[Иван Подковов]
Утро, Селестия поднимает Солнце где-нибудь в своём Солнцеграде, который находится в центре крупнейшего государства на всем солнечном свете. А я проснулся рано, так как спать мне не хотелось — не спится мне после всей этой маленькой войны, всегда вспоминаю звуки выстрелов артиллерии или винтовок, а ещё крики умирающих. «Ладно, схожу до газет — узнаю хоть, что, как и зачем», — подумал я и тихо пошёл по коридору и спустился на первый этаж. Еды нет, а с собой я мясо эквестрийцев не притащил, поэтому отправился я не поев, взяв при этом письмо — хоть схожу в Министерство Труда и узнаю, где оно. — Ах, обычное утро в Принцессине, — сказал я, когда вышел из дома. Земные пони, стоящие рядом, сразу заметили меня. — О-о-о-о, маньяк подкованный вернулся с фронта! — поздоровался один из жеребцов с малым удивлением и ушёл куда глаза глядят. — Наконец-то, он вернулся, мы пережили худшие дни со Светой, — сказал кто-то с радостью, которую я маленько понимаю. — Как кормили? Пони вкусные? Или чем вас там кормили? Слышал, что солдат кормят хорошо, — сказал третий. — И вам тоже здравствуйте. Кормили очень хорошо, настолько, что я поел на целый год вперёд, — ответил честно я, немного преувеличив, и продолжил свой путь. Спустя пару десятков минут я добрался до газет. В Принцессине есть традиция — слушать чтение одного шестидесятилетнего старика, который в конце всегда говорит своё мнение, которое просто интересно послушать. Так же он — один из немногих, кто вообще умеет читать. А, вот, он — седой синий жеребец, сейчас идёт прямо к газетам, которые повешены на стенде. Ему помогают дойти две его внучки, при этом он так же помогает себе тростью. А народ, который должен его слушать, всё ещё по-немногу подходит, чтобы узнать, что нового напридумывают коммунисты. Спустя, возможно, десять минут, он дошёл до газет, ему помогли одеть грубые очки, и он начал читать. Из сегодняшней газеты «Правда» стало ясно, что всё хорошо — все пегасы скоро вернутся с фронта. Вся страна готова к наступлению весны, хоть уже не пишут о том, кого повязали и убили, как это было до прихода к власти Верховного Совета. Так же стало известно, что Селестию объявили самой слабой пони в Эквестрии, которая ничего не может сделать, кроме поднятия Солнца и Луны. Это заявление удивило всех, но это объясняет слишком много чего — от её лени до невмешательства в войны. Ещё были новости о дальнейшем развитии, по которым в течении десяти лет город должен быть полностью перестроен, вместе с этим нужно будет основать новые города для перераспределения огромного населения. Конечно, это новость была логична, но что значит — перестроить? Каждый понял по-разному, но все понимали, что это плохо. — Знайте, молодые, кхе, решили царя-убийцу поменять на другого старика, который, возможно, хуже самой принцессы. Настали тёмные времена для нашей родины, — сказал напоследок старик Анатолий, и он начал уходить, медленно, медленно и очень медленно. Его мудрые слова были очень влиятельны для нас — говорят, что он видел при жизни самого царя Петра III, который правил до Александра, поэтому его слова уважают все. А я отправился искать где это Министерство Труда, по дороге спрашивая: «Где оно?». Прохожу я рядом со стенами с плакатами, которые делают неизвестно когда. «Зачем убивать за Селестию? Иди сражаться против неё!» — надпись на одном мобилизационном плакате. «Все расы едины — все пролетариат», новый плакат, где нарисованы представители трёх рас пони, вместе с ними — грифон и як. И все вместе они держат знамя цвета клубники. «Как говорится — если хочешь что-то найти, то ищи его там, где не ожидаешь», — подумал я, когда нашёл трёхэтажное здание рядом с моим домом спустя пару часов. На нём была даже большая надпись на эквестрийском — «Министерство Труда». И вдруг в меня врезались уже знакомая мне единорожка. Знаете это больно, особенно рогом. — Хоть смотри, куда скачаешь, — сказал я, когда вставал на четыре