Правда неизменна

Не без причины только Рафаэль из всех Архангелов владеет посохом, а не мечом. Многие предполагают, что она заключается в простой неспособности. Что, как Её Целитель, он создан, чтобы выходить на поле битвы только после окончания сражения. Что он только исцеляет раненых, и не может встать рядом с братьями и сёстрами во время боя. Что он не сделал этот выбор, а просто не смог бы использовать смертоносное оружие, и именно поэтому от него отказался. Они не правы. Посох - не отсутствие навыков. Посох — милосердие. Выбранное Рафаэлем, понявшим, что означает война. Дело в том, что Рафаэль никогда не мог сражаться с мощью и умениями Её Воина, Микаэль. С неистовой дерзостью Денницы. У него не было грации Уриэль, отчаянности Сандальфона, даже бравады Габриэля. Он вообще не был сильным, в традиционном понимании воина. Чем Рафаэль был, чем Кроули стал, это невероятно эффективным. Вокруг него витает узор жизни. Он не может его не видеть. Важные точки узора, места, где причиняют боль травмы, где пульсируют раны, нуждающиеся в лечении. Он видит, где узор искажается, где он мог бы исправить его, если бы решил это сделать. Но при этом он видит и другие точки, места, в которых узор висит плетьми, где единственный правильно направленный удар смог бы разорвать его на кусочки. Ему не нужно подавлять противника чистой силой. Ему не нужны обман и хитрость. Только одна слабость. Один маленький, одинокий разрыв в бесконечном танце узоров движущихся тел, железа и крови. Шанс вонзиться в этот разрыв своим оружием, а потом смотреть, как в глазах его врага неизбежно гаснет свет. Кроули двигается обдуманно, аккуратно, как хищник, которым он и является. Оглядывает, кружит, наблюдает за узором. Демон прямо перед ним ругается, истекая кровью, рвано дыша. Они переступают через тела отряда, который когда-то возглавлял, группу из больше, чем двадцати демонов. Бросают друг на друга осторожные взгляды, и Кроули видит в чужих глазах страх. Вот. Разрыв. Он делает выпад с хирургической точностью, пронзает противника лезвием. Узор того распадается на части и исчезает. Он даже не кричит. Просто вздрагивает и падает замертво на холодный каменный пол. «Это научит тебя не охотиться на то, чего ты не понимаешь,» - бормочет Кроули, пиная труп. Его меч светится призрачным зелёным пламенем, поглощающий остатки демонской крови, которой уже так много в эту ночь выпил. Один щелчок пальцев, и комнату окутывает Адское Пламя. Он стоит в самом пекле, направляя огонь, пока тот пожирает все доказательства содеянного. Он ещё пару тысячелетий назад узнал, что горят даже тела демонов, как только их покидает жизнь. И он ценит это. Действительно упрощает чистку. Он обдуманно оставляет следы. В этот раз ими служит обрывок камзола — ткань, украденная у портного Габриэля только для этой цели. Чтобы Ад решил, что именно Её Вестник защищает Азирафаэля. По крайней мере, пока. Ещё у него остался шнурок Микаэль и пара носков Сандальфона, которые он бросит в подобном месте. Но скоро ему понадобится что-то ещё. У него закончились вещи Уриэль, а с такой скоростью, как всё продвигается, в этом столетии на его счету окажутся ещё три отряда, которые попытаются убить ангела. Жаль. Ему бы понравился восемнадцатый век, если бы всему Аду не взбрело в голову, что убийство ангелов теперь лучший способ выслужиться перед Люцифером. «Ну и ну,» - Голос позади него звучит хрипло. Кроули поворачивается, вновь поднимая меч, глаза бегают по теням, ища источник звука. Вперёд выступает тёмная фигура, и глаза демона удивлённо расширяются. «Принц Паймон,» - произносит он, низко кланяясь. - «Ваше Высочество. Чему обязан вашим посещением?» - Его сознание работает на полную, пытаясь найти выход из ситуации. Паймон — не Асмодеус, не воин, с рождения обучаемый искусству боя. Но он всё равно Князь Ада, один из любимчиков Люцифера. Что ещё хуже, его сфера деятельности — знания. Секреты. Он — демон, гордящийся способностью ответить на любой заданный ему вопрос. И ответить правдиво, потому что, как он говорит, правда всегда намного разрушительнее лжи. Если он здесь, Ад настигает Кроули, и у него есть только один способ выйти сухим из воды. Он должен убить князя и сделать так, чтобы всё указывало на одного из Архангелов. А он не знает, хватит ли у него энергии. Не после битвы с целым отрядом. Беги. Беги-беги-беги-беги. Страх бьётся в его голове, в неистовых ударах сердца, которые у него, в отличие от, например, Азирафаэля, никогда не получалось остановить. Он не может бежать, он точно знает. Если он попробует, Паймон последует за ним. Потом сломает, вытащит на свет все его слабости. И пойдёт за Азирафаэлем. Он знает, как действует князь. Тот поймает Кроули, но не убьёт. Не до того, как он увидит смерть Азирафаэля от рук Ада. «Правда, я не ожидал увидеть здесь тебя,» - сообщает Паймон, кружа вокруг Кроули, как стервятник, прилетевший на мёртвый пир. - «Змейка, которая выползла из ямы и заставила людей сбежать из Сада, как испугавшихся мышей.» - Его голос скрипит, как наждачная бумага, он следит за каждым движением Кроули бесцветными, пустыми глазами акулы. «Почему нет?» - парирует Кроули, стараясь звучать смелее, чем на самом деле. Как будто его жизнь не висит на волоске, как будто есть шанс, что он выживет после этого разговора. - «Я почувствовал отряд на моей территории, решил заглянуть и посмотреть, что не так. Не моя вина, что они показали зубки, так что мне пришлось преподать им урок.» - Узор жизни Паймона мерцает перед ним, постоянно меняясь, уязвимые точки сглаживаются до того, как он может их заметить. Точно так же, как с Асмодеусом. Только украсив того серьёзными физическими ранами, Кроули нашёл наконец способ его убить. И он понимает, что у него недостаточно сил для такого же долгого сражения. «Ты же не настолько глуп, чтобы лгать мне, Кроули,» - качает головой князь. Потом он всматривается в противника и его губы расползаются в улыбке. - «Или лучше сказать, Рафаэль? О, нашему Господину это очень понравится. Его пропавший брат, оказывается, прятался всё это время у него под носом.» Кроули сильнее сжимает рукоять, ногти на его свободной руке удлиняются до когтей. - «Это не моё