***
Она проснулась посреди ночи в своей постели. Лунный свет лился сквозь незанавешенное окно, и где-то неподалёку ухал филин. Подушка под её щекой была тёплой, лоскутное одеяло знакомым до последнего шва, но всё это было явно в новинку для Глеба, лежащего на другой стороне кровати. Приподнявшись на локте, он рассеянно озирал комнату, скользя взглядом по бревенчатому потолку, побеленной печке, сушащихся на натянутой верёвке вязанках трав и, наконец, Тане. Она улыбнулась ему. Ей хотелось окликнуть его по имени, но губы не слушались, да и её цель заключалась не в том, чтобы поговорить с ним. Нужно было сделать одну важную вещь, чтобы привести план в исполнение. Без медлительности и недоверия прошлого раза она потянулась и обхватила его за плечи, разворачивая к себе и вынуждая сесть. Неясный свет обрисовал каждую мышцу на его груди и животе, и Таня опускалась взглядом всё ниже и ниже, позволяя себе бесстыже любоваться и упираясь в след от резинки сползших пижамных штанов, которую ей хотелось очертить пальцем. Знакомый жар начал расползаться по телу. Глеб задержался взглядом на её груди, которая, Таня знала, сейчас так явно читалась под тонкой майкой. Ей хотелось узнать, насколько далеко она сможет зайти, прежде чем проснётся. Гроттер обняла его, уткнувшись носом в шею, запах одеколона и табачного дыма запоздало добрался до неё, и она подумала, действительно ли он пахнет так, или просто это деталь, которую она придумала во сне, и она воплотилась. Он ответил на объятья, забираясь пальцами под майку и оглаживая её спину, и Таня инстинктивно выгнулась от этой ласки, как кошка, которую гладят. Она поцеловала его. Сначала мочку уха, потом за ухом, быстро и невесомо прочерчивая дорожку всё ниже и ниже, и когда добралась до изгиба ключицы, то вернулась назад и прикусила нежную кожу шеи, стремясь оставить на ней свой след. Глеб отстранился, прижав пальцы туда, где уже розовело пятно. Гроттер с вызовом посмотрела в его глаза и, кажется, на миг забыла, как дышать, вновь утонув в этих двух омутах. Она не знала, что Бейбарсов прочитал в её выражении за эти несколько секунд их поединка взглядов, но в следующий момент он уже привлёк её к себе и поцеловал как тогда. Как она хотела. Как она мечтала. Тот самый поцелуй, который осознаётся лишь на миг, потому что дальше будто падает занавес, и исчезает всё вокруг, кроме скользнувшего по приоткрытым губам языка, дальше и глубже. Он повалил её на постель, подминая под себя, и она не сопротивлялась, а наоборот, притянула его к себе ещё ближе, стремясь ощущать его разгоряченное тело всей кожей. Он прикусывал её губы, втягивал её язык, балансируя на краю между лаской и грубостью, и Таня чувствовала, как вспыхнувшее в ней желание постыдно отзывается тянущим чувством внизу живота, пустотой, которая требовала заполнения. Она толкнула Глеба в бок, стремясь оказаться сверху, но не учла, что они лежали с краю, и она поняла, что падает.***
Таня проснулась по-настоящему от того, что глухо ударилась об пол. Бок засаднил, локоть ненадолго отозвался болью. — Что случилось? — над ней возникла взлохмаченная макушка Ваньки с заспанными невидящими глазами. — Я упала с кровати, — прокомментировала очевидное Таня. — А-а-а… — глубокомысленно протянул Валялкин, пытаясь рассмотреть её. — Мне приснился сон, и я неловко повернулась, вот и всё, — отмахнулась Гроттер, вставая и направляясь к умывальнику. — Ушиблась? — участливо спросил Ванька, и она вздрогнула от этой заботы в его голосе. — Фффнет, — откликнулась она, плеская в лицо прохладной водой. Губы припухли и всё ещё ощущали на себе дразнящее касание. Ей казалось, что стоит захотеть, и она даже ощутит вкус поцелуя. Внизу всё ещё предательски тянуло, и ей срочно нужно было остыть и забыться. Она начала искать штаны. — Всё хорошо?.. — недоверчиво поинтересовался Ваня. — Я выйду подышу, освежу голову, ты пока спи, — бросила уходя Таня, накидывая