Телепатия для всех

Чонгука в аэропорт никто не провожал, так что он мог спокойно нервничать. Он боялся встречи не меньше, чем жаждал её. Парень его мечты вот-вот сойдёт с экрана, а Чонгук только и сможет что пролепетать «конничива». К моменту поездки из разговорных тем он успел освоить диалоги «Меня зовут Чонгук» и «Добро пожаловать в Корею». Тот случай, когда ты лучше всех на языковых курсах, но из-за того, что группа поздно набралась, не успел выучить японский! Даже если удастся молча потрахаться, что Чонгук сможет сказать партнёру наутро — «Меня зовут Чонгук, добро пожаловать в Корею»? А главное, нормальные бойфренды ходят в кафе, гуляют, смотрят кино… Всё это язык, язык, язык, чёртов язык! Со своими приятелями Чонгук не мог поделиться этой проблемой, потому что его осторожное сообщение о смене статуса на «в отношениях» с ходу натолкнулось на «А ты не мог найти себе поближе, корейца и при этом девушку?», и пропала всякая охота объяснять, что они с бойфрендом, который не «кореец-девушка», ещё и не говорят на одном языке. Спокойно понервничать в зале ожидания аэропорта не дали: к нему подошли научные работники и заботливо поинтересовались, всё ли в порядке. Поездка состоялась благодаря им, и Чонгук был признателен, но его не оставляло ощущение, что у них в глазах линзы, а сам он распластан между двумя стёклышками микроскопа. Только одна молодая женщина смотрела не с исследовательским интересом, а хуже — с восторгом. Она попросила автограф. К счастью, под рукой не было ручки, а то Чонгук уже готов был ляпнуть, что не умеет писать. Он зарегистрировался на рейс сам, чтобы сидеть отдельно от их команды, и взял свой рюкзак в салон самолёта, чтобы не ждать вместе с ними багаж. А когда вышел в зал ожидания в зоне прибытия в Токио, пожалел об этом. Люди, стоявшие напротив выхода с рейса, нетерпеливо пробегали по нему глазами и тут же смотрели мимо и сквозь, и никто из них не держал табличку «Чон Чонгук». Его спутников-то наверняка встречали, а может, они и сами хорошо ориентировались. Он же внезапно оказался один посреди толпы в иностранном аэропорту и без малейшего представления о том, что делать дальше. А вдруг у Ви не получилось приехать? Ждать этих исследователей, от которых он так стремился оторваться, было как-то тупо. Всё равно что самому облиться красителем для наилучшего наблюдения, лечь на предметное стёклышко и накрыться сверху покровным. Чонгук вытащил телефон, чтобы спросить «ты где?», — и тут на него налетели. От неожиданности он даже не сразу понял — кто. Этот парень в жизни выглядел иначе, чем на видео. Нет, такой же красивый, но гораздо, гораздо более трёхмерный. Какой-то четырёхмерный даже, потому что он был одновременно везде: спереди, сзади, сверху, снизу, снаружи и внутри — так сильно он вжался в Чонгука, обнимая. И, господи, счастье существует. Оно живое и тёплое на ощупь, оно щекотное, и его запах кружит голову. Ви оторвался и заговорил. Он мешал свой родной язык с корейскими фразами и английскими словами, но понимать его оказалось нетрудно. Он улыбался — «всё хорошо». Он заглядывал в глаза — «вопрос». Он тянул за руку — «пойдём со мной». Почти телепатия. Ви жил в общаге и заранее предупредил, что по правилам ему нельзя приводить друзей на ночь, поэтому они поехали в гостиницу, адрес которой дали учёные. Чонгук впервые был в Токио, но на каждый любопытный взгляд по сторонам у него приходился один взгляд на своего гида, чтобы уточнить телепатически, всё ли в порядке. Ну, и полюбоваться немножко. Кому нужна Япония, если есть японец? «Учить язык. Ты мой, а я твой», — передал ему