имя.» «Разве нет?» - удивляется князь, всё ещё кружа вокруг него. - «Знаешь, ты ведь передо мной, как на ладони. Все те стены, которые ты понаставил вокруг себя. Такой большой лабиринт в твоём разуме. Но он ничего не скроет от меня, Кроули. Я вижу всё.» «Ты ошибаешься,» - протестует демон, страх внутри него перетекает в панику. Он полуприседает, выставляя перед собой меч и медленно поворачиваясь на месте в центре сужающейся спирали, по которой вышагивает Паймон. Смех Паймона звучит, как галька, хрустящая под ногами. - «О, я вижу тебя, малыш. Падший Архангел, вечно спешащий задать все свои вопросы. Ты ведь и раньше был не таким как все, правда? Светлый ум, ты всегда размышлял, искал ответы, так жаждал знаний.» - В ледяных глазах князя блестит удовольствие. - «Теперь я понимаю, почему ты не мог остановиться, ведь не мог же? Не мог оставаться на Её стороне, пока Она не отпустила тебя исправлять то, что позволила сломать? И тебе нужно было знать почему...» - Он шагает вперёд, ближе к Кроули. - «Ты хотел понять Её. И смотри, куда твои вопросы тебя завели.» - Он наклоняется, шепча демону на ухо: «Ты совсем один, пытаешься притвориться, что можешь изменить себя, что можешь стать чем-то, чем не являешься.» Он отступает и оценивает нанесённый урон. Видит то, как трясётся Кроули, дрожит, вновь переживая внутренний раскол. Замечает страх и боль, волнами расходящиеся вокруг него. Он здесь в полном одиночестве. И никто не сможет прийти ему на помощь. Никаких братьев и сестёр, привязанных к нему сознаниями. Никакого Азирафаэля, в уверенной сосредоточенности влетающего в комнату. Только Кроули, его грехи и его агония. И если он ошибётся, если он умрет здесь, то погибнет и его ангел. Так что он прикусывает губу и отталкивает боль в сторону. «О, а что же это?» - В мёртвом взгляде Паймона на мгновение вспыхивает огонёк Адского Пламени. Он ещё сильнее расплывается в ухмылке, которая теперь занимает больше места на его лице, чем физически возможно. Ряды острых зубов, кажется, теснятся в его челюсти, столько, сколько не должно бы вместиться внутрь. - «Надо же,» - мурлычет он. - «И ты был влюблён. Разве это не запрещено? Каким же ты был непослушным маленьким ангелом. Неудивительно, что нашему Господину так легко удалось тебя опустить.» «Заткниссссь,» - шипит Кроули. - «Просссссто заткнисссь.» - Она никогда бы не заставила тебя Пасть из-за любви, говорил Иисус. Он цепляется за слова, пытаясь не захлебнуться в поднимающейся волне боли. «Но мне же так весело,» - смеётся князь, вновь начиная нарезать круги. - «О, так весело смотреть на тебя такого. У тебя такая вкусная боль, я просто, мммм, не могу насытиться.» - Он глубоко вдыхает, наслаждаясь ситуацией, эмоциями, ощущаемыми им в воздухе. - «Всё ещё свежая, даже после стольких лет. Даже странно, что она тебя ещё не уничтожила. О, и посмотри-ка! Тут есть и имя! Очень надеюсь, что знаю, кто это. Кажется, оно начинается на А...» Кроули бросается на Паймона, вслепую врезаясь в изменяющийся узор мечом и когтями. Князь отражает удары, доставая собственное лезвие быстрым, слитным движением. В месте, где обсидиан встречается с обсидианом, бьют искры, Кроули отшатывается, только чтобы опять устремиться вперёд, вновь и вновь. Узор перед ним всё ещё сдвигается, слабые точки исчезают до того, как он видит их. Он вливает в чувства всю возможную энергию, улучшая их, ища хоть что-то, что смог бы обернуть в свою пользу. Паймон зло хохочет, отбивая его меч в сторону, как пушинку. «Жалкая пародия на демона,» - бросает князь, почти огрызаясь. - «Летишь на свет, как мотылёк, хотя в глубине души знаешь, что Она никогда не примет тебя обратно. Что твой Азирафаэль никогда не увидит в тебе ничего, кроме того, чем ты на самом деле являешься.» «И чем же?» - вздёргивает бровь Кроули, ища любой разрыв, любую слабость, которую смог бы использовать. Паймон останавливается и вперивает в Кроули взор, проклятый видеть одну правду. - «Непрощаемый,» - шепчет он. - «Проклятый. То, что никогда не найдёт прощения.» Кроули изо всех сил старается игнорировать слова. В конце концов, он знал ответ ещё до того, как спросил. Это не могло изменить ничего в пустоте, визжащей внутри. - «А ты?» - вместо этого произносит он. - «Чем ты лучше? Я знаю, кем ты был до войны, Паймон. Доминион, аристократия Рая, второй после моего брата Люцифера. А посмотри на себя сейчас. Разделяешь свою силу с остальными князьями и выполняешь любой каприз сумасшедшего.» «По крайней мере, я знаю, что я такое,» - хрипит князь. - «И кому я предан.» В голове Кроули мелькает идея. Один отчаянный шанс. Паймон, как князь секретов, не может лгать, и даже себе самому. Его способности позволяют ему узнавать ответ, или способ найти этот ответ, на любой заданный ему вопрос. Кроули очень повезло, что Люцифер никогда не спрашивал Паймона: «Кто защищает Начало по имени Азирафаэль». Если бы спросил, Кроули погиб бы до того, как понял, что оказался в опасности. «И что даст тебе эта преданность?» - спрашивает Кроули. - «Когда всё закончится, если Ад победит, что ты получишь? Люцифер не делится властью. Так что же мой брат подарит тебе за тысячелетия верности?» Князь открывает рот, ответ появляется у него, как Кроули на то и надеялся. Потом его глаза расширяются, и на один миг узор останавливается. Времени у Кроули меньше, чем на вдох, но ему хватает и этого. Он наносит удар до того, как Паймон замечает его движение, и металл вонзается прямо в грудь Паймона. Тот смотрит на него неизменным холодным, пустым взглядом, но с открытым от удивления ртом. А потом в его глазах расцветает что-то странно похожее на удивление. «А вот тебе ещё один вопрос,» - шипит Кроули, выдёргивая меч из чужого тела. - «Почему из всех демонов только у меня осталась надежда?» - Любой другой давно бы уже сдался. Оставил бы Азирафаэля в покое и утонул бы в приглашающе раскрывшей руки пучине безумия. Выполнял бы свою работу и ничего больше. Но не Кроули. Он не может. Не пока маленький огонёк надежды, данный Божьим Сыном, всё ещё горит в его сердце. Паймон смотрит на него, его жизненная сила выцветает, а в расширенных глазах появляется удивление. - «Шесть тысяч лет,» - бормочет он. - «Так, так