***
— Чем сегодня занимаешься? — голос отца в мобильном был как всегда спокоен и не выражал никаких эмоций. Андрей Стеклов, кажется, взял за привычку звонить дочери каждый день, тем самым контролируя ее состояние. — Небольшой шоппинг, — ответила Есения, крутясь перед зеркалом примерочной и рассматривая новые джинсы, предназначенные для беременных — без молнии и пуговицы, а с тканевой вставкой на резинке вместо этого. — Даже так? — отец не скрывал своего удивления, — хороший знак. — Возможно. — Что так повлияло на твое настроение? С кем-то виделась? — Нет. Хотя, — Стеклова опустила толстовку на живот, оценивая видимость ее нового статуса, — Женя приезжал вчера. Хотел втянуть в работу. — Осмысловский? — Он самый, — Есения решила, что парочка новых свободных кофт в ее гардеробе точно не будут лишними, — тебя это удивляет? Я думала, ты Женю ко мне подослал. — Видимо, стоит смириться с тем, что ты всегда будешь меня в чем-то подозревать. — Видимо. — Может, пообедаем вместе? Через пару часов я освобожусь, буду в центре. — Не уверена, что успею. Собиралась к Анюле съездить, — девушка проверила кошелек на наличие снятых с карты денег — осуществлять безналичный перевод на счет магазина для беременных было слишком рискованно — отец мог отслеживать ее карту, а она пока не была готова признаться ему в том, что ждёт ребенка от убийцы своей матери, и просто от человека, которого ее отец был бы рад никогда не знать. — К Ане или всё-таки к Меглину? Есения встретилась с собственным взглядом в отражении: ее карие глаза, казалось, потускнели за последнее время и потеряли свой шоколадный оттенок. Интересно, у ребенка будут его глаза? Ей бы этого хотелось, ведь Родион обладал необычным, на ее взгляд, оттенком карих глаз — в темноте они казались почти черными, но при ярком свете меняли свой цвет на нечто, напоминающее медовый янтарь… — Если не хочешь отвечать, так и скажи, — вывел девушку из размышлений голос отца. — А ты перестань задавать глупые вопросы. — Надо учиться жить дальше, Есения. Сидение возле его могилы будет тянуть тебя в прошлое. Как и пребывание в его развалинах, которые ты приняла за новый дом. — Я не собираюсь возвращаться, пап. Давай закроем эту тему.***
На самом деле Стеклова не собиралась на кладбище — её итак подвешенное эмоциональное состояние не выдержит сейчас новых всплесков, потому разумней, как ей показалось, сейчас было решать проблему с душевным равновесием. — У меня депрессия? Или как это по-научному у вас называется, — спросила Есения, задумчиво крутя в руках простой карандаш, обнаруженный на столе врача. — Выслушав тебя, могу сделать однозначный вывод, что да. Именно в этом состоянии ты сейчас пребываешь большую часть времени, хоть твоя психика пытается защищаться — изолирование от общества тому подтверждение. В другой период времени я бы посоветовал тебе прием антидепрессантов, но риск слишком велик. Тебе необходимо взять себя в руки: в первую очередь, наладить сон. Три-четыре приема пищи в день, полноценные, не перекусы. Не хочешь сама, подумай о ребёнке — ему сейчас необходима твоя помощь, чтобы правильно развиваться. Регулярные пешие прогулки, либо лёгкий фитнес — йога, бассейн отлично подойдут. Витамины принимаешь какие-нибудь? — Бергич, с видом специалиста в своем вопросе, покосился на Стеклову поверх черных очков. — Гинеколог что-то выписывала, но я не покупала, — равнодушно отозвалась девушка, чем заставила врача нахмуриться ещё больше. — Твой организм истощен, и не только на эмоциональном уровне. Сейчас поедешь домой, и по пути заедешь в аптеку — витамины принимать будешь до самых родов, а лучше, и после них тоже. — Я так далеко не загадываю. — А надо бы, черт возьми! — Вадим Михайлович ударил рукой по столу, отчего Есения вздрогнула, — приняла решение оставить ребенка, значит, веди себя как взрослая! — Вы меня теперь воспитывать будете? — усмехнулась Стеклова, — отца хватает с избытком. — Родион был мне не чужим человеком. Я следил за его состоянием, ещё когда он мальчишкой попал ко мне. Потому судьба его ребенка меня тоже волнует, нравится тебе это или нет. И я надеюсь, что при любых сомнениях ты привезёшь ребенка ко мне — предупредить развитие болезни проще, чем удерживать её.***
