«Правда в том, что те вещи, которые мы помним лучше всего — это то, что лучше всего забыть. Воспоминания — это вещи, которые оставляют нас, когда мы нуждаемся в них больше всего, и приходят, когда мы нуждаемся в них меньше всего. Если вы страдаете от нежелательных воспоминаний, просто примите их и подождите. Потому что таковы воспоминания»
(Ким Намджун, 2013 год)
***
— Я отправила Донха вместе с полицейскими в участок. Он даст показания уже сегодня. — Хорошо, не стоит с этим тянуть, — Шихек идет рядом. — Ему могут что-то вменить? — Не думаю. Если его показания совпадут с рассказом его друзей-фанатов, то у полиции не будет оснований его подозревать. — Хорошо. Присмотри за парнем, он должно быть в шоке. Ты замираешь, недоуменно уставившись в спину Директора, уже успевшего пройти вперед. — Что? — он оборачивается, не понимая причину твоей остановки. — Он должен быть незамедлительно уволен, я уже ему сообщила, — ты решаешь не ходить вокруг да около и сразу обозначить свою позицию по этому вопросу. Возможно PD просто жаль Барби, и он не хочет принимать тяжелое решение. — Что?! Почему? — Что значит «почему»? — ты недоуменно хмуришься, стараясь разглядеть ответ в глазах начальника, но там лишь искреннее недоумение. — Почему ты увольняешь его, раз сама знаешь, что он не виноват? — Я лишь предполагаю, что он не виноват, так как не обладаю достаточным количеством информации на текущий момент, — ты возмущенно вскидываешь голову, видя скептицизм на лице директора. — Нет, я конечно все понимаю, но одно дело изображать семью для репутации и рейтингов, и совсем другое пренебрегать ради этого безопасностью мемберов, — ты не понимаешь, почему стоит проговаривать вслух очевидные вещи. Совершенно ясно, что выход тут один. Ты устала, устала до чертиков, но сменившиеся выражение лица директора не предвещает ничего хорошего. — Изображать семью? — он щурит глаза и недовольно поджимает губы. — Ты так к этому относишься? Ты слегка закатываешь глаза, не желая играть в этом спектакле: — Послушайте, мы не имеем право на ошибку… — Нет, это ты послушай меня, — Шихек повышает голос, теряя самообладание. — Я уже вдоволь наслушался о твоей работе! Да, она очень важна, но моя работа еще важнее. Работа ребят еще более важная, — ты впервые видишь его таким раздраженным, кажется ты сильно задела его. — Они не просто группа, не просто шайка красавчиков, прыгающих полуголыми по сцене! Они несут идею, суть которой ты никак не хочешь понять, — он хмурится и даже сжимает кулаки. — Не бывает неважных людей, каждый человек важен. Каждый человек нуждается в поддержке. И я хочу, чтобы каждый получил мою поддержку через ребят и то, что мы делаем все вместе. Да, пусть это будет незначительно, но если это принесет хоть капельку утешения кому-то, я буду счастлив! — он сводит брови к переносице и грозно смотрит на тебя. — И я вообще не понимаю, почему несмотря на все время проведенное рядом с нами, ты до сих пор не можешь все это принять! Ты смотришь на него ошарашенная его пламенной речью. — И если уж на то пошло, ты тоже справляешься не лучшим образом… Ты сжимаешь челюсти, изо всех сил стараясь не ляпнуть ничего лишнего. — Нормально допускать ошибки, — видя, как ты напряглась, Шихек немного смягчается. — Мы все допускаем ошибки, потому что мы люди. Но не стоит забывать, что каждый из нас достоин того, чтобы ему дали шанс все исправить. И ты и я, и Донха… — ты хмуришься. Все эти прописные истины ты слышала не раз, да и сама произносила не единожды. — Это не в твоих правилах. Но, знаешь что? Ты настоящая трусиха! — столь неожиданное заявление сбивает тебя с толку. — Чтобы «дать второй шанс» нужна смелость, Кир. Нужна настоящая отвага, чтобы снова довериться, если однажды кто-то не оправдал твоих надежд. Но ты, — он смотрит прямо тебе в глаза. — Ты не находишь в себе сил даже для первого раза. Ты настолько боишься довериться кому-то, что предпочитаешь закрыться от всего мира, ища нелепые отговорки вроде работы или туманного прошлого, — ты словно рыба, выброшенная на берег, хватаешь воздух ртом от возмущения. — Да, что вы знаете обо мне?! — уже ты повышаешь голос. — НИЧЕГО, — гаркает Шихек, а ты отступаешь. — Я ничего о тебе не знаю… — он смотрит на тебя, но не зло или возмущенно: в его глазах ты читаешь понимание и сочувствие. — Но, я очень хочу узнать тебя лучше, — он мягко улыбается, а ты съеживаешься, не желая воспринимать его правду. — Я просто вижу как ты меняешься. Медленно, но меняешься, — ты хмуришься, не понимая, как разговор зашел в такое русло. — Но подумай вот над чем, — он делает паузу. — Сколько раз давали «второй шанс» тебе самой? Ты отводишь глаза не в силах выдержать настолько проницательного взгляда. Раздражает, что он всегда прав. — Родители Донха довольно состоятельные люди, ему в общем и работать то не обязательно. Но он был так благодарен за то, что мы взяли его в команду! — Да он просто фанатеет от BTS, — фыркаешь ты. — Почему ты думаешь, что это плохо? Почему ты смотришь на все только под одним углом? Его признательность никогда не ограничивалась возможностью нахождения рядом с ребятам. Он благодарил за шанс стать самостоятельным, за шанс стать настоящим человеком, за то, что мы дали ему возможность найти свой путь. Как я могу уволить его, зная насколько важна для него эта работа? — он делает паузу и вздыхает. — А ты? Насколько эта работа важна для тебя? — ты вся подбираешься и сжимаешь кулаки. — Вы знаете насколько я серьезно отношусь к работе… — Но и тебя это не уберегло от ошибок, — твою грудь больно сжимает от неприятной правды. — Говорят, не бывает плохих солдат, бывают плохие генералы. Он молча смотрит на тебя, давая тебе осознать суть его слов, а затем неожиданно подходит и кладет руки тебе на плечи: — Я хороший генерал, Кира, а ты отличный солдат. И это сражение мы обязательно выиграем, но я не хочу потерять ни одного бойца. Он треплет тебя за плечи, окончательно возвращаясь к своему обычному благодушному состоянию. — Верни Донха в команду и сделай из него лучшего бодигарда Кореи, — он отпускает тебя и разворачивается к выходу. — Не провожай меня, лучше иди отдохни, ты ужасно выглядишь.***
— Может я действительно не подхожу для всего этого? — ты выпускаешь струйку сигаретного дыма, вспоминая ваш вчерашний разговор с Шихеком. Вы с Тэдом удобно устроились в курилке на свой традиционный утренний перекур, чтобы обсудить дела. — Ну, наконец-то я слышу от тебя мысли обычного человека, — фыркает Тед и тоже затягивается. — Я уж и правда думал, что ты робот. Ан нет, — он широко улыбается. — Оказывается и тебе свойственны человеческие чувства. — Чувства? — Ну, да, — он кивает. — Например, сомнения. Ты всегда, как оголтелая прешь вперед несмотря ни на что, желая достичь чего-то. Порой мне кажется, что ты даже не задумываешься о том, куда ты бежишь, зачем, сделает ли это тебя счастливой? — Счастливой? — ты ухмыляешься. — Серьезно? Ты думаешь, что я стремлюсь за счастьем? — Все люди хотят быть счастливыми… — Да, брось, я просто хочу не сдохнуть раньше времени, — ты на секунду задумываешься. — Ну, хотя если я смогу уберечь дорогих мне людей пока не откинусь, ну, тогда да… я умру счастливой. «Зачем так усложнять? В конце концов сейчас очевидно только одно, мои желания полностью совпадают с целями Шихека — «не потерять ни одного бойца». И пусть мы вкладываем в это разный смысл, но я, как и он, сделаю все для осуществления этого». Тед хмурится. Ему явно не нравятся твои пренебрежительные разглагольствования о скорой кончине. — Ты никогда не думала, о том насколько люди вокруг дорожат тобой, насколько они привязались и полюбили, — Тед делает паузу. — Потерять тебя будет очень больно, — он замолкает, а потом уверенно добавляет. — Ты эгоистка, знаешь ли. — Может ты и прав, — буркаешь ты, выкидывая окурок, Тед лишь тяжело вздыхает. — Пошли. Нам пора за работу,***
