Нагрянет смерть с твоими глазами, смерть, что плетётся за нами следом с утра до вечера, глаз не смыкая, глухая, как совести давний укор, как дурная привычка. С твоими глазами. Твои глаза — как напрасное слово, как возглас без звука, безмолвие. Такими ты видишь их каждое утро, над одиноким своим отраженьем склоняясь. О дорогая надежда, в тот день наконец-то узнаем и мы: ты — жизнь и ты — пустота. На каждого смерть по-другому посмотрит. Моя — на меня — твоими глазами, и что-то случится, как будто расстался с дурною привычкой, как будто увидел, как в зеркале мёртвое всплыло лицо, как будто услышал я сжатые плотно уста. Безмолвие. Мы погружаемся немо в пучину. Чезаре Павезе
Всё очень плохо. Ваня понял это, когда глаза Тани затуманились и закрылись. Бурая струйка сбежала по её губам, растворяясь в каплях дождя. Многоглазка в качестве приятного бонуса позволила ему лучше понимать самочувствие окружающих, и сейчас он ощутил, как тяжёлыми волнами на Гроттер накатывает боль, не та, от которой помогает целебная мазь на травах или пара заклинаний, нечто куда более страшное и всепоглощающее. Утягивающее за собой туда, откуда нет возврата. Бегло осмотрев её, он отметил неестественно подвёрнутую ногу и прерывистое хрипящее дыхание, кровь продолжала сочиться, приходить в сознание девушка не собиралась. Всё её лицо и руки мелкой паутинкой покрывали царапины, но это была наименьшая из проблем. Разрываясь между желанием помочь ей и пониманием того, что сейчас он не сумеет помочь ей ничем, Валялкин, замешкавшись, фыркнул, отплёвываясь от воды, и убрал с лица налипшие волосы. Решать нужно было сейчас. Усилием воли вынудив себя оставить Таню лежать там же, он кинулся к дому, лавируя между деревьев, и, ворвавшись, начал судорожно искать зудильник, который как назло не попадался под руку. Совершенно случайно наткнувшись на него в самом неожиданном месте, он связался с самым первым и нужным сейчас человеком, отсчитывая неспешные гудки под бьющееся в агонии сердце. — Ты чего в такое позднее время, Ваня, мамочка моя… Что случилось? — заспанное лицо драконбольного комментатора мгновенно изменилось при взгляде на друга. — Ягун, срочно зови кого-нибудь к нам сюда на помощь: Ягге, Сарданапала, Медузию, хоть кого-то, кто сможет спасти Таню. — Что? — после паузы переспросил Ягун, брови которого удивленно поползли наверх. — Таня умирает, Ягун! — сорвался на крик Валялкин, — Я ничего без магии не сделаю, ничего… Он ощутил, как глаза предательски щиплет. — То есть… как это… от чего? — с той стороны раздался скрип кровати и шарканье ног, Ягун, видимо, вылезал из-под одеяла. — Она упала с контрабаса и… Никаких подстраховочных, высота, ветки… Она просто, Древнир всё побери, упала и… — Ваня несколько раз резко вдохнул и выдохнул, удерживаясь от слёз, — Пожалуйста, немедленно проси всю помощь, какая есть, я постараюсь сделать всё для Тани, но моих теперешних способностей не хватит, она, увы, не лешак. Всё слишком серьёзно и время против нас. Она не может умереть так просто после всего через что прошла, она не должна. Ты меня понял? Повисла тишина. — Жди. И держись, — коротко бросил играющий комментатор и отключился. Валялкин спешно отыскал в сарае пилу и бегом вернулся к Тане, убедился, что она всё ещё хоть с трудом, но дышит, оглянулся, и, остановившись на разлапистой ели, отпилил её крупную нижнюю ветвь. Положив её Тане под бок, он собрался с духом и, придерживая девушку одной рукой под голову, а другой под лопатки, переместил её на импровизированные носилки. С нижней частью всё было труднее. — Прости, милая, — извинился он заранее, как можно аккуратнее передвигая её ноги, но она всё равно застонала от боли даже без сознания. — Глеб… — хрипло шепнула она. Думая, что ему почудилось, он наклонился к ней. — Глеб… — повторила она ему на ухо еле слышно и закашлялась. Валялкину захотелось