Πλήρωμα

      Молодое личико эльфийки, покрытое нежными пятнами скромного и стыдливого румянца, озарилось легкой полуулыбкой, дарящей смиренное успокоение всем зрячем существам. Светлые локоны волос, льющиеся с маленькой головы в такт неслышной майарской ходьбы, следовали смрадному, гнильному поветрию чанов рождения. Пар медленно произрастал из круглых чугунных полостей, стелясь по земле пушистым меховым ковром.       Орки вокруг девичий фигуры задрожали от лютого страха, криво лебезя и глубоко кланяясь своей госпоже в длинные ноги. Тьма знает, как им было до ужаса страшно…       Белые открытые одежды оставались такими же чистыми, как лебединые крылья, даже в самых душных шахтах и липких, тягучих чанах, наполненных жидкой органической массой. Она шла вперед, совсем не обращая внимания на живые личинки под ногами, которых без тени сомнений давила и на крики пожираемых новорождеными эрухини.       Драгоценные металлические украшения обрамляли скупые ладони и пальчики витиеватыми линиями лоз, поднимаясь до плечей и создавая странный доспех-наплечник. В руках майар держала магический посох, увенчанный алым кристаллом, слегка постукивающий о землю в такт бесшумным шагам. Жезл был создан по-настоящему кровавым методом: сотни рабов отдали свои жизни в муках и страданиях под пытками, чтобы она смогла создать этот небольшой камешек в угоду своих нужд, где теперь хранились их души.       Она величаво-спокойно подошла поближе к главному Хранителю чанов, которого сковали в ржавые цепи за несколько минут до этого.       Бывшего Хранителя чанов.       Тот самый орк, что был виновен в смерти особой Матери. Какая печальная утрата… — Что это значит? — излишне сладко пропела она. — Я не знаю, могучая госпожа, я не знаю-с!...       Прекрасная дева не спеша поднесла кончик запевшего болью посоха к его глазам, не изменившись в ровной и стройной позе ни на сантиметр.       Орк задергался в цепях, не понимая почему это все происходит с ним. Где он оплошал и ошибся?! Что он мог совершить такого, что сама Глас Саурона явилась по его душу?! Тьма её дери! — Я-я-я не знаю, не знаю!… Вы спрашивали про матку… у нас была недавно одна бешеная сука, но мы избавились от неё! Клянусь! Все было сделано в лучшем виде, Великая!       Майар скучающе посмотрела на посеревших от её взгляда смотрителей. Именно здесь они скинули особый экземпляр в пропасть. Какая жалость, что на это приходится тратить драгоценное время, которое она могла провести более продуктивно с Господином. Однако, все должно быть сделано идеально, особенно казнь виновных, раз он так захотел. — …..Она взбесилась и вырвалась из оков! Мы скинули её в пропасть, к-как и надо было... Ч-что, нам, жалким хранителям-с, оставалось делать-с? — вспомнив о чем его расспрашивали до этого, быстро залепетал орк. — «Мы» прекрасная оправа для «я», не так ли?       Орк раболепно сжался в дрожащий комок и… промолчал. — Ты еще не понял, Хранитель? — майар не изменившись в лице, певуче протянула его звание, — Ты ни при каких обстоятельствах не должен был убивать, и уж точно скидывать в отстойник эту матерь. Даже если тебе пришлось бы быть выпотрошенным заживо, ты должен был сохранить её целой и невредимой. Не говори мне, что ты не знал этого! Все Хранители и Смотрители были в курсе дел!       Аккуратный кристалл провел тонкую линию вдоль черной смолянистой щеки искаженной твари, от чего орк заверещал, как свинья, ощутив отголосок пыток несчастных рабов, заключенных в проклятый алый камень. Их души смердели отчаянием. — Молю-ю… госпожа, простите! Госпожа!… Я не знал, что она так важна!… Пощадите!       Он мельком, через влажную пелену слёз, посмотрел на других смотрителей, в отчаяние желая понять причину его «незнания», и все понял. Кучка орков, низко склонив голову, удовлетворенно ухмыльнулась, уловив его взгляд.       Ублюдки… — Ты хорошо служил, — Хранитель немного оживился, надеясь на скорейшую свободу, — Но Ангбанд не знает ни пощады, ни прощения.       