— Кир, ты сейчас свободна? — Намджуну приходится постучать по кухонному столу, чтобы привлечь твоё внимание. — Что? — ты ставишь чашку на стол, выныривая из тяжелых раздумий. — Ты что-то хотел? — Ты такая мрачная, всё в порядке? — парень мягко улыбается. Ты смотришь на него и думаешь о том, что это очень странно. Странно, что он волнуется за тебя, хотя сам проспал менее пяти часов и наверняка с трудом поднялся утром, а уж если припомнить недавние события, то его переживания за тебя становятся совсем непонятными. — Ничего серьезного, просто слишком много думаю в последнее время, ты что-то хотел? — ты стараешься улыбнуться, но выходит как-то слишком вымученно. — Я хочу спуститься в кафе внизу, музыку послушать, подумать. Со мной нужно кого-то послать, — он устало потирает шею. — Не могу больше сидеть в студии, — он замолкает, давая тебе время подумать. — Моя компания сойдет? — О большем и мечтать не могу, — широко улыбается Нам, а ты встаешь из-за стола, с тоской смотря на остывший кофе… так и не притронулась. В гостиной вы натыкаетесь на Шугу, который только выполз из комнаты. Весь его вид говорит о том, что он плохо спал, и теперь готов мстить за это любому. Завидев вас, он морщится: — Ну, и куда вас со сранья понесло? — Джун хочет позавтракать в кафе внизу, а я за ним пригляжу. — Господи, громила ты бесчувственная, — бубнит Мин, даже не поворачивая голову в сторону лидера. — Оставь человека в покое, у тебя хоть капля совести есть? — Ага, — улыбается РМ, разворачивая тебя за плечи в сторону двери. — Я вернусь, и накапаю тебе немного, — он подталкивает тебя к двери, оставляя Юнги одного, что-то яростно бубнящего себе под нос.***
Вы усаживаетесь за столик напротив друг друга, и Намджун заказывает два капучино. Кафе заливают утренние лучи. Они режут глаза, заставляя тебя недовольно щуриться. Джун выискивает что-то в телефоне, а затем втыкает в ухо один наушник и замирает над блокнотом. Ты безучастно разглядываешь помещение: в углу какая-то парочка подростков нежно держится за руку, кто-то за соседним столиком разговаривает во весь голос по гарнитуре, а у стойки выясняют отношения по поводу сдачи. Официантка аккуратно ставит перед вами два больших кофе с какими-то рисунками на молочной пенке и тонкими пальцами разворачивает чашки ручкой к посетителю. Ты коротко киваешь в знак благодарности, а она уже почти спрашивает «Может что-то еще?», но ты прижимаешь палец к губам, кивая на Джуна погруженного в себя, она понимающе улыбается и уходит. — Она красивая, фигурка ладненькая, черты лица приятные, и волосы, — РМ мечтательно смотрит удаляющейся девушке, внезапно оторвавшись от бумаги. — Ага, про твой фетиш на высокий конский хвост, я в курсе, — усмехаешься ты. — Ты поэтому всегда именно так ходишь? — парень смотрит на тебя с озорной улыбкой и тоже слегка щурится от солнца. — Официально заявляю, что ты обнаглел. Я думала такие подкаты — это фишка младших, — Джун на твои слова широко улыбается, обнажая прелестные ямочки на щеках. Ты рада, что во всей этой безнадеге он все еще шутит. — В следующий раз кофе пить пойдешь с Барби. Заодно будет повод оторвать эту прилипалу от Тэхена, — ты осекаешься, вспоминая, что вообще-то уволила парня, но теперь тебе нужно вернуть его обратно, а также сделать из него образцового бодигарда и все это в условиях его полной некомпетентности, своей собственной неуверенности и при наличии какого-то психа, угрожающего подопечным. Ты тут же сникаешь еще больше, а Джун вынимает наушник и разваливается на диванчике, тяжело вздыхая. — Несколько дней в голове ни строчки, пустота страшная, а ты не реагируешь на мои комплименты! Это расстраивает! — в ответ на его слова ты лишь пожимаешь плечами. Между вами снова повисает неловкость, уже традиционная в последнее время. — Что ты пишешь? Песня? — Нет, мне нужно подготовить речь для благотворительного вечера ЮНИСЕФ, — ты киваешь, вспоминая о запланированном мероприятии. — Ты идешь один? — Айщ, из-за того, что событие неофициальное, присутствие по желанию. Я единственный, кто откликнулся. Парни слились, мотивируя это тем, что на английском бегло говорю только я, а стоять для мебели они не хотят, — Джун гневно взмахивает руками, чуть не опрокидывая чашку, а потом смешно выдыхает, сдуваясь, как воздушный шарик. — Но ведь Юнги болтает на инглише лишь на толику хуже, — подмечаешь ты. — Ага, вот только должно произойти что-то действительно экстраординарное, чтобы этот ленивец захотел продемонстрировать свои феерические знания. Ему видите ли и так норм, — злится мембер, снова переводя обреченный взгляд на блокнот. — Обычно я всегда знаю, что сказать, но с этой речью… Я уже тысячу раз ее переписывал. Она получается, то слишком длинной и теряется суть, то слишком короткой и, тогда мне кажется, что я не уделил проблеме должного внимания. Эта тема для меня несколько чересчур… — он морщится и отпивает из чашки. — Да брось, доносить мысли до других, ты у нас мастер. Всегда, когда слушаю твои речи, проникаюсь до глубины души. Такие меткие фразы, такие правильные мысли, — говоря это ты ничуть не лукавишь, ведь слова Намджуна действительно такие. — Что за тема кстати? — «Дети войны», — вздыхает парень, а ты невольно тушуешься, но быстро берешь себя в руки: — Ты обязательно придумаешь что-то, как всегда гениально-идеальное, не переживай. Поищи вдохновения где-нибудь, — решаешь подбодрить Намджуна, а у того внезапно загораются глаза. — Расскажи мне что-нибудь, Кир, вдруг это меня вдохновит. — У меня нет веселых историй, — ты поджимаешь губы. — Тогда расскажи грустную, — не унимается Нам. — Они скорее… — ты несколько раз словно жуешь слово, прежде чем сказать, даже до конца не понимая подходит ли оно. — Мучительные… РМ несколько минут лишь пристально смотрит на тебя, словно изучает каждый волосок и морщинку на твоем лице. — Какую же жизнь надо прожить, чтобы настолько не доверять людям? — он тяжело вздыхает. — Любую, Намджун… любую, — ты обхватываешь руками чашку с кофе, придвигаясь поближе к столу. — Я скорее считаю уникальными людей, которые перевалив за 25 лет все еще во что-то верят… На мой взгляд, остаться чистым, верным, доверчивым, незашоренным чужим мнением к этому возрасту — это один шанс на миллион. — Но мы же такие… — Джун ловит каждое шевеление твоих губ, не желая спугнуть момент твоего откровения. — Да, вы не сломались, вы были друг у друга, и не смотря на все противоречия справились. Словно мушкетеры: «Один за всех и все за одного», — хохмишь ты, стараясь придать разговору более непринужденную атмосферу. — Но пойми, все мы ищем такой поддержки, но не все находим. А еще больнее приходится, когда мы её теряем… — твой голос дрожит, кружка в руках стиснута до белых костяшек. Ты стараешься сжать свой кофе, как можно крепче, лишь бы снова не сдаться этой чертовой дрожи в ладонях. Очередному уродливому напоминанию о том, сколько ты потеряла. Потому что потери твоего прошлого, мучают тебя больше всего остального. Больше чем боль от предательства, больше чем одиночество, больше чем страх. Пальцы Джуна осторожно касаются твоей руки, а затем он просто обхватывает обе твои ладони и смотрит умоляюще: — Расскажи мне, пожалуйста… Конечно, рано или поздно тебе нужно будет рассказать о своих тайнах, поведать кому-то обо всех ужасах, которые тебе пришлось пережить, но пора ли? Выдержит ли твое сердце, если ты начнешь открывать эти замки? Справишься ли ты с чувствами? И если все-таки кому-то расскажешь, готова ли ты столкнуться с чужой реакцией? Сможешь ли ты тогда идти дальше? Ты долго разглядываешь сильные мужские ладони на своих руках. Всем естеством впитываешь исходящее от них тепло и поддержку, готовясь открыть одну из своих шкатулок, спрятанную глубоко в сердце. — Чтобы ты мне не рассказала, я клянусь, что не изменю своего мнения о тебе. Просто тебе самой будет легче, если ты поделишься с кем-то хотя бы частью этой истории… Положись на меня, Кир. Дай мне шанс, — он нежно оглаживает твои ладони большими пальцами. Поднимаешь неуверенный взгляд на Намджуна, и получаешь осторожный кивок. Он сосредоточен и серьезен, но глаза наполнены пониманием и еще чем-то таким же теплым, как и его ладони. Он ждет, ждет пока ты начнешь сама, не торопит. Тебе нужно еще пару мгновений, чтобы решиться. Ты обещала себе не сбегать. — Когда люди говорят про детей войны… — ты набираешь в легкие побольше воздуха. — Первыми вспоминают детей, которые сами пострадали на войне: их тела были покалечены, а внешность изуродована, — ты сокрушенно выдыхаешь. Предложения рассыпаются в твоей голове. —Затем обычно речь заходит об обездоленных детях: у которых война забрала все блага привычные для мирной жизни, их дома были разрушены, а сами они превратились в беженцев. И в конце выражают сожаления о детях лишенных будущего: которые больше не имеют возможности учится, развиваться и вынуждены влачить бесцельное существование в послевоенной стране. Каждого из них лишили беззаботного детства, взамен наградив искалеченной системой ценностей и ворохом психологических травм, — ты смотришь, как Джун утвердительно кивает в такт твоим словам. — Но есть и другие дети. Они не видели войны, не видели взрывы и