Сбежавшая невеста.

      С трудом разлепив веки, Арья открыла глаза и почувствовала, как к горлу подкатывает ком, а из-за плеча уже выплывает знакомая загогулина.       Пекло! Это был первый приступ мигрени за последний год. Она так отвыкла от них, что даже не позаботилась о лекарстве.       Поднявшись, Арья прошлась по комнатам не обнаружив ни Нимсиды, ни Анны. Явившийся на её зов Дживс поведал, что Анна ушла с вещами молодого лорда к портнихам, а Ним спустилась в кухни.       Кивнув, Арья кое-как умылась, стянула волосы в пучок, за неимением лучшего скрепив их арбалетным болтом, натянула платье и, запретив Рикарду покидать комнаты, побрела вниз, стараясь не трясти головой и моля всех богов, чтобы та не взорвалась от боли, до того, как она получит микстуру.       Покои Тамерлана были в самом низу башни. Ниже, в подземельях, находилась отдельная комната со сводчатым потолком и бесчисленными полками вдоль стен, заставленными странными дутыми бутылями и пузырьками тёмного стекла. Едва заметно подрагивавшее пламя свечей разгоняло темноту, освещая длинные столы, похожие на те, что обычно бывают на кухне, только вместо зелени и рыбы на них были всё те же бутыли, да ещё книги и свитки. На одном из них подвешенный на треноге котёл лизало сиреневое пламя, вырывавшееся из чудной чаши, от чего кипевшее в нём варево яростно булькало, плюясь и распространяя по подземелью запахи, в которых явственно угадывалась мята, лимонник и ещё что-то, смутно знакомое. Всё это смешивалось с ароматомом трав, развешанных в дальнем углу.       Хозяин подземелий, как и сообщил гвардеец, был здесь. Облачённый в чёрное, он больше походил на колдуна, чем на мейстера. Его тёмные глаза взирали на Арью с уверенным спокойствием:       — Миледи, что привело вас ко мне?       — У меня приступ мигрени.       — Присядьте сюда, — «колдун» указал на кресло, притулившееся в тёмном углу. — Сейчас я дам вам лекарство.       Сев, Арья смежила веки. Темнота и тишина успокаивали растревоженный мозг — хотелось замереть и не шевелиться, пока всё не закончится...       — Возьмите!       Подавив тяжкий вздох, Арья заставила себя открыть глаза и увидела перед собой Тамерлана со склянкой в руке.       — Спасибо, — прошептала она и одним глотком выпила лекарство.       Горечь, ободрав язык, растеклась по горлу, проникла в желудок. Вновь прикрыв глаза, Арья глубоко вдохнула. Напряжение ожидания боли постепенно отступало, как и тяжесть в голове вместе со спиралью.       Тамерлан, продолжая заниматься своим делом, казалось, перестал обращать на неё внимание. До Арьи долетали звуки его неспешных шагов, шорох одежды, позвякивание стекла и бульканье переливающейся воды.       Лениво повернув голову, Арья посмотрела туда, где в странной подставке, напоминавшей дырявый забор, выстроились с десяток узких, стеклянных трубок со скруглённым донышком. В каждую из них ровно до середины была налита какая-то прозрачная жидкость. Тамерлан, взяв точно такую же трубку с чем-то тёмным, опускал в неё стеклянный полый прут, затем зажимал верхний конец большим пальцем и вынимал прут из трубки. Жидкость, попав в прут, удерживалась в нём тонким столбиком пока прут не подносился к трубке «запертой в заборе». Тамерлан аккуратно поднимал палец и тёмное вещество по каплям падало в прозрачное содержимое трубки, растворяясь в нём красно-бордовыми вихрями.       Заинтересовавшись, Арья встала и подошла поближе.       — Это же кровь! — изумлённо воскликнула она, воззрившись на трубку с тёмной жидкостью.       — Да, миледи. Это кровь принца Джоффри.       — Вы пытаетесь определить какой был яд? — сообразила она.       — Вы совершенно правы, миледи.       — И какой? — тут же задала Арья вопрос.       — Думаю — никакой.       — Что?.. — моргнув, не поняла Арья. — Вы не знаете, чем отравили принца?       — Он умер не от яда. Таково было моё мнение с самого начала, и мои опыты доказывают это.       — А от чего же он умер?       — От клюквы. И от мёда.       — Что?! — глаза Арьи чуть не выскочили из глазниц.       Оставив в сторону опустевшую трубку с кровью, Тамерлан взял в руки «стеклянный забор», слегка покачивая и придирчиво рассматривая его на свет. Жидкости, смешиваясь, приобрели равномерный желтовато-розовый оттенок.       — Ни один реагент не сработал — в крови принца нет ядов, вызывающих красные пятна на коже и отёки лица и гортани.       — Так принц умер от отёка? — нахмурилась Арья, мгновенно представив, как разбухает глотка, душа своего хозяина.       — Да, миледи. У него уже бывали зудящие пятна от мёда. А от клюквы опухал рот. В компоте, что он выпил были мёд и клюква. Всё произошло очень быстро. В Цитадели я видел случаи, когда удавалось спасти людей, подверженных непереносимости определённых ингредиентов в пище, но ни один из тех, у кого опухала гортань не выжил.       — И.., кто-то знал, про то, что принцу Джоффри нельзя клюкву и мёд? — нахмурившись, Арья закусила губу.       — Знали. Но, предвидя ваш следующий вопрос, отвечу — предугадать такой исход не мог никто.       — Угу.., — протянула Арья. Пройдясь вдоль стола, она перелистнула пару страниц толстенного фолианта. Витиеватые буквы складывались в незнакомые слова: — аконит…? Что это?       — Это один из ингридиентов, который можно использовать для сонного снадобья, а так же для яда, убивающего во сне.       — Если его положить чуть больше, чем надо?       — Всё верно, миледи.       — И человек просто не проснётся? И никто ничего не узнает?       — Узнать можно, если верно заподозрить.       — Как? — в Чёрно-белом доме она научилась многому, но о таком способе лишения жизни ничего не знала.       — У большинства ядов есть своё лицо, главное — уметь его распознать, — ответил Тамерлан подходя к Арье. Встав рядом с ней, он перелистнул страницу, указав на картинку, на которой юноша с выпученными глазами корчился в муках. Его лицо было покрыто сеткой кровавых сосудов, а изо рта и носа сочилась алая пена: — «Душитель», действует сразу. Кровь вспенивается, рвёт артерии и капилляры, лёгкие отказываются дышать — смерть мучительна, но быстра.       — Это тоже он? — Арья рассматривала страницу, на которой по губам красивой женщины стекала красная капля.       — Нет, миледи это другой яд. Весьма любопытный и распространённый среди дорнийской знати — им убивают в поцелуе.       — Как это?       — Отравитель смазывает им губы и целует жертву. Жертва ничего не подозревая, целует его в ответ, проглатывая яд, а отравитель тем временем пьёт противоядие.       — Очень... необычно.       — Да, миледи. И изощрённо.       — А это? — Арья указала на странную картинку сидящего перед зеркалом человека со свечой. Человек казался абсолютно здоровым.       — О, это очень интересный яд, миледи, — тонкие губы Тамерлана тронула едва заметная улыбка. — Вглядитесь по внимательнее. Вам ничего не кажется здесь странным?       — Нет, — пожала плечами Арья, рассматривая тонкие правильные черты лица, чёрные, как смоль волосы и чёрные глаза, казавшиеся бездонными, за счёт зрачков, вытеснивших голубизну, тонкой полоской лежавшей по самому краю.       — Взгляните! — отошедший и тут же вернувшийся мейстер, одной рукой протягивал ей зеркало, а второй, подхватив под локоть, заставил отодвинуться от подсвечника.       Ничего не понимая, Арья сместилась в тень и взглянула на себя в зеркало. Из зеркальной глади на неё смотрело вытянутое бледное лицо с точно такими же глазами, как у юноши на картинке — чёрные огромные зрачки и серая, тонкая полоска вокруг.       — Смотрите внимательно, — тихо прошептал Тамерлан, беря свечу со стола и направляя её на Арью — ровно так же, как и в книге. Свет, коснувшись её виска, скользнул в глаза и тут же, словно по мановению волшебства, серый ободок расширился, поглотив черноту, превратив зрачок в жирную точку. — Глаза человека — удивительное творение богов, — продолжил мейстер. — Они взирают на мир и сами решают сколь широко им быть открытыми. Зрачок и радужка — они, как окно и шторы — когда света слишком много — сужаются, а когда темно — расширяются, ловя малейшую искру. «Белая леди» — особый яд. Убивает быстро и незаметно. Но иногда его можно почувствовать — и тогда нужны свет и тьма чтобы его распознать. Глаза расскажут всё про «Белую леди». Яд парализует глаза жертвы, и зрачок утрачивает чувствительность к свету — он всегда чёрен, как во тьме, и нет такого пламени, чтобы его оживить.       