***
Шепот набатом наполнил море тьмы алькова, где беспокойно покоилось изломанное тело эльды, оставленное глубинным чудищем в объятьях духоты угля и тесноты блеклого камня. Эльф беспокойно завозился, пытаясь отползти, забиться глубже (хотя куда еще глубже? ниже только Бездна), когда ядовито-зеленая пелена предстала перед ним, обнажая сотни лиц, тысячи историй в едином облике, миллион ран и телесных увечий. Все, что он видит и чувствует: чистый мрак и холодные мертвые ладони на щеке, оскал и улыбка напротив. И нет больше в голове эльфа мыслей, ибо когда что-то настолько массивное в своем немыслимом всеобъятии находиться близко, совсем не скрывая своего присутствия и обнажая суть, никто из эрухини не способен не внемлить им в этот миг. Неестественно-естественный ужас закрадывается под его кожу, осыпая ее множеством точек. Мурашки бегут и бегут по вспотевшему телу, но духота быстро сглаживает кожу, удушливым угольным паром забирая дрожь. Мыльные разводы в глазах. Все едино, как казалось в его в бреду, но это был не мираж, не морок тьмы, но её воля, её голос, её ветреный порыв и вечное желание.«Внемли нашим предупреждениям!»
Глубокий, как воды самых мрачных глубин океана, шепот на откусанное в пытках ухо из уст мертвецов, сонма воли и остывших сердец. Ничто не истинно и все правдиво в этой бледной иллюзии, когда сокровенное, самое ценное для заблудших во тьме в этот миг предстаёт перед миром, в лице одно эльды. И для них он самый лучший слушатель и самый преданный подданный. Он, тот самый, боровшийся на краю ямы с орками своими собственными силами; пытавшийся сбежать в отчаяние от ужаса — но не отчаянный — собирал последние крупицы близости свободы, где и пал в яму к ним, к потерянным и похожим искаженной судьбой. Они помнили его До нисхождения и знают его После. И теперь (истинно) он Свободный от оков!«Когда миры столкнулись и небеса упали, Все [мы] оказались в Адской яме.»
Лицо... Столь знакомое лицо эльфийки, не покрытое гнильцой разложения, не изувеченное пытками и «игрищами» орков. Её глаза — яркие сапфиры, мерно сияют перед ним и смотрят в самую глубь фэа, а за ней забытые свободные поля Валинора, не омраченные Тенью Врага и наполненные светом и голубизной неба. Стеклянные сапфировые глаза, перерезанная глотка, полный стол явств, наполненный их плотью. Его тошнит пустотой. Холодные пальцы на скулах ласково перебирают шрамы от уха до уха. Воспоминания последних мгновений рядом с ней, живой и счастливой, яростной и справедливой, заставляют похолодеть все оставшееся внутри. Она была Здесь, на самом дне мира, в самом его мраке. Нет, она стала его частью. А что же с ним? И сердце не стучит, не бьется гулко о клеть рёбер, будто его и нет. Он холоден и собран, ибо чувствует и слышит, что так [должно быть]. Их сонм голосов яростно кричит: он должен следовать по их следам, в самое начало и в самый конец. Такой же как они — мертвый и холодный, разорванный на части. Однако сущее вокруг было не согласно с подобным решением. Оно стонет и сопротивляется каждому действию Тьмы, и Они отступают, слушая высший Рок. Заблудшие жаждут быть услышанными в этот миг, и это, пожалуй, все, что он способен сделать для них, чтобы на мгновение утихомирить их мольбы.«В Бездне! Окутанные мрачным проклятием, распятые и замученные до смерти! Души [наши] будут вести Черный Огонь Через страх к истинному Пути!»
Долг или обязательство вело до сих пор всех их? Огненные слова, рожденные в сердце и пронесенные сквозь мрак, загорелись с новой силой в тусклом отражении душ, ощутив этот миг. Его ярость медленно пробуждалась, скрытая, потерянная, сгоревшая сама в себе: так и с ними, с блеклыми тенями себя-живых. Они также желают лишь одного. Понимание, как данное, зарождается внутри эльды. О, эти ладони... О, эти холодные ладони на щеке!«Кулак ярости, смертоносное оружие, Молот разрушения, поднятый в гневе. Рожденная для битвы, без сострадания, без воспоминаний. Больше, чем чудовище, Больше, чем убийца.»
Тонкая нить его изломанной хроа и потускневшей фэа крайне ослабла, от чего цена смерти стала ничтожна мала, когда эльф оказался на Грани иного мира. Надави — нить оборвется и более никогда чудище не узнает причину, по которой тепло покинуло это тело. И он видит все, что произойдет, если он погибнет здесь. Видение. Запах смрада вокруг, вкус соленого моря и лесных ягод на языке. Челюсти сомкнуться над его шеей в мираже, в пелене будущего-прошлого на глазах его. Безумие охватывает охотницу-во-тьме и он видит это, чувствует собственную кровь на лице, смерть от её когтей. Она... Иное. Дитя не орка, но эльфа и человека. Искаженная силой, но не смрадом и разложением, а чистой мощью. Его мощь в ней. Эльда дрожит от знакомого ощущения на грани восприятия. Тьма видит все, и он видит её глазами в этот самый миг. Мир едва потрескивает, как только зажженный костер, совсем рядом у сердца охотницы: пространство чувствует своего творца, но не создателя. Как если бы кто-то высказал мысль вслух, а какой-то прохожий изложил её на бумаге, воплотив её в реальность. Она была самой сутью мысли, но и тем кто её высказал. По крайней мере, частичка этого была в ней. Майар. Незаконченная мысль, мимолетное мгновение, не случайная случайность. И что это, если не единственное, что Он сам смог создать*? Несовершенное создание, ещё формирующиеся в своей основе здесь и прямо сейчас. Иное от других.«Не сломить, не свести с Пути. Рождённая в отмщении, отбрасывает Тень: Создание Моргота, Черное Пламя, Дитя Илуватара, Аталантэ*. Та, что несет в себя бóльшую Судьбу.»
