Правда неизменна

Иногда Кроули задаётся вопросом, не выдумал ли всё это. Рай. Архангелов. Азирафаэля. Иногда он думает, что, возможно, неправ. Что, возможно, всё это — боль, тишина, даже хрупкая новая дружба с ангелом, которую он смог восстановить — часть чего-то, созданного Адом, только чтобы принести ему ещё больше мучений. Иногда хрупкое пламя надежды, данное Божьим Сыном, начинает колебаться и угасать, оставляя его захлёбываться в океане боли. Такие времена становятся для него действительно ужасными. Времена, когда даже голос Азирафаэля не может успокоить кричащую в нём тишину. Когда он чувствует, как она подтачивает его рассудок, по чуть-чуть пожирает разум, пока когда-то от него не останется лишь дикая тварь, не знающая ничего, кроме тишины и агонии. Тогда он срывается с земли в небеса. Тогда он летит высоко, далеко, быстро, словно пытаясь обогнать собственные мысли. Уже больше пяти тысяч лет он — демон. Пять тысяч лет находится на Земле. Пять тысяч лет видит, как люди придумывают новые и изобретательные способы убивать и истязать друг друга. И это когда сама чёртова планета не делает работу за них. Раньше он думал, что видел самое худшее, чем Она может их одарить, после Потопа. Думал, что даже Она не могла проявить большую жестокость, чем когда топила маленьких детей. Именно поэтому четырнадцатое столетие оказалось для него таким большим сюрпризом. Он не думал, что всё могло стать ещё хуже. Он ошибался. Виной всему становится чума. Yersinia pestis. В будущем ставшая известной, как Чёрная смерть. Она начинается в Киргизии, в маленькой общине Несторианцев. И он даже понять не успевает, что происходит, когда она переходит в эпидемию. Он проходит по Шёлковому Пути по следам Мора, видя, как заболевают и умирают шестьдесят процентов населения, как плоть их сгнивает до того, как они испустят последний вдох. И он пытается остановить это. Он пытается. Не может не пытаться. Пусть он — демон, пусть он проклят, но когда-то он был целителем. И что бы он ни сделал, чем бы он ни стал, целительство — всё ещё часть его, всё ещё вплетено в его естество. Он пытается научить их справляться с болезнью, держать жилища в чистоте, избавляться от насекомых, переносящих заразу. Объясняет, как не заболеть и как облегчить уход тех, кто всё же подпал под влияние болезни. Потому что они не могут её лечить. Уровень медицины ещё не настолько высок, а он не может никак на него повлиять. Потому что они не слушают. Никогда не слушают. Так что он пьёт, потом летает, потом спускается вниз и повторяет всё заново, безнадёжный круговорот бесполезных чудес, которые не могут пробиться даже самым крохотным ручейком, сдавленные потоком смертей. Азирафаэль находит его в больнице под Генуей. Чума в Италии в самом разгаре, каждый день можно увидеть новые ряда тел, скидываемые в общую могилу, словно простые гниющие мешки с мясом. Кроули сосредотачивает усилия на детях, малышах, у которых ещё даже не было возможности пожить. Аду он говорит, что тогда они смогут впасть в грех. Себе — что даже если он спасёт одного, это уже победа. И каждый раз, когда он одного теряет, его сердце разбивается, вновь и вновь. «Ужасно,» - шепчет он, оглядывая истощающиеся склады “лекарств” больницы. - «Паяцы. Пфф.» - Он провёл здесь последние шесть недель, пытаясь показать местным лекарям, как правильно лечить симптомы. Сейчас это всё, что он может сделать. В одной этой больнице слишком много заразившихся даже для его способностей. После того, как у человека появляются симптомы, он умирает раньше, чем через месяц. Он высчитал. Десять дней от заболевания до смерти — в среднем. Некоторые, самые сильные, протягивают