оказаться на её месте. Умирать и умереть. Лишь бы не слышать этого ненавистного имени, срывающегося с любимых губ. Под глухой стеной дождя Ваня волоком потащил за собой Таню, пытаясь тревожить её как можно меньше. Дорога до дома показалась ему бесконечной, и он постоянно оглядывался, убеждаясь, что она всё ещё дышит. Перепачканные в грязи, промокшие до нитки, они наконец-то очутились в хижине. Оставив Гроттер прямо на полу посреди комнаты, чтобы не навредить лишним движением, Ваня кинулся к своим склянкам, спешно пробегаясь по ним пальцами и пытаясь подавить нарастающую панику. Что он мог? Отыскав знакомый пузырёк, он медленно влил его Тане в приоткрытый рот и прислушался. Она дышала слабо, и в груди её хрипело, но через несколько минут хотя бы боль должна была притупиться. Сломанная нога была вовсе не проблемой, то, что было не видно глазу, было куда хуже. Собрав расползающиеся в панике мысли, Валялкин вернулся к полке с лекарствами и смешал жидкости из нескольких бутыльков, плеснул в них воды из чайника. — Хорошо, что ты сейчас не чувствуешь запаха, Таня, он просто отвратителен, вот, давай, — поддерживая её голову он по ложке осторожно влил ей кровоостанавливающую смесь, — только оставайся со мной, ладно? Помощь уже в пути. Он сел рядом с ней, устало вытянув ноги. Остро пахло травами, в печи потрескивали догорающие поленья, гроза не собиралась утихать, сотрясая стекло в окне раскатами. Потянулись томительные минуты ожидания, Ваня отсчитывал удары Таниного сердца, держа её за запястье. — Я тебя тренироваться отпущу, и в магспирантуру, и в Москву, и куда угодно, будешь жить летом тут, а всё остальное время где хочешь, никогда не буду с тобой ссориться, не бросай меня, пожалуйста, только не бросай меня… Скрипнула дверь, и сердце Вани забилось с надеждой. Он обернулся, чтобы увидеть, как в дверном проёме появляется... Бейбарсов. Намокшие тёмные волосы облепили его лицо как щупальца, делая его ещё более мрачным. Вслед за ним показались болезненно бледные Лена и Жанна, опирающиеся друг на друга, под глазами их залегли тени. Ваня подавился вдохом, глядя на человека, которого умирающая Таня звала в бреду. Почему он? Что он для этого сделал? — Как ты смеешь являться сюда? — злость начала клокотать в его груди как готовый к извержению вулкан, — После всего что случилось? Кто тебя звал? Он подошёл к нему вплотную, скрещиваясь взглядами: пышущие гневом глаза цвета ясного летнего неба против холодной чёрной бездны. — Глеб... — хриплым шёпотом позвала Таня и закашлялась. — Она, — коротко бросил Глеб, пытаясь пройти к девушке. — Стой, где стоишь, — Ваня упёрся рукой ему в плечо, не позволяя сделать шаг. — Руку. Убери, — в голосе Бейбарсова зазвенела плохо скрываемая угроза. — Всё, что случилось — случилось из-за тебя, как тебе хватает наглости теперь явиться сюда, что, хочешь сделать из неё безвольного зомби, чтоб она с тобой на всю жизнь осталась, провернуть какую-нибудь некромажью дрянь, ты на это рассчитывал? Ты всё спланировал? — распаляясь всё больше, крикнул Ваня и толкнул Бейбарсова. — Если бы взглядом можно было убивать, то здесь было бы два трупа. Заткнитесь и расступитесь, — прозвучал за их спинами требовательный голос Лены. Бросив друг на друга ещё по одному испепеляющему взгляду, юноши сделали по шагу назад, позволяя Лене с Жанной осмотреть Таню. Прочертив в воздухе что-то рукой, Лена заставила Гроттер оторваться от пола и плавно переместила её по воздуху на кровать. — Вот так, а то ещё простыть ей не хватало, правда? — довольно заключила Свеколт. Её спокойный уверенный тон тут же сгладил напряжение. Они с Жанной сели на кровать по обе стороны от Тани и принялись медленно водить над ней руками, между их пальцами пробегали голубые искры. — Тебе я к ней приближаться не позволю, — предостерёг Глеба Ванька. — А я — тебе, — в тон ему ответил Бейбарсов, не