Таким, как мы, никто уже не поможет

Есения быстро сбегала вниз по лестнице, ведущей к заветной двери лофта Меглина. Высокий каблук туфель мешал ей набрать ту скорость, благодаря которой она могла быстрее очутиться в надёжном месте, и когда раздался странный звук, напоминающий хруст, девушка в спешке стянула обувь со сломанным каблуком, и побежала дальше, не обращая внимания на мокрую и холодную землю под босыми ногами. Подол длинного белого платья уже изрядно испачкался в грязи, и постоянно попадался под ноги, рискуя обеспечить падение с крутой металлической лестницы, но Стеклову это не останавливало. Ей было слишком страшно, чтобы остановиться. И слишком больно, чтобы обернуться на мужской голос за своей спиной. Буквально влетев в лофт, Есения с силой закрыла за собой дверь, заперев ее на замок. Девушка прижалась горячим лбом к стене, стараясь выровнять сбившееся дыхание. Чем был вызван такой сильный приступ паники? И почему она решила сбежать с собственного праздника, скрывшись в аппартаментах того, кого давно уже нет в живых? Но даже сейчас находиться здесь было куда приятнее, чем в торжественном зале с мраморной плиткой и, резавшим слух, маршем Мендельсона. Одним рывком стянув фату, Есения швырнула ее на пол, будто именно это мешало ей ровно дышать. Словно фата не украшала изящную высокую прическу, а душила ее, обмотавшись вокруг шеи, как змея. Немного придя в себя, Стеклова медленно открыла глаза и повернулась. Первое, что она заметила, были засохшие кактусы. Все погибли, все до единого. И огромный слой пыли на столе и книжных полках. Здесь пахло сыростью и одиночеством, а висевшее на вешалке песочного цвета пальто теперь походило на грязный серый кусок ткани. Будто и не было его никогда. Будто он ей просто приснился, не более. И что она вообще забыла в этих развалинах? Может, Меглин — это всё-таки галлюцинация, и Есения сама себе внушила, что была знакома с ним? — Я знаю, что ты здесь, — голос Жени по ту сторону двери заставил девушку вздрогнуть, — я помогу тебе. Мы справимся с твоей болезнью, слышишь? Только перестань сбегать от меня! Есения ничего не ответила, медленно зашагав к полке с кактусами, чтобы убедиться, что растения реальные. Она дотронулась до иголки, и указательный палец пронзила острая боль. Значит, она не придумала, и лофт правда существует. — Я не хотел тебе говорить, — продолжал Женя, — но ты вынуждаешь меня. Задумчиво глядя на свой указательный палец, девушка опустила глаза, заметив пятна крови на белоснежном подоле. — Мы с Бергичем и твоим отцом специально показали тебе это место, чтобы тебе было, где укрыться, в моменты вспышек твоей болезни. Бергич убедил, что так ты легче перенесешь галлюцинации, и быстрее придёшь в себя, а мы всегда будем знать, где тебя искать. Приподняв подол платья, Есения обнаружила причину кровавых следов: глубокий порез на босой, испачканной в грязи ноге, должно быть, оставил кровавую дорожку от входа, но она даже не почувствовала боли. — Ты постоянно таскала сюда кактусы, каждый раз, когда теряла связь с реальностью. Не знаю, что этот ритуал значит для тебя, но мы не вмешивались. И странного Меглина ты тоже выдумала, убеждая нас, что работаешь с ним, и он лучший сыщик на все времена. Пойми ты, наконец, это все было лишь в твоей голове! Черт возьми, Есеня, мы пропускаем собственную свадьбу, впусти меня! Несколько торопливых, но сильных ударов по двери, от чего ее металлическая поверхность задрожала, кажется, с трудом выдерживая натиск Осмысловского. Финальный удар, очевидно, ногой, и Женя вдруг замолк. Есения облегчённо выдохнула, оставшись, наконец, в тишине. Ей нужно было найти подтверждения тому, что Меглин и стажировка у него — это правда. Женя лгал. Точно ведь лгал. Лгал ли? — Ну, что ты за человек такой, — низкий голос за спиной Стекловой ввел ее в оцепенение, — я же просил за кактусами следить. Так сложно было? — Ты, — только и выдохнула девушка, резко обернувшись: Родион, сунув руки в карманы джинсов, медленно шагал в сторону полки с кактусами, появившись из-за брезента, который служил импровизационной дверью в ванную комнату. Его волосы были слегка взъерошены, воротник клетчатой рубашки поднят, а в губах дымилась неизменная сигарета. — Хорошо выглядишь, — хмуро бросил он, даже не удостоив Есеню взглядом. Взглядом, который он был обязан ей подарить. Взглядом, который бы хоть как-то объяснил тот факт, что он настоящий, и что ему стыдно за то, что пропал почти на два года, пока Стеклова считала его умершим. — Как ты мог? — сорвалось с дрожащих губ Есени. — А ты что, поверила своему жениху? Внимательней надо быть к людям, Есения Андреевна, внимательней. Снова торопливые стуки в дверь — видимо, Женя услышал их разговор. — Я же.