дольше. Какие-то, особенно очень старые и очень юные, не продерживаются даже недели. Кроули изо всех сил пытается не думать о маленьком мальчике, так напоминавшем ему Уриэль. Вито, так его звали. Он умер на руках у Кроули меньше часа назад. - «Чёртовы “лекари”. Бесполезны, все совершенно бесполезны.» «Они делают всё возможное, мой дорогой.» - Его захлёстывает звуком знакомого голоса, и эхо в его голове умолкает, хотя бы на время. Он выпрямляется, поворачивается и видит его. Азирафаэля. Стража Восточных Врат. «Плохо делают, значит,» - отзывается Кроули, пытаясь прозвучать только раздражённо, не показывая боль. Но его голос всё равно слегка вздрагивает. - «Слишком чертовски плохо.» - Он учил их большему, он уверен. После Сада, после Падения, когда Ева приветствовала его, когда Адам выпил в его честь. И они многому выучились, даже без исцеляющих сил ангелов. Но где-то по пути его наставления потерялись и исказились, прямо как он сам. Искажённый и изменившийся до неузнаваемости. Азирафаэль смотрит на него, видит его потрёпанную одежду, спутанные завитки сальных медных волос, свисающих на плечи, ещё не высохшие дорожки слёз, прорывающиеся сквозь грязь на его лице. Кроули пытается улыбнуться, но улыбка спадает с его лица ещё до того, как затрагивает его губы. Его трясёт, силы его настолько истощены, что их не хватило бы даже на одно-единственное чудо. «О, мой дорогой,» - говорит Азирафаэль, говорит так сочувственно. И Кроули понимает, что он увидел. Сейчас ангел понимает его слишком хорошо. Слишком хорошо и, при этом, ни капли не хорошо. А проблема в том, что он хочет, чтобы его понимали. Хочет, чтобы его знали, и не таким, каким он был, а таким, какой он есть. Что-то, что не было достаточно Хорошим, чтобы остаться ангелом, но никак не может стать достаточно Плохим, чтобы быть правильным демоном. Ещё он хочет обнять Азирафаэля и не отпускать, хочет пропустить его за ряды и ряды стен, вознесённых за последние тысячелетия. Хочет. Но он не может. Потому что знает, что он такое. Адское создание. И он может быть другом Азирафаэлю. Он может работать с ним, может проводить с ним время. Иногда может даже позволять себе забывать об этом. Но он знает, что его правда сделала бы с ангелом. Какие вопросы принесла бы. И слишком хорошо знает, что могут делать эти вопросы. Как ты создала нас? Куда ты ушла? Какой во всём этом смысл? Когда ты вернёшься? Почему ты ушла? Почему ты позволила этому случиться? Почему я? Почему? Он поступает эгоистично, даже позволяя ангелу быть рядом. Ещё чуть ближе, и риск станет слишком велик. А он не сможет выдержать. Он знает, что не сможет. Если Азирафаэль Падёт из-за него, это разобьёт его так, что он не сможет собраться обратно. И он пытается, правда пытается. Так сильно пытается оставаться в стороне, подальше от Азирафаэля, держать его не ближе, чем на расстоянии вытянутой руки, в безопасности. Но они всегда идут по кругу. Тянутся. Возвращаются, как далеко бы друг друга не оттолкнули. Всё равно возвращаются. И Кроули знает почему. Потому что Азирафаэль — его константа, его магнитный север. И, как стрелка компаса, он не может от этого севера отдалиться. Азирафаэль сейчас смотрит на него, на лице написано беспокойство. И самое худшее во всей этой ситуации — то, что, он знает, Азирафаэль принял бы риск. Он просто... просто настолько Хороший. Доброта у него в крови. Он совсем не изменился с тех пор, как подобрал сломленного демона в пыли Сада и облегчил его мучения только потому, что мог. Потому, что не мог видеть, как мучается другое существо. Кроули не заслуживает его доброты, мягкого сострадания, которое видит в глазах ангела. Кроули