Он чувствует Чудовище, там в роковом Котловане. Как её когти легко рвут искаженную изменением плоть, как мощная пасть вгрызается в сочащиеся гноем и разложением ткани, как она разрушает себя в хаосе и гневе. И не было того, чего бы она не могла поглотить, разорвать и вернуть в ничто. Не ведомая разумом, но чистыми инстинктами, охотница разрывала оковы вокруг себя, даже не замечая, как меняется не только она сама, но и пространство вокруг. Мир откликался, ластился и прогинался под ее напором, смиренно ожидая её воли и её действий. Она обладала великим даром, как и сам Отец Тьмы, который более всех Валар был подобен Всесоздателю и Всеотцу в своей мощи. Сила Отца Лжи в начале всех времен — это в совершенстве своем изменять создания его братьев и сестёр. Как приходит осень, дающая отдых природе, как появляется лёд в воде, тонким узором искажающий иллюзорную гладь, как гремит гром и освещает дождливую бурю молния. Его способности доводили до совершенства творения других, но он давно забыл времена, когда был способен творить сам. Невидимое ощущение, неясное, непонятное, но такое всеобъемлющее. Оно не дано непосредственно напрямую, но будто прямо сейчас прячется за его спину и шепчет... шепчет, а то и срывается на крик о том, что необходимо сделать потерянному и искалеченному, чтобы получить облегчение и вернуться к своему Дому. Но это была не Тьма и не иная темная сила. Это был сам Рок.«Через сущность разума и сердца, тела и духа, Мы обретем единство. Вдохни воздух, ощути покой и гармонию, Пронзительно возопи́ и вознесись! Стань нашей клетью и оплотом!»
И он преданно следует за ними, принимая решение и открывая и фэа, и хроа безудержному потоку: сотни лиц, тысячи историй, миллионы ран и увечий. Они едины, они целы, они это Он. Призрачный облик эльфийки мигает и меркнет, истончаясь до пустоты. Однако, эльда, оставшийся еще в сознании, способен заметить, как её некогда сапфировые глаза тают в дымке мрака и печали. Холод с его лица от её ладоней проникает в тело и застывает грозным монолитом боли прямо в горле, а потом сваливается в самую грудь, заставляя изломанные кривые пальцы царапать ребра и впалый живот в приступе нестерпимых мук. Заблудшие в тени, потерянные и замученные до смерти эрухини устремляются в свой новый сосуд: темная материя плывет в пространстве, огибая острые углы скал и углублений, в единой точке. Вся Тьма, сонм безумия, потоком ужаса направилась в изломанное и падшие в Ад тело, переполняя его Их сущностью, Их чувствами, Их желаниями, Их местью. И никто кроме него не смог бы сдержать их, заставив подчиниться по Праву Выбора, и выдержать в этот самый миг. Он дал свое согласие, поэтому ему придется столкнуться со всеми последствиями. Случайная не случайность: когда-то попавшая после смерти не в свой мир человеческая женщина по итогу изменила суть многих вещей. Эру! Ни его ли волей она оказалась здесь? Ни его ли волей он сам пал во тьму? Нет, то был его выбор. Знания наполняют его... Эльф срывает изломанный голос в первом крике. О, как бы он хотел не чувствовать своего тела в этот миг! Он молил, чтобы ужасающая боль прошла! Молил! Но кто услышит охрипший голос во тьме? Лишь Всесоздателю ведомо, что он чувствует... Эльф ощущает все до последнего мгновения, потому что такова плата за то, кем он станет, ради слияния и спасения всех Забытых. Вновь и вновь разрывается все в его маленьком тесном мире... Не заглушить, не отречься, не забыть о том, что было за стальными решетками, там... Почти у поверхности. Кожа эльды чернеет, напитываясь ненавистью и духотой угля, она трескается и покрывается лозами синеющих вен. Старые раны закрываются и перестают беспокоить. Безумно печет отрезанную стопу. Он дышит, хрипит и стонет: рвано, словно рыба на суши. Опять те чувства, как там в темнице под ножами и щипцами. Боль-боль-боль, бесконечный круговорот под кожей и в сердце. Он преображался, поэтому менялся и мир в его глазах. Отцовскому, как и материнскому, имени теперь в эльде нет места. Пусть будет забыто то, что потеряно на долгие тысячелетия. Пусть более ни единый порыв моря душ внутри него не возьмет над ним контроль. Одно мощное слово высекается на сетчатке его серого глаза. Оно юрким тенгваром тускнеет и расходится в стороны, расплываясь и растворяясь в Пустоте Тьмы в вязи предложения на непонятном ему языке.Esselya naa talda luxunen, [Твое имя будет покрыто грязью] Arakano
Что-то неведомое доселе для него сплетается воедино с его фэа и направляет, переполняя силой: ровные пальцы цепляются за первый камень, потом за второй, ноги упираются в рыхлые стены и толкают покрытое копотью тело вперёд, на выход. Она нужна ему, а он нужен ей прямо сейчас.Единое
Целое
Мы,
Отныне!