Ви на своей смеси японского, корейского, английского и жестового. Чонгук выудил из рюкзака ручку и тетрадь, и они стали на ходу передавать их друг другу, тыкая пальцами в окружающий мир и по очереди называя предметы. Точь-в-точь демиурги, которые наперебой дают наименования сущему, выдирая друг у друга скрижали, в смысле тетрадку: кто быстрее наречёт предмет, тот получит его в свой мир. Сущее постепенно заполняло страницы, вписываемое на двух языках двумя почерками: аккуратным и ужасным. За сотворением мира время бежало быстро, и Чонгук сам не заметил, как они уже выходили из метро. «Я раздобыл фильмы. Корейские с японскими субтитрами, — сообщил Ви своим многоязычным способом (пантомима ему особенно удавалась). — Посмотрим те, что ты не видел». Прямо как настоящие бойфренды! И чего Чонгук волновался? Да нет, ясно — чего. В учебнике и словарях-разговорниках раздела «Половая жизнь» не было, и не факт, что его вообще проходят на языковых курсах. Не подходить же после урока к преподавателю: «Учитель-ним, тут несколько выражений, я хотел бы знать, как это будет по-японски, пожалуйста: «ты можешь кончить мне на лицо» и ещё некоторые…» Молча заниматься сексом можно, если вы уже успели узнать друг друга до самой распоследней эрогенной зоночки, а не впервые встретились. Но выбора не было. Вы бойфренды, вы любите друг друга, значит, должны потрахаться. Как? Ваши проблемы. Секс мог бы получиться сам собой, если бы во всём мире существовала лишь одна позиция, одна скорость, один угол и наклон. И то не факт: кому-то нравится жёстко, а кому-то нежно. Чонгуку, когда он об этом думал, уже нравилось по-всякому, лишь бы не с самим собой. Но у Ви могли быть свои предпочтения, и как их выяснить? Дверь гостиничного номера отпиралась магнитной картой. Открылась, пропустила их и захлопнулась, отрезав от всего мира. Стрелочка неловкометра, которая весь день дрожала и дёргалась, подскочила до красной отметки. Ну вот они внутри, что теперь? Окружающий мир кончился, и разбирать в свои вселенные стало нечего. Комнатушка была малюсенькая, может оттого, что много места занимала кровать. Аккуратно заправленная. Постель, да. Как же неудобно с наскоку набрасываться даже на собственного бойфренда, которого ты до сих пор только обнимал при встрече и трогал за запястье! От волнения в голове из лексики остался лишь счёт до десяти и цвета. И ещё те вывески, которые они переводили по дороге сюда, но поцелуйного магазина среди них, как назло, не было. «Три два один код красный». Чонгук поймал взгляд Ви, пытаясь передать телепатически: «поцелуй». Он выучил это слово, когда готовился к поездке, но сейчас всё улетучилось. А изображать поцелуй, складывая губы трубочкой, — это как-то тупо, нет? Без шлема Ви читал мысли не так хорошо: он приблизился вплотную и указательным пальцем нарисовал у Чонгука на губах знак вопроса с точкой на подбородке. Чонгук кивнул. Палец Ви переместился обратно на губы: он трогал их, медленно обводил, слегка надавливал, и это было так похоже на то, что проделывал сам Чонгук, мечтая о поцелуях, что он завёлся с пол-оборота. Он поймал руку — не уйдёшь теперь! — и обхватил два пальца губами. Пальцы были солёные, он втянул их в рот и стал заглатывать и выпускать, щекоча языком кожу между ними, и это было гораздо круче, чем играть со своими. Хотелось узнать, Ви везде такой же солёный? И сильно, до еле сдерживаемого стона, тянуло в паху. Глаза напротив ещё больше потемнели, губы влажно приоткрылись, а свободная чужая рука полезла Чонгуку под толстовку. Ви что-то сказал, но было уже не до скрижалей и не до