разрушения, их дом по-прежнему цел, они ходят в школу и хорошо едят. Но они знают, что такое война, потому что она забрала самое дорогое, что у них было… — ты делаешь глубокий вдох. — Есть дети, чей папа не вернулся домой с войны… Слова даются тебе так тяжело, словно ты душу наизнанку выворачиваешь. Нервно жуешь губы, пытаешься дышать, а в груди так больно, что сердце хочется вырвать. Вырвать и выбросить, чтобы не чувствовать больше ничего… Но это твоя ноша. — Представь, что тебе нужно сказать маленькой восьмилетней девочке, что её папа больше не вернется домой, что он больше никогда не возьмет ее на руки, не приготовит завтрак, не улыбнется и не поддержит за руку. Он не вернется, его больше нет, — ты судорожно вздыхаешь, пытаясь протолкнуть хоть немного воздуха в легкие. Как будто вот-вот зарыдаешь, но слез нет. — А потом подумай вот о чем: вместо этого бойца, которого дома ждет очаровательная дочка, должен был погибнуть человек, у которого никого нет, чья жизнь никчемна и бессмысленна, — ты напрягаешься всем телом, словно принимаешь удар. — Но он не позволил, мне этого сделать… — смотришь Намджуну в глаза и горько усмехаешься. — … идиот. Он отдал за меня жизнь, и лишь взял с меня обещание приглядывать за его дочуркой… За той, кому я даже на глаза показаться не смею. Брови Джуна ползут вверх, когда до него доходит суть твоей истории. «Да, все так. Вот такая я жалкая, трусливая и слабая». Ты высвобождаешь руки и закрываешь лицо, не желая смотреть на реакцию Намджуна и спустя мгновение, словно на яву, чувствуешь на коже жар пустыни. Ты стоишь перед штабом командования, сжимая только что врученный тебе конверт с завещанием. Сил хватает только неуверенно коснуться перил и рухнуть на ступеньки. Трясущимися руками ты отрываешь край и выуживаешь небольшой клочек бумаги, исписанный ровными корейскими иероглифами. «Каждый раз, когда перед заданием мы садимся писать эти чертовы письма, я молюсь, чтобы оно никогда не достигло адресата. Ты помнишь? Я обещал тебе алкотур по Итэвону. Прости, кажется я не сдержу обещание. Ведь если ты читаешь это, значит мои мольбы не были услышаны. Видимо не судьба, да? Мне очень жаль. Видя, как ты сидишь сейчас за столом напротив, рисуешь смайлики и с диким хохотом вписываешь очередной анекдот в свое завещание, мне хочется, чтобы эта задорная улыбка никогда не сходила с твоего лица. Однако, когда меня действительно не станет, именно тебе я хочу сказать свои последние слова. Я так виноват перед тобой. Я надеялся, что никогда не заставлю тебя пройти через боль потери снова… Прости меня за это, даже на том свете я не перестану корить себя. Как бы мне хотелось сейчас взять тебя за руку, потому что знаю, как тебе больно… Ты там плачешь, да? Пожалуйста, не плачь. Хотя бы не слишком долго. Я же знаю какая ты нюня. Не расстраивай Серегу! Он вообще ни в чем не виноват, парень хочет на тебе жениться… Это пока секрет, но пожалуйста, дай ему шанс!» Горькие рыдания вырываются из твоей груди, а слезы, застилая глаза нескончаемым потоком, катятся вниз по твоему лицу. Все это слишком. Ты сжимаешь бумагу, а руки предательски трясутся. Не может одно сердце принять в себя столько боли… ну не может… Ты снова потеряла все, потеряла самых близких тебе людей: не с кем больше бегать наперегонки и дурачиться, выпивать и смеяться до утра, слушать дерьмовые шуточки и мечтать о будущем… нет больше плеча на которое можно положиться. «Нет, СиДжин, ни тебя, ни Сереги!» — слезы падают на бумагу, размывая чернила, а у тебя просто нет сил остановить их поток. Хочется кричать, что все это неправда, что все это чертова шутка, но нет… Вот он обыкновенный лист белой бумаги, возвещающий о том, что точка невозврата пройдена. Его нет. И все, что ты можешь, это узнать его последнюю волю: «Пожалуйста больше не плачь… Я прожил достойную жизнь. Ведь после меня останется моя прекрасная дочь… и ты. Я очень доволен тем, как воспитал тебя. Я успел научить тебя всему, что знал, и очень надеюсь, что это поможет тебе в будущем. Вы обе очень дороги мне. Мои девочки… Пожалуйста, не забудь про мою Харин. Езжай, познакомься с ней, как и хотела. Расскажи каким крутым был ее папа. Я хочу, чтобы она мной гордилась. Она еще маленькая, но очень смышленая, и обязательно будет требовать объяснений почему ее папа больше не вернется домой… Расскажи ей, прошу. Она заслуживает знать правду. Позаботься о ней, пожалуйста, она совершенно не виновата в том, что я не справился…» — Ааааааа! — ты не можешь сдержать крик боли, рвущийся из твоей груди. Все твое тело сотрясает от рыданий. «… И не вини себя ни в чем. Ты самый светлый, честный и надежный человек, из всех кого я знал. Ты сделала все что могла, я уверен. Просто жизнь иногда жестока к нам… Не закрывайся снова. Прошу тебя. Ты больше других достойна любить и быть любимой. Когда придет время, постарайся найти в себе силы довериться. Когда в твоей жизни появятся люди, которые примут тебя такой какая ты есть, не отталкивай их. Я надеюсь, что один из них когда-нибудь поведет тебя к алтарю… Мне грустно, от того, что я не смогу этого увидеть… но если не я, то рядом обязательно будет достойный человек, который отведет тебя к жениху. Так что не опускай руки. Слышишь меня? Никогда не опускай руки! Борись. Во чтобы то не стало. Вгрызайся в жизнь зубами, и не смей отступать! Я не о чем не жалею, кроме того, что оставил тебя и Харин. Этого я себе никогда не прощу. Поэтому я прошу вас быть сильными, тогда мне будет не так горько наблюдать за вами сверху. Ведь даже после смерти я обещаю всегда быть вашим светом. Пожалуйста, передай малышке Ю её письмо лично. Бесконечно люблю, Ю Сиджин». — Кира… — словно через толщу воды раздается голос Намджуна. Ты вздрагиваешь всем телом от резкого осознания, что провалилась в очередной свой флешбек… Джун выглядит обеспокоенно, ведь стоит тебе открыть глаза, как он мгновенно подрывается, чтобы пересесть к тебе. Ты послушно сдвигаешься в сторону, тут же ощущая на плечах покалывание от чужих прикосновений. «Когда-нибудь придется довериться…» — звучит в твоей голове голос Сиджина. — У вас все в порядке? — около столика неожиданно возникает прилипчивая официантка, заметившая, что Джун пересел к тебе на диванчик. — Вы не вовремя, — несвойственно грубо отшивает персонал Джун и всем телом разворачивается к тебе, продолжая осторожно гладить плечи. В воздухе повисает недосказанность, но Рм не торопиться спрашивать. — Есть одна девочка, тут в Сеуле, — ты чувствуешь, как пересыхает в горле, а губы отказываются произносить внятные слова. — Еще совсем маленькая, но уже очень сильная. Она выросла совсем одна. Ее папа, был моим капитаном, он был убит на задании, — сообщаешь ты уже понятные вещи. — Его последней просьбой было, чтобы я взяла опеку над девчушкой, но я не многое смогла сделать для ее будущего. Я нашла в себе силы лишь на то, чтобы приглядывать за ней издалека и оплачивать счета за обучение. — Ты ни разу с ней не поговорила? — спрашивает Рм, а тебя словно током бьет. Ты поднимаешь на него глаза, ожидая увидеть осуждение или презрение. Ведь ты бросила ребенка на произвол судьбы, даже не удосужившись объяснить, что именно произошло. Нарушила обещание, последнюю волю погибшего товарища. Но глаза Джуна полны сочувствия и понимания. Ты обреченно мотаешь головой из стороны в сторону, а он сгребает тебя в охапку объятий, заставляя положить подбородок на его плечо. — Я просто не знаю как… Я не знаю как смотреть ей в глаза, — тебя уже ощутимо трясет, а Нам лишь крепче прижимает к себе. — Она такая молодец. Такая умная и сильная. Я наблюдаю за тем, как она растет, и не понимаю откуда она берет эту жажду жить, почему не опускает руки… Я когда-то была на ее месте, но все на что хватило меня, это закрыться и ожесточиться, а она нет… Ты бы видел как она улыбается, как бегают искорки в ее глазах… она точная копия своего отца. Набралась сил, и идет дальше… Она справилась, не то что я… Джун успокаивающе гладит по голове, дает время прийти в себя, молчит… и только, когда твоя дрожь немного успокаивается, позволяет тебе отстраниться. — Слушай, ты можешь отказаться, но мне кажется это пойдет тебе на пользу, — Намджун тут же убирает от тебя руки и начинает как-то странно мяться. — Ты тут все сокрушалась, что личную охрану не пустят на мероприятие, и я подумал… — ты хмуришься, не понимая чего это он так резко перевел тему. — В общем, я после того, что ты рассказала, думаю, что тебе полезно будет посетить мероприятие, ведь помимо кучки спонсоров, там будут и люди прошедшие через тоже, что и ты… Поболтаешь, отвлечешься немного, — Джуну неловко, но смотрит на тебя с надеждой. — А ну еще и не будешь переживать за мою безопасность, ведь я буду с тобой, — он зажато улыбается и ведет бровями в ожидании твоего ответа. — Мы же кажется уже выяснили, что личная охрана должна остаться за пределами залов? — Но есть вариант, который мы не обсуждали… — Намджун смотрит на тебя пристально, а потом выдыхает, берет тебя за руку и глядя в глаза произносит: — Будешь моей плюс один?***