Выходя из кабинета Бергича, Есения чувствовала себя как после родительского собрания — ее отчитали, взяли под контроль и обещали поставить в угол, если она не исправит свои двойки. Неожиданный эффект после разговора с психиатром. И в какой момент она стала такой ведомой? Все люди вокруг Стекловой оставляли определенный след, влияя на её мысли и действия. Одно дело, если бы это было чем-то новым и временным, связанным с нынешним состоянием смирения и переживания сложной ситуации. Но ведь она всегда была такой, иначе бы не работала с Меглиным. Не пыталась бы заслужить его одобрения, стиснув зубы и закрыв глаза на все ситуации, где он испытывал девушку, и откровенно рисковал её жизнью, будто это сущий пустяк. — Как обстоят дела с галлюцинациями? вспоминала Есения отрывок разговора с Бергичем, пока медленно шагала по пустому коридору клиники — удачное время для визита она выбрала, в часы прогулок пациентов на свежем воздухе. Зато никто не кричал и не пытался тебя придушить. — Без изменений. Я больше его не вижу. Хоть и иногда намеренно пытаюсь вызвать его на диалог. Лицо врача в этот момент радостными эмоциями не озарилось. Скорее наоборот, он помрачнел ещё больше: — Я должен тебя предупредить вот о чём: рождение ребенка — это всегда кризис и испытание для психики. Помимо гормональных сбоев, могут возникнуть и другие проблемы. — Боитесь, что я повторю историю вашей пациентки Берестовой? — Боюсь, что у тебя снова разовьётся депрессия, но уже послеродовая. Все исправимо, но тебе необходимо заранее позаботиться о сторонней помощи и прекратить жизнь в одиночестве. Рядом с тобой должен быть человек, который вовремя увидит изменения и забьет тревогу. — Я могу сделать это самостоятельно. Сейчас же меня никто к вам не направлял. — Сейчас — другое дело. До меня ты можешь просто не доехать. Рассказать тебе истории про матерей, который выходили в окно, вместе со своими детьми? — Спасибо, но жутких историй в моей жизни предостаточно. — Так ты меня поняла, Есения? Замерев у знакомой двери, Стеклова нервно сглотнула. — Поддержка организма витаминами и качественный сон — вот что особенно будет важно, но с рождением ребенка дела со сном будут обстоять не самым лучшим образом. — То есть, вы считаете, что я не справлюсь одна, без чьей-либо помощи? — При сложившихся обстоятельствах — нет. Слишком высоки риски. Твоя задача до родов — ограничить любые эмоциональные всплески. Галлюцинации и депрессия могли быть только началом. Стеклова толкнула дверь и уверенно зашла внутрь ванной комнаты. Здесь ничего не изменилось. Для них, окружающих, для тех, кто не знает всей правды. Для нее же эта комната была пропитана скорбью и ужасом. — Ты чувствуешь? Я тебя люблю. Наверное, она действительно ещё не повзрослела. Наверное, не понимала всей колоссальной ответственности, что взвалила на себя, приняв решение оставить ребенка. Ведь она сама как ребенок, наплевавший на слова умных взрослых. Потому что сейчас это был даже не эмоциональный всплеск, а самое настоящее цунами, сносящее остатки разума и контроля. Она просто скучала по нему и пыталась жить дальше. Хотела вернуть те полгода, что они провели вместе, и никогда больше не переживать последний день, в этой жуткой комнате. Не видеть его стеклянные глаза и беззвучный крик боли. Уговаривать себя, что все сделала правильно, а потом жить с этой дырой в груди, выслушивая от других, что превратилась в затворницу. Пусть Осмысловский хоть слюной захлебнётся, доказывая ей, какой Меглин — манипулятор и подонок. Она никогда не изменит своего мнения о нем, какой бы ведомой не являлась. Наверное, никогда. Никогда же?***
