Таким, как мы, никто уже не поможет

— А ты не хотела бы все это забыть? — Что «все»? — Все, что ты видела. За последнее время. — Хотела, но я же знаю, что не смогу. — Знаешь, по жизни счастливы страусы. Те, кто просто живут. Ждут отпуска, смотрят «Поле Чудес» с Якубовичем… — Но я-то не страус, — неожиданно для себя самой вслух произнесла Есения, вспоминая давний разговор с Женей Осмысловским. Она тогда обратилась к нему за помощью в новом деле с Меглиным, а он, как и всегда, начал свои двусмысленные намеки. Есения не всегда понимала, где у Жени заканчивался флирт и начиналась искренность. У него всегда было при себе несколько масок. Избалованность и беспечность — то, что он демонстрировал все годы учебы, была одна из них. — Согласен, — из лофта вышел Меглин и опустился на ступеньку металлической лестницы, рядом с девушкой, — ты — Чебурашка. — Очень смешно, — усмехнулась Есения, почему-то проведя руками по своим коротким волосам, скрывающим уши. Кажется, она начинает управлять своими снами. Сейчас, вместо промозглой зимы, на улице светило вечернее летнее солнце. Где-то недалеко было слышно сверчков. И он рядом. В той же рубашке, что и в момент их разговора, на следующее утро после дела с таксистом. Только карандаша в его руке не хватает. — Я серьезно, — мужчина посмотрел на Стеклову, — ты ж наивная, как Чебурашка. Уши вечно развесишь и глазами хлопаешь. Меглин быстро заморгал, иронично изображая Есению. — А ты, стало быть, крокодил Гена, — улыбнулась девушка, подперев голову рукой. Ей было все равно, что он говорит. Лишь бы говорил и сидел вот так рядом. Живой. — Не, — Меглин перевел взгляд темных глаз в сторону железной дороги, по которой лениво тянулся грузовой состав, — я — Чудовище. Есения перестала улыбаться, пытаясь понять, что он все-таки имел ввиду за этим сравнением. — История с Чудовищем хорошо закончилась. Красавица его спасла. — Красавица могла бы жить свою прекрасную беззаботную жизнь, если бы не он. Их взгляды встретились, и оба прекрасно друг друга поняли. — Не могла. Я бы все равно поступила на юридический и искала бы убийцу своей матери. И, в конце концов, мы бы неизбежно встретились. — Это вряд ли. Брать тебя на стажировку было ошибкой. Знал ведь, что пожалею, — с этими словами Меглин резко встал и вернулся в лофт. — Это было мое решение! — Есеня, не раздумывая, последовала за мужчиной. Родион лишь громко рассмеялся. Но в этом смехе было слишком много скрытой злости: — Не было там ничего твоего! Я же говорю, ты — Чебурашка! — Я не хочу продолжать этот разговор, — девушка прислонилась к стене, почему-то опустив руку на живот. Неужели даже решение оставить ребенка не принадлежало ей? Быть того не может. Заметив этот жест, Меглин шумно выдохнул, поджав губы. Затем медленно зашагал в сторону Стекловой и остановился только тогда, когда между их лицами расстояние составило несколько жалких сантиметров, уперевшись одной рукой в стену. — Если ты сейчас скажешь, что даже это было не моим решением, я брошу тебе в лицо один из тех кактусов, — Есения указала рукой в сторону полок с многочисленными растениями, — Мне и так сложно, я даже не представляю, что меня ждет! Можешь, хоть иногда прекратить свои нравоучения и поддержать? Просто быть… Рядом. — Не могу. Не умею. Ты же знаешь, — почти шепотом выдохнул Родион. — Я тебя научу. Пришло мое время стать твоим наставником. Меглин ухмыльнулся, на пару секунд отведя взгляд в сторону. — Обними меня. Так люди поддерживают друг друга, — уверенно произнесла Есения. — Ты обратилась не по адресу. — Родион, — с нажимом повторила девушка, не намереваясь сдаваться. Мужчина выпрямился, не прерывая взгляда с Есенией. Затем раздраженно выдохнул, одними губами проговорив что-то нецензурное и неумело выставил руки вперед. Стеклова мягко улыбнулась, и, сделав шаг на встречу, крепко прижалась к мужчине всем телом, уткнувшись носом в его шею. — Спасибо, — шепотом проговорила она. — Уже все? — каждая