Остаток сегодняшнего расписания проходит на автомате. После разговора с Намджуном взять себя в руки было крайне сложно, но работу никто не отменял, а потому сейчас, когда вы вернулись в башню, больше всего хочется выпить и хоть немного отдохнуть. Однако нужно еще кое-что сделать. Ты хочешь окликнуть Тедда и сообщить, что отойдешь в аппаратную, когда Чонгук подходит сзади и всем телом прижимается к твоей спине, крепко удерживая за бедра. Ты напрягаешься и замираешь в ожидании очередного фортыля, который задумал макнэ, но он не двигается и совершенно ничего не делает, оставляя тебя в недоумении. — Чон Чонгук, что ты делаешь? — Заставляю тебя привыкнуть к моим прикосновениям, — абсолютно серьезно отвечает парень. Можно подумать тебе стало понятнее… — И зачем тебе это? — уточняешь ты, получая в ответ самодовольную усмешку. — Чтобы ты по ним скучала… Не успеваешь ответить на колкость, как Шуга буквально за шкирку, схватив младшего оттаскивает его от тебя. — Заканчивай свое выступление, Ромео долбанный, — злится Юнги. Кто-то сегодня не в духе с самого утра. — Хё-ё-н, давай выпьем яду вместе, — гримасничает Чонгук, но его улыбка быстро сходит. Хосок останавливается в шаге от тебя, смеряя Гука недобрым взглядом. — Ты потренироваться хотел, а сам стоишь спектакль разыгрываешь. Бегом, блин! Репетиция через 15 минут! — рявкает Хос, а тебе становиться не по себе. Всё-таки старший Чон абсолютно страшен во всем, что касается работы. Макнэ ретируется спустя секунду, а Мин уходит за ним, продолжая прожигать спину макне недовольным взглядом. — Иногда мне хочется кого-нибудь ударить… — выдает Хоби, а ты прыскаешь со смеху. Вот это заявление! — Я могу научить, — смеешься ты. — Нет, тогда я буду реально опасен, — улыбается мембер, а затем осторожно переводит тему. — С Донхэ всё хорошо после вчерашнего? — ты киваешь несколько раз. Причастность Суджу к инциденту с печенью удалось замять, но ты даже не удосужилась позвонить и спросить как он добрался до дома. Не хорошо вышло. — А Итыку звонила? Донхэ наверняка ему рассказал о нашей «ситуации»… Он наверное волнуется. «Да, что за день сегодня такой!» — ты чувствуешь, что лимит нотаций на сегодня исчерпан. Всё это откровенно злит. Да, ты не звонила. Не звонила. Ну и что? Ты с трудом успеваешь делать физически необходимые вещи, а Итык… Вообще-то он еще не прощен, сколько можно устраивать балаган из твоей жизни, а потом посылать гонцов с уговорами его простить?! — Нет, и не собираюсь, — отрезаешь ты, на что Хоби грустно поджимает губы. — Зря, я думаю он это заслужил. Последняя фраза бьет под дых. Неприятно. Но мембер уходит, не дожидаясь твоего ответа. «Потрясающе… меня сегодня только ленивый палкой не потыкал». А еще этот ужин с Намом! И черт тебя дернул согласиться! Тогда идея обеспечить его безопасность лично, показалась тебе просто отличной! Но сейчас, когда до тебя наконец дошло, что быть спутницей звезды и его бодигардом это не одно и тоже, внутри тебя поселилась настоящая паника. Иногда тебе кажется, что вселенная слышит твои мысли, потому что тебе на встречу выносится одна из твоих главных ошибок, всем свои видом напоминая, что впереди тебя ждет еще куча работы… — Бооосс!!! — перед тобой резко выскакивает Барби. — Спасибо, босс! Я клянусь, что больше вас не подведу! — он кланяется так низко и резко, что кажется еще чуть чуть и приложиться лбом об пол. Вечно у него все с перебором. Ты хмуришься, и складываешь руки на груди. — Тебе не стоит меня благодарить, — цедишь ты. — Я была против твоего возвращения. Иди скажи спасибо PD и его семейным ценностям. — Я знаю, что вы были против, — продолжает тараторить парень. — Но вы всё-таки согласились дать мне второй шанс! «Это когда это я на такое соглашалась?!» — негодуешь ты, но видя как воодушевлен Донха немного смягчаешься. — Ты пожалеешь, что вернулся. Я тебе такое устрою… В аду и то комфортней будет, понятно? — Я не подведу, босс! Можете на меня положиться!!! Ты вздыхаешь и уже было собираешься уходить, когда вдруг тебя озаряет: — Ты ведь из богатой семьи, да? — парень недоуменно на тебя таращится. — Посещал всякие званые вечера и благотворительные ужины? — Донха утвердительно кивает. — Как они обычно проходят? Сказать, что парень был озадачен вопросом, это ничего не сказать, поэтому тебе приходится пуститься в краткое объяснение ситуации с Намджуном и мероприятием. — Ооо, так Вы пойдете на ужин ЮНИСЕФ в качестве гостьи?! Тогда вам обязательно потребуется вечернее платье. «Ой, бляяя…» — Туфли, прическа, макияж… — Барби явно почувствовал себя на коне, так как продолжал фонтанировать идеями о том, что тебе может понадобиться. «Пиздец, я попала!» — Там обязательно будет фуршет, уверен Вам очень понравится, такого в Корее Вам вряд ли доводилось пробовать, ну и конечно же… танцы. — ЧТО?! — Это же званный вечер, люди едят общаются и танцуют в лучших светских традициях. «Господи, пристрелите меня… Вряд ли эти светские танцы имеют что-то общее с моими дикими плясками в клубах и на вечеринках, а значит я крупно влипла». Видимо весь ужас происходящего отразился на твоем лице, потому что Барби немедленно расплылся в издевательской улыбке: — Что-то мне подсказывает, босс, что вы смачно погорячились, согласившись на эту «миссию». — Зубы сомкнул! — ты замахиваешься на слишком догадливого подчиненного. Тот тут же стискивает зубы, но продолжает тянуть лыбу. — Чего делать то? — Миштер Шимин мог бы наушить вас таншам, — сквозь зубы цедит Храняш. — Чего? Нихрена не понятно! Разомкнул! — сдаешься ты. — Вам не потребуются очень уж глубокие знания, легкого вальсирования и умения следовать за партнером будет вполне достаточно. Поэтому Чимин, я думаю, сможет обучить вас этому. Ты на секунду задумываешься стоит ли обращаться за помощью к Чимину. Вы так и не разрешили до конца свои недопонимания с того вечера. Но вероятность ударить в грязь лицом, да еще и опозорить Намджуна на вечере, все же склоняют тебя в сторону предложения Донха. — Ладно, ты прав, наверное мне стоит поговорить с ним. — Сделайте это прямо сегодня. Думаю вам потребуется куча времени. — Эй!!! Ты сказал там ничего сложного? — Ну, для нормальной женщины, да… — Зубы! — ты снова имитируешь попытку треснуть его и он крепче сжимает челюсть. — Туфшли, — шипит он. — Тренишуйтесь срашу в туфлях. — У меня их нет, — «Откуда им взятся собственно?!» — досадуешь ты, а Барби бьет себя в грудь. — Я куплю вам шишкарные туфли, ошень удобные вот увишдите, — он смотрит на тебя таким преданным взглядом, что ты не можешь не дать ему шанса помочь тебе. В конце концов, сама ты вряд ли сможешь выбрать, что-то подходящее, да и времени у тебя на это нет. — Ладно, только не очень дорогие. И я собираюсь отдать тебе деньги, — парень бодро кивает, а ты окончательно смирившись добавляешь. — У меня 24 размер…***
