Половинки

В Кремлёвском Дворце Съездов было красочно и шумно. Даша щурилась, пытаясь справиться с обилием гирлянд и блеска вокруг. Дети шумели, высокий, статный Дед Мороз в великолепной белой шубе, подозрительно похожий на Морозко, поздравлял всех с наступающим тысяча девятьсот шестьдесят пятым годом. Все были счастливы. Даша отправила сына в вольное плавание по залу, уверенная, что её круглый отличник будет вести себя благоразумно. Она иногда наблюдала за ним издали, но всё же давала волю развеяться — нечасто попадаешь в Кремль, на Ёлку, к самому главному Деду Морозу страны. Когда-то и она, девчонкой, мечтала попасть сюда. А получилось — только мамой. Среди толпы и смеха она спиной ощутила на себе чужой взгляд. А когда обернулась — нашла Егора. Они не виделись много лет, но Даша всё равно поймала себя на том, что краснеет быстрее, чем следовало бы. Слишком много событий произошло тогда, в университете, чтобы можно было просто так забыть. Даша снова почувствовала себя студенткой, прячущейся в самых дальних уголках библиотеки, чтобы никто не увидел, как самозабвенно они целуются. Это не было робостью — но ревнивым нежеланием, чтобы кто-то, кроме неё, знал, насколько они были влюблены. Сразу после волнения она почувствовала гнев. После университета их пути разошлись, и, несмотря на все клятвы вечной любви, они так и не встретились. Через год она встретила Витю, а ещё через шесть они развелись. И Даше только и осталось, что вздыхать над потерянной университетской любовью, наблюдая за тем, как растёт Антошка. Любимый сын. От нелюбимого человека. Она не сразу поняла, что Егор тоже её заметил. Но его глаза вспыхнули россыпью гирлянд, и он, бросив на середине разговор с кем-то, кого Даша не знала, решительно двинулся в её сторону. Ей захотелось одновременно броситься навстречу, провалиться на месте и спрятаться, но ничего из этого она не сделала — просто осталась стоять на месте. — Даша? Дашенька, это ты? — он пытался перекричать детский гвалт, словно неверяще вперившись в неё взглядом надежды, который она так любила. — Егор, — она нашла в себе силы улыбнуться. — Привет. — Да… Привет, — он улыбнулся в ответ — криво, как-то щемяще. — Я… Я не… — Не думал, что встретишь меня снова? — попыталась пошутить она, надеясь, что вышло не слишком грубо. — Да. Что-то вроде того, — он неловко потёр затылок. — Я ведь… Я пытался тебя найти после университета, правда, пытался… но на звонки ты не отвечала, а твоя мать… Ну, как бы сказать попроще, она, наверное, до сих пор поминает меня недобрым словом. — Поминает, — согласилась Даша. Не говорить же ему, что из всей некогда большой, дружной семьи осталась только она да Антошка. — Ты тут… с семьей, да? — С сыном. А ты? — С дочкой, — Егор пожал плечами. Даша помнила, он всегда так делал, когда не был уверен, радоваться ему или грустить. — А… — он замялся. — А муж твой?.. — Развелись в позапрошлом году, — она попыталась сказать это бросово, словно ей всё равно, но голос почему-то дрожал. Она надеялась лишь, что за музыкой Егор не заметил. — Правда? — он как будто весь засветился изнутри, точно новогодняя ёлка, но тут же стушевался. — Ну, то есть, жаль, конечно… Я надеюсь, он не бросил тебя? Тебя нельзя бросать. «Кто бы говорил», — мысленно усмехнулась Даша, но вслух ответила: — Нет. Мы разошлись мирно. — Рад… Это слышать. Наверное. А я вот… — он посмотрел куда-то вглубь толпы. — Как ты вообще? Прошло уже… Лет десять? — Одиннадцать, — поправила Даша. — Всё нормально. Работаю по специальности, как мама и хотела. Воспитываю Антошку, как хотел папа. Всё нормально. — Хорошо, что нормально, — Егор кивнул. — А я… — он снова пожал плечами. — Меня ж после университета сразу на службу выдернули, в Сибирь. Вырвался вот в итоге только два года назад. — А что дочка? — Ну… — протянул он. — Наверное, это не лучший разговор для Ёлки? Грустный. — Ну почему же, — она ответила грубее, чем ей хотелось. — Мать её умерла, когда