***
1 год спустя — Есения, вы цвет выбрали? — Да, — голос Стекловой будто ей не принадлежал, — красный. Она как зачарованная смотрела на цвет лака, что только что выбрала, не в силах отделаться от назойливых ассоциации с кровью. Ведь оттенок был не просто красный, а скорее темно-бордовый, с мелкими блестками, которые делали его не таким жутким. Хотя, почему жутким? — Отличный выбор, — улыбнулась девушка, что делала ей маникюр регулярно в последние месяцы, но общий язык они так и не нашли, — может, чай или кофе? Точно, кофе. Может, хоть он снимет тупую головную боль, вызванную несколькими бессоными ночами? — Кофе, будьте добры, — Есения вежливо улыбнулась, смахнув с лица прядь длинных вьющихся волос — больше она так и не смогла решиться на короткую стрижку, посчитав свой поступок год назад импульсивным и глупым. Да и Жене так больше нравилось. Звонок мобильного отвлек ее от воспоминаний, которые она целый год сдерживала, не считая последних трех дней. — Звоню узнать, как дела у моей любимой жены, — как всегда добродушно начал Женя, — все хорошо? Ты сама не своя в последнее время. Честно говоря, я не хотел, чтобы ты сегодня садилась за руль. — Все в порядке, Жень, правда. Мы же это обсуждали. Я в салоне, не очень удобно сейчас говорить. — Я тебя понял. Тогда позвони, как освободишься. — Ты Татьяну Анатольевну сможешь отпустить в семь? Она хотела сегодня пораньше уйти, до купания Веры. Так что вечернее укладывание тоже за тобой. — Как же я люблю эти двухчасовые укладывания, когда засыпаешь раньше, чем ребенок, — Женя хоть и вздохнул тяжело, но явно сейчас улыбался. — Надеюсь, сегодня Вера заснет быстрее. Няня ей не дает скучать, она теперь быстро устает. — А у тебя что по плану, сбежавшая из декрета счастливая мама? — Все, как и обговаривали: сейчас маникюр, потом поужинаю где-нибудь и поеду на терапию. — Я рад, что ты согласилась возобновить встречи с психотерапевтом. Я же вижу, что ты снова плохо спишь, мигрени участились… Нас об этом предупреждали, перед родами, помнишь? — Если б не ты, я бы не решилась, честно сказать. Мне это дается… Не легко. — Ты ж умница, со всем справишься. А мы с Верой будем ждать тебя дома. Есения мягко улыбнулась, кажется, почувствовав себя самой счастливой. У нее был огромный дом, заботливый муж и чудесная кареглазая дочь, которая так широко ей улыбалась, что хотелось кричать от радости. Но ключевое слово во всем этом описании было «кажется». — До вечера, целую, — Стеклова убрала мобильный и, подняв глаза, увидела новый цвет, который только что нанес мастер на длинный ноготь указательного пальца. Нет, она, безусловно, была счастлива. И таким спокойным образом жизни обеспечила себе здоровую психику, а значит, и своей дочке тоже. Но отчего вдруг так тоскливо стало на душе? Отчего уже который день Есения испытывала острое чувство нехватки чего-то? Или кого-то. Того, о ком она уже год стралась не думать, запретив себе ездить даже на его могилу. Ведь психотерапевт, к которому Стеклова ходила регулярно до родов, по совету папы, Жени и Бергича (они точно сговорились), так и утверждал — прошлое тянет ее назад. Прошлое небезопасно и разрушает ее изнутри. Прошлое нужно оставить в прошлом, и не терзать себя ненужными воспоминаниями о том, кого не вернуть, и кто был так токсичен для нее. Ведь он принес в ее жизнь только боль и разочарования… — Вам нравится? Не слишком ярко? Раньше вы предпочитали спокойные тона, — вывела Есеню из размышлений мастер, пытаясь определить реакцию клиентки на новый маникюр. — Да, отличный цвет. Яркий, — улыбнулась Стеклова, почувствовав какой-то неожиданный прилив радости внутри. Будто она очень долго себе что-то запрещала, будто давно сидела на диете, а потом вдруг плюнула и купила большое вкусное пирожное.***