отводя глаз от происходящего перед ним. Девушки соединили руки чуть ниже колена Тани, искры превратились в свечение, Жанна резко дёрнула Таню за ногу, и та всхлипнула, не приходя в сознание. Нога приняла нормальное положение. — Одной проблемой меньше, — с облегчением вздохнула Аббатикова. На лбу у неё выступила испарина, а щёки раскраснелись, усиливая контраст с бледной кожей. Они переместили руки к груди Тани и надолго зависли там, взволнованно переглядываясь. — Как вы вообще очутились здесь так быстро? — вдруг встрепенулся Ваня, — Я звал на помощь Ягге или Сарданапала, а не вас. Глеб хмыкнул, ничего не ответив. — Меньше знаешь — крепче спишь, — буркнула Лена, ненадолго оторвавшись и помахав в воздухе рукой, через всю ладонь у неё тянулся глубокий свежий порез. Несколько минут они провели в полной тишине, нарушаемой только шумом дождя, губы девушек беззвучно шевелились, искры проскакивали всё чаще, воздух вокруг их пальцев подёрнулся рябью и будто стал гуще. — Всё, — обессиленно бросила Жанна. Лена согласно кивнула. Однако на лицах некромагесс не было радости. — Почему она не приходит в себя? — спросил Ваня. — Потому что не всё так просто, — тихо ответила Аббатикова, пряча глаза. — То есть?.. — начал было Валялкин. — Жанна, мне кажется, что тебе надо немного подышать свежим воздухом, ты устала, — вклинился Бейбарсов, — Валялкин покажет тебе, где воздух свежее всего. — Сам показывай, я Таню не оставлю! — былое миролюбие улетучилось, и Ваня снова был готов ринуться в бой. — Жанна, пожалуйста… — тихо и мягко попросил Глеб. Она с тяжёлым вздохом протёрла глаза, смахнула со лба капли пота и встала. — Идём, Иван, лучше, если ты пойдёшь сам, — попросила она, выжидающе глядя на него. — Пока вы не объясните мне, что происходит, я с места не… — начал было Валялкин, но внезапно замолчал, когда Жанна начертила кончиком пальца в воздухе какой-то знак, его губы шевелились, но голос пропал. — Почему просто нельзя сделать, как тебя просят, если тебя просят вежливо?.. — с нарастающим недовольством прервала его Аббатикова, — А теперь развернись и иди на выход, — она вытянула руку вперёд и Ваня, повинуясь, зашагал, продолжая беззвучно кричать что-то в сторону Бейбарсова. — Надеюсь, вы знаете, что делаете, — бросила Жанна, задерживаясь в дверях, когда Валялкин вышел, — если ещё можно что-то сделать. Остались только Глеб, Лена и Таня. Юноша наконец-то подошёл к постели и, встав рядом на колени, погладил щеку Гроттер. Свеколт не торопилась ничего говорить, и они вдвоём прислушивались к тяжёлому, с хрипами и присвистами дыханию девушки. — Давай, не тяни, — обратился Глеб к Лене, не глядя на неё. — Она умирает. Поленья почти догорели, стоящие на столе свечи оплыли, и в полумраке лицо Тани казалось осунувшимся и неподвижным как оплывший и застывший воск. — Сколько у неё? Свеколт поднялась, подошла к Бейбарсову и ободряюще положила руку ему на плечо. — Не слишком много. Глеб накрыл ладонью лежащую на его плече руку и прижался к ней щекой, медленно и шумно выдохнув. — Мы сделали всё, что могли, но после перемещения мы не в самой лучшей форме, нам нужно отдохнуть, восстановиться, здесь нужна очень могущественная магия, кости мы срастили, но сломанное ребро проткнуло лёгкое и… — вдруг быстро и сбивчиво затараторила Свеколт. — Лена… — оборвал её Глеб, поднимаясь с колен. — Прости, Глеб… — на лице Лены плясали тени, но он увидел, как тяжёлая слеза прочерчивает дорожку на щеке всегда сдержанной и холодной некромагессы, — Я хочу помочь тебе, я хочу спасти её ради тебя, но… — Тшш… — он приобнял и ободряюще похлопал по спине, — Ты моя названная сестра, и я верю тебе как себе. Если ты говоришь, что сделала всё, что могла, значит, это так. Спасибо тебе, Лена. Свеколт смахнула слёзы и как можно тише шмыгнула носом. — Валялкин сказал, что он звал на помощь, времени не слишком много, но