мышца в теле Меглина была напряжена до предела. — Нет. Спустя минуту мужчина немного расслабился, кажется, даже крепче обняв Стеклову. — Что ты чувствуешь? — улыбнулась Есения, прикрыв глаза. Родион усмехнулся: — Издеваешься? — Нисколько. Постарайся ответить. — Мне все это не нравится. — Это не про чувства. — Тогда у меня нет ответа. — Думай еще, — настаивала Есения. — Думаю о том, что я — идиот. Что согласился тогда с твоим отцом, насчет стажировки. — Отец здесь причем? — Стеклова подняла голову, посмотрев на хмурое лицо Меглина, взгляд которого был устремлен куда-то за ее спину. — Он знал, что ты не остановишься в поисках убийцы. Решил, что так будет лучше — приставить тебя под мой контроль. И информацию о матери дозировано получишь, и при этом достоверную. Хотя с этим пунктом с его стороны до сих пор есть сомнения. — И с убийцей познакомлюсь лично. Прямо 3 в 1. — Андрей был уверен, что ты и недели не протянешь со мной. Недооценил твое упрямство. А еще тот факт, что ты пьяная будешь совращать своего начальника. — Это было один раз, — Есения закусила губу, вспомнив ту ночь в лофте, после дела с таксистом. — Кто ж знал, что ты так втянешься. — У самой в голове до сих пор не укладывается. — Да я не про тебя. Я уже достаточно тебя поддержал? — Засчитано, — Есения выскользнула из таких теплых объятий, — и попытка и признание. Меглин молча смотрел на девушку, даже не удивившись тому, что она прочла между строк то, что он хотел сказать. — Начни другую жизнь, Есения. Теперь, когда ты свободна от лап Чудовища. — О чем ты? — Я — мертв, у тебя есть идеальная возможность забыть все. Убийства, кровь, погони — разве так ты видела свою жизнь? Ты действительно хочешь вариться в этом? Каждый день рискуя попасть на пожизненное к Бергичу. — Родион, я… — Ну, признайся уже, что это не для тебя! Я же видел твои горящие глаза, когда ты всерьез поверила, что меня можно вылечить! Со свойственной твоему возрасту наивностью придумала себе сказку про море, нас и тихую жизнь, — мужчина схватил Стеклову за плечи и что есть силы тряхнул, — Этого не будет, Есеня, никогда! Не со мной! Ты должна понять, что без меня тебе будет только лучше! Как еще это в башку твою вбить?! — Прекрати, — Стеклова закрыла лицо руками, чувствуя, что сон выходит из-под ее контроля. Голос Меглина менялся с каждым предложением, становясь больше похожим на… — Ты представь, что я — это он. Когда-то она уже слышала эту фразу. — Женя! — Стеклова широко раскрыла глаза, не понимая, в какой момент ее подсознание заменило Меглина на Женю — рубашка, лофт, все так же. Вот только перед ней стоял Осмысловский, с фирменной ухмылкой на губах… — Не хочу! — Есения вздрогнула от своего же громкого голоса и проснулась. На улице уже стемнело, проезжающие мимо машины слепили ее сонные глаза фарами. Стеклова по-прежнему сидела в салоне старого Мерседеса, припарковавшись у дома Жени, и не решалась выйти. Ей сложно было осознать, зачем она согласилась на просьбу одногруппника и приехала. Наверное, в душе она все еще надеялась услышать хоть какие-нибудь новости о нем. Или о его старом деле. Да черт его знает, что она хотела услышать. И это так глупо. Ведь саму себя не обманешь, воспоминания не перепишешь. Мобильный резко завибрировал, прервав Есению от разглядывания пассажирского сидения и мыслей о том, как ему не нравилось, когда Стеклова садилась за руль. — У меня под окном, уже почти час, стоит тачка Меглина. Либо он воскрес и хочет меня убить, либо у тебя что-то случилось, — серьезно произнес Женя и девушка увидела его силуэт в окне. — А за что Меглину тебя убивать? Стеклова сама не знала, зачем уцепилась за эти слова. — Я сейчас спущусь. — Нет, все в порядке. Буду у тебя через пару минут. Женя открыл дверь, расплывшись в слишком довольной улыбке. — Еще никогда мне не приходилось так долго уламывать девушку просто подняться в квартиру. — Все когда-то случается в первый раз, — Есения перешагнула