ты…это невозможно, — голос девушки превратился в шепот. — По-моему я это заслужил, — хмуро отозвался Меглин, встав к Есене спиной, и задумчиво покрутил в руках горшок с кактусом. От дыма его сигареты Стеклова поморщилась, едва сдерживая кашель. — Что заслужил? — Того, чтобы спрятаться, — Меглин медленно повернулся к девушке, перед этим потушив сигарету в сухой земле засохшего растения. При взгляде в его черные глаза мир вокруг словно перешёл в беззвучный режим: голос Жени, учащенное сердцебиение Стекловой, и шум проезжающего неподалеку поезда куда-то испарились. .. — Есеня! Стеклова резко распахнула глаза, не сразу сообразив, что произошло. В дверном проеме ее комнаты стоял озадаченный отец, поверх белой рубашки которого был надет фартук. С кухни тянулся аромат чего-то мясного с явно большим количеством специй. Гвоздика, паприка, базилик… Обоняние в действительности стало как у кошки, книги не обманули. — Не думал, что ты спишь, — растерялся Андрей Стеклов. — А я не думала, что ты дома, — девушка потерла сонные глаза и медленно села. — Сейчас почти три часа дня. Как ты себя чувствуешь? — Сама не поняла, как заснула. Все хорошо, — Есеня осмотрела диван в собственной спальне — она заснула без подушки, прямо на учебнике по криминалистике. — Обедать будешь? — Да, пожалуй. Пахнет вкусно, — девушка улыбнулась, надеясь тем самым снизить градус тревоги у отца. Мужчина сдержанно улыбнулся в ответ: — Ну, тогда пойдем на кухню. Как только отец скрылся за дверью, Есеня громко выдохнула, спрятав лицо в ладонях. Сонливость, которая одолела девушку с первых недель беременности, должна была пойти ей на пользу, но она не предполагала, что сны станут такой проблемой. Постоянно видеть его, говорить с ним. Непроходимое скользкое ощущение, что девушку обвели вокруг пальца самые близкие люди не покидало Стеклову уже несколько дней, с тех пор, как она переехала в родительский дом. После той странно ночи в лофте она побоялась оставаться одна, да и ее концетрация внимания падала с каждым днем — девушка с трудом помнила, что собиралась сделать час назад — как в таком состоянии можно позаботиться о своей безопасности? Вот и сейчас, по пути на кухню, Есения увидела открытую дверь в ванную и поняла, что так и не включила стиральную машину. Ушла в комнату за какой-то вещью, отвлеклась, забыла и уснула. Но не над учебником по криминалистике, а над книгой для беременных — обложку девушка поменяла намеренно, чтобы отец не увидел. Вроде, и не пятнадцать лет уже, а факт о своем новом положении она раскрыть боялась. Особенно вопроса о том, кто отец ребенка. Когда Стеклов узнает, он сожжет лофт Меглина и не спустит с Есении глаз… — Есеня, все остывает, — в коридоре возник уже слегка раздраженный отец, — стирка подождать не может? — Я уже почти закончила, пять минут, — девушка сосредоточилась на насыпании порошка в машинку, решив, что если сейчас не займется этим, то сегодня уже точно этого не сделает. Кошмар, уже с элементарной стиркой не в состоянии справиться. Мозг стал похож на желе… Есения не сразу осознавала, что отец продолжает стоять в коридоре и почему-то не уходит. — Ты поправилась? — вдруг спросил мужчина, и Стеклова осознала свой очередной промах — она скинула толстовку, чтобы постирать, даже не подумав, что останется в облегающем топе и домашних шортах, на два размера больше необходимого, чтобы не давили на живот. Так вот почему отец так пристально ее разглядывает. — Может быть. Не знаю. А что? — Ты ничего толком не ела последние месяцы, откуда тут взяться лишним килограммам? Не важно, идем. Перед тем, как свернуть на кухню, Есения быстро сменила футболку на нечто бесформенное и черное, и теперь ее небольшой живот надежно скрывала надпись «Кино» и черное-белое фото.