повторения. Демиурги перешли на новый уровень. Что там у них бывает — священный брак, слияние стихий? Ви вынул пальцы изо рта Чонгука и заменил их на свои губы и язык — слияние стихий произошло. Оно ощущалось так правильно, как бывает только при сотворении мира. Не надо было больше изворачиваться, выдумывать и воображать, наконец-то можно было осуществить тот их мысленный поцелуй: лизать, кусать, пробовать на вкус, сильно надавливать и мягко ласкать. Эти губы в совершенстве подходили Чонгуковым, этот язык идеально двигался у Чонгука во рту, эти руки обнимали лучше всех, эта кровать вовремя оказалась под спиной. Даже случайно сталкиваться зубами было прекрасно. Ви отстранился, потянулся к своей сумке, которую он ещё прежде бросил у кровати, и достал оттуда упакованную картонную коробочку. Она была надписана по-японски, но сомнений не вызывала: в Корее японские тоже были известны и славились как особо тонкие. Ви пальцем нарисовал на коробочке знак вопроса. Чонгук хотел и этого — всего хотел! — но не прямо сейчас. Они не сходили в душ, да и как выяснить, кто будет сверху? И когда вы встречаетесь впервые, то хочется изучать чужое тело глазами, носом, языком, а не только теми органами чувств, которые ниже пояса. Чонгук покачал головой и сказал по-корейски: «Потом». Ви бросил коробочку обратно в сумку и развернулся к нему. Он был в безрукавке поверх рубашки, и Чонгук занялся выпутыванием его из всей этой одежды (кто вообще так носит? только японцы!), пока две жадные ладони стягивали с него самого толстовку, ощупывали и гладили. Когда последняя пуговица была побеждена, Ви оказался… ну конечно, он оказался идеальным — даже со всеми пятнышками на коже, прыщиками и волосками. Можно было наконец-то не меняться «мои руки — твои руки», а ласкать друг друга своими собственными. Чонгук вдыхал уже заранее любимый аромат какого-то японского шампуня и записывал его в память: вот так пахнет мой бойфренд. Вот так он дышит, когда за его соски берутся не его пальцы, а Чонгуковы: грудь поднимается и опускается, ходит ходуном. Острые ключицы — вот такие на ощупь, если прикасаться ладонями, а вот такие — если губами. Священный брак на проверку оказался не таким уж сложным делом. Если нужно было спросить, они рисовали пальцами вопросительные знаки на теле друг друга: «Здесь можно? А так тебе нравится?» А там, где Чонгук больше всего хотел изучить, потому что на экране этой части тела почти не было видно, Ви оказался бритый, терпко пахнущий мускусом и солёный на вкус. Но от этого внутри сделалось так сладко! Чем больше Чонгук пробовал, облизывал, захватывал ртом, тем слаще сжималось в животе. А стонать было нельзя, чтобы не мешать другим постояльцам за стенками, это же не лав-отель, а респектабельная гостиница. Но Ви и тут нарушал правила — нарушал тихо, но вполне различимо, чтобы свести с ума. Сам Чонгук больше всего любил ласки головки и потому сосредоточился на ней: языком, губами, за щеку, по нёбу, снова языком, языком, языком. А если пощекотать ту точку, из-за которой он сам всегда… как оказалось, не только он. Ви, наверное, хотел что-то сказать, нарисовать какой-нибудь знак — восклицательный — но не успел: он низко зарычал, и рот Чонгука наполнился солёным. Едва придя в себя, Ви заговорил по-японски и стал показывать на дверь ванной комнаты — «сплюнь», понял Чонгук. А он уже проглотил. Это же бойфренд, чего брезговать! — Ты можешь не глотать, если не любишь, — сказал Чонгук и тут же прикусил язык: ему-то минет пока никто не предлагал. Иногда хорошо, что тебя не понимают! Впрочем, Ви очень быстро исправил ситуацию «никто