Светке было два годика, — наконец, сказал Егор, и Даше вдруг стало мерзко от самой себя, за то что вынудила его это произнести. — Так что я один её тащу. Вот, видишь, и сюда вытащил. Счастлива, как маленькая. А ей уже восемь. — Антону девять, — будто бы невпопад ответила Даша. Ей стало на мгновение нестерпимо грустно и одновременно невыразимо радостно, и ей казались нечестными такие эмоции. Они замолчали, неловко, как будто были не отсюда. Музыка вдруг стала какой-то неправильной, давящей на уши. И холодно вокруг. А всюду, где хватало глаз, водили хороводы дети, и Даша вдруг почувствовала себя лишней. Нужно бы найти Антошку и… — Тили-тили-тесто, жених и невеста! — засмеялся кто-то из детей. Даша вздрогнула и обернулась — там, за толпой старшеклассниц, прятались от них Антошка с девочкой, до боли похожей на Егора. Видно, его Светой. — Тили-тили-тесто, жених и невеста! — снова завопили дети, и Даше снова захотелось провалиться. Совсем не ожидала она такого от собственного сына. — Вот же… сорванцы! — засмеялся Егор. — Уже подружиться успели. — А мы до этого подружиться успели! — важно заявил Антон, подбежав к матери. Он весь был красный, как помидор, и запыхавшийся. Галстук, который Даша купила ему специально по случаю Ёлки, слетел набок и почти развязался, а на пиджаке уже не хватало пуговицы. Света была такая же зардевшаяся и пряталась за его плечом, но выглядела всё-таки поприличнее. И пусть пышная юбчонка сбилась в куль, она всё ещё старалась вести себя, как маленькая леди. — Мы, — Антон воздел указательный палец к верху, будто провозглашая новость государственной важности, — друзья по переписке! — Это потому, что мы отличники, — улыбнулась Света, осторожно наступив Антону на ногу. — Нам учителя дали адреса других отличников, и мы нашли так друг друга, вот. — И зачем же вы, «отличники», нас дразните? — строго спросила Даша. — Потому что вы — наши любимые мама и папа, — заявил Антон, и Даша потеряла дар речи. — У меня есть папа, а вы — мама Антона, — пояснила Света, явно взяв на себя роль более разумной и старшей, — а раз мы очень сильные друзья, то и вы должны быть очень сильными друзьями. Нам кажется, что это правильно. Мы специально очень старались получать хорошие оценки в этом году, чтобы вас познакомить. — А вы сами познакомились! — встрял Антон, за что тут же получил тычок в бок. — Эй, это же здорово! Даша посмотрела на Егора, но он ничего не говорил. Только молча смотрел на детей с рассеянной улыбкой. Заиграл новый виток музыки, а на сцене вновь появились Дед Мороз и Снегурочка. — Мам, мы пойдём дальше в хоровод, ладно? — заканючил тут же Антон. Даша нашла в себе силы лишь кивнуть. Дети сбежали, вновь оставив их в тишине. На мгновение она потеряла их среди толпы, но потом тут же нашла — крепко взявшись за руки, они как маленькие пони гарцевали вокруг ёлки, счастливые, маленькие ангелы. — А вы… где остановились? — спросил Егор неожиданно, заставив Дашу вздрогнуть. — В «Центральной», — ответила она, почувствовав, что горло начинает хрипеть от волнения. Прокашлялась. — Антон жалуется на шум, правда. — А поехали к нам? — вдруг предложил Егор, и тут же стушевался, как будто сам не понял, что именно сказал. — Ну, в смысле… Дети, наверное, рады будут вместе заночевать. Даша помолчала немного. — Я, если честно… — начала она, замечая, как меняется выражение лица Егора от полного надежд до отчаявшегося и обратно. — Тоже была бы рада. Повисла тишина, ощутимая даже сквозь детский смех. А потом Егор обнял её, и Даша едва не потеряла равновесие от неожиданности, но вцепилась в его плечи так крепко, словно это был последний твёрдый оплот во всей вселенной. Он и был им, на самом-то деле. Она тонула в его взгляде и с каждой секундой всё увереннее понимала, что этот Новый год будет особенным. Для них всех. — Я рад тебя видеть, — полушепотом сказал он, прильнув к её уху. — Я тоже, — Даша улыбнулась и почувствовала, как слезятся глаза.