Твои прямые обязанности требуют внимания и ты направляешься в аппаратную, где Храняши на протяжении всей ночи отсматривали видео: — Босс, — Пино подрывается с места. — Сидите, — ты заходишь за спины ребят, разглядывая мониторы. — Что-то нашли? — с надеждой интересуешься ты. — Пока ничего, — бурчит Принцесса. — Все камеры работали исправно, мы уже провели проверку пингом. По протоколу SNMP никаких оповещений также не проходило, но мы на всякий случай проверяем, почти закончили. Ты коротко киваешь и переводишь взгляд на Пино: — Что с общей комнатой? —Там буквально засветились все, — сокрушается Храняш, — С момента как Барби внес и вынес коробку, там побывало 28 человек. Ты прикрываешь глаза от досады, ты надеялась, что эта цифра значительно меньше. — Хорошо, раздобудь в отделе кадров фотографии сотрудников согласно check-in на электронном замке в комнату отдыха всех 28 человек, а потом сопоставь их с людьми, входившими в комнату по камере. Мы должны исключить возможность того, что кто-то мог воспользоваться чужим пропуском. Также запроси личные дела всех этих сотрудников для меня. — Понял, босс, — Пино утвердительно кивнул. — А что говорить, если они спросят зачем мне личные дела? Еще вчера вы решили по возможности хранить в тайне все происходящее, чтобы не создавать панику вокруг ребят: — Не знаю, ты же мастер всяких историй, придумай что-нибудь. Постарайся увести внимание от мемберов. — Хорошо, босс, я что-нибудь придумаю. — Дай мне список, — Храняш протягивает тебе распечатку и ты быстро просматриваешь список сотрудников, которые успели побывать в комнате. Черт, тут действительно толпа народу, некоторых ты даже лично знаешь. «Весь основной стафф, визажисты, хореографы, Тедди, Донха, несколько Храняш, Сохе и еще пара тройка младших менеджеров, Джунвон, Суми с ресепшена, Кан Хенгю… хм, кто это? Звучит знакомо…», — ты хмуришься, пытаясь вспомнить обладателя имени. — «О! Хосок, он что там забыл?» — Отправь копию списка Луцио, из IT-отдела, — ты аккуратно складываешь листок и убираешь его в карман. — Луцио? — парень морщится словно съел что-то кислое. — Зачем? — Нам нужна его… эээ… внимательность, — заявляешь ты. — Так тактично его параноидальную шизофрению еще никто не называл, — ржет Тед, заходя в комнату. — У нас все тихо, юр. отдел сказал, что тебе нужно будет зайти и подписать кое-какие бумаги для полиции, и завтра ты уже сможешь получить доступ к материалам дела. — Хорошо. — Мы можем как-то выяснить был ли кто-то из сотрудников в Коджедо месяц-полтора назад? — Маловероятно, — Тед скептически скребет подбородок. — Только если они указывали свое местоположение для экстренной связи в отделе кадров, когда оформляли отпуск. — Можно прошарить социальные сети, — кидает Принцесса идею, — Джунвон, например, недавно выкладывал фотки с рыбалки, очень похоже на то место, где мы были в Коджедо. «Джунвон рыбачил?» — ты припоминаешь, что он действительно о чем-то таком говорил. А затем морщишься, отметая предложенные варианты, вряд ли убийца запостил свои похождения в инстаграм или предупредил отдел кадров. — Нам нужно как-то сократить список или уточнить временной промежуток, чтобы заставить полицию проверить положение мобильных телефонов, — все согласно кивают. — Вопрос, только как? — Сейчас это очень похоже на тупик, — резонно замечает Тэд, а младшие Храняши сдуваются. — С тобой уже связалась полиция? — Нет, мы только-только утрясли бюрократические вопросы, — ты презрительно морщишь губы. — Ээээ, нам бы хоть какую-нибудь информацию, — вздыхает Тэд, а ты теребишь свой телефон в кармане. «Ну, госпожа судмедэксперт сама же дала мне визитку, и разрешила звонить когда вздумается? Другое дело, что прошло всего ничего, и вряд ли они успели что-то выяснить», — тебе очень не хочется показаться грубой этой женщине, но от желания узнать еще хоть что-то, аж свербит. Ты достаешь телефон и быстро находишь номер, делая знак присутствующим — заткнуться. После непродолжительных гудков, тебе отвечает приятный женский голос: — Слушаю? — Здравствуйте, госпожа Пан, это Кира, — ты делаешь паузу, все еще испытывая неловкость из-за своей назойливости. — Аааа, так и думала, что ты не дотерпишь до завтра, — легко смеется эксперт, и ты расслабляешься. Ты не знаешь, чем заслужила такое добросердечное отношение к себе, ведь уже не раз видела жесткость женщины во всем, что касается ее работы, но непременно благодарна ей за это. — Простите, госпожа Пан — бухтишь ты, а она продолжает: — Зови меня Хё Джон, и да, мы действительно сделали все очень быстро, — продолжает она. — Сейчас можем сказать, что печень принадлежит убитому в Анхене. Ты не знаешь радоваться тебе или нет, с одной стороны это хорошо, труп у вас все еще один, с другой, какой-то ненормальный сумел доставить эту хрень прямиком к спальням бантан. — Она была предварительно заморожена, т.е. можно с уверенностью предположить, что после извлечения, преступник положил ее в морозилку, обычного бытового холодильника и вытащил, только для транспортировки и последующей… кхм… подачи на стол, — госпожа Пан, делает паузу. — Поэтому вы не заметили кровоподтеки ранее, ей понадобилось не менее четырех часов, чтобы растаять, плюс небольшие бортики кондитерской подложки под торт и… подарок доехал до вас в лучшем виде, уж извини за фривольный пересказ, — ты слышишь усталость в голосе женщины, и задумываешься о том, не она ли лично провела столь срочные анализы. — Надо отдать должное твоему красавчику из охраны, — продолжает женщина, делая небольшое отступление. — У вас что по внешним данным в штат набирают? — слегка смеясь вдруг сообщает она. — Если ты не кинозвезда, то даже в охране работать не можешь? — Пфф, нет, — хмыкаешь ты, переводя глаза на Храняш в аппаратной. — Скорее наоборот, — давишь лыбу. — Донха у нас исключение… — Ха-ха-ха, — ты слышишь легкий смех госпожи Пан. — Ну, так вот, о чем это я… Ах, да! Надо отдать должное его друзьям, они словно армия, готовая вступить в бой, явились в участок посреди ночи и сдали отпечатки еще вчера, несмотря на нежелание полиции работать так поздно. Они не ушли пока твоего парня не отпустили вместе с ними. Поэтому, проведя несколько часов сверяя отпечатки, я могу с уверенностью тебе сообщить, что на коробке отпечатки только этих ребят. Поэтому либо преступник был в перчатках, я склоняюсь к этой версии, либо убийца кто-то из этих очаровашек, — хмыкает она. — И, к сожалению, это все, что я пока могу тебе сообщить… — Я так благодарна вам, — ты даже не можешь выразить насколько. Тебе ясно наверняка, что женщина и ее команда не спали всю ночь, чтобы собрать, перевести и сличить отпечатки, а также провести анализы ДНК найденного органа. — Не стоит, — даже через трубку ты видишь мягкую улыбку на ее губах. — Мне приятно помогать таким хорошим девочкам, как ты, — ты словно ловишь очередной флешбек, хотя точно понимаешь что это не так, просто голос женщины звучит так по доброму, словно мама, говорит о том, как она гордится своим ребенком. — Правда, большое спасибо, — сдавленно шепчешь ты, стараясь скрыть замешательство от присутствующих мужчин. — Не за что, если будет что-то еще я позвоню, — бодро замечает женщина. — Это же твой личный номер? — Да, конечно. Еще раз спасибо… — Еще раз не за что. Заходи на чай, если будет время… отбой… — До свидания.***
Вечер. Ты останавливаешься около двери репетиционной, нервно сжимая туфли в руке. Ты все еще не до конца уверена, стоит ли просить помощи у Чимина. Во-первых, тебе не хочется обременять и без того загруженного мембера своими проблемами, во-вторых, между вами все еще чувствуется некая отстраненность. Но делать нечего, с этим дурацким вечером нужно что-то решать. Ты осторожно открываешь дверь танц-класса, боясь помешать репетиции. Но в комнате тихо, ты замечаешь Чимина: он сидит на полу перед зеркалом, уставившись куда-то в пустоту. — Чимин, — ты тихонько зовешь его, но в ответ нет никакой реакции. Он неподвижен, вся его футболка мокрая от пота, но дыхание ровное. Должно быть он уже давно сидит так, задумавшись. Глядя на него сейчас, желание просить его о чем-то, совсем улетучивается. Парни и так не отдыхают, а еще ты тут со всякой ерундой. Хорошо было бы вообще его не тревожить, но… Ты оставляешь туфли при входе, и осторожно идешь к мемберу. Наблюдаешь за его отражением в зеркале: Чимина сейчас здесь нет, есть только оболочка, а вот душа его где-то далеко… — Чим? — ты снова осторожно зовешь, и парень отмирает, резко оборачиваясь на тебя. — Хэй! — от трясет головой, стараясь скинуть с себя апатию, и улыбнуться. Но выходит плохо, да и ты уже все видела. — Может пора отдохнуть? — ты искренне беспокоишься, но мембер лишь снисходительно усмехается. — Разве сейчас время отдыхать?! — он быстро поднимается на ноги. — Хотя я действительно немного устал, — добавляет он, видя твою озабоченность. — А ты чего пришла? Ты так редко заглядываешь на тренировки! — он оглядывает тебя с ног до головы. А ты неожиданно тушуешься, так что он легко замечает твое смущение. — Я ужасно заинтригован, твоим появлением, — в тот же момент его глаза вспыхивают озорством. — Забей, это абсолютно неважно. Просто не забывай про отдых, — его хитрый взгляд, лишь усиливает твое желание свалить отсюда. — Просто хотела убедиться, что все в порядке. Я пойду, — ты неловко киваешь, прощаясь, и уже направляешься на выход, когда мимо тебя словно метеор проносится Чимин. Ты не успеваешь ничего сообразить, как он уже подхватывает оставленные тобой у двери шикарные туфли и рассматривает их с интересом: — Ооо, это у нас что? Туфли? Серьезно? И чего это вдруг? — он вскидывает брови и смотрит на тебя так, будто ты сотворила что-то чересчур вызывающе, но ему это очень нравится. В его глазах