сломан. Искажён. Непростителен. Неспособен спасти даже одного маленького ребёнка. Он вспоминает лицо Вито, вспоминает, как мальчик смотрел на Кроули расширенными от страха глазами, как просил демона спасти его сестру. Его маленькую сестрёнку, чьё безжизненное тело было уже закопано глубоко в земле. Как он улыбнулся, когда Кроули пообещал, что с ней всё будет хорошо. Как свет потух в его глазах. «Кроули.» - Азирафаэль протягивает руку, касается пальцами руки Кроули, потом руку убирает. - «Ты в порядке?» *** «Ты в порядке?» - Рука Азирафаэля лежит на плече Рафаэля, тёплая, успокаивающая. Рафаэль натягивает на лицо маску спокойствия. Это — только его бремя, и он не заставит юного ангела тоже его нести. Он прячет книгу Люцифера в карман, где она не может принести никакого вреда. «В порядке,» - говорит он, у него даже получается искренне улыбнуться. - «Просто устал.» «А... Так вот почему ты сидишь на моей стене. Прячешься от Микаэль, да?» - Азирафаэль поддразнивает его, усаживаясь рядом на стене. Их плечи соприкасаются, и Рафаэль чувствует, как смешиваются в единое целое края их аур. Он смеётся. «Да даже попытайся я, у меня вряд ли бы что-то вышло. Если ты не заметил, мы здесь как на ладони.» Ангел прислоняется к нему, совсем чуть-чуть. Ровно столько, чтобы он смог почувствовать ту уверенность, ту скалу, о которую разбивается его буря. - «Что же,» - предлагает ангел, - «Тогда давай прогуляемся по Саду. Я не расскажу ей, что ты здесь, если ты не расскажешь.» «Помогаешь мне прогуливать? Честное слово, Азирафаэль, чему тебя учат?» - Он ухмыляется и чувствует ответный смех в ауре Азирафаэля. «Это — не помогать прогуливать, мой дорогой,» - отвечает ангел. - «Это — помогать тебе отдохнуть, пока ты не заработался до смерти.» Архангел фыркает. - «Я не могу заработаться до смерти. Мы, знаешь ли, бессмертные.» «Всё равно. Если ты будешь валиться с ног от усталости, лучше от этого никому не будет. Когда ты вообще в последний раз уделял себе время?» Он любит то, как суетится вокруг него Азирафаэль. Его братья и сёстры всегда считают его чем-то неуязвимым, будто думают, что он сильнее, чем они все. Так что он делает себя сильнее, потому что им это нужно. Но здесь, с этим светлым ангелом, он может расслабиться. Может побыть самим собой. Может даже показать свою слабость, когда хочет того. Он роняет голову на плечо Азирафаэля, чувствует, как рука того обнимает его, притягивая к себе. Он... *** Кроули отталкивает воспоминание. Он не может это сделать. Он не может позволить прошлому управлять им. Оно прошло. Оно прошло, и никогда уже не вернётся. И воспоминания о нём, здесь, окружённые смертью, становятся последней каплей. Комната неожиданно кажется слишком маленькой, как будто стены давят на него. Ему нужно двигаться. Бежать. Лететь. Что угодно, вообще что угодно, что унесло бы его как можно дальше от тех больших, добрых глаз, совсем не изменившихся за все эти годы. И от этого места, раньше предназначавшегося для исцеления, в котором теперь витает запах разлагающейся плоти, крови, болезни и смерти. Он не может стоять здесь, не может больше выдерживать такой взгляд Азирафаэля. Только не сейчас, когда только что в очередной раз доказал — он ничто, кроме самого ужасного Её провала. «До встречи, ангел,» - резко говорит он и выходит из комнаты. Он знает, что поступает грубо, но не может ничего с собой поделать. Ему нужно быть где-то, где угодно, но не здесь. Поэтому он и уходит. Шагает по больнице, мимо мёртвых и умирающих, мимо рядов тел и людей с бесстрастными глазами, роющих ямы, мимо плачущих вдов и горюющих мужей, мимо друзей-любовников-незнакомцев-врагов, цепляющихся