Устроившись за самым дальним столиком в кафе, Есения сделала заказ и осознала, что ей больше ничего не остается, кроме как разрешить себе эти болезненные воспоминания. Те, что не давали ей покоя уже несколько дней, лишили сна и стали поводом для беспокойства Жени и для похода к психотерапевту, сессия с которым была назначена через два часа. Задумчиво разглядывая свой новый «кровавый» маникюр, Стеклова погрузилась в события субботнего вечера, что произошли три дня назад… В тот день Есения выкроила себе выходной от декрета, ведь няню она приглашала не часто, лишь в те дни, когда у нее были запланированны какие-то дела. Хотя, такие «дела» не отличались особой важностью — маникюр, химчистка, фитнес, салон, шопинг… Типичные женские дела, на которые Женя выделил даже отдельную банковскую карту, лишь бы любимая жена ни в чем себе не отказывала. Тот майский субботний вечер Есения проводила в компании новоиспеченной подруги — девушки, с которой они познакомились еще в роддоме, оказавшись в одной палате. Да, у Стекловой появились подруги, и это по-прежнему было для нее необычно, но беззаботные разговоры о детях, быте и мужьях лишь подкрепляли ее иллюзию о нормальной жизни, которую она так тщательно, не без помощи Жени, выстраивала долгие месяцы. Когда бокалы были уже пусты, а все животрепещущие темы затронуты, и пришло время разъезжаться по домам, Женя предложил забрать Стеклову, пока счастливый дедушка проводит время с внучкой в их большом загородном доме. Есения буквально выпархнула из кафе, заметно опьянев от красного вина и приятной беседы. Она видела на стоянке припаркованный автомобиль, и, как в нашумевшей мелодраме, буквально бежала в сторону улыбающегося мужа. Но именно в этот момент фильм оборвался, вернув ее в реальность. — Оля! — окрикнул ее незнакомый женский голос с улицы, — это ты? Есении стоило не реагировать и идти дальше, но имя матери подействовало на нее как ведро с ледяной водой, которое на нее только что вылили. Девушка резко остановилась и обернулась на голос: по тротуару, освещенному тусклым фонарем, шла женщина лет сорока. Она сильно ссутулилась и все время дергала свой серебрянный крестик, что висел на ее груди. Заметив Стеклову, она замедлила шаг и, во все глаза уставилась на «Олю». — Есеня, садись в машину, — вмешался Женя, уже готовый выйти на улицу и прервать этот странный разговор. — Столько лет прошло, а ты ни капли не изменилась, — продолжала женщина, подходя все ближе. — Мне кажется, вы меня с кем-то путаете, — мягко улыбнулась Есения, но с места не сдвинулась. — Да как же тебя спутаешь. Ты, Оль, как спишь по ночам? Крепко? — Я вас не понимаю… — Да все ты понимаешь! — внезапно голос незнакомки стал громким и полным злобы, — думаешь, я не знаю, что ты его убила? Никто мне верить не хотел, но я-то знаю правду! — Убила кого? — Стеклова почувствовала острую потребность разобраться в происходящем. Уйти сейчас, значит упустить ту тонкую, едва заметную нить, что связывала ее с прошлой жизнью, о которой все вокруг говорили ей забыть. И у нее почти получилось. Но скука… Ей было слишком скучно, это она четко осознала в ту самую минуту. — Ты посмотри, она еще издеваться думает! — женщина разозлилась не на шутку: ее рука сжалась в кулак, верхняя губа дернулась в презрении к той, с кем Есению спутали, — дрянь! Резкая пощечина отозвалась звоном в ушах и горящей кожей. Все, что происходило дальше, было за гранью ее контроля: незнакомка снова занесла руку, чтобы ударить Есению, продолжая выкрикивать различные оскорбления в ее адрес. В долю секунды Стеклова ухватилась за заколку, которой были убраны ее волосы — удлиненная заколка с острым концом оказалась как нельзя кстати — и замахнулась на женщину, намереваясь что есть силы ударить ее по плечу. В сознание ее вернул