С этими словами одним литым движением эльфийка вогнала железный посох с кристаллом на конце глубоко в глазницу орка. Не доведя его до мозга, она слегка прокрутила его конец по часовой стрелке. Злобное огненное сияние змеиными линиями распространилось под кожей урука, плавя его плоть, органы и гнилую душу.       Майар улыбнулась, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.       Ужасающий крик медленно скукоживающегося в сухой комок орка закрался в душу или то, что от нее осталось, каждому живому существу в зале рождения. Им всем было страшно привлекать к себе внимание такой сущности как Глас, поэтому уруки лишь молчаливо тупили взгляд в пол, не смея даже ровно дышать в её присутствии, изредка подрагивая от самых надрывных нот чужого вопля. Такой «казни», пожалуй, не пожелаешь и врагу...       Каждый слуга тьмы знал, что бестия Тху не слыла сильной расторопностью с предателями, с совершившими ошибку орками, и с теми, кто потерял всю свою полезность для Твердыни Ужаса. Однако, саллетит Саурона всегда понимала границу разрешенных действий, которую не переступала; она вообще никогда не смела думать о собственных желаниях, полностью посвятив себя воле Высшего и служению его Правой Руке.       Она была голосом, что зовет из тьмы падшие души. Она была вестью, что приходит с войной и мором. Таким искусителем была эта майар, примкнувшая к великому вале еще в начале времен.       Когда алый камень окончательно поглотил душу орка, её дела здесь закончились, поэтому она направилась в покои к своему Господину. Она не была глупой, и видела в поверхностных мыслях смотрителей, что этого Хранителя подставили другие, но разве это могло как-то изменить положение дел? О, конечно, нет… ничто не могло изменить смерти особой матки вместе с ее плодом, наделенным силой самого Восстающего-в-Мощи.       Теперь главным хранителем чанов рождения стал орк, который задумал всю эту хитросплетенную интригу против своего врага. В Ангбанде выживают только самые способные... Однако, этот жадный на власть урук совершил огромную ошибку, поспособствовав смерти новому эксперименту Владыки. В скором времени главой зала рождения станет другой орк, а лучше какой-нибудь низший Болдог, который возьмет всех в твердую железную длань.       Что так не ввергает в отчаяние, как данная, а потом отобранная любимая власть у урука?       Жаль, что они потеряли такой экземпляр. Теперь вряд-ли Владыка захочет воплотить свою ежесекундную прихоть вновь… Такой великолепный эксперимент пропадёт зря! Но кто может помешать ей повторить все с самого начала? Конечно, у неё точно не получиться что-то великое и достаточно смертоносное, как если бы это было творение рук Валы, но что-то хорошее, на радость Господину, должно было...       Ах-х, он точно будет доволен ею!

***

      Голод нарастал с невероятной скоростью, заставляя подавлять в себе сильное желание выблевать всю пищеварительную систему наружу вместе со всем съеденным до этого. Странная реакция, учитывая тот факт, что ей, наоборот, надо было принять пищу в огромных количествах, чтобы утолить первичную потребность в еде.       После очередного сброса кожи, и затраты энергии на весь процесс обновления организма, ресурсы тела были истощены до предела. Она чувствовала, что вот-вот упадет замертво и больше не пошевелится. Но теперь она окончательно убедилась в том, что стала гораздо... Гораздо сильнее! Лилеемая долгое время сила бурлила под кожей, вырываясь в пламя глаз.       Сколько же столетий прошло с момента её рождения? Сколько раз она сбрасывала кожу, подобно змее, чтобы принять все более и более ужасающий облик?       Организм до сих пор приспосабливался к кромешной тьме, вырабатывая и создавая новые реакции и органы, адаптируя тело агрессивную среду. Такая скорость изменчивости совершенно не была похожа на эволюцию… нет, скорее это был метаморфоз. Как гусеницы, которые становились за короткий период обращения бабочками, также и она менялась поэтапно и рывками, пробиваясь на новые уровни силы, границ которых просто не существовало.       