пляшут чертики, а на губах играет хулиганская улыбка, но без этой пошлой наигранности, как на сцене. — Мероприятие с Намджуном, я сопровождаю в гражданском, — чеканишь ты, изображая из себя оплот невозмутимости. А на лице Пака еще шире расплывается самая ехидная из его улыбочек. — Как ты забавно называешь свидание, — он крутит в руках твои туфли. — Это не свидание, — отрезаешь ты. — Да-да, мы все так и подумали, — фыркает мембер, играя бровями. Ты морщишься, не желая вступать в бессмысленный спор. — Не имеет значение, что вы все там себе надумали, — стараешься казаться равнодушной, но кажется выходит не очень. — Я просто знаю, что если это Намджун, то это свидание, — он перестает тянуть лыбу, и теперь смотрит на тебя внимательно. — Не стоит строить из себя невинность, только слепой не заметит, что ты нравишься Джуну, — он снова улыбается и комично жмет плечами. А ты сжимаешь кулаки и уже разворачиваешься к выходу, не желая слушать его подколы. — Прости, — он хватает тебя чуть ниже локтя, вынуждая остановиться. — Я не должен был так говорить, это не мое дело, — видя, что ты остановилась, он отпускает руку. — Я просто не решил еще, как ко всему этому относиться… Ты замираешь в душе признавая, что и сама не решила, что об этом думаешь. В любом случае говорить о Джуне и причинах его поступков, ты не готова: — Я же говорю, тебе нужно больше отдыхать, ты загонишь себя до смерти, — резюмируешь ты, и тянешься к парню, чтобы забрать туфли. — Ммм, — он не дает тебе забрать обувь. — Так зачем ты пришла? Ты недовольно хмуришься: — На приеме будут танцы, — тяжело вздыхаешь ты, решая признаться. — Какие никакие, но все же танцы. А танцевала я последний раз очень-очень давно, — Чимин смотрит на тебя, начиная догадываться, зачем ты здесь. — А танцевать придется на этом! — ты тыкаешь пальцем на изящные туфли в руках мембера. — Мне кажется это в принципе невозможно! — парень прыскает со смеху, потому что в твоем голосе помимо возмущения, отчетливо слышна паника. — Пришла, значит, помощи просить? — Чимин обводит тебя взглядом и довольно улыбается. — У меня? — он явно наслаждается моментом, и ждет, что ты во всеуслышанье признаешь его превосходство. — Лучше я попрошу Хосока, — ты быстро разворачиваешься и топаешь к выходу. Он нагоняет тебя и, снова схватив, останавливает: — Ай, ладно-ладно! — парень раздраженно фыркает и вручает тебе туфли. Ты с подозрением смотришь на него, чтобы убедиться, что с подколами действительно покончено. Но он лишь отводит взгляд и медленно проводит языком по пухлым губам, решая что-то. — Ладно, сдаюсь, — капитулирует Чимин, он окидывает тебя критическим взглядом. — Снимай толстовку, — командует парень и идет к колонке, чтобы включить какую-нибудь фоновую музыку. Хочется возмутиться и вопрос «нахрена?!» почти слетает с губ, однако обернувшись на Чимина, ты понимаешь, что вариантов нет. Он сосредоточенно разглядывает тебя, словно видит впервые. Когда вопрос касается танцев, парень всегда серьезен. Ты покорно стаскиваешь с себя кофту, оставаясь в удобной спортивной майке и привычных черных штанах. Он подходит и тихонько касается плеч, а затем решительно поворачивает тебя к зеркалу. Бесстыже жмется сзади, прижимая лопатками к крепкой груди, и обжигает шею дыханием, заставляя твои мысли разбегаться в разные стороны. Ну, и как это поможет тебе не облажаться на приеме? — Посмотри на себя, — его голос разливается по телу мурашками, а ты переводишь глаза к зеркалу напротив. Как-то это странно разглядывать себя вот так в полный рост. Тебе никогда не было дела до недостатков собственной фигуры, да и вообще до внешности в целом. Регулярные тренировки превратили тебя в твердый комок мышц, а пластика ограничилась необходимой степенью растяжки. Это все не добавляет округлости твоему телу и складности образу в целом. Ты кажешься себе нелепой, слишком крепко сбитой: грудь маловата, плечи угловаты, слишком хорошо просматриваемый пресс и массивные бедра. Из-за хронического недосыпа лицо осунулось, очерчивая острые скулы, а из-за синяков под глазами, они казались еще больше. — Нравится то, что видишь? — Чимин немного, хрипит понижая голос. — Все это не имеет значения, — ты хмуришься, рассматривая шрам на своем плече. — Ошибаешься, — он разочарованно вздыхает. — Я тоже когда-то так думал, но встретил человека, который сумел доказать мне обратное, — ты чувствуешь, как он едва заметно вздрагивает. — В том, что ты видишь перед собой есть кое-что крайне важное, а именно то как ты себя ощущаешь. Твоя уверенность, твоя твердость, твоя сексуальность, то как ты подаешь себя людям зависит от того, кого ты сама видишь в этом зеркале. — Я вижу в ней солдата, — ты признаешься совсем тихо, будто бы надеясь, что он не услышит. — А я вижу, привлекательную, умную и сильную женщину. Ты скептически хмуришься, не готовая принимать подобные аргументы. — Я вижу стройную фигуру, вижу молочно белую кожу, такую гладкую, что к ней всегда хочется прикоснуться, чтобы убедиться такая же ли она на ощупь, — он легонько шевелит пальцем, поглаживая твое предплечье. — Я вижу: длинную шею, — его дыхание слегка щекочет тебя. — Прямой нос, острые точеные скулы и невероятно большие глаза, когда смотришь в них, то все время боишься потеряться. Ты следишь за ним через зеркало словно завороженная, пока он скользит взглядом по частям тела о которых говорит. — Ты когда-нибудь думала о том, насколько ты красива? — отрицательный ответ явственно читался на твоем лице. — Это очень важно для танца, да наверное и для жизни в целом. Нравиться себе, восхищаться собой, любить себя… — Да, это ваш посыл, я помню, — ты кажется наконец понимаешь о чем он говорит. — Нет, мне рассказали об этом задолго, до того как я стал мембером БТС, — ты чувствуешь, как он напрягается всем телом и морщится, стараясь отогнать неприятные воспоминания. — Красота — это субъективное понятие. Она отражается в глазах смотрящего на тебя. Она — то, что находит отзыв в твоем сердце, — Чимин, прикрывает глаза и словно заученный текст произносит: «Ты невысок ростом, но кажешься выше других — такой стройный. Под софитами твоя кожа выглядит бледной, но нетрудно догадаться, что днем на солнце на ней появится чудесный золотистый оттенок. Ты такой изящный, а твои небольшие руки идеально вписываются в твой образ, когда ты слегка изгибаешь кисть, в очередном па. Ты танцуешь, порхаешь, кружишься на гладком паркете этой маленькой студии, и всякий раз, когда твое сияющее лицо возникает передо мной, взгляд твоих черных глаз ослепляет меня, как молния. От тебя невозможно оторвать взгляд. Тонкий, гибкий, хрупкий, с обнаженными плечами и стройными ногами, плотно обтянутыми узкими джинсами, ты источаешь страсть энергию и свободу, и кажешься существом воистину неземным…» Ты ловишь его взгляд, но он словно ускользает от тебя, ты слышишь как он делает резкий вздох и замирает, снова уставившись в пустоту. Вы стоите напротив зеркала, Чимин крепко прижимает тебя спиной к своей груди, перехватив правой рукой за плечи. Он хмурится, а затем невесомо целует тебя в голое плечо. Ты незамедлительно его отдергиваешь, но как только пытаешься отстраниться, чувствуешь как вторая рука парня перехватывает тебя на животе, прижимая к себе еще теснее. — Чимин, — предупреждающе растягиваешь последний слог. — Не шевелись, — хрипит он словно не своим голосом и зарывается в твою шею. — Не смей уходить, — мурашки бегут по твоей коже, от того сколько злости парень вкладывает в эту короткую фразу. Ты уже слышала ранее эту просьбу, но так и не понимаешь что происходит? — Чимин, — ты аккуратно касаешься его руки, лежащей у тебя на животе и слегка поглаживаешь. — Чимин… Парень глубоко вздыхает и со стоном то ли отчаяния, то ли боли отстраняется. — Прости, — он отходит от тебя и замирает, низко опустив голову. — В последнее время, я сам не свой, не знаю, что на меня нашло. Ты смотришь на его опущенные плечи и все еще не можешь прийти в себя: — Хочешь поговорить о этом? — ты уже задавала этот вопрос, но может быть сейчас тебе все же готовы довериться? — Я ведь обещал тебе, что буду честен с тобой, — он снова разворачивается к тебе и запускает пятерню в волосы. — Но, я даже не знаю стоит ли эта история того, чтобы быть рассказанной? Она такая нелепая, — он вымученно улыбается, а ты аккуратно подходишь к мемберу. — Я не тот человек, который будет тебя осуждать, или смеяться над тобой. Ты же знаешь, я настолько профан в человеческих чувствах, что смогу только выслушать. Тебе даже на самый плохенький совет