***

— Спасибо, было вкусно, — Есения чмокнула отца в щеку, собирая грязные тарелки со стола. — Оставь, я намою вечером, — сдержанно произнес мужчина, так и не привыкший к проявлению чувств от дочери, и выглядел весьма смущенным. — Мне не сложно. — Как твоя рука? Есения посмотрела на шрам, который уже изрядно затянулся: — Терпимо. Скоро совсем пройдет. Мобильный в кармане шорт завибрировал, напоминая о приеме витамин. Да, без напоминаний теперь вообще никуда. — Есеня, я давно хотел спросить… Пожалуй, витамины подождут. Отец как-то странно сжал ладонь в кулак, собираясь с мыслями. Похоже, для него это важно. Прочистив горло, Стеклов все же продолжил: — Что Меглин рассказал тебе? Про меня, про маму. Девушке стоило только услышать эту фамилию, как тарелка выскользнула из рук и упала прямо на кафель, разбившись на тысячи маленьких осколков. — Следовало предугадать такую реакцию, — сквозь зубы процедил Стеклов — кажется, его сильно беспокоит тот факт, что дочь все еще вздрагивает при упоминании злосчастной фамилии, — порезалась? — Знаешь, пап, — сделав глубокий вдох, произнесла Есения, — такие темы не обсуждаются как бы между прочим, за обедом. — Если бы я предупредил тебя, что хочу поговорить, ты бы снова сбежала, — мужчина принялся убирать осколки с пола, пока Стеклова так и продолжила стоять к нему спиной, боясь даже пошевелиться. «Внимательней надо быть к людям, Есения Андреевна, внимательней», — отозвался голос Родиона в голове. Он говорил это с той же интонацией, что и во сне. Очень отчетливо и громко. В ушах зазвенело, и девушка схватилась за голову, крепко зажмурившись при этом. Нет, этого не может быть. Никаких галлюцинаций, только не сейчас… Тут снова вмешался отец, который почему-то трес ее за руку, разжимая пальцы. — Есения! Широко распахнув глаза, девушка посмотрела на отца, доставшего из ее окровавленной ладони нож, который она собиралась намыть еще минуту назад. Молча, сосредоточив все внимание на руке дочери, Стеклов сжал губы и сунул руку под струю холодной воды, затем обернул ее в бумажное полотенце, пока искал в шкафчике бинт. — У меня мигрени. Резко голова болеть начинает, — зачем-то произнесла Есения, глядя, как бумага в момент пропитывается ее же кровью. Но это было не больно. Совсем. — Ты, кажется, таблетки какие-то пьешь. Видел напоминание в твоем мобильном. Можешь не рассказывать, что ездила к Бергичу, я догадывался. Рад, что мне не пришлось везти тебя силой. Мужчина завязал бинт и облегченно выдохнул: — Иди, выпей то, что он тебе выписал. Потом продолжим. Есения молча кивнула и послушно вышла из кухни. Она словно потеряла связь с реальностью на какое-то время. Может, просто снова уснула? Но, на этот раз, к ее сожалению, все было реально. Отец еще ни раз попытается поговорить с ней о Меглине. Хочет понять, знает ли она всю правду. Не доверяет ей? Думает, она будет мстить за что-то? Но ведь она сказала, что прощает его. Еще тогда, сразу после смерти Родиона. Или отец считает, что Меглин соврал на счет каких-то фактов? Не объяснишь же ему, что из-за нахлынувших гормонов желание быть чуточку сентиментальней и улыбаться ему чаще вполне естественно, и вовсе не означает всемирный заговор… Вернувшись на кухню, Есения сделала глоток воды, запив черезчур крупную капсулу, и вопросительно посмотрела на отца. — Что ты принимаешь? — Антидепрессанты, — не задумываясь, соврала Стеклова. — Бергич подозревает у тебя депрессию? — отец явно