друг за друга перед взором величайшего уравнителя, когда-либо виденного людьми, ведь смерть берёт всех без разбора. Он не сбавляет шаг, пока не скрываются вдали человеческие постройки, идёт в одиночестве, как и всегда за последние пять тысяч лет. Как всегда будет. В одиночестве, с вторящей ему тишиной. Когда он оказывается достаточно далеко, чтобы не быть никем услышанным, Кроули поднимает лицо к небу и кричит, бессловесно выражая всю боль, всю агонию, слишком долго накапливавшуюся внутри. Боль Падшего ангела, агонию раздробленной в клочья связи, тоску по тому, что он никогда себе не позволит. Всё это, смешанное и усиленное изломанной душой целителя, потерявшего слишком, слишком много больных. Он кричит, пока не срывает голос, пока из его саднящего, ноющего горла не может вылететь ни один звук. В чём-то это приносит ему облегчение. Но даже самый громкий крик не может заглушить внутреннюю тишину. То, как пустота бьётся о стены, выстроенные вокруг его сердца, и отражается обратно в душу. «Мой дорогой,» - произносит знакомый голос, когда он замолкает от недостатка воздуха. - «Мне так жаль.» - Кроули резко разворачивается, и видит Азирафаэля, стоящего в лучах солнца, смотрящего на демона с беспокойством, написанным на лице. Кроули смотрит на него, потом отворачивается, игнорируя доброту в тех морского цвета глазах. - «Я не мог,» - выдыхает он, слова вспышками боли отражаются в горле. Он хочет сказать «Я не мог спасти его» не меньше, чем «Я не мог бы сделать такое с миром, хотя Ад благодарил бы меня за это». Ещё, что «Я не мог это предотвратить. Я не мог правильно научить их, достаточно подготовить, предотвратить...» И «Я не мог остановить это. Даже хоть сколько-то». И «Я не мог не Пасть. Не мог перестать задавать вопросы, даже зная, к чему это должно было привести.» Чужие руки аккуратно дотрагиваются до его спины, вновь разворачивая. - «О, мой дорогой, конечно, ты не мог бы,» - мягко убеждает его Азирафаэль. Он кладёт ладони на плечи Кроули, между пальцами переплетается ткань рукавов. И Кроули просто не может справиться с собой. Придушенно всхлипнув, он делает шаг вперёд, утыкаясь в плечо Азирафаэля. Ангел ответно приобнимает его. Сейчас было бы так легко, думает он, отпустить контроль. Его стены готовы треснуть и разлететься на кусочки. Он цепляется за тепло Азирафаэля, за его светлую, неизменную ауру, но, закусив губу, выравнивает дыхание и подавляет всхлипы, сжимает руки в кулаки. «Всё хорошо, всё в порядке. Ты в безопасности,» - бормочет в его волосы ангел. - «Ты в порядке.» - Кроули не слышит в его словах мольбу, в них звучит лишь убеждённость и уверенность. - «Я тут. Тут. Просто скажи, что тебе нужно.» - Демон даже не размышляет над тем, что после всех тех разов, когда его притягивали беды ангела, Азирафаэля притянули бы его собственные. Что, возможно, Азирафаэль почувствовал его боль с другого конца света. И что, может быть, ангел оказался здесь, в этом месте, в это время, потому что смог почувствовать, что был нужен Кроули. Невыплаканные слёзы отступают, заменяясь контролируемой болью, и Кроули позволяет себе расслабиться, хоть на одно мгновение, прижаться к Азирафаэлю и вдохнуть его неповторимый запах — запах старых книг, какао и благовоний. Так что он вдыхает, глубоко, трепетно, а потом отталкивает свою боль обратно за ряды стен. Азирафаэль чуть отодвигается, чтобы посмотреть Кроули в глаза. «Ты можешь попробовать объяснить мне, что не так, мой дорогой?» - спрашивает он, и демон отводит взгляд от Любви (с большой Л, общей, не направленной конкретно на Кроули) в этих глазах. А что вообще так? Он не говорит этого. Наоборот, он