— Прости меня… — шепчет, едва шевеля губами, мужчина и, глядя в глаза той одной, оседает на асфальт.
Мария в ужасе шепчет в тысячный раз его имя, в попытке удержать его в сознании еще хоть на секунду и умоляет не покидать её. Она придерживает его за голову, всматриваясь в такие родные черты лица, на котором застыло выражение полного спокойствия: в последние мгновения перед тем, как его веки закрылись, глаза выражали лишь удовлетворенность тем, что она не пострадала, и эта жертва не зря. На сером асфальте довольно быстро растекалась бурая лужа крови, пачкая туфли и колени Швецовой, но ей было не до этого. Застывший у входа в Следственный Комитет Федя, бросил стаканчики с кофе на землю и подлетел к раненому другу. Быстро выуживает из кармана мобильник и набирает номер «Скорой помощи», умоляя как можно быстрее прибыть на место. Понимая, что другу с огнестрельными ранениями он ничем не поможет, Курочки взглянул на женщину, склонившуюся над телом Кораблёва: на её лице застыла гримаса боли и ужаса, из глаз непроизвольно текли слёзы, а из уст лились нескончаемым безумным потоком мольбы не покидать её. Окровавленные тонкие пальцы гладили лицо Лёни, периодически следователь резко хваталась за голову и скручивалась в три погибели, от мысли, что с подполковником это случилось из-за неё. Мудрая и почти всегда хладнокровная следователь, сейчас потихоньку сходила с ума. Она была совсем не похожа на себя, и если бы оперативник не знал, что это Швецова, никогда бы не признал бы в ней подругу. Курочкин попытался успокоить её, притянув к себе и обняв, шептал что-то успокаивающее, но она вырывалась и слала его к черту, просила её не трогать и продолжала биться в истерике, сидя в луже лёниной крови.
Вокруг места происшествия спустя пару минут собралась кучка зевак, желая узнать, что же произошло. Кто-то снимал на камеру, откуда-то слышались жалобные вздохи и вопросы о том, вызвали ли уже скорую. Из здания выбежали несколько следователей и попытались разогнать любопытных людей, оцепили территорию. Через несколько секунд раздалась сирена реанимобиля, подбежали врачи, попытались оттащить Швецову от пострадавшего, но все тщетно: она упиралась, кричала, но вдруг осознала, что мешает врачам помочь Лёне; дала им погрузить его на каталку. Быстро опомнилась, достала из сумочки ключи, села в свою машину и сорвалась с места вслед за «Скорой». Стоявший все это время на тротуаре Платонов, пребывал в некоем оцепенении, а когда скорая уехала, сел в свой автомобиль и уехал в неизвестном направлении.
Позже все узнают, что спустя еще пару минут к зданию Следственного Комитета подъехала другая скорая. Стоявший у окна пожилой мужчина не выдержал накала происходивших вокруг него событий, он схватился за левый бок и позвал Зою — она прилетела со стаканом воды и «Валидолом», вызвала помощь. Виктора Ивановича увезли в больницу с сердечным приступом.
Мария мчалась за воющей сиренами машиной скорой помощи, вдавливая педаль газа в пол в своей «БМВ», заставляя автомобиль зловеще взреветь. Её не пугала опасность потерять управление на такой скорости, следователя намного больше волновал тот факт, что «Скорая» едет так медленно. Она боялась, что они могут не успеть. Боялась, что она может не успеть. Не успеть сказать, признаться наконец в своих чувствах, помириться, ведь они так глупо поссорились. Лёня закрыл её собой, не раздумывая ни секунды, о каких ещё подтверждениях его чувств к ней может идти речь?
Наконец, реанимобиль подъехал к ближайшей больнице, из него быстро вытащили каталку; на ней лежал человек, весь обмотанный какими-то проводами, с дыхательной маской на лице, рядом с ней бежала медсестра, держа в руках капельницу. Бледное лицо Кораблёва не внушало ничего, кроме животного страха за его жизнь. Сидя в своей машине, Швецова закрыла рот рукой, в ужасе перебирая возможные варианты развития событий: один хуже другого. Она остановилась возле въезда на территорию больницы, за шлагбаум её не пропустили, но и оттуда она могла оценить ситуацию. Охранник на пункте пропуска попросил Марию переставить машину на парковку для посетителей и пациентов, и войти в больницу через главный вход, уверяя, что всё будет хорошо. Так женщина и поступила.
Утирая слёзы, Маша быстро вбежала в холл больницы, на ходу останавливаемая медперсоналом с вопросом, что же с ней случилось и все ли в порядке. Следователь откровенно билась в истерике, прося помощи у Всевышнего, лишь бы Лёня выжил. Санитарки поняли, что ничего вразумительного от женщины не добьются, пока она не успокоится, поэтому отвели её в процедурную, насильно вкололи успокоительное и отмыли от крови. Швецова быстро притихла, перестала вырываться и объяснила женщинам суть дела, попросила узнать, как там Кораблёв. Медперсонал связался с приёмным отделением, выяснил, что привезённого с огнестрельными ранениями «тяжёлого» отправили срочно в операционную и заверили, что хирург, который им занят, лучший; им стало настолько жаль изволновавшуюся женщину, что ее проводили до дверей реанимационного отделения и даже выдали халат, посадили на диванчик и пообещали сообщить по результатам.