был удивлен. — А чего ты ожидал? — Чего-то намного хуже. Ладно. Я понял, — мужчина оперся руками о стол, повернувшись к дочери боком, — с этих пор имя М... его имя мы больше не произносим. Какое-то время. Мне нужна живая дочь. — Ты думал у меня развивается шизофрения, как у мамы? Теперь впадать в шоковое состояние пришла очередь Стеклова. Его руки так сильно впились в стол, что костяшки пальцев побелели. — Бергич сказал, я в норме. Волноваться не о чем. — А тот эпизод с суицидом? — Это был не суицид, сколько еще раз повторять?! Или ты Осмысловскому веришь больше, чем родной дочери? — Скажи это Бергичу, когда он увидит уже две твоих порезанных ладони, — сухо ответил Стеклов, наконец, посмотрев Есении в глаза. — Мне будет лучше, я это знаю. Просто нужно время. — Не будет, — мужчина медленно втянул ртом воздух. — В каком смысле? — Я смириться до сих пор не могу. На кухне повисла оглушающая тишина. Есения смотрела на отца, кажется, только сейчас осознав, что он чувствовал все эти годы. И это не сравнимо с ее болью, как ребенка потерявшего мать. Это что-то кардинально другое. Правда, отцу не приходилось жить с пониманием, что убил любимого именно он. — Не знаю, как сложилась бы жизнь, если бы не было тебя. Дети придают ей некий смысл. Вообще-то, в глубине души Есения надеялась, что и у нее так случится. Как по-детски перекладывать такую ответственность на еще не родившегося ребенка. Но это был его ребенок. И пока иначе рассуждать она просто не могла. Иногда Стеклова думала, что ее смыслом станет продолжение работы Меглина, особенно сейчас, когда ТМНП угрожал ей. Но внезапная беременность и ее глубокая скорбь просто не позволяли окунуться в прошлое. В их совместное прошлое. — Я, кстати, видел сегодня Женю. Он спрашивал о тебе. Волнуется. — Ты всерьез пытаешься устроить мою личную жизнь? — ухмыльнулась девушка, скрестив руки на груди. — Я лишь хочу, чтобы ты перестала циклиться. Молодая, красивая, умная… У тебя все впереди! Ты не можешь потратить свою жизнь, тоскуя по неуровновешанному алкоголику, который тебе в отцы годится! — Кажется, мы договорились не говорить о нем, — резко произнесла девушка, даже не узнав свой строгий голос. — Я говорил про имя, которое, заметь, не произнес. Хотя, знаешь, — Стеклов отошел от стола, и принялся расхаживать из стороны в сторону, — я даже рад, что это был он. Потому что он ничего не мог тебе дать, он же чувствовать даже не умел. Когда-нибудь ты это поймешь и отпустишь его. У нас с мамой все было иначе… — Много ты знаешь, — разозлилась Есеня, тут же пожалев о сказанном. Отец резко остановился, взглянув на дочь: — И чего я не знаю? — Я не хочу больше говорить. Ты никогда не умел проявлять сочувствие. А существует мнение, что дочери выбирают мужчин, похожих на своих отцов. И я согласна с этой теорией, — с этими словами девушка быстро вышла из кухни. Да, и снова она вела себя как обиженный ребенок — пыталась задеть словами, вызывая тем самым чувство вины. И какая только из нее выйдет мать? От Автора: трейлер 2 сезона долгожданного Метода не смог не вдохновить меня на продолжение) Правда, я ждала не 5 лет, а год, но не возвращалась к написанию по личным причинам — эту работу я начала в довольно тяжелом состоянии, год назад, и мне сложно погружаться в это вновь. В общем, продолжаю описывать свое видение продолжения, правда, у меня Есеня не станет жестким следователем (спойлер!), я вижу ее несколько иначе. Вот и сравним)