отступает. Он принял достаточно. Он рискнул слишком сильно. - «Я в порядке. Это... отклонение.» - Отклонение от обыденного — только так он может позволить ангелу увидеть ситуацию. Азирафаэль вздыхает, словно разочарованный. - «Правда, мой дорогой, я думал, что после стольких лет ты уже понял, что можешь мне доверять.» «Всё в порядке. Я в порядке,» - сообщает ему Кроули, уже ругая себя за то, что позволил ангелу увидеть его боль. - «Просто это... чума. Она мне не нравится.» На лице Азирафаэля расцветает понимание, и Кроули осознаёт, что ему не стоило это говорить. - «Здесь сплошной хаос, правда?» - спрашивает ангел, бросая взгляд на деревья, в направлении больницы. - «Я не уверен, что даже Рафаэль смог бы это исправить.» Демон дёргается, слыша своё старое имя. - «Чего я не понимаю,» - произносит он, в его голосе звучит нотка отчаяния, частично от того, что он неистово пытается отправить боль глубже в лабиринт стен, - «Это почему твои позволили этому случиться?» Азирафаэль морщится. - «Мы ничему не “позволяли” случаться, точно так же как и твои на самом деле этого не вызывали. Оно просто... случилось само по себе, я думаю.» Кроули срывается с места, неспособный спокойно стоять под его уверенным взглядом. - «Но почему? У твоих там, сколько, сотня тысяч ангелов наверху? Если бы вы все спустились сюда, может, у вас бы получилось сделать со всем этим хоть что-нибудь.» - Он разворачивается, широко размахивая руками, жестами показывая на всё, их окружающее. - «Почему Она просто не прикажет им это исправить?» «Ну...» - тянет Азирафаэль, продумывая свой ответ. - «Я думаю, мы должны быть бдительными из-за твоих. И мы не можем просто расхаживать по всей планете, изнуряя наши силы. Вдруг Люцифер решит, что пришло время возобновить Великую Войну?» Шаги Кроули становятся более резкими, вперёд-назад по маленькой поляне, мысли бьются в его голове. Он ненавидит это чёртово столетие. - «Я... эх.» - Он тянет себя за волосы, пока не становится больно, пытаясь почувствовать хоть что-то, кроме хаоса внутри. - «Так что они будут просто сидеть там, совершенно бесполезные, боясь, что моему б... моему боссу придёт в голову начать Армагеддон?» - К счастью, он обрывает себя до того, как называет Люцифера братом. - «В чём смысл всего этого, Азирафаэль? Почему Она это сделала?» - Почему создала Великий План? Почему изгнала его, позволила искусить людей, если всё, что ждало их в конце — это? Часть его изо всех сил цепляется за слова Божьего Сына: Это того стоило. Должно быть что-то ещё. Разве его Падение не должно было дать им выбор? Противоречия так не раздирали его на части с того дня, когда он стоял перед Её престолом и задавал вопросы, на которые никогда не получит ответ. *** «Боже,» - обращается он, кланяясь перед Её престолом. Он не ожидает отклика, хотя и надеется на него. Ни у кого не было от Неё вестей ещё до исчезновения Люцифера. Тогда он спрашивает, ещё мягче: - «Мать?» - Он ничего не слышит, не ощущает никого в комнате. Её нет. «Где ты?» - зовёт он, прислушиваясь к эху, летящему по пустому залу. - «Почему ты ушла?» Он меряет шагами помост, слушая суматошно бьющееся сердце. В нём слишком много чувств, слишком много боли, чтобы стоять на месте. - «Почему ты это делаешь?» - спрашивает он. Ничего. - «Отвечай мне!» - он требует, в нём слишком сильно вскипает ярость. Он достаёт книгу и мимолётно изучает, чувствуя вес в руках и на сердце. Горькая злость, которую он испытывает, нова, уродлива, тенью отпечатывается на его душе. «Я делал всё для тебя!» - кричит он. - «Делал всё, что ты просила!» Она ушла. Оставила его здесь, одного, с этим ужасным запретным Знанием, и ему не к