оно есть, мы ещё не будет терять надежду, правда? — несмело посмотрела покрасневшими от слёз глазами Лена. — Правда, — подтвердил Глеб, — поэтому, пожалуйста, иди к Валялкину и Жанне, обозначьте там посадочную площадку как-нибудь на случай, если те, кто идут на помощь, будут лететь в эту грозу. И ещё чтобы… чтобы я успел попрощаться на тот случай, если… — Никаких «если», мы будем держаться. Если у неё замедлится пульс, или она начнёт дышать хуже, то зови нас с Жанной, мы отдадим ей всё, что у нас осталось из сил, пусть этого хватит совсем ненадолго, и мы потом грохнемся в обморок, но это что-то. Дверь за Свеколт захлопнулась с грохотом крышки гроба. Глеб простоял минуту, сжав руки в кулаки, и закрыв глаза. Затем он наклонился к Тане и поцеловал её в прохладные губы. — Ближе к концу обучения старуха показала нам один очень необычный ритуал, который даже по меркам некромагов, которые, как ты, Таня, знаешь, крайне толерантны ко всему, включающему себя смерть, магию крови и жертвоприношения, считается чем-то запретным, — обратился он к ней, прижавшись на мгновение своим лбом к её лбу. — Это ритуал, позволяющий спасти жизнь другого ценой своей жизни, — продолжил рассказывать он, направляясь к кухонному столу и роясь в ящиках, — когда я услышал об этом, то сказал, что это бесполезное знание, потому что ни один некромаг не пожертвует собой ради другого. Отыскав что-то, он застыл на мгновение в нерешительности, а потом, вновь вернув самообладание, вернулся к Тане, сжимая в руке предмет. Это был нож. Тонкий и остро заточенный, словно специально созданный для этой цели. — Но Жанна, влюблённая в меня на тот момент Жанна, — с грустью в голосе продолжил Глеб, — посмотрела мне в глаза и сказала, что я неправ, потому что она бы сделала это без раздумий ради того, без кого жизнь потеряет для неё весь смысл. Его взгляд затуманился воспоминаниями, и он улыбнулся одним уголком губ. — Я тогда посчитал это слабостью и подначивал её долго, но сейчас, глядя на тебя, я понимаю, что Жанна была совершенно права. Когда всё положено на чаши весов, то ты отдашь последнее, чтобы она склонилась в твою сторону, даже жизнь. Он медленно расстегнул и скинул рубашку, а затем лёг на бок рядом с Таней, сжимая в руке нож. — Пусть во мне не осталось прежнего дара, но я знаю, что вы услышите его отголоски, вы, ждущие меня в тенях, вы, блуждающие там, куда не ступить смертному, вы ждёте меня, и я пойду к вам, — отчётливо произнёс он в пустоту, — Тартар жаждет меня, так приходите и заберите. И пустота откликнулась. Размытые тени, как те, что были на его картинах, начали тускло мерцать вокруг кровати. Воздух загустел и стал тяжёлым от запаха гнили. Безликие, бесформенные, будто сотканные из дыма и пыли, из ниоткуда на пол вываливались и вновь исчезали создания похожие на людей, но давно ими быть переставшие. Глеб встал на колени, нависая над Таней. — Я добровольно отдаю свою жизнь взамен её жизни и прошу принять жертву, принесённую моей рукой, пусть все дни мне предназначенные станут её днями, пусть моя кровь станет её кровью, моё дыхание её дыханием, — громко сказал он. Послышался смех, сухой и едкий, из темноты вышагнула на мгновение и почти сразу же скрылась тёмная сгорбленная фигура. — И ты пришла посмотреть? — спросил Глеб у канувшей обратно во мрак тени, — Ну что же, старуха, смотри, готов поклясться, что от меня ты такого не ожидала. Пробежавшись пальцами по рёбрам, Глеб остановился между пятым и шестым и приставил туда острие ножа. Темнота, казалось, обступила их с Таней со всех сторон, и была беспокойной, движущейся, сырой. До слуха Бейбарсова долетали обрывки шёпота, сухие смешки, приглушённые вскрики, чей-то утробный рык. Спиной он чувствовал, что на него смотрят множество глаз. — Я люблю тебя, Таня, и я знаю, что ты проживёшь жизнь и за меня, и за себя, и пусть мне хотелось, чтобы ты прожила её со мной, но судьба распорядилась иначе, и я её изменю. Он посмотрел на неё, удерживаясь от жгучего желания поцеловать её ещё раз, последний раз, прижать к себе, ощутить её запах, запомнить её навсегда, но закрыв глаза и собираясь с силами, он понял, что и так уже запомнил её навсегда ещё тогда, глядя в котёл в хижине в тайге, до последней чёрточки. А от его «навсегда» оставалась всего лишь минута, в лучшем случае две. И приняв неизбежное, он одним сильным ударом по рукояти вогнал нож до самого основания.***