спортивную куртку. Скрипнула дверь. Гроттер вдохнула влажный утренний и пока по-весеннему холодящий воздух. Небо всё ещё было полно звёзд, и виднелся молодой рогатый месяц, но вдалеке, над тёмными верхушками деревьев уже занималось бледное розовое марево. Скоро рассвет. Таня облегчённо выдохнула. Никогда она ещё так не ждала утра. Потому что вторым пунктом в списке значился звонок Глебу, и осуществить это надо было в ближайшие несколько часов. Рассудив, что всё равно не сможет теперь уснуть, Таня отправилась в предбанник, скидала в печку дрова и пару кусков бересты, и малодушно выпустила искру, заставляя всё это быстро разгореться. Затем не выдержала, зашла в саму баню и подогрела парой искр чан с горячей водой. Вернувшись обратно, она приютилась на скамье возле печи и впала в полудрёму под убаюкивающий треск поленьев, собираясь с мыслями. Она могла бы просто согреть всё магией, но мысль о том, как отреагирует на это Ваня, царапнула её по больному. Конечно, он ничего ей не скажет. Но посмотрит своим фирменным ясным «когда-нибудь и ты поймёшь» взглядом. А это гораздо хуже. Ей не хотелось понимать, ей хотелось тазик горячей воды и помыться как можно скорее. Пышущий от печи жар разморил её, и разувшись, она залезла на скамью с ногами, обхватив себя за колени. В воздухе запахло тёплой древесиной, зевнув, девушка умиротворенно подумала о том, что среди всех минусов жизни в тайге есть один прекрасный плюс, и она сейчас им насладится. Выждав ещё немного для верности, она скинула одежду, скользнула внутрь и набрала в таз воды, с удовольствием начиная растирать ноги жёсткой мочалкой. Скрипнула дверь. — Ты уже растопила баню? — смешно согнувшись, заглянул в низенькую дверь Ваня. — Прямо с утра? — Что ты делаешь?! — Таня прикрыла грудь руками и отвернулась. — Хочу помыться, например? — Сейчас? — Таня обернулась через плечо и, ойкнув, отвернулась снова, Валялкин был, разумеется, без одежды. — А что не так? Застигнутая врасплох этим вопросом Таня растерялась. Действительно. Это человек, который сделал ей предложение. Который, к тому же, видел её голой несколько раз, хоть и в полумраке, но всё-таки. С которым у них даже случался секс, который можно было пересчитать по пальцам. Но ей хотелось закрыться от него, спрятаться, Гроттер было стыдно, что он видит её, будто это зрелище не было предназначено для его глаз. Она вспомнила, как лежала на диване у Глеба, любовалась им, и испытывала эту пьянящую томную эйфорию, предельную близость, ни капли смущения. Пока она предавалась размышлениям, Ваня уже набрал в таз воды и начал мылиться. Таня рассудила, что если она убежит сейчас, то это вызовет слишком много вопросов, поэтому отвинтила крышку какого-то крапивного, купленного в деревенском магазинчике, шампуня, и начала основательно втирать его в волосы, будто это было сейчас самым важным делом в её жизни. В сторону Вани она не смотрела, и когда её лопаток вдруг коснулась мочалка, она вздрогнула. — С тобой всё в порядке? — озадаченно поинтересовался он. — Да… Нет… Всё-таки нет, со мной не всё в порядке, — усилием воли заставляя себя сидеть спокойно, ответила Таня. Ванина рука энергично растирала её спину, и пока он не переходил эту грань, она чувствовала себя в относительной безопасности. — Это всё из-за сна? — прервал он её размышления. — Да, это всё из-за сна, — с чистой совестью призналась Таня, — и ты знаешь, возможно, сегодня мне придётся улететь в Тибидохс. Я пока не уверена, надо сделать один звонок, — начала она воплощать свою задумку. — Хорошо, — после паузы согласился Ваня, — если ты считаешь, что так нужно. Он медленно коснулся губами её плеча, и она торопливо вылила себе на голову воду из ковша, смывая шампунь. Это были не те руки, не те губы, она не хотела такого прикосновения. С ужасом она осознала, что сейчас Ваня ей физически неприятен. — Ты и впрямь какая-то… не такая, — донеслось ей вслед, потому что она