долго.» - Князь оседает на колени на холодный каменный пол, меч со звоном падает рядом. Он дрожащими пальцами дотрагивается до крови, заливающей его грудь. - «Так долго,» - повторяет он, поднося руку к лицу. - «Когда всё закончится?» - спрашивает он Кроули. - «Когда ты прекратишь эту шараду?» Кроули, шипя, поднимает свой меч. - «Прекращу, когда он будет в безопасности от нас. Навсегда,» - отвечает он. Потом отточенным движением отделяет голову князя от тела и наблюдает за его узором жизни, разлетающимся на мелкие кусочки. Непрощаемый. Слово эхом отзывается в сознании Кроули. Конечно, это правда. Он предал Рай в поиске запретного знания, и был проклят. Он предаёт Ад вновь, и вновь, и вновь, уничтожая Падших собратьев в глупой попытке спасти жизнь единственного ангела. И он не раскаивается ни в одном из этих преступлений. Он не хочет прощения за них. Но слово всё равно вызывает вспышки боли в пустоте его души. Потому что есть только одно существо, чьего прощения он жаждет. Только один грех, отпущение которого ему отчаянно нужно. Он подверг опасности своего ангела, и однажды, возможно, скоро, эту опасность уже нельзя будет предотвратить. Он сжигает тело Паймона. Этого не хватит, он знает, чтобы сбить Ад с его следа. При жизни князь был одним из любимчиков Люцифера, его лучших друзей. Одним из самых первых Падших. Кроули достаточно хорошо знает старшего брата, чтобы понять — тот не оставит это. То, что Паймон оказался на Земле, уже доказывает, что они искали ответы, пытались понять, почему здесь исчезло так много демонов. Его смерть станет причиной смотреть пристальнее. Дальше они отправят охотников. Будут лучше расследовать, изучать всё как никогда раньше. И вскоре следы приведут их прямо к Кроули. Возможно, это займёт тысячу лет, возможно, десять, но его расплата становится всё ближе, а список жертв — всё длиннее. Ему нужен запасной план. Безотказный вариант. Что-то, что, если произойдёт худшее и за ним придут, обеспечит безопасность Азирафаэля, не даст ему погибнуть из-за интриг Ада. Мысль приходит в голову Кроули, когда он очищает комнату от последних остатков демонического присутствия. Безумная идея, но имеющая шанс на существование. Единственная проблема в том, что для её выполнения ему понадобится помощь ангела. И Азирафаэлю вряд ли понравится то, о чём его попросит Кроули. *** Кроули идёт в парк Сент-Джеймс. А Азирафаэль, как и обычно, приходит туда же. С годами их встречи становятся всё чаще, с одной за каждые пару столетий до нынешних, когда они видятся не реже, чем раз в несколько месяцев. И каждая их встреча длится дольше. Прогулки в парке, ночи в филармонии, посещения маленьких ресторанов, так любимых ангелом. Это прекрасно. Но при этом ранит демона сильнее, чем он смог бы описать. Потому что это так близко к тому, что у них было, прогулкам ещё по Саду и смеху на вершине стены. И одновременно так невероятно далеко. Потому что временами Азирафаэль смотрит на него, и словно пытается взглянуть сквозь демона, за грех и мучения, на ангела, которым он был раньше. Временами Азирафаэль, кажется, верит, что демон может стать чем-то большим, чем он есть. И даже когда он этого не делает, они неизменно держат дистанцию. Между ними лежит черта, дорога жизни для ангела. Кроули хорошо знает эту дистанцию. Знает неприступность и слабость этой черты. И балансирует на ней каждое мгновение, совсем чуть-чуть пересекая границу: касанием, жестом, столкнувшимися локтями, быстрым взглядом, осторожным словом. Бессловно умоляя ангела немного ослабить контроль, немного уменьшить расстояние между ними. Он не должен, знает, что не должен. Но он больше не может сопротивляться. Боль внутри со временем лишь растёт, и даже голоса ангела уже не хватает, чтобы её успокоить. К тому же, почти после каждой возможности, почти после каждой попытки покрыть дистанцию, ангел на неё же отступает. Делает шаг в противоположном направлении, сильнее сжимая руки, отводя взгляд и игнорируя просьбу приблизиться. Но убивает его именно это почти. Те редкие, удивительные моменты, когда Азирафаэль не отшатывается от него. Потому что Кроули не забывает, чем является. И чем не является. Не может забыть, никогда. Не пока боль внутри царапается о стены, как бешеное животное, в решимости снести их и полностью затопить его сознание. Просто после всех этих лет это не кажется таким важным. Да, он — демон, но Азирафаэль — лучший из ангелов. Его Благодать не запятнала ни капля тьмы за проведённые на земле столетия. Кроули не думает, что она потускнеет теперь, только потому, что он признал свою дружбу с демоном. А дружба — всё, чего хочет Кроули. Ведь так же, как Азирафаэль отказывается переходить черту, Кроули не желает пересекать собственный ментальный барьер и разрешать себе надеяться на то, что никогда не получит. Ангел всё ещё любит Архангела-в-прошлом, и расстояние, так осторожно хранимое им, достаточно хорошо доказывает, что он никогда не испытает такие же чувства по отношению демона-в-настоящем. И каждый раз, когда дистанция изменяется, Кроули заново учится сохранять баланс в своей душе, не позволяя росткам надежды укорениться в его мечте о чём-то большем. А теперь Азирафаэль стоит здесь, рядом с Кроули, кормит уток. У них построены планы на ближайшее время, есть билеты в филармонию, принесённые Кроули. Там будет выступать юный русский профессор музыки, Чайковский, чьи выступления так быстро набирают популярность. Кроули уже слушал одно из его произведений, случайно, по работе заехав в Петербург, и ему кажется, что в эти несколько лет музыкант стремительно взлетит по карьерной лестнице. Он предложил билеты, не особенно веря, что Азирафаэль примет предложение, и был как шокирован, так и обрадован, когда ангел согласился пойти вместе с ним. Но это всё ещё только планы, которые они приведут в исполнение после выполненного дела. То есть совсем скоро, когда он расскажет ангелу о своей просьбе. Пожалуйста, не откажи, думает он. Пожалуйста, не будь против того, что я пришёл к тебе с этим. Он уже давно смирился с тем, что не всё в мире может исправить. У него не было срыва, как в четырнадцатом столетии, с четырнадцатого столетия. Даже во время кровопролитных