Почувствовав, как к горлу подкатывает тошнота, Арья развернулась, упершись руками в столешницу. Вокруг всё плыло, а сердце бухало так, словно она пробежала целую лигу.       — Как быстро убивает «Белая леди»? — голос её прозвучал глухо и напряжённо.       — Достаточно быстро, миледи, — настороженно ответил Тамерлан.       — Если яд выпит вечером — когда человек умрёт?       — В тот же вечер.       — Значит… Если смерть не наступила, яда не было?       — Возможно. Или, что-то помешало ему сделать своё дело.       — Противоядие?       — Противоядие или особые средства.       — Какие?       — Когда мы не знаем с чем имеем дело, то сначала применяем то, что выводит любые пагубные вещества из организма — промываем желудок, очищаем кишечник, а так же даём настои влияющие особым образом на пищеварение.       — Столько всего…       — На самом деле это всё не сложно, но почти не работает с сильными ядами. Вот если бы по какой-то причине микстуры были бы уже выпиты, то тогда — да, действие яда может измениться, сила его ослабнет и всё закончится недомоганием, а не смертью.       — Разве такое возможно! — усмехнулась Арья. — Заранее позаботиться о том, что тебя будут травить!       — Вы и правы, и не правы одновременно. Мы нередко применяем всё это леча желудочные колики и несварение. Страдающим от болей в животе приходится на некоторое время ограничить себя в привычной им пище, принимать то, что выводит не принимаемое их желудком и то, что его обволакивает. И если кто-то захочет в этот момент отравить такого страдальца, то столкнётся с определёнными трудностями.       — А если у него ещё и боли? — от внезапно перехватившего дыхания у Арьи сел голос.       — Желудочные?       — Нет! Любые! Голова, рана, колено!       — Ну-у… Это сложная задача для любого мейстера! — изумлённо заломив бровь, полушутя молвил Тамрелан, буравя её чёрным взглядом. — Вы какой-то конкретный пример имеете в виду?       — «Белую Леди» и похожее на то, что вы мне сейчас дали.       — Гмм… Ну, если человек, мучаясь от колик примет то, что не позволит его желудку всосать яд до конца, то он определённо не умрёт, но действие яда может растянуться по времени, и будут наблюдаться некоторые симптомы чуть дольше. Тоже касается и макового молока, входящего в состав большинства микстур от боли. Асшайский дурман более интересный ингридиент — соединяясь с маковым молоком он усиливает его обезболивающий эффект, а вот с компонентами «Белой Леди» — галюциногенный.       — И что будет.., — голос подвёл Арью, не дав договорить.       — Выпившего всё это будут преследовать видения — реальность сольётся с миром иллюзий, а у каждого они свои, миледи… Ну, а если ещё выпить вина… Впрочем, маковое молоко и Асшайский дурман и так никто мешать с вином не будет. Это всё, что вы хотели спросить?       — Да.., — прошептала Арья и на негнущихся ногах покинула подземелье, не обращая внимания на задумчивый взгляд Тамерлана.       Вся уйдя в себя, Арья медленно поднималась по лестнице. Глаза её бездумно отмечали синее небо, проглядывавшее сквозь окна-бойницы, хорошо знакомые ступени, стены из красного камня, в то время, как в голове её крутились картинки далёкого прошлого.       Утро. Завтрак. Они с лордом Тайвином за столом. Она ест блинчики и варенье. Он который день — овсянку.       Лорд Тайвин встаёт, идёт к двери. Он сильно хромает. Ему больно.       Они на пиру. Их последнем совместном пиру. Все едят, и Арья ест вместе со всеми. Лорд Тайвин ничего не ест. Все пьют вино. И только лорд Тайвин — подслащённую воду с лимоном.       