Этот процесс не мог быть абсолютно беспрерывным и постоянным по многим причинам, начиная с того, что её ДНК не могло брать информацию из воздуха, и заканчивая тем, что старость, укорачивание теломер в процессе деления клетки, и последующее изнашивание тканей, никто не мог отменить. Но был! Он был бесконечным! Она всегда восстанавливалась после самых ужасающих ранений и всегда становилась сильнее!       Прошло много времени с того момента, как она покинула материнское гнездо в поисках пищи. Поначалу охотнице приходилось постоянно прятаться и убегать, учуяв или увидев по близости более грозного хищника. Её чувства в такие моменты были особенно остры и точны: лучше отступить, чем оказаться в чьем-то рационе, как маленький аперитив, которым она могла стать для любого существа, обитающего в отстойнике на тот момент. Маленькая хищница даже не подозревала, что все поменяется, как только она начнет набирать массу и исследовать новый для неё мир.       Каждая жертва была сильна и опасна. Приспособленность живых организмов Ангбанда к экстремальными условиям поражала своим разнообразием и формой: вытянутые или приплюснутые змееподобные тела, легко скрывающиеся в земле или сливающиеся с ней; кожа-броня, покрытая чугунными чешуйками, защищающая от ударов врагов и давления огромных пластов земли, сдавливающих их тела при работе над новыми ходами; приспособления, используемые подземными организмами для охоты (в море памяти, доставшемся от матери, не было ни одного упоминания об этом; настолько измененными или непонятными они были), иногда выходили за рамки её знаний: яды и кислоты, которыми многие хищники могли плеваться; слизь, покрывающая тела животных, так похожих на мумаков своей массивностью (она инстинктивно чувствовала тонкий запах феромонов, исходящий от этой слизи), с помощью которой они общались и передавали информацию; простая жесткая шерсть по мановению руки могла стать иглами, готовыми впиться в туши незадачливых жертв.       Все были опасны. Все были приспособлены лучше неё. Все желали убивать и есть, ведь мясная диета была основной для всех тварей Ангбанда. Только вот эти существа уступали ей в одном: они не имели мозгов.       Гули-земройки, на гнезда которых она постоянно натыкалась и охотилась, не представляли для неё угрозы в физическом плане. Высокие, но не полные, антропоморфные длинноухие существа с розовой плотной кожей, покрытой редкими каменными наростами и глазами, похожими на огромные мутные линзы. Самые безобидные обитатели глубин, берущие свое только огромной численностью.       Среди них были охотники, плюющиеся на нарушителей территорий кислотой и сильным ядом, способным разъедать плоть. Пожирая их, она даже не заметила, что в какой-то момент перестала реагировать на их и чужие яды.       Но бесконечная охота и пирование не могло длиться вечно и в какой-то момент она совершила ошибку, выйдя на очередную охоту...       Ошибку, ставшую благословением.       Гули были слепы. Года, проведенные во тьме забрали у них зрение — и это не раз помогало ей, даже зная про компенсированость потери одного чувства за счет оставшихся. Но даже если бы они были сверхчувствительны ко всему на свете, единственная опасность рядовых землероек — это широкие мощные лапы, помогающие копать ходы, и их численность. Её когти были гораздо опасней.       Ничто не дает им преимущества перед ней, кроме огромной численности. Это всегда было настоящей проблемой… если её погребут под собой их тела, пытаясь изорвать на части всем скопом, она должны была сбежать и переждать, чтобы вновь напасть.       К счастью, здесь были и другие существа, которых можно было съесть прямо «здесь и сейчас», но они были не настолько питательными и сытными, чтобы она могла прекратить свою бесконечную охоту.       Повсюду ползали огромные насекомые, покрытые панцирями, которые было сложно пробить с одного удара. Повышенная концентрация кислорода на дне котлована отстойника заставила жуков в процессе эволюции во много раз увеличиться в размерах. Она часто ловила сколопендр, похожих на вид гигантских многоножек, покрытых крепкой броней, состоящей из пары десятков сегментов. На поверхности они были не больше одного фута, а под землей размером с чрезмерно упитанного человека. В свое время ей пришлось хорошенько поковыряться, расчленяя их на части и избегая ядовитых клешней, чтобы создать закрытые схроны для особых ситуаций... Возможно, это ее и спасло, когда она впервые совершила ошибку из-за своей жадности, вызванного голодом.       