копыта. — Прости, просто я увидела эти буквы и хотела сразу туда зайти, — произнесла она, посмотрев на меня своими жёлтыми глазами. — Короче, сейчас заходим, а потом сделаем свои дела, ведь у каждого есть свои секреты, — сказал я, зная что в четвёртую дивизию создали из тех, кто не понравился новому режиму, и открыл эту дверь, с, возможно, самой большой дверной ручкой в Эквестрии. — Здравствуйте, мне написали, что нужно прийти сюда, — сказал я и зашёл, доставая письмо, и затем положил это письмо к сидящему за столом земнопони, который читал газету. — Что вам нужно, товарищ? — спросил он, а я ему на стол положил письмо. Он просмотрел письмо, возможно, прочитал пару раз, и произнёс: — Вам в тридцать четвертый кабинет, он находится на третьем этаже. — Ах, проклятая Селестия! — произнёс тихо я и пошёл с моим письмом на этот третий этаж. Знаете, после такой ходьбы до третьего этажа, я подумал: — «Главный враг всех пони — это высокие ступеньки, а не принцесса-аликорн, жирующая на нашем труде. Следующая революция, наверно, будет против лестниц». И, спустя еще одно мучение, я стою перед этой дверью, возле которой кабинеты тридцать два и тридцать шесть, и лучше не спрашивать куда делись кабинеты тридцать три и тридцать пять. Я постучал передним копытом в дверь и вошёл внутрь. Внутри кабинета оказался пегас, у которого была повязка на правом глазу и не было одного крыла. Как я это заметил? Да просто он сейчас держал левое крыло расправленным. — Присаживайтесь, товарищ, — сказал он старческим голосом. — Иван Подковов, — сказал я и уселся поудобнее, положив на всякий случай письмо на стол. — Как-то быстро в этот раз война прошла, даже снег не успел растаять, — сказал он и просмотрел на стопку бумаг, при этом проговаривая про себя: — Подковов-Подковов, Иван-Иван… а-а, нашёл. — Ознакомитесь с новыми правилами, введёнными недавно, а ещё вы пришли как-то рано, до марта ещё пару дней, — сказал жеребец и дал мне целую стопку бумаг. — Да, я просто не хочу тратить время, всё равно, возможно, завтра уже будет лето, если скажет партия, — ответил шутливо на его слова я. — Так же задавайте вопросы, если они будут, а они будут, — сказал странным голосом пегас и я начал смотреть документы. Спустя десять или двадцать минут, если даже не полчаса — кто знает. Не знаю, сколько погибло деревьев при изготовлении бумаги и сколько появилась мозолей на зубах при написании текста, но слов здесь было слишком много. Если кратко, то здесь описывалось слишком много чего. Описание того, что мне деньги будет платить государство, только зачем-то они назвали это оплатой труда. И что, мне нельзя брать деньги с пони за мою работу? Ладно, ещё с этим платят стабильно по десять битсов за день работы, что было очень мало, но оказалось, за это время в стране произошло снижение цен, в связи с неизвестными причинами. Так что, оказалось, этого хватит, хоть не придётся ждать каждого пациента, а эту оплату труда получать зависимости от ситуации. Ещё говорится о какой-то процедуре обезболивающих, о которой я ничего не понял. — Зачем нам медицина грифонов? — спросил непонимающий я, когда это читал. — Грифоны уже более двадцати лет воюют между собой, а единорогов у них нет, поэтому у них медицина продвинулась дальше чем у нас, — ответил спокойно пегас. — А почему царь не мог закупить эти «обезболивающие» у той же Аквелии? Сколько наших полегло в той войне? — Спросил я, а потом сам же и ответил: — опять Селестия запретила… — Понимаю — сколько пони пострадали в той войне, а ещё эта «Освободительная Война», — сказал ветеран Северной Войны. — Освободительная Война? Хорошее название, но, помню, изначально нам говорили, что мы должны полностью пройтись по Эквестрии. Мне интересно, о чём думает партия? Как можно завоевать пол-Эквуса? В той же Северной Войне, мы прошли всего до следующей реки, а во всей Эквестрии сотни таких же рек, — сказал я, а потом рассмеялся. — Честно, если бы войну эту вёл царь, то