А потом они танцуют. И лорд Тайвин не хромает.       Их покои. Лорд Тайвин, причиняющий ей боль. Лорд Тайвин, не слышащий её. И его глаза, не желающие замечать свет. Чёрные, как два колодца, без зелени, без искр золота. Совсем не такие, какими они были всего несколько дней назад, когда он шагнул из темноты и оказался рядом со свечой…       — О боги, Арья!       Вскрик и тычок в бок выдернули Арью из разбушевавшихся мыслей. Подняв голову, она увидела едва не налетевшую на неё Маргери.       — Ты? — прищурившись, Арья уставилась на влажно блестевшие, припухшие губы и растрепавшиеся волосы Розочки.       — Ты удивлена? — изогнув бровь, Маргери глянула на неё сверху вниз, балансируя на краю ступеньки.       — Нет, — сухо бросила Арья. И тут же спросила: — Откуда ты идёшь?       — От мужа, — довольно промурлыкала Маргери.       — Что?..       — Я была у Тайвина. Он любит прерваться в это время.., — томно рассмеявшись, Маргери поправила сбившийся лиф.       — Вот как.., — судорожно сглотнув, пробормотала Арья. Всё вокруг поплыло перед её глазами, словно пошёл дождь — очертания камней стали расплывчатыми, а их границы стёртыми.       Выставив руку, Арья упёрлась в стену, стараясь не упасть.       — Ты что-то хочешь мне сказать? — прошипела Маргери, слегка наклоняясь вперёд.       — Я? Ничего…       — Тогда зачем ты меня удерживаешь?!       — Я никого не удерживаю! — отрезала Арья, продолжая стоять, как и стояла.       — Прости. Я не так тебя поняла. Но хорошо, что мы встретились. Ты так и не сказала о своём решении.       — А тебе так не терпится его узнать? — зло прошипела Арья, уставившись на бывшую Тирелл.       — Не опоздай, — усмехнулась Маргери. — Как известно, Старкам не везёт на юге!       — Что ты об этом знаешь? — сузив глаза, бросила Арья сквозь зубы.       — Только то, что известно всем! — словно опомнившись, проговорила Маргери…       … Пекло!       Отшвырнув перо, Тайвин откинулся назад.       Его жена только что ушла. Очередная жена.       Мрачно усмехнувшись, Тайвин встал и налил себе вина.       Сделав щедрый глоток он закрыл глаза. Пекло! Впору запутаться кто есть кто в его жизни. Он и сам уже ничего не понимал. Арья умерла. Арья не умирала. Арья родила ему сына. Маленького Джейме по имени Рикард. Арья и Рикард. Арья и Рикард…       Зло скрежетнув зубами, Тайвин сделал очередной щедрый глоток.       Не помогло. Арья. Снова Арья. И опять Арья.       Она змеёй забралась ему под кожу, просочилась в кровь, поселилась в снах и мыслях.       Он женился на Маргери, чтобы получить наследника, не ожидая от неё ничего другого. Призывая очередную жену к себе в покои он остервенело брал её, вколачиваясь в сочащееся соками лоно и втайне радуясь, что ему больше не нужно прибегать к услугам шлюх. Кончая, он одаривал её благодарственным поцелуем, дозволяя отдохнуть после бурного соития, а после сообщал, что желал бы спать в одиночестве. Маргери не смогла заменить ему Джоанну. Не смогла заменить Арью. И он решил довольствоваться тем, что есть. Но боги посмеялись над ним — они дали ему всё и сразу — жену, сына и ещё одну жену. Арья вернулась. И всё перестало быть, как раньше.       Когда он впервые увидел её вновь, то поразился тому, какой она стала. Его разум ещё только осознавал случившееся — её побег, её предательство, в то время, как его глаза видели и подмечали, как она изменилась. Угловатая, порывистая девушка превратилась в молодую женщину — волнительную, красивую, ни на кого не похожую. Предавшую его женщину, втоптавшую в грязь его имя, его доверие.       