Мясо сколопендр горькое на вкус, пропахшие стухшей мертвечиной и землей, но ей брезговать не приходилось. Их запах еще при жизни был похож на морскую капусту. Хотя она не знала, что это такое и каково оно на вкус и запах, ощущения в море памяти были абсолютно одинаковыми-мерзкими, как от этой капусты из… водорослей. В рот значительно выделилась слюна, как только она представила, как будет есть ламинарии. Нырять в воду и охотиться на дикую донную траву... Если глубины морские будут к ней не так жестоки как этот Ад.       В тот день, после короткой трапезы, от которой она почувствовала лишь малую долю насыщения, и ещё нескольких мелких охот на сколопендр, забившихся в страхе по щелям, она занялась приготовлением приманки для гулей. Классическая тактика: приготовить мясные приманки с более сильным ядом сколопендр и скормить их гулям, ожидая когда они ослабнут и падут, чтобы утащить их тела во тьму.       Покопавшись в море памяти можно выловить несколько воспоминаний, рассказывающих про устройство Глубин, услышанных матерью там и тут еще при жизни человеком. Или не матерью, а кем-то другим? Воспоминания были мутными, запотевшими стекляшками с сотнями непонятных картинок, не желающих складываться в единое целое. Будто само тело создало эту картинку-воспоминание, застилая черной кровью сетчатку глаз. Это немного смутило её, но не настолько, чтобы она начала переживать.       Отстойник Ангбанда состоял из множества уровней и тупиковых ходов, некогда являвшимися богатыми на минералы и руды шахтами и естественными пещерами, пути из которых в некоторых местах, как лестницы поднимались высоко ввысь, прямо на поверхность. Были ли там леса или может быть замерзшие во льду горы — она не знала. Там была «поверхность», холодная ли, теплая ли, солнечная или туманная, как она может знать? Она все еще не может опираться на знания из «памяти» матери, чьи слова и чувства постоянно всплывают в голове.       Найденные закоулки тьмы, кишащие мерзопакостной жизнью, орки пытались заваливать как только находили, но в какой-то момент они не справились с очередным наплывом чудищ из пещер и все пошло не так. Матка помнила, как дрожали и бежали от ужасов тьмы уруки из шахт. В страхе будущего наказания, они боялись обращаться к Высшему за помощью до последнего...       Твари глубин плодились быстро за пределами своих владений, и с новым притоком еды этот процесс ускорился до невероятного количества родившихся особей, успевших разбежаться повсюду. Поэтому все, что оставалось оркам — это закрыть входы и выходы, ведущие из шахт в Ангбанд, навсегда и для всех. Только вот они оставили открытыми широкие отвесные ямы, в которые скидывали отходы и шлаки от всех черных работ. Ямы в таких местах были особенно глубоки. Из самого их дна не было видно ни одного лучика дрожащего факела, настолько здесь было далеко от поверхности. Как раз в такой ход и выбросили тело матери, как испорченный хлам, который потерял всю свою полезность. Такие мысли отнюдь не побуждали её «багроветь от гнева» или даже «плеваться ядом» на все и вся, ибо смерть матери было решенным вопросом даже для неё: она стала бесполезной. Бесполезность равняется смерти, в их иерархии, также как и слабость — рабство. Простое неравенство, так ведь?       Она не стала идти и рассматривать те ямы ближе: в них жили сильнейшие хищники отстойника, от которых в свое время матерь едва смогла убежать. Там было самое большое гнездо тех тварей, в которое скидывали органические отходы. Самое лучшее место для самых сильных, но такое положение дел останется ненадолго. Охотница уже могла убить их и подчинить, если у них найдутся мозги для этого. Просто... Она чувствовала, что сейчас не её время.       