Женя, который оказался вовремя рядом, и успел перехватить ее руку. — В машину садись, — спокойно произнес он, когда их взгляды встретились. Он хмурился, не став при этом комментировать произошедшее. Все еще дрожа от нахлынувшей ярости, Есения резко развернулась и зашагала в автомобиль. — Ваш цезарь с курицей и стакан морса с лимоном, — вежливо улыбнулся официант, поставив на стол заказ Есени. Стеклова от его неожиданного голоса вздрогнула и одним резким движением пересела в дальний угол дивана, всем телом повернувшись к потенциальной опасности, чтобы видеть его лицо. Она уже хотела потянуться за туфлей, намереваясь воспользоваться преимуществом длинных каблуков, но вовремя пришла в себя, заметив озадаченного молодого человека. — Извините, я не хотел вас напугать. — Все в порядке, это вы меня простите, — на выдохе тихо произнесла Стеклова, пряча лицо в руках. Вдох-выдох, вдох-выдох… Переместив взмокшие ладони на лоб, Есене на глаза попался стакан ее морса — ярко-красный напиток, с долькой лимона на дне. Она всегда его заказывала, но почему именно сейчас красный цвет ее так гипнотизирует? Почему к ней вновь вернулись забытые рефлексы, стоило встретиться с той непонятной женщиной? Почему она еще не звонит в панике Жене, желая повесить решение происходящих проблем на него, как это случалось весь последний год? Нельзя погружаться в прошлое, нельзя вспоминать «наших». Эта жизнь не для нее, это очень опасно и губительно для ее здоровья и семьи, которую она так бережет от того, кем может стать. Она сама сделала этот выбор и жалеть о нем сейчас было особенно глупо. Нужно нести ответственность за то, что делаешь... Есения опустила на стол сначала руки, затем голову и начала методично размешивать что-то невидимое в стакане морса трубочкой, глядя как лимон при этом медленно крутиться по кругу. Ее определенно это успокаивало. Но мысль, которая пришла к Стекловой в ходе этого самооанализа, заставила девушку оставить трубочку в покое и тупо уставиться перед собой. Она так долго запрещала себе вспоминать о прошлом, что, казалось, случись это и мир рухнет. А она так этого боялась. Однако, ничего подобного не произошло. А рефлексы, которые к ней так неожиданно вернулись, наоборот вселяли уверенность в собственных силах. Она ведь когда-то умела решать свои проблемы, она была смелой и бескомпромиссной, так даже Женя о ней как-то сказал. И куда делать эта Есеня? Когда стала играть не свою роль, жить не свою жизнь, посчитав, что так будет лучше? И, опять же, было ли это ее решением? Есения вспоминала все сеансы с психотерапевтом и вдруг, словно протрезвела. Вдруг ей показалось, что специалист медленно, но верно навязывал ей мысли о необходимости нормальной жизни. Мысли, которые принадлежали Жене, не ей. Ее мозг словно отформатировали и превратили в желе. И ТМНП перестал звонить… Перестал или и этот вопрос Женя тоже взял под контроль? Есеня так долго запрещала себе вспоминать о тревожных звонках, что тут же заметила ряд мурашек на руках. Ее тело реагировало быстрее, чем мозг. И ведь о работе в следственном комитете Женя никогда не рассказывал. Тема работы была под запретом, ибо вечерами обсуждать он это не хотел, да и Есене ни к чему знать о новых убийствах в городе. Она тогда согласилась, больше думая о предстоящих родах и ребенке. Но если тогда ею повелевали гормоны, то что происходит сейчас? Стеклова так долго была погружена с свои мысли, что совсем потеряла счет времени — взглянув на часы, она поняла, что уже опаздывает. Конечно, возросший скептицизм не особо располагал к беседе с психотерапевтом, но ей нужно было проверить свои догадки. Быстро доев свой салат, девушка расплатилась и выскочила на улицу, освещаемую вечерним майским солнцем, еще не догадываясь, что ее ждет через полчаса…