революций, происходивших во второй половине восемнадцатого. Но сейчас, всего через несколько часов после убийства Паймона, когда он был на волоске, он в ужасе. И единственное, что он может сделать с этим ужасом — позволить ему раствориться в отчаянии внутри и надеяться, что эта непредсказуемая смесь не взорвётся. Или он может принять меры. Привести в действие запасной план, чтобы сберечь ангела, даже если произойдёт самое худшее. Это уже не состязание. Не когда призом может стать безопасность Азирафаэля. Если Кроули погибнет, его никто не сможет защитить. «Знаешь, я тут думал,» - начинает он с выдержанным спокойствием, словно не пришёл сюда прямо с дуэли с Князем Ада. - «Что, если что-то пойдёт не так? У нас ведь с тобой много общего.» - Тут он останавливается, не уверенный в том, что говорить дальше, как попросить то, что ему нужно. Краем глаза он видит, как смотрит на него Азирафаэль. «Я не знаю,» - медленно произносит ангел. - «Возможно, мы оба начали как ангелы, но ты — Падший.» Да. Хорошо. Это он заслужил, и пусть слова впиваются острыми когтями в его сердце. Он — Падший. И он знает, что факт, что у них вообще есть что-то общее, пугает Азирафаэля, если он вообще позволяет себе размышлять о таком. И не в первый и не в последний раз Кроули задумывается, почему из двух крайностей именно в Раю царит железная дисциплина страха. «Я не совсем и Пал, скорее... прогулялся по нисходящей,» - говорит он, пытаясь забыть про слова, пробивающие отверстия в его стенах, дающие боли путь на свободу. Он вздыхает. Прогулка — последнее, на что была похожа большая часть его Падения, но ангелу необязательно это знать. - «Мне нужна услуга.» - Лучше сказать прямо. Покончить с этим. Раз — и всё. «У нас уже есть Соглашение, Кроули,» - напоминает Азирафаэль. - «Не мешать друг другу, протягивать руку помощи в случае необходимости...» - он сбивается, нервничая, как и каждый раз, когда они затрагивают эту тему. «Есть что-то ещё,» - говорит Кроули. - «Если всё пойдёт наперекосяк.» Ты попросил меня прийти, когда накопится слишком много, не говорит он. Вот я и пришёл. Азирафаэль не смотрит на него. - «А что не так с косяками?» - полунаивно спрашивает он в отчаянной попытке сменить тему. И демон знает, что должен воспользоваться шансом, отступить. Он заходит слишком далеко за грань. Но ведь ангел предлагал, правда? Может, он не имел это в виду, возражает голос в голове Кроули, всегда так походящий на Люцифера. « Если всё пойдёт не так,» - продолжает Кроули. Потому что это возможно. Совершенно не так, неправильно, ошибочно. Сейчас между Азирафаэлем и легионами жаждущих кровопролития демонов стоит только Кроули. Если помощники Паймона придут за ним, если в Аду поймут, кто убил Князя Секретов и решат, что пришло время наказать предателя? Кроули понимает, что не сможет победить их. Не все их бесчисленные войска. Его единственная надежда, единственная надежда Азирафаэля, нейтрализовать себя до того, как они вырвут из него правду. До того, как сломают и узнают, из-за чего он убил так много демонов. Потому что если они узнают, ничто не спасёт Азирафаэля от ярости Ада. «Мне нужна страховка.» - Когда он это говорит, оно звучит так просто. Словно он не просит о сильнейшем оружии. О чём-то настолько нестабильном, что может уничтожить его от единственной оплошности. Азирафаэль, наконец, разворачивается. - «Что?» - спрашивает он, и Кроули чувствует исходящий от него страх. Слишком близко. Он давно уже переступил заветную грань. Но он обязан, он не может этого не сделать. От этого будут зависеть жизни их обоих, если не скоро, то совершенно точно через несколько столетий. Он достаёт из кармана маленький обрывок бумаги и приказывает рукам не трястись. Ты — глупец, Кроули. Ты всё разрушишь, вздыхает голос в его голове. «Я записал. У стен есть уши. Ну,» - он оглядывается, не видя вокруг них ни одной стены. Он ведёт себя по-идиотски, как и всегда. Но протягивает бумагу Азирафаэлю тщательно контролируемыми руками. - «Не у стен. У деревьев есть уши. У уток есть уши. У уток есть уши?» - Он знает, что несёт полную чепуху. Но ему нужно взять себя под контроль, чтобы не промахнуться и вновь не сказать слишком многое. - «Должны быть. Поэтому они и слышат других уток.» - Спокойно. Очень спокойно. Дурак. Проклятый, напоминает голос Паймона. Он заставляет себя успокоиться и ждёт, пока ангел прочитает. Два слова, выведенные тонкими линиями. Святая Вода. Кроули устремляет взгляд на пруд перед ними и не замечает вспышку боли в глазах ангела, приходящую вместе с осознанием, или его дрожащие пальцы, когда он поднимает глаза на демона и вновь опускает на записку. «Исключено.» - В голосе Азирафаэля звенит сталь, пусть и не лишённая страха, расцвечивающего слова. «Почему нет?» - резко спрашивает Кроули. В конце концов, она опасна только для демонов. Ангелу она в руках Кроули не сможет причинить никакого вреда. Азирафаэль сминает обрывок бумаги в руках, пытаясь отдать его обратно, словно приняв за бомбу, которая может взорваться в любую секунду. - «Она тебя уничтожит! Я не предоставлю тебе... способ самоубийства, Кроули.» Кроули режет по сердцу от голоса ангела, когда тот выдавливает “способ самоубийства”. В нём смешано слишком, слишком много эмоций, и он не может сказать, слышит ли страх за него или же общий ужас этой мысли. Азирафаэль никогда не увидит в тебе ничего, кроме того, чем ты на самом деле являешься. От эха слов Паймона внутри Кроули взмывает водоворот боли, и он безнадёжно пытается оттолкнуть её обратно за ряды стен. «Я не для этого прошу.» - Ну, не совсем. Это — как последний выход. Страховка, и ничего больше. Возможность увериться, что, даже если Ад узнает всё, даже если за ним придут, ангел будет в порядке. - «Только как страховку.» - Даже ещё не закончив фразу, он чувствует вспышку чужого страха и понимает, что проиграл. Непрощаемый, эхом отдаётся в его голове, и он не может заставить себя взглянуть Азирафаэлю в глаза. «Я — не идиот, Кроули,» - возмущается Азирафаэль. Кроули и так знает это. Знает, что тот — умнейшее существо из всех, кого он знает. И, чёрт, он любит его слишком, слишком сильно. Он только хочет, чтобы из его голоса исчезли эти отчаянные