Эквестрия пала за пару месяцев, но сейчас у нас неопытные генералы — Лунин вообще не знает, как вести боевые действия — неожиданно сказал полупегас (или как его называть, если у него одно крыло?), а потом начал говорить: — Жаль, что мне нельзя больше воевать, я бы вам показал, как нужно командовать. В этот момент я посмотрел налево и заметил костыли, что значило, что у пегаса ещё отсутствовала задняя нога, отсутствие которой я увидеть не могу, по причине того, что стол закрывает видимость её. — Хорошо, читаю дальше, — сказал я после этого странного разговора и продолжил читать текст. Здесь что-то сказано про найм работников, который зачем-то назвали «Устройство на работу». Эта целая процедура — написать отчёт, отдать его куда-то сюда или потом ещё куда-нибудь, а потом они мне пошлют, что они согласны с этим или нет, ограничений по принятию нет. — А можно будет устроить к себе на работу мою сестру? — спросил я, чтобы получить с одной стороны больше денег. — Да, можно, сейчас же не Селестия во главе всего, а партия от народа, — ответил пегас, у которого есть свое мнение. В конце десяти страниц было описано, как вести учёт подков и пациентов. — Как понял, это ведение учёта я могу забрать? — спросил я. — Да, можете всё забирать, вы здесь единственный такой специалист в городе. Вам нужно подписать ещё эти бумаги, — сказал он и оставшимся левым крылом подал лист. Я начал читать: «Я, ниже подписавшийся, продаю свою душу Председателю правительства СЭСР…» Ой, не то. Тут просто надо было поставить подпись, которая подтверждает, что я ознакомился с инструкцией и то, что все забывают о том, что я делал против коммунистов при царе, в те времена, за это сеном платили агенты S.M.I.L.E. «Интересно, что с ними произошло?» — подумал я и спросил: «Всё?», при этом кладя стопку инструкций в сумку, которую я взял на всякий случай. — Всё, — сказал пегас, имя которого я не узнал, ведь жизнь огромна и всех в ней запомнить нельзя. Так что я вышел из кабинета, из здания и пошёл к своему дому, при этом не задумываясь как этот ветеран взбирается на третий этаж.*** [Рыжий, в тоже время]
Следить — моё самое любимое занятие. Конечно, нет. Кто-то думает о том, что ничего не нужно делать. А на самом деле нужно тихо передвигаться, переодеваться, и другие еле заметные мелочи, а ещё попробуйте это сделать четырьмя копытами. — Ик, — неожиданно икнул я, а потом чихнул: — Апчхи! «Интересно, не знал, что это возможно в один момент», — промелькнула мысль у меня, при этом я пытался не подавать подозрений жителям Петерсхуфта. «Чейфера нет, ушёл, я отвлёкся», — подумал я после тяжёлого манёвра, который невозможно описать, и пошёл его искать. Он оказался всего за следующим поворотом и рассматривал товары на рынке, то есть рыбу — копчёную, варёную, жареную и, конечно, свежую, которая постоянно воняет. Другого на продуктовом рынке сегодня не найти.*** [Мысли неизвестного полупегаса]
Война — это всегда ужасно. Молодые жеребцы и грифоны погибают тысячами, но это — война с Эквестрией, это была даже не война, а просто мелкая стычка для нас, а для Селестии — настоящая трагедия. Не удивлюсь, если потери Эквестрии в войне обе страны занизили, чтобы уменьшить панику и чтобы легче было бы договориться о мире. Помню, что количество убитых грифонов составляет от полутора миллиона до двух миллионов, если верить газете. Так же сегодня на новой работе я встретил сына одного знакомого пони, который погиб, защищая Дружновец. Помню то место — жёлтая крепость, ставшая оранжевой от пролитой крови. Воронки от снарядов артиллерии с двух сторон, небоходы, пролетающие над головой и сбрасывающие бомбы прямо на головы грифонов, и летательные аппараты грифонов уничтожавшие те же дирижабли. Я выжил только потому, что я потерял крыло и был отправлен в Заятск на лечении. Ладно, хватит вспоминать о том ужасе. Если смотреть на Ивана, то видимых шрамов на его теле нет, так как селестийцы их не оставили в связи с тем, что им просто нечем было воевать. Мне до сих пор, интересно, как может существовать такая огромная страна со слабой армией?*** [Иван Подковов]