Есения резко открыла глаза и села в кровати, спрятав лицо в ладонях. Казалось, ночные кошмары не оставят ее уже никогда. И как тут наладить сон, по рекомендации Бергича? В буржуйке дотлевали остатки дров, и полумрак лофта лишь нагнетал обстановку, не давая возможности отделаться от страшных картинок из сновидений. Создавалось ощущение, что все ужасы, что она увидела, пока работала с Меглиным, собрались в один бесконечный фильм-хоррор, который она теперь вынуждена была наблюдать из ночи в ночь. Подкреплялось все это её старым кошмаром из детства, где девушка убегала от чудовища, и в оцепенении ждала, когда он вынырнет из темноты и покажет свое лицо. И сегодня она впервые сумела его разглядеть — им оказался Родион. Лучше бы галлюцинации продолжались, чем такое. Видимо, «эффект Осмысловского» все ещё действовал. Интересно, Стеклова стала такой впечатлительной из-за беременности или это все последствия ее насыщенного образа жизни в качестве следователя? Пока рядом с ней спал Меглин, ничего подобного не случалось. Медленно выбравшись из-под теплого пледа — пальто Родиона вторую ночь оставалось на вешалке — Есения зашагала на кухню и плеснула в стакан холодной воды. Девушка поймала себя на мысли, что правильно сделала, отказавшись от проведения вечера в архиве Меглина — красочные фотографии с места убийств точно бы не принесли ей спокойного сна. Уже возвращаясь в кровать, Есения замерла на полпути, настороженно вглядываясь в окно — странный шорох с улицы привлек ее внимание, тут же вызвав волну нарастающей паники. Именно сейчас мысль о переезде в родительский дом не показалась Стекловой такой уж бредовой. Пора отключить гормоны и заставить себя собраться! Есения подошла к окну вплотную, всматриваясь в пустынную улицу, где тишину прерывал лишь шум поездов на железной дороге. Громкий звук, словно удар металла о железную дверь, раздался со стороны крыльца. Сделав глубокий вдох, девушка перешла ко второму окну, что находилось рядом с входной дверью, и снова всмотрелась в темноту заснеженной улицы — свежие следы на ступеньках, точно не принадлежавшей ей, заставили сердце отбивать бешеные ритмы, создавая гул в ушах. Стеклова бросилась к тумбочке, где хранила пистолет и громко выругалась, не обнаружив его там. Да, с началом беременности память тоже стала функционировать хуже, и она никак не могла вспомнить, где оставила оружие. Не долго думая, девушка кинулась к столешнице и выхватила самый острый нож, что только смогла найти. Громкая мелодия мобильного заставила Есению вздрогнуть и с опасением взглянуть на наручные часы, которые она забыла снять на ночь: 5.40. Либо у отца что-то случилось, либо это чья-то злая шутка, потому что в такое время обычно ей никто не звонил. Если это очередной розыгрыш заскучавшего Осмысловского, она вонзит ему этот нож прямо в ногу, вблизи самого ценного мужского органа. Но звонок поступил с неизвестного номера, отчего внутренняя паника начала перерастать в ужас. — Не забыла обо мне? — голос Ты меня не поймаешь оказался для Стекловой скорее предсказуемым, чем неожиданным, — я уже соскучился. — И поэтому решил побегать вокруг? Чего же ты ждёшь, заходи внутрь, — уверенно заявила Есения, крепче сжав в руке нож. ТМНП рассмеялся: — Заманчивое предложение, но не сегодня. Тебе не кажется, что апартаменты Меглина — не самое безопасное место для одинокой девушки? — Только если эта девушка не умеет обороняться, — Стеклова прижалась спиной к стене, не спуская из виду входную дверь и окна, но не подходя к ним слишком близко. — А с чувством страха он научил тебя справляться? Потому что судя по твоим испуганным глазам, эмоции все же берут вверх. Есения шумно выдохнула, озираясь по сторонам и пытаясь найти место, из которого он мог за ней наблюдать. ТМНП снова рассмеялся: — Знаешь, что хищнику доставляет наибольшее удовольствие? Загнанная в угол жертва, которая считает, что всю ситуацию держит под своим контролем. Что-то ударилось об дверь со стороны улицы, приводя ее в шумную вибрацию. Похоже на комок снега, запущенный откуда-то неподалеку. — Если бы ты хотел меня убить, давно