Выбраться по отвесным каналам наружу было задачей невыполнимой, поэтому она думала, что сможет найти опечатанные или неучтенные выходы. «Зачем?» — спросите вы, «на всякий случай» — ответит бы она. Ей нужно было иметь при себе план на более дальний побег. Но сейчас она не видела смысла покидать это место, пока оно не надоест ей или же не появиться более веская причина сделать это.       Ей нужно было набраться сил и умений для превосходства над всеми тварями Ангбанда, чтобы, когда она выберется отсюда и заявит о себе, ей ничто не могло угрожать. При условии, что она захочет покинуть глубины. Она понимала, что может стать ещё сильнее. Это было естественно для неё, как дыхание и осознание каждой капли воспоминаний в море памяти. А это место было идеальным для этого. «Стать сильнее» и «набирать мощь, чтобы набирать мощь» — это было ее смыслом. Доминирование ради доминирования.       Она даже не заметила, как пережала руками хитиновую броню сколопендры-приманки, оставляя на той глубокие тонкие порезы-углубления. Огненная жажда клокотала вихрем в груди, шепча ей поторапливаться и наконец утолить желание выпить чей-то крови.       Спустя несколько часов, за которые охотница успела создать приманки и отыскать подходящее место для воплощения плана, она наконец начала действовать. Это гнездо было самым дальним от всех остальных, поэтому ждать неожиданного прихода собратьев гхулхов не приходилось. Пещеры, похожие на пчелиные соты, создавали углубления и тесные норы, из которых можно было неожиданно атаковать. Хищница глубин долго исследовала их, в чём ей помогала эйдетическая память. Теперь все было идеально.       Приманка состояла из нескольких слоев мяса, разделенного пластами хитиновой брони, которая в глубине размягчалась и истончалась. В самый центр она вложила железы, вырабатывающие отраву, но на этом охотница не остановилась — капли яда были аккуратно выжаты и впитаны мягкой плотью. Таких приманок она успела сделать около десяти штук. Размером они были больше, чем «мячи», так что переживать о количестве еды на целый рой не приходилось.       Все было просто: рядовым гулям будет сложно разорвать прочные первые пласты хитина, чтобы добраться до плоти, но вот их матронам — огромным альфа-самкам, защищающим территорий и свой помет от агрессоров, это будет просто. Тогда, альфа-самки, по праву силы, станут есть первыми добытую пищу, что их и погубит. Убить сильнейших — первая задача.       Яд сколопендр может не подействовать на них сразу из-за собственной кислоты или другой особенности тела, на что тоже был расчёт. Когда матроны будут отравлены и ослаблены или вообще успеют умереть, она начнет медленно убивать рядовых.       Всё началось так, как она задумывала, но, как известно, точным и рассчитанным планам свойственно рассыпаться от малейшего дуновения ветра.       Матроны были громоздкими и быстрыми, поэтому прямая битва с ними была для нее нежелательна, но против маленькой хитрости они ничего не смогли сделать... По их лежачему полумертвому виду можно было сказать, что все проходило как надо. Отрава текла по венам тварей. Многие рядовые успели отведать добытой плоти, что почти сразу повалило их оземь, в отличие от своих матерей, которые продолжали мучится.       Сейчас.       Когти, вырвавшиеся из тьмы, вновь впились в очередную глотку гуля, утаскивая его подальше, в глубь пещер. Это был… семнадцатый по счету. Разволновавшийся рой совсем не замечал происходящего вокруг, пытаясь помочь матронам, поэтому ей оставалось только поглощать в свои теневые силки одного за другим, до тех пор пока никого не останется в живых.       Неожиданная дрожь распространилась по каменным стенам, заставляя мелкий щебень и пыль прийти в движение, падая с потолка на землю. Все прекратилось также внезапно, как и началось. Гули в миг замерли на месте, прислушиваясь к своим обостренным чувствам, как, впрочем, и она.       Это был плохой знак. О, нет-нет, это был ужасный признак приближающихся с огромной скоростью проблем. Нужно было уходить сейчас же, но она не могла этого сделать, потому что разрывалась между желанием убить как можно больше, чтобы насытиться вдоволь, и убежать, чтобы выжить.       