И, о боги, она вернулась не одна! Тайвин не мог поверить своим глазам — время повернулось вспять — рядом с ним был снова его Джейме. Чем яснее он видел его будущее, тем больше вопросов рождалось о его прошлом. С кем и где была всё это время его блудная жена? Кто воспитывал его сына? Отчего он так плохо говорит, путает слова и то и дело с опаской посматривает на мать? В эти мгновения у Тайвина чесались руки схватить Арью за плечи и вытрясти из неё настоящее признание, а не всю ту ложь, что она ему наплела. Но он этого не сделал. Он принял решение, и оно окончательное. Она уйдёт. Уйдёт в Молчаливые сёстры — другого пути нет. И ему плевать, что об этом скажет Нед Старк и все остальные. Тот, кто предал единожды, предаст снова. Предателю не место в его жизни, под его крышей, в его постели. Он выбирает Маргери. И Рикарда. У него есть сын, есть наследник и есть женщина, удовлетворяющая его насущные потребности.       «Пекло!» — Тайвин что есть сил сжал кулаки. Маргери только что ушла от него. Она сама явилась, сама себя предложила — он не возражал. Проворные губы и руки его леди-жены коснулись его лица, пробежали по камзолу, добрались до бриджей. Он никогда не позволял себе этого за работой. Но в этот раз не оттолкнул. Ему было нужно. Нужно с тех пор, как Арья вернулась. Маргери распустила шнуровку, добралась до его вялого члена, усердно принявшись теребить его и лизать. Тайвин, скривившись смотрел на каштановые волны волос его очередной жены, подрагивавшие между его ног. Зря. Всё зря. Ему нужны не те руки, не тот рот, не те губы. Арья… Прикрыв глаза, он представил серые глаза, вытянутое лицо, родинку под левой лопаткой… Его член уловив новые образы, радостно подпрыгнул и встал в стойку… Излившись в глотку своей очередной жены, Тайвин благодарственно провёл большим пальцем по её скуле, сухо кивнул, привёл себя в порядок и пожелал «доброго дня»…       Арья… Когда-то он простил ей то, как они поженились. Потом, после очередного прегрешения стоившего жизни их неродившемуся дитя, дозволил остаться частью его жизни. Её затянувшееся выздоровление дало ему время на осмысление того, что случилось и на принятие решения. Он решил оставить всё, как есть — дать ей ещё один шанс. О, как тяжело ему далось тогда воздержание. Он и не думал, что снова может превратиться в похотливого юнца. Вкусив в Утёсе Кастерли её прелести по настоящему, он возжелал их вновь. Он ждал того дня, когда Тамерлан скажет, что близость не будет для Арьи опасной. Мейстер твердил об угрозе возможной беременности, как и лунного чая, для здоровья и жизни его жены, а Тайвин сжимал челюсти, глядя на то, как она порхала меж клумб с совершенно здоровым видом и «предвкушал» очередную ночь с кулаком на члене вместо женского лона. Он смотрел на неё, а она, повернув тёмную головку, взирала на него, со смесью неверия, надежды, ожидания и дерзости во взгляде. Он многое бы дал, лишь бы узнать, что за мысли бродили за высоким лбом женщины-ребёнка, от чего её губы красила шаловливая улыбка, а от чего в серых глазах мгновенно рождалась буря. В итоге он узнал — она планировала побег. И вот она вернулась. В стальном взгляде больше не было ни нежности, ни шалости, ни дерзости. Лишь остервенелая ярость волка. Он смотрел на чёткий, словно вырезанный искусным скульптором рот, на высокую, увеличившуюся после родов грудь, на тонкую талию, на утратившие угловатость бёдра, и его член начинал жить собственной жизнью, требуя только её. Всё вернулось на круги своя. Ложась в постель он думал о долгах и кредитах, а перед его глазами стояла она. Он закрывал глаза, а там была она. Он засыпал, и тогда уже она оставалась с ним до утра. Сколько раз за эти дни он хотел послать всё в пекло, ввалиться к ней покои и предъявить свои права на неё. На её тело. Но он этого не сделал. Она предала его. Она предала его доверие, и ей отныне не было места в его жизни…       Очередной бокал был осушён до дна. И очередной налит вновь.       