нотки. - «Ты представляешь, какие у меня будут неприятности, если они узнают, с кем я связался?» - Демон не может не заметить, как дёргается его голос, и не может не повернуться. А потом до него доходит и смысл слов. Связался. Вот чем всё это кажется ангелу. Дерзкой, запретной связью, маленьким личным восстанием. Он не волнуется о Кроули, он волнуется о том, что с ним самим сделает Рай, если узнает о их Соглашении. В демоне поднимается волна злости, гулкая, затопляющая, пробивающаяся сквозь боль. - «Связался?» - переспрашивает он. Он думал... что ж. Он был неправ. «Называй, как хочешь.» Дружба, рыбкой мелькает мысль под всколыхнувшимся гневом. Я хотел, чтобы мы были друзьями. Как раньше. Он в ярости, но не на Азирафаэля. Он направляет злость внутрь, на себя. Он — идиот. Как всегда. Позволил себе надеяться. Позволил мечтать. И вот вновь получил неоспоримые доказательства, что его необъяснимая надежда однажды заведёт его в могилу. Навсегда. Он никогда не увидит в тебе ничего, кроме демона. Азирафаэль отворачивается. - «Думаю, нет смысла обсуждать это дальше,» - говорит он, и по его тону становится понятным — это его окончательное решение. «Я и без тебя много с кем могу связаться, ангел,» - огрызается Кроули, не успевая себя остановить. Азирафаэль бросает на него ещё один взгляд, и на миг демон видит боль в его глазах, вызванную этими словами. Она только дополняет его гнев. Это — его вина, он сделал ангелу больно. Опять. Шесть тысяч лет попыток добраться до точки, где они могли бы встать рядом, рука об руку. Шесть тысяч лет бесконечного, болезненного процесса. И вот он стоит здесь, видя, как всё это идёт крахом. Опять. Спрятанная под злостью боль душит его сердце. «О, конечно,» - произносит ангел, хотя, несомненно, знает правду. У Кроули нет никого. Ни единой души во всей вселенной. Единственное существо, которому он доверяет, прямо сейчас поворачивается к нему спиной и уходит прочь. В следующий раз, когда накопится слишком много, ты придёшь ко мне? Слова ангела, сказанные уже почти четыре столетия назад, отражаются и бьются в кричащей тишине. «Ты мне не нужен,» - выплёвывает он в отрицании. Он не уверен, кого пытается убедить. Ангела? Или себя? Азирафаэль замирает и разворачивается. Сейчас Кроули не может прочесть чувства, скрытые в его взгляде. Злость, да. Боль. Но что-то ещё, тоже, что-то, скрытое за собственными стенами ангела, не поддающееся его демоническим ощущениям. «И это взаимно. Очевидно,» - говорит ангел и уходит, выбрасывая бумагу, как будто она ничего не значит. Ничего не несёт. Кроули убеждает себя, что это правда. Что она и правда не значит ничего, совсем ничего. От его взгляда она вспыхивает и прогорает, её пепел опускается на дно пруда. Он мог бы это предвидеть. Никогда не увидит в тебе ничего, кроме того, чем ты на самом деле являешься. Надежда — глупая эмоция, говорит он себе. И я — глупец, потому что надеялся. Рафаэль значил что-то для Азирафаэля. Ангел бы принёс Архангелу святую воду в мгновение ока. Но теперь он не может увидеть оставшееся от Архангела в демоне. Кроули никогда этого и не хотел. Но не то чтобы это больше имело какое-то значение. Тот, скорее всего, больше никогда с ним не заговорит. Вечность — долгое время, но ангелы не забывают обиды. Непрошеное, давно захороненное в глубине души воспоминание вспыхивает в его сознании. Ему причиняет боль даже лёгкое к нему прикосновение, но он изучает его, несмотря ни на что. И неожиданно боль вскидывает голову, погружая его в пучину пустоты. *** Осталось недолго. Рафаэль чувствует это. Он начинает Падать. Ощущение слабое, недостаточное, чтобы кто-то ещё это заметил. Но он чувствует это в своей Благодати, как и то, что его связь с Ней каждую секунду истончается. Он задал уже слишком много вопросов. Прочитал книгу, зная, что это запрещено. Его не утешает то, что это всегда было частью Её плана. Что Она всегда хотела сбросить его вниз. Ему хочется сорваться и закричать, как в тот день в тронном зале, но в этом нет смысла. Она его не услышит. А никто другой не сможет его спасти. 133 316 665. Столько исчезло ангелов. Почти половина солдат, почти все звездоделы, каждый наблюдатель, не меньше трети серафимов. Почему-то не пропал никто из престолов, практически ни один херувим, не осталась затронута Вторая Сфера. Но ушли большинство начал, и только Азирафаэль остался защищать Сад. Ещё они потеряли одного Архангела. Люцифера. Он испарился из их сознаний, как будто его там никогда и не было. По отчётам о его нынешних действиях... сложно поверить, что ангел, сейчас называющий себя Сатаной — их старший брат. Рафаэль чувствует, как беснуется от предательства Микаэль. А младшие братья и сестра касаются их мыслей, отчаянно пытаясь понять, что происходит. Он отталкивает их, отгораживаясь стенами. Он хочет защитить их от этого, и будет, пока это возможно. Пока страшный номер не возрастёт ещё на одного Архангела. В Рай идёт Война. Она неизбежна. И Рафаэль не знает, сколько ему осталось. Правда, до того, как всё произойдёт, ему нужно время только на одно. На одну встречу с тем, кого он просто обязан увидеть перед тем, как вернётся к братьям и сёстрам и окончательно смирится с тем, что вскоре произойдёт. Он срывается из Рая, летя вниз, на Землю, чувствуя ветер, бьющий по его крыльям. Он задаётся вопросом, сможет ли летать, когда всё закончится. Захочет ли даже, будучи демоном. Он отталкивает в сторону страх и сосредотачивается на полёте, вскоре замечая Эдем во всём его великолепии. На месте и Азирафаэль, стоящий на вершине стены, прямо там, где Рафаэль ожидал его найти. Он поворачивается к приземляющемуся Архангелу, его губы расползаются в улыбке. Рафаэль шагает к нему, потом замирает. В руках Азирафаэля сверкает лезвие. Кто-то каким-то образом дал ему огненный меч. «Рафаэль?» - спрашивает Азирафаэль, улыбка его тускнеет. «У тебя есть меч,» - растерянно говорит он, уставившись на оружие. Ангел опускает взгляд, словно проверяя, что лезвие на месте. - «Ну да, есть.» - Он пожимает плечами, поправляя пояс, к которому оно прикреплено. - «Его дала Микаэль.» «Его дала Микаэль?» - Он же просил её не подпускать Азирафаэля к полю битвы. Направить его куда-то, где