Тане снился странный сон. Она падала и никак не могла упасть. Ей было больно и холодно, лёгкие будто обжигало огнём, она звала на помощь Глеба, но вокруг была только темнота и шум дождя. Потом шум сменился голосами, сначала встревоженными, потом злыми и громкими, а потом наступила тишина. В тишине она могла поклясться, что слышала Глеба. Он звал её, и она тянулась к его голосу, но он всё отдалялся, а Тане было с каждой секундой труднее гнаться за ним. Темнота окружала её и смыкалась на груди тугим кольцом. Чувство полета исчезло, на неё навалилась тяжесть и апатия, ей хотелось отдохнуть, уснуть, но вдруг голос Глеба донёсся до неё совсем рядом, а потом на неё словно вылили ушат колодезной воды. Таня распахнула глаза и вдохнула так, что даже стало больно. Глаза резало, хотя было темно, и она не могла понять, где она. Зажмурившись и повернувшись на бок, она пару минут лежала без движения, привыкая к происходящему. Она слышала слабый треск поленьев в печи, уловила запах трав, стук капель по стеклу, далёкий громовой раскат. Это был дом в тайге, это место ей знакомо. Открыв глаза, она уже спокойно сфокусировала зрение, с интересом посмотрела на перепачканную в грязи руку, перевела взгляд ниже и поняла, что она почему-то лежит в кровати одетой в промокшую испачканную одежду. Память навалилась на неё без предупреждения. Она прилетела сюда, она сказала Ване, что уходит от него, она пыталась улететь и… не улетела. Она падала, она потеряла сознание и очнулась здесь, значит… Лёжа на боку, она поняла, что её правая рука отчего-то совсем мокрая и, поднеся её к лицу, она поняла, что она вся перепачкана в крови. Яркой свежей крови. Её замутило. Дверь распахнулась, с запахом грозы в дом ввалился Сарданапал, его усы смирно прикидывались неживыми, проникшись важностью момента, вслед за ним зашла взволнованная Медузия, за которой виднелись Лена Свеколт и Жанна Аббатикова, пробравшись между ними всеми, зашёл и встал ближе всех к ней Ванька. Все пятеро стояли и молча смотрели куда-то ей за спину. — А что вы здесь все делаете?.. — глупо поинтересовалась Таня пересохшими губами. Во рту был мерзкий привкус железа. Вместо ответа Жанна вдруг всхлипнула и зажала руками рот, по её щекам покатились слёзы, и рыдания начали прорываться наружу. Лена, тяжело дыша, опёрлась рукой о стену и внезапно начала молча сползать на пол, но её подхватила Медузия. — Гле-е-е-е-б! — не выдержав, страшно закричала Жанна, сотрясаемая плачем, — Не-е-е-т, не-е-ет, не-е-е-е-е-е-ет… Внутри у Тани что-то оборвалось. Как во сне она обернулась и посмотрела через плечо. Глеб всё это время лежал у неё за спиной. Он смотрел на неё застывшим взглядом. Словно через подушку она слышала окружающие звуки: плач Жанны, голос Черноморова, сбивчивые фразы пришедшей в себя Свеколт. Её силой развернули к себе. Это был Ваня. Он что-то говорил ей и гладил её по щекам. Она оттолкнула его руки. — Не-е-е-ет, — вновь долетел до неё полный отчаянья крик Аббатиковой. — Успокойте их, пусть отдохнут, — раздался над ней голос Горгоновой. Она вновь повернулась к Глебу и потянулась к нему, чтобы заправить выбившуюся чёрную прядь, но не успела — искра из перстня Медузии ткнулась ей в висок, и она снова провалилась в беспамятство. Там не было ни полёта, ни падения, ни голоса Глеба. Мир просто перестал существовать.