Охотница правильно поступала, быстро оттаскивая по паре-тройке убитых к себе в безопасное гнездо, доступ к которому был только у неё, а все из-за того, что оно располагалось на высоте в узком проходе, расширяющимся с продвижением вперед. Внутри оно состояло из разных секции и решетчатых стенок, пересекающихся друг с другом в замысловатые фигуры. Совсем недавно это было место массового размножения насекомых и паразитов, но с её приходом все поменялось — они были ужасны на вкус, но зато питательны.       Грохот повторился, и она окончательно решилась осуществить свои рискованные мысли.       Когти намертво вцепились в каменную почву стены, давая ей упор для мощного толчка. Это стало обычным занятием: забираться на возвышенности по крутым или отвесным стенам с молниеносной скоростью. Руки размельчали землю, словно это была хрупкая металлическая сурьма. Отросший хвост нервно ерзал туда-сюда, выдавая её нахлынувший азарт.       Гули взволнованно бегали повсюду, пытаясь определиться: атаковать идущего к ним врага или, поджав хвосты, зарыться в своих гнездах. Часть матрон уже погибло от яда, обескровлено лежа на влажной от блевотины каменной крошке. Рой ещё в полной мере не осознал их мертвого состояния, поэтому охранял безжизненные тела собственных матерей, находясь в сметении.       Дочь тьмы хотела бóльшего. Самый лакомый кусочек от сладкого торта, покрытого шоколадной крошкой — матроны. Зверские машины для убийств, переполненные вкусным соком.       Прильнув ещё ближе к стене, она неудовлетворенно зашипела, услышав набат шагов гиганта, решившего так не вовремя напасть. Он, ей казалось по звуку, в бешенстве крушил все вокруг...       Хищница больше не медлила, поэтому прыгнула в толпу гулей, мгновенно раскалывая об землю черепушки двух землероек и вцепляясь клыками в глотку другому. Кислота горчила. Все размытые от скорости движения слились в красно-черные тона резких и точных ударов и уклонов от ядовитых плевков. Она чувствовала как и куда бить, чтобы убить своих врагов быстро, либо обезвредить, чтобы не мешались.       Биение сердец гулей из-за обтянутых кожей ребер, раскат глухих ударов гиганта о стены пещер, поглощаемых выпившим кровь камнем, и дрожь земли, передавали ей непередаваемый ритм. Музыку, несравнимую с балладами бардов и пением рабов. Вокруг была бойня, а эта была её песнь, наполненная первозданным хаосом. Она танцевала в урагане, сотканном из животных криков и собственного глухого рычания, заставляющего многих жертв скулить от ужаса и бежать, зарываться в ямы и щели. Она не упивалась, нет, дитя тьмы было спокойно в душе, лишь давая инстинктам вырываться в голосе и ударах.       Выкрутив головешку очередному безрассудному гхулху-защитнику, хищница закинула на каждое плечо по одному телу матрон и побежала. Она попыталась забраться на высокий выступ, который сетью ходов вел к её гнезду, но успела лишь закинуть тела матерей в проход, прежде чем со спины её расплющило и почти разделило пополам огромное существо.       Атакованная охотница даже не успела вскрикнуть от адской боли, располовинившей её тело, прежде чем её по каменной наждачке протащило вперед, вместе с разъяренным гигантом, и выбросило на землю, как кусок еле живого мяса.       Путь из крови окрасил черные стены в густой смолянистый цвет, стекая к подножью горы. Зверь не задерживаясь ни секунды побежал дальше, врезаясь и круша все стены, стоящие у него на пути. К её сомнительному счастью, глубинный гигант даже не заметил, что раздавил кого-то на стене, ведь он мог захотеть её съесть...       Она не могла кричать-стонать-думать-двигаться, лишь смотреть, как махина, так похожая строением и толщиной кожи на очень сильно изменённого жука, легко растаптывает гулей и рузрушает их подземные гнезда одним своим весом. Его широкая морда была украшена несколькими рядами окровавленных зубов, из которых торчали ошметки и обрубленные конечности, с широкими ноздрями, в неистовстве втягивающих спертый от железа воздух.       Ещё чуть-чуть и она умрет.       