порог, но дальше прихожей не прошла, намеренно продемонстрировав, что раздеваться не будет, — так что там у тебя? — Сразу к делу? Даже не пройдешь? — Женя с каждым шагом сокращал расстояние между ними, превращаясь в хищника — плавные движения, улыбка, все это явно не говорило о серьезном разговоре. Стеклова выставила вперед руку, сохраняя безопасное расстояние между ними: — На меня это не действует, ты же знаешь. — Да я и не надеялся, — вдруг выдохнул Женя, в момент став собой. От улыбки не осталось и следа, — ты как? — Нормально. Так что за дело, в котором нужна была моя помощь? — Все еще не доверяешь мне? Почему? — Интуиция. — Да ты прикалываешься, — выдохнул Осмысловский, нахмурившись так, что между бровей показалась небольшая морщинка, — ты реально считаешь, что я тот псих, который названивал вам с Меглиным? Есения молча смотрела в голубые глаза парня, не зная, что ему ответить. — Дело не конкретно в тебе. Я в целом не доверяю… Людям. — То есть Меглину доверять можно было? Стеклова закатила глаза, предсказывая такое начало разговора: — Мы не будем говорить о нем. Никогда. — Как скажешь, — грубо бросил Женя и зашагал в комнату. Есения помедлила, размышляя над тем, не вернуться ли ей в машину. Но что-то все же заставило ее пойти вслед за Осмысловским, чувствуя вину перед ним за необоснованные угрозы. Доказательств, что Женя связан с ТМНП у нее действительно не было, к тому же доверять своему изрядно потрепанному сознанию было еще меньше причин, чем Жене. Парень подошел к барной стойке, на которой стояли два бокала красного вина, тарелка с фруктами и две зажженные свечи. Одним резким выдохом потушив слабый огонь в ароматных свечках, что пахли яблоком и корицей, Женя опустился на барный стул, подкинул ягоду винограда вверх, поймал ее ртом и, достав из папки черно-белое фото, показал его Есении: — Знаешь ее? Стеклова судорожно сглотнула, что не укрылось от внимательных глаз Осмысловского: — Да. Пациентка Бергича, видела ее в больничном коридоре. — Имя знаешь? — от приподнятого настроения Жени не осталось и следа — взгляд цепкий, сосредоточенный на Есене, губы плотно сомкнуты, пальцы левой руки нервно барабанили по столу, от чего начинало звенеть в ушах. Стеклова коротко мотнула головой, пряча взгляд. — Ольга Берестова, диагноз: маниакальная шизофрения. На пожизненном у Бергича. — Жень, к чему ты клонишь? — И это ты мне про недоверие будешь говорить? — ухмыльнулся парень, отпив вино из бокала, — ты в курсе, что это ее не настоящее имя? Есения сделала глубокий вдох, стараясь подавить резкую вспышку тревоги, которая была вызвана информацией, о которой знали лишь шесть человек, двое из которых — Меглин и ее мать — были уже мертвы. — Допустим, в курсе. — Хоть раз ты не соврала. Ну, и где на самом деле эта Берестова, и почему в психушке вместо нее находится другая? За тревогой пришла волна облегчения — Осмысловский знает лишь часть правды и пока не понимает, что говорит про мать Есении. — Боюсь, что тот, кто знал всю правду, уже ничего тебе не расскажет. — То есть, ты не знаешь? — Нет. Более того, я не подписывалась на допрос, когда ехала сюда! — пришла очередь Есении нападать. — Ты меня разозлила, — Женя снова отпил вина, так и не предложив второй бокал Есении. — И поэтому должна все тебе рассказывать? Пока, Жень, — Стеклова резко встала, намереваясь воспользоваться тем поводом, что Женя сам ей подарил, и пресечь их общение на какой-то срок. За ее спиной раздалось громкое ругательсво, и поспешные шаги, но Осмысловский не успел начать свои извинения — мобильный Есении громко оповестил о входящем звонке. — Выгляни в окно. От одного голоса в трубке по спине девушки прокатился рой мурашек. Кажется, на несколько секунд она потеряла связь с реальностью и забыла, как дышать. За это время рядом возник озадаченный Женя: — Кто это? Но Есении не пришлось отвечать — по ее испуганному взгляду все итак стало ясно. Кто еще мог так ее напугать, кроме