После своей выполненной работы я пошёл на рынок, проходя по заполненным улицам Принцессина. Прошёл рядом с Храмом Селестии Поднимающей, построенного из белого мрамора и имеющего золотые купола на верхушках, на которых поставлены символы солнца. «Сегодня заходить в него нельзя, а кто зайдёт, того больше никто не увидит!», — гласила красная надпись на стене здания. Далее я оказался на рынке — находился он рядом с полуразрушенным белокирпичным замком. Стоимость одной рыбы оказалась всего один битс, что довольно дёшево. Купил я эту рыбу и мне пришлось нести её в зубах. Когда, я нёс эту рыбу, я заметил одного грифона, который тащил рыбу в не зубах, не в сумке, а в передних когтях. «Селестия, почему ты не дала пони когти, а грифонам дала? Знаешь, сырая рыба на вкус ужасна», — подумал я и отправился домой с рыбой и с пачкой бумаг, думая о том, почему это мысль мне раньше в голову не приходила. Спустя полчаса я оказался дома, проходя по родным грязным улицам. Зашёл внутрь. За столом сидели моя сестра, пишущая что-то своими накопытниками, и моя мать, серая земнопони, которая работала учителем для дворян. Возможно, она самая грамотная пони в городе, а может во всей Северной Эквестрии, так как она знает много письменностей — от грифонских до седельно-арабийских, включая абиссинскую. — Привет, как жизнь? Я рыбу принёс, — сказал я после того, как положил рыбу на стол, не зная, как начать разговор. — Как навоевался, сын? — спросила Ольга Подковова, кобылью фамилию которой я не знаю. — Да, дали мы отпор златагвардейцам, теперь Селестия сюда снова не направится, — ответил гордо я и продолжил. — А сейчас я сходил куда-то, теперь я знаю что делать, как это делать и зачем это делать, теперь меня на остров Азкабан не отправят. — Ну и хорошо, Ваня, — сказала ласково мать и обняла меня. — Мам, не называй меня так, меня же целая дивизия боится! Кстати, почему не ругаешь меня за то, что я так рано пришёл с войны? — спросил не понимающий я. — Это неважно, ведь ты вернулся целым. Ты нашёл себе невесту? — спросила матушка. — Нет, я сыграю свадьбу после того… — начал говорить я и маленько задумался, спустя десять секунд я сказал конец фразы: — …как пойдёт дождь из шоколада. — Ты о чём говоришь? Какой ещё шоколад? — спросила моя сестра, записав это новое слова на листе. — Да, офицер рассказывал о таком фрукте или овоще. Он сам не знал, что это такое, но говорил, что очень вкусная выпечка с ним получается, — ответил я и попросил, повернувшись к матери: — Пожарь, пожалуйста, рыбу, а то надоела уже варёная с сеном.*** [Историческая справка]
Газета «Правда». Газета создана в 1095 году по желанию Стила Сталлиона, который думал, что эта газета станет популярной среди рабочих, но он ошибся. Тираж газеты до революции был минимальным — печаталось всего 100 газет в месяц, которые получали группы рабочих в Принцессине и Санкт-Петерсхуфе. Газета была официально запрещена, но если её кто-нибудь видел, то просто думали, что это газета «Эквестрийский вестник», выпускаемую в Петерсхуфте. У всего этого была одна причина — безграмотность. После революции газета стала основной и ежедневной, а все остальные запретили сразу. Селестинск — был одним из крупнейших городов в Северной Эквестрии, но во время войны с Селестией город был переименован в Красное, а население разошлось по северным городам. Новое население, заселившиеся здесь же, дополнили название до «Красное Сердце» спустя годы в честь защитников, которым хватила жеребечества, чтобы сжечь целый крупный город. Кобылкино — бывший город невест, когда-то здесь на мануфактурах пряли одежду для всей Северной Эквестрии, но в 1098 году город был уничтожен в сражении, а в 1099 году исчез с карты, так как он находился на границе. Взамен него южнее основали, по приказу Селестии, Кобылково в 1101 году.