратно, заставляя двигаться в такт движениями. Мир хватается за плечи, пытается скрутиться, но Максим прикусывает ему ухо, спускается к шее, только заставляя сильнее открыться.       Джинсы стянуть с себя Мир не позволил; невменяемый, он безотчётно вцепился в них, стоило Максиму потянуть одежду с бёдер; и прикоснуться сзади не получилось — мальчишка сжимался, возился, отталкивал руку, шипел и даже попытался отползти, но упёрся в противоположную дверцу, от чего сопротивляться стало вообще невозможно.       Рука чуть сжала ствол, Мира скрутило в спазме, он неосознанно толкнулся навстречу что-то бессвязно бормоча. Опьянённый, Максим содрал с него водолазку, приклеился губами к тонкому торсу. Мир был худым, но не щуплым — под кожей играли мускулы. Рука сама потянулась к прессу, прошлась вверх.       — Чего? — тут же взъерошился на непривычную ласку Мир. — Нашёл место нежничать.       — Хочешь пожёстче?       Мир отвернулся, но Максим тут же впился пальцами в подбородок, заставляя мальчишку посмотреть на себя. Несколько секунд переглядок.       — Прости меня, — неожиданно всхлипнул тот. — Я не хотел. Прости. Мне правда жаль…       Максим не злился, он просто хотел обнимать лежащее под ним создание. А потом Мир протянул руки, обхватил его за шею, привлекая к себе, прижался, обнял, поцеловал.       — Прости… Андрей…       Будь Максим не таким циничным и эгоистичным, он бы остановился, оттолкнул, ушёл, но он хотел Мира, а тот сам тянулся к губам.       Скользнул по стволу пальцами, уж пусть лучше Мир стонет, чем шепчет чужое имя. Совсем не так, как полгода назад. Тогда он смутно понимал что делает, за что трогает и кого доводит. Когда-то, целую жизнь назад, Максим так и не отважился перейти границу и любовь к брату, тоже мужчине, поломала не одну судьбу. А сейчас он просто забыл, что они с Миром одного пола, что это неприемлемо и от природы не совсем нормально.       Пальцы наглаживают ствол, едва касаются тонкой горячей кожицы, щекочут уздечку. Поглаживание, лёгкое сжимание, мимолётное прикосновение. Выше, к головке, ниже, к основанию, медленно, увлажняя растущий в ладони член. Мир толкнулся в ладонь и застонал, когда та сжалась и задвигалась быстрее, втягивая его в ломаный срывающийся ритм.       — Т-ты… придурок, окончательно сдурел. Пусти меня, тут холодно.       Каким бы не был захмелевшим, Максим видел, как ломает его бесёнка. Мир становился податливым, мягким, точно согретая пальцами глина, тогда с его губ слетало ненавистное имя, а потом вдруг из глаз пропадал туман и он опять принимался колоться словами, видя перед собой именно Максима и тот в бессильной злобе мог только жарче обнимать своё маленькое чудовище и огрызаться в ответ.       — Ну так шевелись поактивнее, жарко станет, хе-хе.       — Убери руку с моего… мне плохо… х-ха…       — Кажется, тебе очень хорошо.       — Отпусти, нас в машине видно…       — Ну и пускай обзавидуются.       Дурманящий запах алкоголя от Мира опьянил и Максима. Он уже не помнил, как ненавидел этого упырёнка, не помнил их вечные склоки и то, что они вжимаются друг в друга на неудобном заднем сидении машины, он тоже забыл. Остался только Мир, только его хриплое дыхание, прерывистые стоны, горячая пульсирующая плоть в руке. Мир толкнулся сильнее. И ещё сильнее. Заскользил в сжатую ладонь, быстрее, быстрее.       Согнулся и выгнулся, изливаясь.       …Они лежали и молча смотрели друг на друга. В глазах Мира перегорала пьяная муть, он осторожно пошевелился под Максимом, стараясь отползти, вжался в дверцу, подтянул ноги. Его трясло.       — Мир…       — Отойди от меня, — злобно процедил парень, поспешно застёгивая ширинку. — Ненавижу тебя, гад.       — Сам меня соблазнил, — неожиданно на Максима накатила злость. Этот нахалёнок так бурно стонал всего минуту назад и теперь смеет прикидываться обиженным агнцем?       — Я был пьян!       — Конечно, пьян! — рявкнул Максим. — Настолько, что сам полез к мужчине, да ещё и обзывал его именем другого.       — Что? — опешил Мир. — Ты совсем ополоумел? Я не ты, чтобы брата звать. Где эта чёртова дверь открывается?!       Взбешённый Максим молча смыкнул пацана к себе, подмял, распластал.       — Вот интересно мне, а когда я говорил, кого именно ты звал, а?       Мир дёрнулся, но Максим намеренно сдавил больное плечо, сковывая движения, задумчиво сжал-разжал всё ещё липкую от Мировой спермы ладонь.       — Ну и каково это, малыш? Любить своего брата?       Мир сцепил зубы.       — Пусти меня.       — Я спросил, каково это?       — Пусти!!! Пусти, гадина!       Мир забился в руках, но Максим держал крепко. Грубо развёл мальчишке ноги, ложась между ними, чтобы не брыкался.       — Я говорил, что я не твой обожаемый Андрей?       Мир зло сопел.       — Ты любишь его? — продолжал допытываться Максим. Мальчишка дёргался, нервничал, косо глядя своему допросчику за спину, где в открытом проёме маячила его свобода. Он хотел удрать, а Максим наконец хотел добиться от него правды. — Даже не думай, я тебя отсюда не выпущу. Так и кого ты обнимал пять минут назад на этом сидении?       — Придурка! — выпалил Мир, злобно зыркая из-под чёлки.       — Редкостного, — буркнул Максим обессилено. Как его доняли эти бесконечные склоки между ними. Как ему хотелось… просто обнять и получить объятия в ответ.       И Мир, точно прочитал его мысли, сам потянулся за поцелуем… Хитрый сволочной пацан… на что угодно пойдёт, лишь бы отвертеться от допроса… Ну и чёрт с ним.       Осторожно потянул джинсы с ног, пробрался пальцами под бельё сзади, сжал ягодицы. Мир охнул, но покорно подался вперёд, зажмурился, стоило увлажнённому семенем пальцу вдавиться внутрь. На втором вцепился в спинку переднего сидения, но Максим раздражённо сгрёб его руку и положил себе на плечо. Пошевелил пальцами внутри, вызывая спазм, вошёл чуть глубже.       — Не зажмуривайся, — прорычал. — На меня смотри!       Мир послушно глянул. Откинулся и застонал. Максим потерял голову — стянул с мальчишки плавки, расстегнул молнию на своих брюках.       — Максим…       — Что?       — Я тоже не твой брат. Только посмей меня Сашей назвать…       Кажется, Мир сам обвил ногами талию, тюкнулся горячим лбом во влажное плечо. Максим плохо понимал, что творится, он чувствовал под собой Мира, тугого, узкого. С силой надавил на вход, протолкнул головку. Тихий судорожный выдох. Внутри было тесно. Толкнулся глубже. Вдавился, вжался в выстанывающее под ним тело. Головка протиснулась сквозь напряжённые мышцы. Медленно, аккуратно, чувствуя как сжимается его строптивое чудо. Подхватил под ягодицы, входя так глубоко, как только позволяет длина. Внутри горело и пульсировало. Толчок. Осторожный, мягкий, лёгкий. Толчок. Уверенный, настойчивый, властный. Толчок. Быстрый, сильный, жёсткий. Толчок. Резко, до конца, до боли из-за сжимающихся неразработанных мышц. Толчок. До стонов, до всхлипов, до криков.       Мир упёрся в грудь, попытался оттолкнуть.       — Тише, тише.       Максим перехватил упирающуюся в него руку, лизнул языком по запястью, по пальцам, заставляя разжаться кулак, по открывшейся ладони. Ему мало, безумно мало. Мира, его стонов, его покорных выгибаний его тугого не испачканного другими тела… и этой странной пьяной, но такой желанной ночи…       — Ещё хочу, — бесстыдно шепчет распаленный, до одури откровенный искуситель под ним. Сам притискивается, разводит шире ноги, щекочет шаловливыми пальцами распаленную кожу на торсе, плечах, спине. Острый юркий язычок облизывает себе губы… Сам вбирает палец в рот, медленно и вызывающе. И так же медленно и вызывающе сам насаживается на Максима.       — Не ты один…       Тела сплетаются ещё теснее, ещё туже. Толчки становятся быстрее, яростнее, сбивают дыхание, путают мысли. Сильнее, глубже, чаще.       На востоке загорался рассвет, но в городе ещё бродят беспокойные ночные тени. Ещё есть время. Обнять. Поцеловать. И поверить, что завтра всё будет хорошо…