рассчитывать не стоит, — пытаешься хохмить ты, а парень тепло тебе улыбается. — Это действительно неловко, — он тяжело вздыхает и опускается на пол, ты следуешь его примеру, усаживаешься поудобней, подгибая ногу под себя. — Я когда-то любил одного человека, — он опускает глаза в пол. — Это была моя первая любовь, — говорит медленно, словно выдавливая из себя предложения. — Это была моя единственная любовь… Прошло уже семь лет, а она все еще не отпускает меня, — он усмехается, поднимая на тебя взгляд. — Глупо правда? Ты понятия не имеешь, что там произошло, но глупостью ты бы это точно не назвала. — Я учил ее когда-то танцам, вот прям как тебя сейчас. Именно она была той, кто научил меня любить себя, — он закусывает губу, и едва сдерживает слезы, готовые вот вот пролиться. — Сейчас она наверное счастлива в браке, а я… все еще собираю себя по кускам… Прости, — его извинение выходит болезненным и задушенным. — Прости меня, я все еще не могу избавиться от навязчивых воспоминаний, я действительно идиот. Мне следовало бы ненавидеть ее, — он рвано вздыхает. — И видит Бог, я ее ненавижу! Ненавижу ее за то, что она со мной сделала; ненавижу ее за то, что не могу выкинуть ее из своих мыслей и сердца; ненавижу за то, что она мучает меня уже целых семь лет… — последние слова он просто выкрикивает тебе в лицо. Ты больше не можешь спокойно на это смотреть и решительно пододвигаешься ближе, обнимаешь его за плечи, он жадно стискивает тебя, комкая майку. Чувствуешь, как твое плечо становится влажным, и лишь ободряюще похлопываешь его по спине. В конце-концов ты не врала: все, что ты можешь это только выслушать. Спустя какое-то время он отстраняется: — Ты чем-то напоминаешь ее, такая же сильная и независимая, наверное это сбивает меня с толку, — он извиняюще смотрит на тебя, а ты хмуришься, не желая иметь ничего общего с той сучкой, которая причинила ему боль. — Я расскажу тебе все. История не такая уж и длинная.***
— Попробуем еще пару шагов? — ты уверенно киваешь, на предложение Чимина. Его рассказ действительно не занял и получаса, хотя ты понимаешь, что мембер слукавил, опустив эмоциональный поддекст и выдав тебе только голые факты хронологии. Но даже такой неопытный в сердечных делах человек, как ты, сумел дорисовать все остальное. К концу его рассказа тебе уже отчетливо хотелось разыскать эту девку и снять с нее скальп. Вы встаете друг напротив друга, он укладывает одну твою руку себе на плечо, а вторую уверенно берет в свою. Слегка отстраняется от тебя, позволяя посмотреть какими именно должны быть шаги, а затем ведет за собой. Но разве можно взять и запомнить? Ты утыкаешься взглядом в его ноги, стараясь уследить и повторить. Спотыкаешься раз, два и в итоге уверенно проходишься мемберу по ногам. Отступаешь. — Можно я просто напьюсь и останусь дома?! — сокрушенно выдыхаешь ты, а Чимин, не в силах сдержать широкой улыбки, притягивает тебя обратно. — Подними голову и смотри мне в глаза, — он все еще ярко улыбается. — Душа не в ногах, — ты сосредоточено утыкаешься в него взглядом, от чего он еще больше веселится. — Расслабься, позволь мне вести тебя. Ты что-то бубнишь себе под нос, все еще продолжая таращится на Чимина. — Послушай, ты здесь главная, так что расслабься, — ты смотришь на него удивленно. — Мужчина лишь предлагает шаг, и только женщина решает идти или нет. Так что может ты все-таки дашь мне шанс? — ты делаешь глубокий вздох и отпускаешь напряжение. А Чимин буквально утаскивает тебя за собой, в такт музыке. Ты повторяешь за ним, словно тень. Чувствуешь легкое давление, чувствуешь как он управляет тобой. Ты замечаешь, как ритмично движутся ваши отражения в зеркале танц-класса и поражаешься насколько легко это дается Чимину, несмотря на деревоподобную тебя. А еще он не сводит с тебя глаз ни на секунду. Буквально в это мгновение ты центр его вселенной, центр всего… Он спускает руку с твоей талии чуть ниже, заставляя тебя судорожно вздохнуть. Чимин касается осторожно, бережно. Он не переступает границы, хоть и ходит по краю, всякий раз словно одергивая себя. Это чувство тебе слишком знакомо. Теплота чужого тела, поддержка в которой ты ни секунды не сомневаешься и невесомо расставленные границы… Всё это из прошлого, те легкие моменты, которые сейчас в памяти всплывают все реже…***
|НАДО ВКЛЮЧИТЬ МУЗЫКУ: Joe Strummer, The Mescaleros — Mondo Bongo|
Сухой воздух пустыни все еще жаркий и душный, но вечер приносит такую желанную прохладу. На улице натянут временный шатер, сейчас он наполнен тягучей музыкой латины. Еще неделя и весь этот кошмар закончится, вы сможете вернуться на базу в США, где вас ждет длинная увольнительная. И возможно, ты даже поддашься на уговоры своего капитана и слетаешь к нему на родину. Все еще улыбаясь приятным мыслям о будущем, ты заходишь под навес и облегченно выдыхаешь. Сегодня праздник, все твои товарищи в приподнятом настроении, повсюду слышны шутки и смех. В эти редкие моменты, хочется немного снять напряжение, хочется расслабиться и не думать о том, насколько важную миссию вы выполняете, и сколько пришлось насмотреться за предыдущие месяцы. — Лейтенант, как насчет… ааа… текилы? — улыбаясь, к тебе подходит твой компаньон. Со времен академии прошло достаточно времени и ты больше не юный сорванец, срывающая занятия, теперь ты всего в шаге от того, чтобы сравняться по званию с Сергеем, ты второй лейтенант, он первый. Повышения не хочется, ведь придется уйти из команды, а они здесь уже такие все родные. Такие свои. Они видели твои взлеты и падения, видели пьяной, ревущей, и на краю жизни… Нет на свете таких людей, которым ты бы доверяла больше, чем этой парочке. Капитан, первый лейтенант, и ты — вечное трио. Эти отношения крепче, чем у многих семей. Улыбаешься собственным мыслям, наблюдая за уже подвыпившим мужчиной напротив и возвращаешься к диалогу. — Текилы? — ты хмуришься, надеясь всё-таки на излюбленный и уже почти родной виски. — У нас вечер в стиле латина! Давай расслабимся, — мужчина ритмично двигает бедрами, вызывая у тебя улыбку. — Псих, — смеешься ты. — Налей до краев! Ты находишь глазами своего командира. Сиджин как всегда в центре внимания! Ты идешь в его сторону и когда он замечает тебя, его лицо озаряет лукавая улыбка. — Капитан, — приветствуешь ты и занимаешь место, которое так услужливо освобождает для тебя кто-то из младших по званию. Ты уже было набираешь воздуха, но Сиджин останавливает тебя: — Будь добра, оставь доклад на завтра. Не порть такой прекрасный вечер, — он лишь на секунду отворачивается, чтобы ответить на очередную шутку кого-то из связисток, а затем продолжает. — Давай, выдыхай, еще неделя и мы наконец уберемся из этого ада, — улыбается он, салютуя тебе пластиковым стаканом. Музыка меняется, становится более ритмичной, ты замечаешь оживление присутствующих, и вот импровизированный танцпол пополняется еще несколькими парочками. Зажигательная музыка заставляет двигаться в такт даже тебя. — Мадмуазееееель, ваш коктейль, — Серега ставит перед тобой стакан с оранжевой жидкостью, и аккуратно прикрепленной на пластиковый бочек апельсинкой. Тебя всегда удивляло, как этот парень умудряется в таких диких условиях делать такие милые вещи. — Оооо, лейтенант, какая прелесть, — тут же оценивают мастерство твоего напарника девушки из подразделения связи. — Я тоже такой хочу, это просто супер. — пока он принимает заказы от милых дам, ты отпиваешь из своего стакана. И не можешь сдержать улыбки, мотивы горячего и молодого лейтенанта тебе вполне понятны, он намеревается споить всех немногочисленных женщин на этом празднике жизни. Так как, судя по вкусу, в твоем коктейле капля сока только для цвета, а все остальное жгучая текила. Ты снова улыбаешься и делаешь большой глоток. Черт побери, почему бы и нет, вы это заслужили! Ты ставишь стакан на стол и начинаешь пританцовывать сидя. «Latino caribo, mondo bongo. The flower looks good in your hair…» — Вы знали, что младший лейтенант прекрасный танцор? — лукаво подмечает СиДжин, замечая твои движения. — Как-то раз она устроила провокационный танец прямо на плацдарме училища, перед всем старшим составом командующих. Я думал, что старичков инфаркт хватит, — он весело смеется, пока остальные недоуменно смотрят на тебя. — Капитан, мне до сих пор стыдно, ты же знаешь, что это было на спор, — смущаешься ты. — Да, брось! Это было действительно круто, — никак не угомонится он. — Вы просто прикиньте масштаб: оооочень горячий танец, посреди учений вместо строевой подготовки. Мда, ты тогда зажгла на