бы это сделал. Может, тогда расскажешь, зачем ты здесь? — Стеклова судорожно вспоминала, где могла оставить оружие, но никакой конкретной информации в ее воспалённый мозг так и не поступило. — Кто сказал, что я не хочу тебя убить? Смерть, Есения, бывает разной. Тебе ли не знать. После знакомства с нашими, — ТМНП громко вздохнул, — бывает и медленная смерть, которой так боялся Меглин. Наверное, сходить с ума — это тяжело. Хочу посмотреть, как это будет происходить с тобой. — Почему я? — в горле пересохло, но взять страх под контроль у Стекловой так и не получалось. А ведь когда-то она одна противостояла сумасшедшей парочке, которая резала красивых девушек на фотосессиях. Ну, почти одна. — Потому что ты — моя. — Кто это решил? — Я так решил. Снова удар снега, только уже об окно. — Мы так и будем в снежки играть? — Стеклова медленно направилась к двери, — я думала, тебе был нужен Меглин. — Думаешь, я не знал, что он одной ногой в могиле? Я лишь выжидал, когда ты останешься одна, без его защиты. — Выходит, ты мой тайный поклонник. Это даже интересно. Есения медленно взялась за дверную ручку, решив, что если разглядеть незваного гостя не сможет, то хотя бы бросится к Мерседесу и уедет прочь отсюда. Стены лофта создавали лишь мнимую безопасность, и оставаться здесь до рассвета было не в ее силах. — Ты действительно хочешь сбежать? А если у меня в руках оружие? — ТМНП отчётливо видел все ее передвижения, и это пугало. — Хотел бы застрелить меня, давно бы это сделал. Резко дёрнув ручку, Стеклова вышла на крыльцо, быстро оглядевшись по сторонам. Либо он хорошо прятался, либо уже изменил место своего нахождения. Развернувшись лицом ко входу в лофт, девушка хотела убедиться, что никого там нет, ожидая нападения со спины. Но прогадала — чьи-то руки бесшумно подошедшего сзади сдавили ее шею, и потащили обратно в лофт. Воздуха начинало катастрофически не хватать, как и сил, чтобы вырваться. В какой-то момент перед глазами все поплыло и превратилось в чёрное пятно.***
— Да, и врача захвати с собой. С виду ничего серьезного, только порез глубокий на руке. Не спрашивал, она ещё без сознания. Есения медленно открыла глаза, заметив перед собой хмурого Женю — он убрал мобильный в карман пиджака, и почему-то держал ее за руку. Яркий дневной свет неприятно резал глаза, и Стеклова зажмурилась, не сразу выдернув свою руку из теплой ладони Осмысловского. — Что произошло? — прохрипела девушка, чувствуя, что сидит на холодном бетонном полу, прижавшись к стене. — Это я у тебя спросить хотел, — мрачно отозвался Женя и аккуратно коснулся ее подбородка, поворачивая голову то вправо, то влево. — Почему ты здесь? Голова начинала трещать, как после хорошей вечеринки. Подобные ощущения часто настигали Стеклову, после случая с Субботником — парень тогда отлично заехал молотком по ее черепной коробке, оставив в напоминании о себе постоянные мигрени. — Ты сама мне позвонила. Помнишь, что произошло? Девушка во все глаза уставилась на однокурсника. — Значит, не помнишь. Сейчас приедет врач и осмотрит тебя. Кроме глубоко пореза на правой руке я больше ничего критичного не обнаружил. — Видимо, я оборонялась. У меня был нож. — Оборонялась? — ухмыльнулся Женя, — больше похоже на попытку суицида, правда вены у человека находятся в другом месте. Это так, к сведению. — Ты хочешь сказать, что я настолько слетела с катушек, что пыталась сама себя зарезать? — грубо спросила Есения, приходя в себя окончательно. Чувство злости, оказывается, неплохо отрезвляет. — Откуда мне знать? Ты в последнее время сама не своя, всякое могло случиться, — Женя сел на пол, напротив девушки. Он выглядел весьма…обеспокоенным? — На меня напали. И я не сумасшедшая. Можешь проверить входящие вызовы за ночь. — Проверял. Ты разговаривала с отцом днём, потом звонила мне — в 5.40 утра. — Ты издеваешься? — Стеклова огляделась вокруг, в поисках мобильного. Женя молча протянул ей то, что она искала — входящего вызова там действительно не оказалось.