Таким, как мы, никто уже не поможет

— Стеноз гортани, обычное дело у малышей, — заключила высокая, тучная женщина, возвращая стетоскоп на шею, — Вера как себя накануне чувствовала? До поднятия температуры. — На днях насморк появился, — взволнованно ответила Есеня и усадила Веру на колени, всячески пытаясь отделаться от ассоциации с больницей Бергича — два человека в белых халатах топтались по гостиной её дома, и от одного вида в их сторону хотелось бежать. Видимо, по этой же причине Родион молчаливо ушёл на кухню, наблюдая за происходящим с безопасного расстояния. Одна только Вера с интересом рассматривала гостей, реагируя радостной улыбкой на подмигивания от молодой девушки — фельдшера, что стояла за спиной врача. — Такое случается, не пугайтесь: ребенок приболел, затем лег спать и в этом положении стремительно развился отек тканей, что и вызвало кашель и затрудненное дыхание. Вы вовремя нас вызвали, осложнений не развилось, легкие у девочки чистые. Приготовьте ингалятор, будем учиться дышать. Теперь это ваш помощник на все времена. Есеня слышала женский голос словно сквозь толщу воды, глупо хлопая глазами при этом. Женщина старательно пыталась успокоить встревоженную маму, каких она наверняка видела регулярно, но на Стеклову это совсем не действовало. Как только врач начала осматривать Веру, она словно провалилась во вторую фазу переживания стресса — то состояние, когда ты начинаешь медленно соображать, ни черта не можешь запомнить и в целом выглядишь как заторможенный идиот. Организм получил повышенный уровень кортизола, и как только ситуация прояснилась и опасность отступила, мозг словно ушёл в спячку, оставив после себя только трясущиеся руки. — Есения Андреевна, ингалятор принесите, пожалуйста, — слегка повысив голос, снова обратился к ней врач. — Да, конечно. Сейчас. Он где-то в спальне, — Стеклова встала, прижав к себе Веру, и направилась к лестнице. — Физраствор у вас есть? — бросила ей вслед фельдшер. — Вроде был. Да. Стоило Есене поднять ногу, как она запнулась на первой же ступеньке, едва не рухнув на пол вместе с дочкой. — Иди, я её подержу, — Меглин в одно мгновение оказался рядом, вовремя ухватив её за локоть. — Точно? — в ужасе выдохнула Есеня. — Да не переживайте вы так! Что отец с собственным ребёнком не справится? — усмехнулась врач, — вам же проще будет. Конечно, эти две женщины понятия не имели, что происходило в её семье, и как странно прозвучала последняя реплика для Есени и Родиона. Сейчас они не играли в эту самую семью, как при знакомстве с Пиночетом. Они были этой семьёй, хоть и временно. — Я быстро, — Есеня трясущимися руками передала дочь Меглину, ожидая привычной истерики и хватания детских ручек за её волосы. Но, к её же удивлению, Вера спокойно перебралась к незнакомому дяде с бородой, которая увлекла её ещё больше, чем стетоскоп пару минут назад. Родион выглядел растеренным, хоть и старательно пытался это скрыть под хмурым взглядом и тем, как крепко он держал ребенка, словно боясь уронить. — Че встала-то? Иди уже, — наконец, проговорил он и Стеклова, уверенно кивнув, вбежала вверх по лестнице. В какой-то момент она все же остановилась, чтобы ещё раз взглянуть на происходящее внизу и убедиться, что это был не сон: Родион медленно зашагал в сторону кухни, все внимание устремив на Веру, что дергала его за бороду. Затем девочка ткнула пальцем в щеку, словно проверяя на ощупь, из чего сделан этот загадочный гость. После — в нос и в лоб, едва не попав Меглину в глаз. Тот прищурился, ожидая такого исхода, и это невероятно развеселило ребенка, после чего она продолжила свои манипуляции, заставив, наконец, мужчину мягко улыбнуться ей в ответ. Пока Есеня и фельдшер разбирались, как работает подаренный кем-то прибор, что ещё ни разу не приходилось использовать, Вера даже не думала возвращаться к маме на руки — устроившись на коленях у Меглина, которого врач заставила сесть на диван в гостиной, девочка хлопала по большой мужской ладони, изображая игру в «ладушки». — Вы должны перемешать