уже выбегала в предбанник и тянулась за полотенцем. Наскоро обтёршись, она влезла в одежду, замотала полотенце на голове и быстрым шагом направилась в дом. Высушив заклинанием волосы так, что они смешно распушились во все стороны, и укротив их расчёской, она достала из ящика зудильник. Собралась с мыслями. Медленно выдохнула. Ваня скоро должен вернуться, надо сделать это быстрее. Ещё был ранний утренний час, но так Таня могла быть уверена, что Глеб дома. Если он, конечно, не проводит ночь где-нибудь у Алины… Ей вспомнились тёмные локоны, пухлые губы и крутой свод бедра. Позвонить Глебу. Она коснулась зудильника и стала слушать мелодичные гудки. Один. Ей просто надо спросить, надо увидеть его. Два. И решиться на крайне важный поступок. Три. Понять, от чего она отказывается и что может потерять. Четыре. А если он откажет ей, то она смирится. Пять. Он ведь дал ей понять, что он сам уже смирился, что не надо пытаться добиться «долго и счастливо». Шесть. И если он даже не ответит ей, то она подойдёт к столику, возьмёт янтарное кольцо и наденет на палец. Семь. Пожалуйста, пусть он ответит… Пожалуйста… И, словно, повинуясь её отчаянным мыслям, на экране возникло заспанное лицо Бейбарсова. — Таня? — он проморгался и поднёс зудильник ближе к лицу. Она слышала, как шелестит сминаемое постельное бельё и малодушно пыталась увидеть, есть ли кто рядом с ним. — Глеб… — с облегчением выдохнула она. Наступила нелепая тишина. — Глеб, я могу тебя увидеть? — собравшись с силами, спросила Таня. — Увидеть?.. — Глеб тяжело вздохнул, — Зачем? — Мне нужно сделать одну жизненно важную вещь, — как можно увереннее сказала она. Бейбарсов замолчал, пристально глядя на неё, и она ощутила, как пульс за секунду подскакивает и начинает зашкаливать, отдаваясь эхом в ушах. Она была на таком пределе, что слышала своё сбивчивое дыхание так отчётливо, будто вдыхала воздух открытым ртом. Если он скажет «нет», то я подойду к столику, надену янтарное кольцо и смирюсь навсегда… — Вот как? — хмыкнул он, — Ладно. — Сегодня, — пытаясь унять нарастающий внутри рокот, выпалила Таня. — Хорошо, — в голосе Глеба скользнуло любопытство. — Я вылечу прямо сейчас, жди меня в обед, — на одном выдохе протараторила Гроттер, внутри у неё всё пело, — я прилечу к тебе. — Как скажешь, — лишь бросил ей в ответ Бейбарсов. Они несколько секунд гипнотизировали друг друга взглядами, а потом синхронно отключились. Таня отбросила зудильник и рухнула спиной на кровать, выравнивая дыхание и мысленно вычёркивая второй пункт. Она ещё не возьмёт янтарное кольцо. Не сегодня. На крыльце послышались шаги, в дом зашёл пышущий жаром Ваня, отдышался и заметил причёску Тани. — Ты уже высохла? — Да, — приподнявшись на локтях, она бросила ему вызывающий взгляд, — тебе, может, тоже помочь? — Нет, я сам за двадцать минут высохну, у меня же не твои роскошные рыжие локоны, — пожал плечами он, пропустив её провокацию. — Я хочу котлет со скатерти-самобранки на завтрак, — продолжила она вызывать бурю. — Почему бы и нет, — самообладанию Вани могла бы позавидовать Снежная Королева, — баня с утра, котлеты на завтрак, всё, что угодно, лишь бы ты почувствовала себя лучше после того сна, сейчас заварю чай с мятой. Таня ушла за печку, рыться в вещах из старого фанерного комода, сердясь непонятно на что. В этом был весь Ваня. Делать шаг вперёд, когда она делает шаг назад, не давая ей отдалиться и заставляя её совесть глодать её за столь глупые поступки. Она вдруг подумала, что Зализина, наверное, была бы рада оказаться здесь с Валялкиным. Её бы устроили и тайга, и хижина, и комары, и отсутствие людей вокруг. Бедной Лизе бы определённо понравилось медленно плыть по течению, томно вздыхая из-за того, что она пожертвовала всем ради своей многолетней любви и уехала как жена декабриста. А чем всё это в итоге закончилось?.. Гроттер со всей злости стукнула кулаком по тёплому боку печи, чтобы боль в