он вообще не увидит боя. Где Рафаэль точно не повстречает его после Падения. Он позволяет искре возмущения проползти по связи и получает в ответ вспышку гнева. Что, по твоему мнению, я должна была делать? - резко спрашивает она. - Оставить его в стороне, когда каждый другой ангел будет воевать? Когда я уже лишилась половины моего войска? Я не могу этого сделать. Даже для тебя. «Теперь их выдают всем,» - в это же время сообщает ему Азирафаэль. А всё, о чём может думать Рафаэль, это возможность, что этого доброго, мягкого ангела бросят в кровопролитную битву, заставят поднять оружие на тех, кого он когда-то называл семьёй. Возможность, что Азирафаэль Падёт, умрёт от рук одного из легионов Люцифера. Страх Рафаэля ветвится по связи, и он чувствует, что Микаэль смягчается. Я на всё это время отправляю его на Восточные Врата, говорит она. Он будет защищать Эдем от возможной атаки с востока. Это всё, что я могла сделать. Он понимает. Они не могут выбирать любимчиков. Не сейчас. Но она всё равно сделала для него всё возможное. Он отправляет ей всплеск вины и благодарности и чувствует её ответную любовь. «Ты знаешь, как это использовать?» - спрашивает Рафаэль у Начала, пристально смотря на языки пламени, пляшущие на лезвии. Его собственный посох возникает в сжатых руках. Азирафаэль уверенно кивает. - «Конечно. Это было частью моего обучения.» «Покажи,» - приказывает Рафаэль, и он показывает. Вообще, если бы Архангел задумался, это не стало бы для него сюрпризом. Ангел всегда пытался преуспевать во всём, что делал. Фехтование не могло стать исключением. И не стало. Он борется не хуже других Начал. Может даже так же, как и Страж, если очень сосредоточится. Его хорошо учили. И этот факт должен принести Рафаэлю облегчение. Но не приносит. Он его ужасает. «Азирафаэль?» - позже обращается он к ангелу, стоя рядом с ним на стене, устремив взгляд на пустыню, окружающую сад. «Хмм?» - тот смотрит на него, он прямо чувствует чужой направленный взгляд. - «В чём дело?» «Ты можешь что-то мне пообещать?» - спрашивает Рафаэль в неожиданном отчаянии, хотя и изо всех сил контролирует свой голос. Азирафаэль кивает. - «Конечно. Что?» - Слова легко слетают с его губ. Такое доверие. Рафаэль глубоко втягивает воздух. - «Что-то... плохое скоро случится,» - признаётся он. - «Что-то очень плохое.» «Ты говоришь про пропадающих ангелов?» - уточняет его друг, и Рафаэль слегка наклоняет голову, соглашаясь. «Про это, и не только,» - отвечает он. - «Но, в общем... Я хочу, чтобы ты кое-что мне пообещал. Что, что бы не случилось, ты не позволишь этому изменить тебя. Что после всего, что произойдёт, ты всё ещё останешься собой.» - Всё ещё таким же, всё ещё добрым, заботливым, Хорошим. Он не может Пасть, думает Рафаэль. Пожалуйста, Боже, не отбирай у меня хотя бы это, молит он Её, хотя она уже так давно не слышит его просьб. Пожалуйста, дай ему остаться таким же. В его сознании вспыхивают образы Азирафаэля в битве, показывая будущее, в котором мягкое существо рядом превращается в закалённого в боях воина. «Конечно,» - легко соглашается Азирафаэль, и Рафаэль удивлённо на него смотрит. Он улыбается, прислоняясь к Архангелу. - «Как я могу стать кем-то, кроме себя?» - спрашивает он. Рафаэль не отвечает. Как он вообще может объяснить, что происходит? Особенно, когда это знание запрещено для ангелов низших рангов? «Рафаэль?» - теребит его Азирафаэль, в его голос закрадывается беспокойство. Архангел вздыхает. - «Мне... возможно, мне на какое-то время придётся уйти,» - говорит он, игнорируя вопрос ангела. - «Куда-то далеко.» «Понятно,» - отзывается ангел, потом его глаза расширяются от пришедшей в голову мысли. - «Но ты же вернёшься, правда?» «Я...» - он думает о том, как сделать это, как подготовить друга к тому, что неизбежно произойдёт. И понимает, что не может. Не может признаться этому существу, такому светлому и Хорошему, что нарушил слишком много правил, что задал слишком много вопросов, что сошёл слишком далеко со своего пути. Не может сказать Азирафаэлю, что их Создатель запланировала это с его рождения, создала Рафаэля, только чтобы выбросить, как ненужную игрушку. Он понимает, что Азирафаэль смог бы принять правду, возможно, даже лучше, чем его братья и сёстры. Но это привело бы его к вопросам. Сомнению. А это — последнее, чего хочет Рафаэль, когда даже одно неправильное слово может подарить ангелу билет в один конец. Лучше не говорить об этом. Безопаснее, если Азирафаэль не будет знать, пока не станет слишком поздно. «Мне не стоило это поднимать. Прости.» Азирафаэль вцепляется в его руку, заставляя повернуться и посмотреть ему в глаза. - «Ты сможешь вернуться?» - Он требует ответа, его голубые глаза горят решительностью, почти отчаянной, выискивая правду во взгляде янтарных глаз Рафаэля. «Я...» - Рафаэль хочет солгать. Одарить успокаивающей неправдой, сказать, что обязательно вернётся. Но он чувствует, как скоро всё закончится. Возможно, это станет его последним разговором с Азирафаэлем, а, с тем, что может случиться дальше, он не хочет, чтобы последние его слова ангелу были ложью. «Я не знаю,» - отвечает он и видит, как страх перемешивается с болью, как потом в глазах Азирафаэля расцветает скорбь. - «Я попытаюсь,» - неожиданно добавляет он, хотя и не уверен, что даже будет помнить тогда этот разговор. - «Я сделаю всё возможное. Попытаюсь прийти к тебе, несмотря ни на что. Даю тебе слово.» - Этот порыв он сам не до конца понимает, но произносит слова и вбивает их в своё естество. Он попытается. Что бы ни случилось, чем бы он ни стал, он попытается вернуться к своему ангелу. Он отвернётся от всего, что скажет ему: «это невозможно». К чёрту Великий План. Великий План. Люцифер. Его предстоящее Падение в пламя Ада. Надежда Рафаэля затухает так же быстро, как и вспыхнула. Пусть он вернётся. Но чем он станет тогда? «Что такое?» - спрашивает Азирафаэль, всё ещё смотря на него расширенными голубыми глазами. - «Рафаэль?» Архангел отводит взгляд, устремляя его на Сад, где он должен будет искусить людей, предложить съесть им плод Древа Познания. - «Я...» - он не знает, как это сказать. Не знает, может ли даже. Азирафаэль огорчённо вздыхает и протягивает