Как близка сметь!       Правая рука держалась на ошметке тонкой кожи, едва сцепленной с телом: её разрубило пополам рогом жука, а потом, когда он начал двигаться дальше, конечность промалотило об камни, неестественно выворачивая во все стороны. Кости выглядывали из-за скомканых участков плоти. Ноги не могли двигаться. Охотница вообще не чувствовала все, что было ниже пояса. Внутренности похолодели от страха. Похоже тонкий позвоночник разрезало на две части.       Все вокруг смердело разложением и смертью. Её неминуемой гибелью...       «О, нет. Она не может умереть так!.. Раздавлено! Унижено!» — что-то в самом сердце кричало ей об этом. Весь её путь не мог закончится на этом и она была права, готовая вырывать каждую секунду у смерти из цепких костлявых лап.       Тьма, живыми лоскутами потертой ткани, незаметно подкрадывалась сзади, обволакивая еще полную желания жить душу. Сначала тихо шепча, но потом срываясь на злобные крики и возгласы сотен мертвых голосов, которые сплелись в её сознании, сподвигая создание отстойника действовать: «убивай и пожирай!», «вкуси мертвечину, падальщица!», «посмей прожить ещё немного, дитя Чёрного Огня!»       Она послушалась и тьма отступила, но не покинула её, как верный пес, смотрящий на странные потуги хозяина.       Вокруг лежали раздавленные и выпотрошенные жертвы ног рогатого гиганта. Кишки со всем содержимым обнажились перед её глазами, вытянувшись в длинные розово-красные ленточки. Кости, раздробленные и изувеченные, устлали землю бело-серой мозаикой. Свежая железная жидкость прильнула к её так окровавленным и поредевшим после изменений волосам, стекая в ложбинку от следа.       С упорством и нечеловеческим усилием она подтянулась на дееспособной руке и завопила во все горло. Боль рубила топором кости, ломая целые пальцы на левой руке в жесте отчаяния. В тот же миг из-за резкого движения сломанное ребро проткнуло правое легкое, заставляя её крик потонуть в кровавом кашле где-то в глотке.       Тьма смеялась ярко и чисто, как ребенок, получивший любимую сладость. Она не видела и не чувствовала этого, забывшись в своих ощущениях.       Кровь в этот раз была сладкой, без ощущения надоевшего железа, а плоть для дрожащих зубов слишком мягкой. Она боялась пережать челюсти и сломать их. Из-за жизненной влаги, заполняющей легкие, она давилась и заглатывала комки вязкой темно-красной щебенки — кости раздробились и попали в кровь.       Каким чудом она была еще жива? Она не знала. Она лишь хотела выжить сегодня, остальное было неважным... Каким способом и какую цену она за это отдаст?       Тьма украсила её кожу узорами и, наконец, отступила в глубины.       С каждым новым съеденным гулем, превращенным в жидкий фарш, её тело восстанавливалось все быстрее и быстрее. Кроме правой руки. Кусочек плоти, соединяющий тело и обрубок, слегка прирос, но на более не был способен. Тогда она просто перекусила его, окончательно отрубая себе испещренную переломами руку, а потом и пожрала собственную конечность. На её месте быстро появилась новая, но слабая и хилая; лишь птичья кость обтянутая кожей. Её крики от боли больше не звучали, оглушая округу сиплым визгом, как и голоса в голове. Живых гулей нигде не было. Они были либо мертвы, погибнув в гнездах под завалом или ногами жука, либо до ужаса напуганы. Ей повезло или это был продуманный план Тьмы?       Дрожь земли вновь стала нарастать, настигая странным страхом её сердце. Впереди глубинного носорога ждал лишь абсолютный тупик, поэтому он повернул назад, вновь возвещая набатом и дрожью о себе. Как только она почувствовала это, то сразу поднялась наверх, оставляя все другие трупы на земле. Рисковать больше не хотелось. Она выучила этот урок.       Она смогла доползти до входа в лаз и даже начала пожирать тела матрон, чтобы не тащить их в гнездо, (сил на подобное просто не было) когда ненавистный гигант протаранил стену напротив, открывая новый проход, и... ушел.       Оставляя после себя память о боли и ужасе смеющейся Тьмы, созданной тысячами мертвых душ, попавших когда-то сюда несчастных.