как ТМНП. — Дай мне трубку, — тут же вмешался Осмысловский, но Есения не смогла выдавить ни слова, лишь прижав палец к губам, призывая к молчанию. — Евгений Осмысловский, судя по голосу, — ухмыльнулся ТМНП, — что ж, чем больше зрителей, тем даже лучше. — Чего ты хочешь? — Есения включила громкую связь, дрожащей рукой отодвинув мобильный от уха. — Я сказал: подойти к окну. Женя угрожающе помахал кулаком перед лицом Стекловой, стоило ей двинуться к большому панорамному окну квартиры. — С ума сошла?! — шепотом крикнул он, — а если он — снайпер? — Я считаю до трех, Есения, — продолжал ТМНП, — один. Осмысловский перегродил путь девушке, готовый в любой момент оказать ей сопротивление. — Два. — Что ты сделаешь, если я не выйду? — Ты потеряешь нечто очень дорогое. Сама не понимая, почему, Стеклова в этот момент посмотрела на обеспокоенное лицо Жени и осознала, что может потерять его. Прямо сейчас. — Один. — Нет! — Есения бросилась в сторону окна, но Женя успел дернуть ее за рукав куртки и притянуть к себе. Тут же с улицы раздался взрыв, от которого рядом припаркованные машины начали громко сигналить. Осмысловский повалил девушку на пол, закрыв собой. От грохота заложило уши и, казалось, стекла в квартире едва выдержали такой натиск. — Еще скажешь мне спасибо, — произнес ТМНП и сбросил вызов. Когда Есения пришла в себя и вырвалась из цепкой хватки Жени, то увидела на улице полыхающий в огне синий Мерседес. Единственное, что у нее осталось от Меглина, не считая лофта, в котором стало небезопасно.

***

Женя молча протянул стакан воды и сел рядом, прямо на пол. Стеклова не знала, сколько времени прошло, прежде чем она смогла унять нахлынувший поток слез и сделать глоток. — В конце концов, это всего лишь тачка, — аккуратно начал Женя, — никто не погиб. Есения молча кивнула, утирая слезы. Ей все равно было больно. Так, как в день смерти Меглина. Так, будто она пережила это еще раз. Так, будто снова потеряла частичку себя самой. — Может, лучше вина? — Нет, — девушка глубоко вздохнула, продолжая смотреть в окно на то, что осталось от синего Мерседеса. — Ты в стрессе, я понимаю. Любое потрясение для тебя сейчас… равнозначно трагедии вселенского маштаба. Я могу тебе как-то помочь? — Если больше не будешь давить с делами, которыми занимался не ты. Женя внимательно смотрел на девушку, закусив губу. Он продолжал хмуриться, и, кажется, чувствовал себя виноватым. — Извини, — тихо отозвался парень. — Ты думаешь, раскрытие новых дел пойдет мне на пользу. Я отвлекусь, забуду. Но это так не работает. Не надо пытаться заставить меня забыть. Я сама этого не хочу. По щеке Стекловой медленно скатилась слеза, пока ее пустой взгляд наблюдал за хаосом, что творился внизу. Что-то умерло внутри нее. Снова. Но жизнь продолжалась. У всех, даже внутри нее. — Я лишь хочу быть рядом. Поддержать тебя. Вернуть к жизни. Есения медленно повернулась к Осмысловскому, который так терпеливо ждал ответ: — Я беременна, Жень. Все еще хочешь меня поддержать? Его глаза расширились, взгляд стал рассеянным и пустым. Рот приоткрылся, жадно глотая воздух. Рука сжалась в кулак. — К.., — Женя прочистил горло и продолжил — какой срок? — Аборт делать уже поздно. Осмысловский медленно встал и зашагал к бару. Есения видела его отражение в окне: видела, как он опустил локти на стол, как в отчаянии обхватил голову руками. Как пытался прийти в себя, кажется, судорожно соображая, что ему делать дальше. — Ребенок будет такой же как он? — Я не знаю, — честно ответила Стеклова, смахнув очередную непрошенную слезу, — никто не знает. Бергич никаких гарантий не дает. Но она будет на него похожа. Внешне. — Она? — Женя обернулся. Стеклова кивнула, впервые за последнее время почувствовав что-то светлое и теплое внутри. Ее губы медленно расплылись в улыбке. — Это ничего не меняет, — спустя несколько минут вдруг произнес Женя. Есеня обернулась, не понимающе посмотрев на парня. — Я по-прежнему рядом.