костяшках отрезвила её. Почему она просто не могла шепнуть локону Афродиты имя Ваньки? Все бы были счастливы: Зализина получила то, о чём мечтала, Валялкин получил девушку, которая любит его и без магии, а Таня с Глебом смогли бы быть вдвоём. Судьба сама подкинула ей карты в руки, а она вместо того, чтобы выиграть партию, решила избавиться от козыря. Хотя почему она решила, что властна выбирать, кому с кем суждено быть?.. Но всё-таки выбрала. И ценой её выбора стало то, что Бейбарсов вынуждено жил с безразличной ему девушкой, которая любила его поневоле и осталась ни с чем, как только чары развеялись. Переполненная злобой на себя, Таня отыскала рубашку поновее и почище, скептически оглядев её и надев под неё какую-то цветастую футболку. Обнаружила в одном из ящиков брошенную туда тушь, стараясь не моргать и надеясь, что она ещё не высохла, подкрасила ресницы. Впервые за май вылезла из рабочих штанов и залезла в джинсы. Бросив на себя взгляд в небольшое зеркало, она не сдержала вздоха. При слове «Алина» у неё в голове раздавался манящий перестук каблуков, и вокруг начинало пахнуть тяжёлым дорогим парфюмом с восточными нотками. У неё-то в гардеробе явно больше одной пары чистых джинсов. Хотя скорее их там даже и нет, только платья, и обязательно с декольте. — Как говорил Вольтер: «Зависть — яд для сердца», — проскрипел перстень. — А кто говорит, что я завидую? — смутилась Таня. — А я и не говорю, что ты завидуешь, разве кто-то говорит? Так, делюсь мудростью поколений, — язвительно ответил ей голос деда. — Ну да, делись, — фыркнула Таня, отгоняя крамольные мысли. Засвистел чайник. — Что у вас там происходит? — поинтересовался Ваня, высовываясь из-за печи. — Дед делится мудростью поколений и… — Оу… — прервал её Валялкин, — ты куда-то собралась? — Да, я же говорила, что мне может понадобиться улететь в Тибидохс? И вот, мне всё-таки понадобится. Ваня несколько секунд испытующе посмотрел ей в глаза, и она собрала всё своё самообладание, чтобы спокойно вынести этот взгляд. — Хорошо, — вынес он вердикт. — Хорошо, — повторила она их взаимную мантру для самообмана. — Только позвони мне, как долетишь, ладно? А то в последнее время ты забываешь это делать. Я волнуюсь, — бросил он, раскладывая котлеты по тарелкам. — Хорошо, — повторила она словно прилипшее к нёбу как ириска слово. Они позавтракали молча, и Ваня дежурно поцеловал её на прощание, провожая, и прикрыл ладонью глаза, глядя, как она улетает, пока контрабас не превратился в еле заметную точку, а затем достал зудильник…***
Замерев перед домофоном, Таня пыталась унять нарастающую панику. Нельзя было отступать, когда всё шло так, как было задумано. Дрожащими пальцами она набрала три заветные цифры и нажала кнопку вызова, думая, что это последний шанс для Глеба не дать ей совершить самую фееричную глупость в её жизни. — Да, — как назло ответил ей исковерканный динамиком, но до боли узнаваемый голос. — Это Таня… Раздался мелодичный сигнал, и дверь открылась. — Квартиру помнишь? — хрипнул ей вслед голос. — Конечно, — как само собой разумеющееся признала Таня. Пройдя мимо улыбающейся консьержки в обжигающе-алой блузке, старательно игнорирующей её контрабас, она зашла в лифт и щелкнула тринадцатую кнопку, пытаясь унять сердцебиение. Створки лифта разъехались, безэмоциональный голос оповестил её о том, что она на тринадцатом этаже. Дверь квартиры уже была приглашающе приоткрыта. — Это было неожиданно, — вместо приветствия сказал Глеб, забирая у неё из рук контрабас. На нём были чёрные джинсы и кипенно-белая рубашка, закатанная по локоть и открывающая руки с виднеющимися под смуглой кожей паутинками вен, которые Таня зачем-то проследила взглядом, в очередной раз думая, что теперь точно сходит с ума. Он закрыл за ней дверь и провернул защёлку. Этот звук напомнил ей щелчок схлопывающейся мышеловки. С той только разницей, что она знала, зачем шла, но всё равно пришла. — Я