кому больше обратиться. - «Почему я?» - отчаянно восклицает он. - «Почему ты меня отбрасываешь?» И Денница ушёл, ушёл так далеко, что даже Микаэль не может почувствовать его через их связь. Он проклинает брата, сделавшего с ним такое. Давшего ему копию Её плана. Бросившего его здесь, без ответов, в Раю, в котором всё почему-то утратило смысл. Остались только слова под его пальцами, чёрная краска на страницах. Относительно Моего Архангела Рафаэля: Целитель, вопрошающий мою власть и мою мудрость Его вопросы опустят его в огни Падших Он даст свободно Знание, что было запрещено Он встретится со своей кровью в битве и потеряет самого себя И он Падёт в последний раз в любящих руках Что это даже значит? “Падёт в последний раз”? Умрёт? Как ниже можно вообще Пасть, чем Ад? Он не хочет “встречаться со своей кровью в битве”. Или “давать свободно знание, что было запрещено”. Или... да всё из этого, правда. Что он хочет, это жить дальше, как и жил, создавать звёзды, любить свою семью, проводить время с Азирафаэлем. Он не понимает, почему это должно меняться. Он в отчаянии вырывает страницу со своим именем из книги и бросает скомканную бумагу в пустой престол. «Я не буду этого делать!» - кричит он месту, где должна была быть она, обида на предательство и гнев ярко пульсируют внутри. - «Я не могу!» - Он швыряет и книгу, ударяющуюся о сидение с громким стуком. - «Ты не можешь этого от меня просить! Я... я отказываюсь!» Потом весь его запал пропадает, и он оседает на колени подле Её престола. - «Пожалуйста, не проси этого от меня,» - шепчет он. - «Что угодно, только не это.» Слова Люцифера, сказанные в Саду, эхом возвращаются к нему. - «Она хочет, чтобы именно ты научил их понимать разницу между Добром и Злом.» - Он не уверен, что и сам знает эту разницу. - «Почему я?» - повторяет он. - «Разве я не был достаточно Хорошим?» - он подавляет всхлип. Он не заплачет. Не здесь. Не в месте, куда любой может войти и увидеть его. - «Разве я не делал всё, чего ты просила?» - Он не хочет Падать. Он не хочет терять всё. Он только хочет понять. Понять, один раз и навсегда, почему она выбрала для него этот путь. Но он не получит ответов от пустого престола. *** «В чём смысл?» - вновь спрашивает Кроули, отталкивая воспоминания. Рай потерян для него, вместе со всеми ответами, которые он, возможно, мог бы получить. «Смысл... чего?» - уточняет Азирафаэль, растерянность и беспокойство написаны на его лице, во всех его чертах. Он стоит рядом, в потоке солнечного света, обрамлённый деревьями, и Кроули почти видит его в Саду, таким, как раньше. На один очень тяжёлый момент в нём возобладает желание, боль потери вздымается и душит, не давая дотянуться до ангела. «Смысл... всего!» - кричит он. - «Всей этой чёртовой хрени!» - За что я вообще Пал, если свобода воли дала им только это? «Я не понимаю,» - говорит ангел. - «Кроули, это... это — чума. У неё и не должно быть смысла. Её План...» - Его невероятно голубые глаза наблюдают за каждым движением демона, шагающего по поляне. «Даже не думай сказать “непостижим”,» - огрызается демон. Азирафаэль выглядит так растерянно, и Кроули хочется просто подойти к нему, коснуться его Благодати, слить их сущности, чтобы ангел понял, что он пытается сказать. Чтобы узнал его, снаружи и внутри, целиком и полностью. Он спохватывается, успев пересечь только половину поляны. И замирает, как статуя. Азирафаэль невольно отступает, сжимая руки на груди, с расширенными от удивления глазами смотря, как приближается к нему демон. Слишком. Ты слишком близко к нему, кричит Кроули его разум. Так что он без единого слова разворачивает крылья и взмывает вверх, в небеса.