не предлагал» на «вот, пожалуйста», и это было очень выгодное предложение: с бонусами, подарками и дополнительными опциями, потому что помимо рта он использовал обе руки — трогал у основания, и промежность, и мошонку. А Чонгук был так возбуждён, что ему было много не надо: Ви чуть-чуть поласкал головку тёплым и влажным, и всё. И было даже не стыдно оттого, что быстро кончил, а сразу стало легко и весело. Тетрадку они тоже достали — потом, когда валялись среди скомканных простыней. Всё же впереди было два дня, и эти выражения должны были снова пригодиться: «ты можешь кончить мне на лицо» и ещё некоторые. На завтрак они сходили один раз на следующее утро. Во второй раз Чонгук подговорил Ви не ходить, потому что молодая исследовательница за соседним столиком глядела на них не отрываясь, и подозрительно моргала глазами, и шмыгала носом. И ещё она их, кажется, сфоткала исподтишка, но это не точно. Чонгук, как смог, рассказал Ви про просьбу об автографе. «Дай, конечно! Жалко, что ли?» — ответил Ви. Да не жалко, но как-то… когда на тебя так смотрят… Да он бы и дал, но она не подошла: в ресторане отеля не на чем было расписаться, кроме бумажных салфеток. Они ходили в кафе, и гуляли, и смотрели кино, разделив наушники, чтобы не беспокоить громкими звуками людей в соседних номерах. Сдерживали стоны по той же причине, хотя Чонгуку казалось, что они оба дышат так громко, что в коридоре слышно. А после лежали в кровати и болтали на демиуржьем, а когда уставали подбирать слова, то переходили на телепатический. Чонгук обводил контур чужих губ, Ви вглядывался в его глаза: «я тебя люблю». А потом вдруг стало очень быстро, и они снова оказались в аэропорту. Невозможно было заставить себя выпустить Ви из объятий. Трудно было не оглядываться, и Чонгук до самого контроля пятился задом. Едва потеряв Ви из вида, он уткнулся в телефон. Ви больше не был высоким, стройным, тёплым… живым. Он опять влез в экранчик и стал пикселями, смайликами, пересылаемыми картинками, а Чонгук занялся выяснением, сколькими способами можно сказать «я уже скучаю по тебе», имея один телефон, три языка, плейлист и набор эмоджи. Перед посадкой его отвлекла от экрана та самая молодая исследовательница. Она прижимала к себе толстую пачку отпечатанных листов. Подготовилась к автограф-сессии! Попросит расписаться на всех? Девушка с поклоном протянула ему кипу бумаг. На титульном листе мелькнуло слово «диссертация». — Прости за беспокойство, я подумала, может, ты захочешь посмотреть? Там есть цитаты из ваших мыслей. Я могу оставить тебе этот экземпляр. Я также приглашаю тебя на свою защиту. Чонгук вежливо пролистал распечатку: «нейросимпатия», «психофлирт», «сексуальные отношения между мозгом 1 и мозгом 2»… Не, такое он не будет читать даже ради цитат. К счастью, они нигде по тексту не были подписаны как «мысли Чон Чонгука». — Ты будешь защищать наши мысли, агасси? — Да, — застенчиво призналась она. — И вашу пару. На предзащите больше всего вопросов и комментариев было о том, что ваши отношения не настоящие. Но мы с научным руководителем все возражения отбили! Чонгуково смущение было смыто волной благодарности. Какая милая эта учёная! — Прости, я, наверное, ничего не пойму, но желаю удачи, — ответил он, вручая ей пачку, но она подвинула её обратно и подала ручку: — А ты не мог бы… автограф…? — Вот прямо тут расписаться? Может, на обороте? На задней стороне? — Нет, прямо тут. Чонгуку пришло в голову, что написал бы Ви, и он аккуратным почерком вывел вверху листа над странным словом «Тэгуки», там, где ставят всякие резолюции: «рекомендую к защите»