Успокоительное было, конечно, сильным, но не длительного действия, поэтому уже спустя полчаса Машу снова начали одолевать приступы паники и слёз. Чтобы не сойти с ума, следователь начала ходить взад-вперед по коридору, в попытке успокоить нервы, но ничего не помогало: мрачные мысли посещали её голову все чаще, доводя до безумия, не оставляя сил бороться и верить в лучшее. Швецова пыталась внушить себе, что Кораблёв словно кот, у него девять жизней, но всегда закрадывалась мерзкая: «А если эта была последняя?». Отчаявшись окончательно, Маша скатилась спиной по стене, села на корточки и схватилась руками за голову, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, и зашептала:
— Лёнечка, милый мой, только выживи, пожалуйста! Прошу тебя, только живи, я готова простить тебе все шуточки, все подколы, все обиды. Любимый мой, не оставляй меня одну, прости меня за все. Господи, прошу, только пусть он выживет, — сложила руки в молящем жесте, и тихо-тихо повторяла она.
Проходившая мимо медсестра, предложила Марии успокоительный укол, но та боялась, что упустит момент, когда будут новости о Лёне. Немного посопротивлявшись, женщина согласилась, её отвели в процедурную и сделали обещанный укол. После этого она вышла в коридор, посидела еще буквально минут пять и уснула на диванчике, потому что устала противиться желанию спать.
Спустя несколько часов беспокойного сна Швецова очнулась от собственного вскрика: она снова пережила ранение Кораблёва, но только во сне. На вскрик прибежала, медсестра, которая делала укол: видимо, она дежурила здесь. Она принесла воды и уверила, что операция пройдет хорошо, она еще не закончилась. Залпом осушив предложенный стакан, Маша поблагодарила девушку и отправила её по своим делам, сказав, что с ней все в порядке.
Прошло еще два мучительно долгих часа. Из операционной вышла женщина средних лет, на ходу снимая маску и медицинскую шапочку. Она устало выдохнула и подошла к Марии Сергеевне.
— Это вы рвались к раненому? — улыбнулась усталой улыбкой хирург. На что Маша лишь кивнула, впившись глазами в лицо стоящей напротив женщины, ожидая вердикта и боясь его одновременно.
— Ну что ж, мы сделали всё, что могли. Теперь дело за вашим мужем, если захочет — выживет. А коли нет, то медицина здесь бессильна. Повезло вам с ним. Говорят, под пули из-за вас полез, спасал. Значит, дороги вы ему, берегите. Он сейчас в стабильно-тяжелом состоянии, в реанимации, если все будет в порядке, то послезавтра переведем его в палату с повышенным надзором. Не волнуйтесь так, все будет хорошо, нужно только верить, — похлопала ее по плечу женщина и пошла в сторону лифта.
В оцепенении Мария успела сказать только тихое «спасибо» в спину уходящему доктору.
POV Мария
Слава Богу ты жив. Я думала, что сойду с ума от неведения. Лёнечка, борись, пожалуйста, не оставляй меня одну. А я тебя теперь точно не оставлю. Теперь ты точно мой и только. Ты выкарапкаешься, кошара мой мартовский. Я знаю, у тебя получится. Да уж, по-другому и не назовешь ведь. И зачем я только позарилась на этого Платонова? Почему я тебя не замечала? Вот дура!
Конец POV
Раздался непонятный шум: как будто по коридору кто-то бежал, при этом звеня ключами и плача. Из-за поворота показалась стройная женщина лет тридцати-тридцати-пяти с длинными распущенными каштановыми волосами, вся заплаканная, в расстегнутом плаще и спадающем шарфике. Она неслась, никого не замечая, а за ней бежала грузная санитарка со шваброй в руке, едва поспевая.
— Девушка, куда же вы?! Туда нельзя! Куда же вы? Да без халата! — приговаривала, запыхавшись, женщина.
— Пропустите! — прорываясь через дежурную медсестру в реанимацию, кричала она.
— Девушка, вам туда нельзя! Вы к кому? — попыталась выяснить сестричка в бледно-фиолетовой униформе.
— Там Лёня! Что с ним?! Как он? Лёнечка! — продолжала вырываться нарушительница больничного режима. Ею оказалась Маргарита. Соседка узнала о ранении Кораблёва от дежурной в приёмном отделении, которая взяла трубку, когда Рита решила позвонить Лёне. Недоумевающие медсестры отвели девушку в процедурную, успокоили и заверили, что операция прошла успешно. Маргарита прошла в коридор, где сидела все это время Маша и присела рядом. Швецова лишь заметно погрустнела, поняв, что слова Лёни о том, что у него есть женщина всё же были правдой: вот она, перед тобой, МарьСергевна, полюбуйся. Не верила, посмеивалась? Получи, распишись!
В полной рассеянности Мария встала с диванчика, на ее лице застыла маска смирения на грани отчаяния. Она нехотя поплелась по коридору в направлении, как она предполагала, выхода. Погрузилась в свои невеселые мысли и спускалась по лестнице. Наконец, Швецова поняла, что безнадёжно опоздала.