руку, кладёт её на щеку Рафаэля, разворачивая его голову, чтобы увидеть его выражение лица. - «Что не так?» - мягко спрашивает он. - «Ты можешь мне сказать.» «Если я вернусь...» - выдавливает Рафаэль, слова душат его. - «Куда я иду, оттуда...» - Он закрывает глаза и пробует ещё раз. - «Я могу больше не быть собой. Когда вернусь. Я могу не быть Рафаэлем.» Азирафаэль притягивает его к себе, и Рафаэль удивляется силе его тепла. Они так редко делают это. Да, кладут руки на плечи, да, направляют прикосновением к локтю, опираются на плечо в поисках поддержки, простые жесты, выражающие привязанность. Они стали для них привычны. Но даже так их чувства редко выражались в объятиях. Они всегда понимали разницу в рангах между ними, хотя она не то чтобы многое значила. Рафаэль много раз пересекал эту черту, не задумываясь о том, на что она влияла, и его каждый раз встречало понимание. Но в этот раз, один из немногих, именно Начало тянется к нему, самостоятельно преодолевая расстояние. «Ты всегда будешь собой,» - убеждает его Азирафаэль, слова навсегда запечатлеваются в сердце Рафаэля. Его обнимают крылья, мягкие, тёплые, успокаивающие. Азирафаэль поднимает глаза, они теперь так близко, расстояние почти ничтожно. - «Что бы ни случилось,» - говорит он, в его взгляде светится уверенность. - «Я знаю тебя. Ты никогда не изменишься так сильно, чтобы я не смог тебя узнать.» «Почему ты так уверен?» - спрашивает Рафаэль, ошеломлённый верой ангела в него. - «Ты не знаешь, что может произойти.» «Я знаю тебя,» - возражает Азирафаэль. - «Я знаю, что ты добрый. Знаю, что ты ненавидишь, когда кому-то больно. Знаю, как любишь своих братьев и сестёр, как заботишься о всех Божьих созданиях. Знаю, что у тебя получаются дурацкие шутки.» - Он улыбается, и Рафаэль не может слегка не засмеяться. - «Я знаю твою ауру,» - продолжает Азирафаэль. - «Я знаю твою Благодать, то, как ты ощущаешься — как буря, которую ты тщательно контролируешь. Всё это — часть тебя. Оно делает тебя тем, что ты есть, и никогда не изменится. Как и, например, то, что делает меня мной.» - Он произносит это так уверенно, что Рафаэль почти верит ему. Почти. «Ты не можешь этого обещать.» «Могу,» - отвечает Азирафаэль, в его взгляде — непоколебимая решимость. - «Если ты обещаешь вернуться, каким бы ты ни стал, тогда я обещаю тебе, Рафаэль. Я обещаю узнать тебя.» *** Я обещаю узнать тебя, так давно сказал ему Азирафаэль. Но вот он стоит здесь, смотрит, как ангел уходит от него. Кроули сдержал обещание Рафаэля. Он вернулся. Изменившийся, да. Падший. Но всё равно вернулся. И, хотя прошло уже почти шесть тысяч лет, Азирафаэль всё ещё не узнал его. И он рад этому. Действительно рад. Есть так много причин, по которым ему не стоит быть принятым за Архангела-которым-он-был. Но боль от этого не утихает. И худшее в том, что тот глупый огонёк надежды не утихает тоже, горит в груди и освещает все уродливые шрамы в его душе. Он хочет бежать. Лететь. Оторваться от сердца, разбивающегося на всё более мелкие кусочки с каждой секундой, которую он здесь проводит. Но он не может. Он не знает, куда идти. Где найти одно-единственное место во вселенной, которое сейчас не будет напоминать ему об Азирафаэле. Его след остался даже на луне. В прошлый раз, когда Кроули там побывал, ангел положил ладонь на его плечо и попросил прийти, когда боль станет слишком сильной. Он не может уйти никуда, где не остались воспоминания об ангеле. Он мог бы, наверное, вернуться в Ад. Но там, там хранится память о его Падении, да и Ад — не место, куда можно спастись. Он намного похож на место, откуда нужно спастись. Да и если он вернётся, кто защитит Азирафаэля? Нет, это можно и не рассматривать. Да и в любом случае, он не может просто уйти. Ему всё ещё нужно сбросить Ад с его хвоста. Он так устал. Не физически, нет. Внутренняя ноющая тяжесть заполняет разум Кроули, затрудняя мышление. Он несёт в себе эту боль уже почти шесть тысячелетий и даже теперь почти каждый день борется за сохранность своих стен, запутанной крепости, созданной в его сознании, чтобы хранить останки его исковерканной души. Ему нужен отдых. Ему нужен сон. И тогда он, наконец, понимает. Он может спрятаться у всех на виду. Затихнуть, исчезнуть. Не обязательно надолго, просто достаточно, чтобы... немного обновиться, дать телу отдохнуть, восстановить силу, которую в последнее время так много тратил. Может, на пару лет. Может, десятилетий. Ад не придёт за ним, если он перестанет быть активной угрозой. Его даже не заметят. След исчезнет. От возможности этого у него словно камень сваливается с плеч. Это — не окончательное решение, но ему и не нужно быть таким. Проснувшись, он найдёт способ получить святую воду. Так что Кроули возвращается в свою квартиру — огромные, пустые комнаты, намеренно безликие, если не считать несколько картин на стенах. В конце концов, не то чтобы он когда-то сможет пригласить сюда ангела. В них он не даёт места нечистоте и беспорядку, таким привычным в Аду. Единственное, к чему он привязывается, это его растения. Его сад. Слабая маленькая попытка воссоздать что-то бесконечно давно потерянное. Эдема, он знает, больше не существует. Она отняла его у мира, как Свою Благодать у него. Да и это — не Сад на самом деле, как и его обсидиановое лезвие — не Райский огненный меч. Просто подделка, ещё и дешёвая, но и она играет свою роль для Кроули. Он срывается на растения, кричит и угрожает, если они даже только подумают не угодить ему. Они боятся точно так же, как ангелы — Её в них разочарования. Но это в передней комнате. Есть ещё задняя, та, которую не видят большинство его растений, та, из которой иногда раздаются стоны дерева. В ней он держит выросшие несовершенными, с пятнами, слабыми стеблями или другими отклонениями. Эти растения всё ещё получают свои лекции, свои угрозы, но при этом — ещё и специальный уход. Он заботится о каждом из них, даря всё, в чём они нуждаются, поощряя вырастать такими, какими он хочет их видеть. В этой комнате цветёт разнообразие. Распускающиеся бутоны. Хрупкие растения, которые не могут жить от одного воздействия слова. Разноцветные гвоздики. Анютины глазки. Лаванда. Циннии. Вьюнки. Маки. Фиалки. В