решила, что самое время, — пожала плечами Таня. Она разулась, прошла в ванную, вымыла руки, пока Глеб звенел стеклом где-то на кухне. — Я заказал роллы и купил вина, — крикнул он ей издалека. — Роллы? — Ничего, разберёшься, девушкам вроде такое нравится. Эта ремарка уколола Таню. Интересно, скольким же понравилось? На кухне он вручил ей пузатый бокал. — Обычно к морепродуктам берут белое, но я позволил себе вольность и взял красное, надеюсь, ты не против, — прокомментировал он. — Нет, нисколько. Позволять себе вольность очень в твоём стиле. Бейбарсов хмыкнул в ответ то ли одобрительно, то ли саркастично. — Идём, — позвал он её за собой, — покажу кое-что занятное. — Всё-таки завершил инсталляцию с кровью и скелетами, как обещал? — Лучше, — увлекая Таню дальше, в гостиную, заверил он. В углу стоял накрытый покрывалом прямоугольник на мольберте. Картинным жестом сдёрнув покрывало, Глеб обнажил спрятанный под ним холст. — Та-дам, — заключил он. Это был тот самый портрет. — Я… я не знаю, что сказать, — растерялась Таня, не в силах отвести взгляд и путаясь в круговороте противоречивых эмоций. — Скажи, как думаешь, — подбодрил её Глеб. — Она… цветная? — оформила свою первую мысль Гроттер. — Да. В точку. — Я не знала, что ты умеешь. — Я не не умел, я не хотел, это две разные вещи, — пожал плечами Глеб. Таня смотрела на себя и вроде узнавала, а вроде и нет. Лежащая на диване обнажённая девушка, залитая золотистым светом как патокой, была… по-своему красива? Таня узнавала свои волосы, черты лица, фигуру, но что-то неуловимое было совсем иным. Взгляд? Глубокий и выражающий что-то необъяснимое? Она даже не знала, что умеет смотреть так, а может, она смотрела так только на Глеба? — Это здорово, — выдохнула она. — Здорово? — улыбнулся Бейбарсов, — Да вы просто мастерица художественной критики, сударыня. — Не обижайся, — улыбнулась в ответ она, — это так хорошо и странно для меня — видеть себя здесь, что я просто не нахожу нужных слов. Я думала, что мне станет стыдно, и я пожалею, но ничего подобного. Наверное, это магия искусства?.. — Магия?.. Если бы, — покачал головой Глеб. — Прости, — спохватилась Таня. — Тебе не за что извиняться, ты здесь не при чем. — И всё-таки, почему она в цвете? — не унялась Гроттер, — Все твои прежние работы чёрно-белые. — Потому что она... особенная для меня? — пожал плечами бывший некромаг, задумчиво склонив голову набок, — Я хотел, чтобы это была подведённая черта. Точка над i. Законченный этап в жизни. Гроттер неловко замолчала, не зная, как продолжить разговор. Ей вдруг стало страшно и горько от услышанного. — Так что, я поделился важной новостью, а что у тебя? — словно прочёл её мысли он. — Видишь ли, — прикусила губу она, — тут проще показать, чем рассказать. Она взялась за воротник его рубашки и оттянула его, открывая шею. Там, где она помнила, виднелся след от укуса. Глеб отшатнулся. Она слышала, как его дыхание стало шумным и прерывистым. — Я понятия не имею, как это произошло, — словно оправдываясь, сказал он, делая большой нервный глоток из бокала, — слово некром... Даю тебе своё слово, — исправился он. — Я тоже, и я ни в чём тебя не обвиняю, — заверила его Таня, следуя его примеру и отпивая терпкое вино. Они стояли друг напротив друга, растерянные и совершенно не понимающие, что делать. Пункт три. Убедиться, что всё это происходит на самом деле. — Ну, раз ты выяснила то, за чем пришла, то пойдём пообедаем и проводим тебя домой, а то Ванечка будет волноваться, — вернул самообладание Глеб, отбрасывая непослушную тёмную прядь со лба, — а мы ведь не хотим тревожить его чуткую светлую натуру. Таня залпом допила бокал, наблюдая, как удивлённо ползут вверх брови Бейбарсова. Теперь ей нужно было перейти к самому важному и дикому этапу. — А вот здесь ты со своей иронией прогадал, — внезапно сбившимся голосом возразила она, — видишь ли, этой ночью я вовсе не собираюсь возвращаться.