полную! — он разражается смехом, таким заразительным, что ты тоже не можешь удержаться. — Ты всегда проигрываешь в спорах, просто смирись, — Сиджин никогда не упустит шанс простебать тебя в отместку за все твои выходки в академии. — Они не оставили мне выбора, — сквозь смех заявляешь ты. — Чего смеемся? — спрашивает Сергей, вернувшийся с целым подносом напитков. Музыка делает очередной поворот, и с танцпола слышны поощрительные радостные возгласы танцующих. — Аааа, за наше веселье, вздрогнем! — заявляет лейтенант, и все поднимают только что принесенные им бокалы. Ты чувствуешь как алкоголь медленно растекается по всему твоему телу, заигрывая с латиной, мягко льющейся из колонок. «Checkmate, baby. God bless us and our home…» — Всё, не могу сидеть, — Сергей резко встает и обхватив двух рядом сидящих девушек увлекает их на танцпол. Те весело смеются. Ты слегка поворачиваешься в сторону танцующих, чтобы тебе было видно. На середине шатра уже целая толпа, тут нет рангов и званий, все просто наслаждаются передышкой, хорошей музыкой и выпивкой. Ты берешь свой стакан делаешь большой глоток, и салютуешь своему напарнику, который в призывном жесте пытается вытащить тебя к танцующим, но ты лишь улыбаешься, отпивая еще. Текила уже изрядно затуманила твое сознание, ты делаешь глубокий вздох наслаждаясь атмосферой. — Девушек и так мало, ты не должна лишать нас — простых солдат, наслаждения видеть тебя танцующей, — мягко подначивает тебя командир. — О, нет, нет, я пожалуй воздержусь, — весело заявляешь ты. — Я не хочу, чтобы Серый терся об меня весь вечер, пусть ищет себе другую жертву. Он все равно напьется, и как всегда припрется вечером в казарму, просить моей руки и сердца, — смеешься ты. — Он так часто орет под моими окнами «Огонь-баба!», что эту фразу уже выучили даже наши не говорящие по-русски сослуживцы, — досадуешь ты. — Огонь баба! — орет Сиджин с легким акцентом и заливается смехом.Ты с досадой опрокидываешь в себя залпом сразу три стопки чистой текилы. — Хватит пить! Пойдем потанцуем, это приказ, — раздается голос командира, но нет в нем ни грубости, ни власти. Он скорее ленивый, размеренный, почти заигрывающий. В твоем желудке текила уже плещется, и он кокетливо тебе подмигивает, берет за руку и увлекает в толпу танцующих. Ты поддаешься на провокацию, улыбаешься ярко, голова ватная, а телу страшно нравится этот потрясающий ритм, который задает латина. Вы стоите на середине импровизированного танцпола. Ты морщишь нос всё ещё сомневаясь, ведь танцы это вообще не твое. Но Сиджин начинает двигаться в такт музыке, и всячески тебя подбадривать. Тебе ничего не остается, кроме как начать покачиваться из стороны в сторону в том же ритме. Но не проходит и нескольких минут как ритмичная музыка обволакивает тебя и топит в своих объятьях. И вот ты уже вскидываешь руки, и двигаешь бедрами, стараясь выдержать необходимый темп. Не смотря на то, что солнце зашло, на улице все еще жарко, температура здесь сильно не опускается даже поздней ночью, а алкоголь лишь добавляет градусов. А может все это от того, что самый желанный мужчина всего военного лагеря, сейчас танцует с тобой? Что только не придет в пьяную голову… а с другой стороны… Ну и подумаешь, что старше на 15 лет, кто смотрит на эти чертовы ограничения, когда ты каждый день можешь умереть? Серегу жалко, наверное, но ты знаешь его слишком хорошо, а все его дебильные шуточки периодически выходящие из-под контроля, дико выводя из себя. А Сиджин нет, там сила даже во взгляде, чувствуешь себя рядом маленькой девочкой, а не грозной убийцей. Позволяешь себе быть слабой, позволяешь быть ведомой… Ты снимаешь верх формы, повязывая ее на бедра и остаешься в одной майке цвета хаки. Голову запрокидываешь, позволяя каплям пота скатываться по твоей длинной шее, руками по телу ведешь, очерчивая изгибы, и забывая о том, что такое стеснение. Кто-то из танцующих рядом мужчин, хватает тебя за талию и поймав твою руку, кружит, а затем плотно прижимает к себе. Парень улыбается хищно, ведет в танце смело, заставляя тебя повторять за ним шаги. Становиться как-то не так, неспокойно, неуютно, инстинкты пробиваются сквозь толщу алкоголя, заставляя тебя ощутимо напрячься. Но не успеваешь ты запротестовать и отклониться, как чьи-то мощные руки выдергивают тебя из чужих объятий, прижимая к себе за плечи. Ты робко поднимаешь глаза и замечаешь не добрый взгляд командира. Сиджин одним взглядом дает понять, что ты с ним и у паренька шансов никаких. Вы так и стоите в самом центре толпы. Он прижимает тебя к своей груди, а ты рвано дышишь, горячим дыханием вызывая у него мурашки… Ты упираешься в сильную широкую грудь своего командира, алкоголь подогревает твое воображение, и твои щеки моментально заливаются румянцем. — Если ты будешь так краснеть, все подумают, что я использую свое служебное положение, — шепчет он тебе на ухо, и мягко улыбаясь, начинает движение в такт музыки. Ты пытаешься не сбиться с ритма и наладить дыхание, пока сильные руки сжимают тебя, а горячее дыхание обжигает твою шею. — Расслабься, — улыбается Сиджин. — Со мной ты в безопасности, я же твой командир. Ты разглядываешь его, стараясь понять о чем он думает. Но на его лице как всегда играет лишь лукавая улыбка. Он опускает на тебя взгляд, а ты, подстегивая себя этим, выдыхаешь ему прямо в губы: — Я знаю, — он останавливается. — И что? Ты дерзко вздергиваешь подбородок и смотришь прямо в глаза. — Давай, всё-таки потанцуем, — он смотрит куда-то поверх тебя и раскачивается в такт мелодии. Он аккуратно отстраняет тебя. Берет ладонь в свою руку, а вторую укладывает на талию, замирает на секунду словно просит разрешения. Вот только ты сама на встречу поддаешься, за плечо его обнимаешь для опоры и откидываешься назад. В спине прогибаясь, и открывая вид на подтянутый живот, соблазнительные ключицы, загорелую кожу… СиДжин сглатывает, и резко возвращает тебя к себе. Вы почти лбами сталкиваетесь, а ты губы облизываешь, вы так близко сейчас. — Второй лейтенант, да вы пьяны до чертиков, — подмечает СиДжин, пока ты к его груди льнешь, на ногах еле стоишь. — Так точно, — рапортуешь ты, глупо улыбаясь.|ВЫКЛЮЧАЕМ МУЗЫКУ|
***
Вы тренируетесь с Чимином уже около часа, и уже изрядно подустали, когда он неожиданно выдает: — Отлично получается. Давай-ка напоследок еще кое-что попробуем, — он немного притормаживает и заставляет тебя откинуться. Не сразу поняв, что он задумал, ты судорожно хватаешь его за предплечья. Он критически вскидывает бровь, отцеляя твои руки от своей шеи и ехидно добавляет: — В позицию, пожалуйста, — ты не можешь сдержать улыбки, снова вручая ему одну свою руку, а другую аккуратно укладывая ему на плечо. — Мизинчик оттопыривать не буду, — язвишь ты. — Очень жаль… Он повторяет попытку и ты прогибаешься в спине, повинуясь его напору и уже не чувствуешь себя неловко. Ты словно глина, в руках мастера, такая мягкая, такая податливая. В одно мгновение тебе кажется, что ты вот-вот потеряешь равновесие, но парень действительно держит все под контролем, наблюдает за тем, как красиво прогибается твое тело. Вдруг он перебрасывает твою вторую руку себе на шею, позволяя тебе повиснуть на нем. А сам медленно ведет освободившейся рукой по твоему бедру, и ухватившись чуть выше колена, закидывает твою ногу себе на талию. Ты крепче цепляешься за него, а он наклоняется ближе. Так странно, сейчас только Чимин отделяет тебя от нелепого падения на пол, потому что сама ты ничего не контролируешь… просто ведомая партнером зависла в воздухе. Необычное чувство, внутри бурлит страшный коктейль из чувств и противоречий. Трудно сказать, что именно ты ощущаешь, впервые за долгое время безоговорочно вручая себя кому-то… Он помогает тебе снова обрести равновесие, ты уже было думаешь, что тренировка закончена, но он неожиданно берет тебя за подбородок, позволяя заглянуть в потемневшие глаза… ты застываешь словно околдованная этим невероятным магнитизмом. — Танцы — это словно секс на паркете… — выдыхает он, прямо тебе в губы. — Боюсь, что такие танцы на мероприятии с Намом ей не пригодятся, Чимин-щи, — рычащий чужой голос резко отрезвляет, заставляя вас отшатнуться друг от друга. В дверном проеме стоит Чонгук, он вне себя. Сжимает до побелевших костяшек ручку двери, а глаза сверкают адским пламенем. — Пришел вас на ужин позвать, — елейным голосом заявляет он. — А то остынет, но кажется у вас тут и так горячо, — Чон резко разворачивается и уходит, громко хлопая дверью со всего размаху, и ты только сейчас выдыхаешь. «Блять»