своем личном уголке — пятнышко незабудок. Неподалёку от незабудок — его рабочий стол, его кабинет. Настоящий, где он трудолюбиво работает. Тот, другой, с массивным золотым троном и каменным столом, тот создан лишь для вида, для случаев, когда с ним говорит Ад, когда он чувствует, как оттуда пристально за ним наблюдают. Сейчас этого ощущения нет. Не было уже несколько столетий. И если он правильно воспользуется шансом, он сможет получить ещё пару до того, как кто-то заподозрит в нём угрозу. В этом кабинете есть несколько книг. Тайные тексты, художественная литература, позаимствованная у ангела, пара учебников астрономии. Он снимает с полки огромный том и перелистывает страницы, пока не находит нужное заклятие. Потом встаёт и раскрывает крылья. Они вспыхивают за его спиной огромными чёрными тенями, перья сияют пламенем его обсидианового меча. Он на мгновение оглядывается на них и слабо, но гордо улыбается. Он должен их ненавидеть, второй из самых видимых знаков, символизирующих его Падение. Но не ненавидит. Он думает, что цвета даже ему подходят. Совпадают с его мечом, и огонь рыжих волос так драматично смотрится на чернильно-чёрном. Если он правильно наклонит крылья, он знает, от перьев отразится свет, давая разноцветный отблеск. Да, из всех грехов он позволяет себе поддаваться Гордыне. Стоя здесь, в сшитом с иголочки костюме, с распахнутыми крыльями, он знает, как необыкновенно выглядит его физическая форма. И только снимая линзы, видя свои глаза и скрытую за ними изломанную сущность, он ненавидит то, что видит в отражении. Он осторожно протягивает руку и пробегает пальцами по крылу, приглаживая мягкие перья. Он поддерживает их в порядке, проводя часы тщательно ухаживая за ними после каждого посещения Ада, чтобы на них не оставались пепел и сульфур. Он слишком хорошо понимает, что в противном случае Ад навсегда отпечатается на его крыльях, разъедая их, отнимая у него возможность летать. Он касается ряда первостепенных перьев, выбирая меньшее из десяти и находя его основание. Потом он аккуратно берёт его двумя пальцами и, морщась, выдёргивает. Когда он проснётся от намеченного сна, на его месте уже вырастет новое. В его руке длинное перо уменьшается до более подходящих размеров. Для этого неплохо было бы использовать одно из второстепенных или кроющих, но первостепенные, как он научился, дольше всего хранят энергию. А в этом он не хочет рисковать. Кроули подносит перо к свету, любуясь тем, как солнце подчёркивает его края. Делает глубокий вдох и пальцем касается основания. Когда он отводит палец, за ним следует золотая нить энергии. Он управляет ей, как искусный ткач, переплетая с другими нитями, тянущимися из его естества, пока они не образовывают простой узор, из которого он будет плести остальные заклятия. Он привязывает его к перу, которое теперь горит потусторонним светом. Демон шепчет слова на Енохианском, вызывая из глубины памяти древние знания. Он выписывает на узоре знаки, вливает свою силу в ткань реальности, приказывая предупредить его, когда кто-то — оккультный или эфирный — приблизится к зданию. Он плотно опутывает нитями квартиру, добавляя ещё один узел — заклятие, не пропустившее бы никого, кроме самых сильных. И скрытое под ними проклятие, которое получил бы попытавшийся коснуться узора. Последний штрих — совсем немного силы, чтобы его растения были политы и здоровы, пока он не может за ними присматривать. Здесь он медлит. Он может остановиться, оставить всё, как есть. Он будет в безопасности во время сна. Но даже с болью потери, вновь пылающей внутри, Кроули знает, что не может оставить Азирафаэля без защиты. Так что он цепляется за концы плетения и добавляет ещё одно маленькое заклятие. Настолько незаметный, блеклый всплеск энергии, что даже ангел не заметит, как он будет следовать за ним по всей вселенной. И оповестит Кроули о возможной опасности. Потом он вплетает что-то ещё сильнее, бездвижно расположившееся за остальными заклятиями, что-то, что сможет активироваться по тревоге и проследить её местонахождение, показывая Кроули, какая именно опасность подстерегает ангела. Наконец, демон связывает всё воедино, вкладывая энергию в огромный узор жизни, позволяя ей пробиться сквозь демона в окружающий мир, создавая сеть, защищавшую бы ангела, куда бы он ни шел, даже во время сна Кроули. Самое большое её преимущество в том, что она необнаружима, если, конечно, ищущий её не может видеть весь узор вселенной и не знает, что именно в нём изменилось. Плетение так сложно, что даже самому Кроули пришлось бы потратить годы на то, чтобы найти нити сети, ведущие к нему. С последней вспышкой демонической силы, направленной сквозь перо Падшего Архангела, всё приходит в движение. Он чувствует, как встаёт на место узор, соединяясь и смешиваясь с тканью мироздания. Чувствует, как энергия течёт сквозь него, и смотрит, как она вымывает весь цвет из его пера, которое становится хрустально чистым, прохладным и при этом тяжёлым, как камень. Щелчок пальцев, и его обвивает серебряная цепочка, которую он вешает себе на шею, перо — поверх сердца. Он ощущает его вес на груди, утешающее напоминание, что он не оставляет своего ангела незащищённым. Закончив работу, Кроули чувствует себя ещё более уставшим. Он не знает, сколько времени заняло плетение заклятий. Когда он начал, на улице было светло, сейчас — темно, но это ничего ему не говорит. Возможно, прошли часы, но скорее — дни. Символы непрерывно тянут его силу, урезая её с мощи Падшего Архангела до чего-то больше похожего на способности низшего демона, которым он и притворяется. И это хорошо. Лучше, чем хорошо. Это поможет ему сбросить Ад со следа. Ведь только кто-то с силой Архангела мог убить Паймона. Если никто не засечёт заклятия, ослабляющие его, они не поверят, что Кроули способен на это. И это — ещё одна гарантия безопасности Азирафаэля на это время. Кроули поднимается и заставляет себя дойти до кровати в противоположном углу комнаты, располагая меч у изголовья, где до него несложно было бы дотянуться, если бы того требовали обстоятельства. У демона едва хватает сил, чтобы устроиться поудобнее, перед тем как впасть в глубокий сон на долгие десятилетия.