Арья… Заскрежетав зубами, он вспомнил тот, последний вечер. Их танец. Их поцелуй. Её взгляд. Тайвин никогда не жаловался на неумение разбираться в людях, и тогда готов был поклясться, что в её глазах светилось желание быть вместе, быть рядом. Что страсть поцелуя не была наигранной, как и нежность. Она была слишком непохожа на других, слишком не искушена в кокетстве и интригах, чтобы всё это было обманом. И он, дурак, принял всё за чистую монету. Но всё это было ложью. Игрой. На неё смотрели многие, но она вела себя так, словно ничего не замечала. Ей приписывали связь с Робертом, но Тайвин знал, что это не так. Она была дочерью друга Роберта, а он для неё другом отца, и видела она в нём только друга отца. Но, может, кто-то всё-таки был? Ведь просто так не сбегают бросая всё и всех… Должно быть, где-то глубоко, очень глубоко внутри, его разум замечал предвестники того, что должно было случиться. Что-то, что сильно ранит его, иначе откуда те странные сны на грани яви, что преследовали его всю ту ночь? Эйерис и Джоанна. Её зелёное нефритовое платье. Её волосы. От чего-то чёрные волосы. Как у Арьи. И Эйерис, невероятно толстый Эйерис с чёрной бородой Роберта. Он сжимает в своих объятиях его юную кузину с тёмными, чужими волосами. Целует её. Она что-то говорит ему. Они далеко, отсюда не разобрать. Но Тайвин всё видит и не может ничего сделать — ведь Эйерис, толстый Эйерис уже король, а Джоанна пока ещё не жена ему. А потом Тайвин неожиданно оказывается у себя в покоях. Он видит себя в зеркало. Он взрослый мужчина. Когда он успел повзрослеть? Значит, и Джоанна уже не «всего лишь кузина». Он зол. Рука сама тянется к вину. Бокал. Ещё один. И ещё. Его Джоанна, как она могла?! Стоило о ней подумать и открывается дверь, и входит она — его душа, его жизнь, его всё. В покоях сумрачно. Из-за темноты ничего не разглядеть, кроме её нефритового платья и жемчуга. Его Джо так любит жемчуг. Он не видит её лица, но знает его до мелочей. Ему незачем смотреть на неё, чтобы видеть. Он и так знает. Тем более, он ничего не увидит — тьма поглощает всё. Даже её золотые волосы становятся чёрными. Но он знает — это его жена, и он вправе задать вопрос. И он его задаёт. Джоанна гневается. Он не любит, когда она в гневе. Тайвин опять виноват, раз прогневал свою кузину. Но на этот раз виноват не он, а она и Эйерис. И он ей это говорит — про короля и неё, свою жену. Её упорство злит его ещё больше. Он никогда на неё так не злился. Но они всё равно помирятся. Помирятся в постели. Так было, есть и будет. Только отчего всё так странно? Её золотые волосы. Они золотые. И глаза зелёные. И в тот же миг они тёмные, а глаза — серые. Он знает эти глаза. Это не Джоанна. Но кто ещё это может быть? Он зол. Он сдерживается. Всё плывёт. Свет слепит. На свечи невозможно смотреть. Всё качается и плывёт, как на палубе корабля. Всё размыто. Он почти не видит ничего. Он протягивает руку и хватает Джоанну. Она здесь! Он держит её изо всех сил. Он никогда и ни за что её не отпустит. Она обижена. Она вырывается. Хочет уйти, убежать. Глупая! Они вместе навсегда, и только смерть разлучит их. Он не отпустит её ни за что. Он прижимает её к себе, что есть сил — чтобы не потерять, чтобы сохранить. Для себя. Только для себя. Он несёт её на супружеское ложе, ибо только там ей и место. Свечи светят ему в спину, и глазам уже не больно. Он прозрел. Почти прозрел. Он узнаёт кровать, он узнаёт нефритовое платье Джоанны, которая посмела на себя надеть какая-то женщина. Он хватает воровку, тянет, не давая той ускользнуть. И тут же, опомнившись, понимает, что перед ним та, что нужна ему больше всего. Он силится вспомнить её имя и не помнит. Но он знает — это она. Но ему нужна только Джо. Значит, это она, это Джоанна. Просто от чего-то другая. Ну и пусть. Её кожа белее, руки тоньше и волосы у неё тёмные. Отчего они тёмные? Значит, она так захотела. Она лежит, уткнувшись лицом подушку. Он тянется к ней рукой, касается шеи. Артерия бьётся ровно и сильно. Она притворяется спящей. Она недовольна. Он обидел её. Она хочет его проучить. Пьяно усмехаясь, Тайвин спускает штаны, его член уже готов. Его Джоанна с тёмными кудрями хочет чтобы он перед ней извинился? Он это сделает. Сделает… Сделает… Сделает… С трудом прорываясь в неожиданно сухое лоно, он двигается в ней всё быстрее и быстрее, склоняется, припадая губами к шее, шепчет в тёмные волосы: «Прости меня… Прости… Люблю… ».