пульмикорт и физраствор, дозировки я вам напишу. Помните, что чем больше физраствора, тем… Есеня правда пыталась слушать наставления фельдшера, но её взгляд и мысли постоянно устремлялись в сторону тех двоих, что сейчас на диване играли в только им понятную игру. Родион молчал, не зная ни одной детской потешки, но его улыбка и та нежность, с которой он поглядывал на Веру, кажется, умиляла даже врача, что стояла с ними рядом. После долгой ингаляции, на время которой Вера решительно отказалась идти к маме, врач послушала ребенка ещё раз, дала на подпись отказ от госпитализации, но все же настояла на уколе преднизолона, во избежании нового приступа. Вера Стеклова стойко выдержала и эту процедуру, позволила себе заплакать, но ровно до того момента, пока снова не отвлеклась на колючую бороду. Наконец, двери и ворота оказались закрыты, в доме тревожная обстановка сменилась усталостью и невероятным облегчением. Есеня лежала на диване, под треск камина тихо напевая колыбельную, и аккуратно гладила засыпающую Веру по голове. Та крепко сжимала её указательный палец, время от времени с интересом поглядывая в сторону сидящего на полу Меглина, но все же сон одолел ей довольно быстро. — Заснула, — облегченно выдохнула Есеня, все еще ощущая лёгкий тремор в руках. Родион ничего не ответил, молча наблюдая за ней уже несколько долгих минут. Он сидел напротив, оперевшись спиной о стену. Почему-то, при взгляде на его задумчивое, серьезное лицо Стекловой вспомнился тот вечер, когда он передал ей ключи. «Чтобы всегда было куда идти». И тот его взгляд, и блеск в тёмных глазах от языков пламени, и тяжёлый вздох — все это слишком напоминало происходящее в гостиной большого и уютного дома. Дома, где жила его семья, но этот дом никогда не принадлежал ему самому. Здесь на стенах висели чужие фотографии, в шкафу — чужая, не по его размеру, мужская одежда, а полка с элитным алкоголем была заставлена теми напитками, которые он не пил. Здесь его бывший друг Андрей Стеклов часто ужинал, интересуясь не его жизнью и не его работой, и в спальне Есеню обнимал снова не он. Даже обручальное кольцо на женском пальце напоминало, что все же это не его семья, и не он давал клятву «в любви и верности». Вера… — О чем думаешь? Родион как-то странно посмотрел на Есеню, ожидавшую от него ответа уже какое-то время. Он не сразу услышал вопрос. — Ты бы поспала, пока есть возможность, — внезапно охрипшим голосом произнес он. — Ничего, мне не привыкать. Я научилась высыпаться и за два часа после рождения Веры. Младенцы, как оказалось, спать не любят совсем, — улыбнулась Есеня, подперев голову рукой, — мне жаль. — Что именно? — Жаль, что мы не прошли через это вместе. Умела же Стеклова поднимать эти неудобные, вызывающие горький привкус во рту темы. — Я бы не смог помочь тебе так, как это сделал твой Женя. Все было правильно. — Сегодня же помог. — Сегодня был особый случай. Ты же не думаешь, что я могу сутками возиться с ребенком, превратившись в клоуна? — Мне кажется, ты сейчас сам себя переубедить пытаешься, — нахмурилась Есеня. — Нет, это ты по привычке все идеализируешь. Ничему за время работы у меня не научилась, — шумно вздохнул Меглин, отведя взгляд в сторону. — Ты боишься даже попробовать, в этом проблема? — Нет никакой проблемы. Абсолютно. Родион медленно встал и подошел к окну, повернувшись к Есене спиной. — Я буду просить у Жени развода. Сразу, как он вернется. Не хочу больше врать. От самой себя противно. — Ты не можешь с ним сейчас развестись. — Это еще почему? — Стеклова медленно села, высвободив свой палец из маленькой ручки. — А если он и есть ТМНП? Чем ближе ты к нему сейчас, тем проще будет его же раскусить. — Это не он. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Иначе как я могу оставлять с ним наедине Веру? — А ты больше и не оставишь. Как хочешь, но Вера должна быть рядом с тобой и точка, — Меглин повернулся, — больше никакой самодеятельности в виде бардака в моем архиве или попыток заставить Артема заговорить. — Но я не… — Ты меня услышала. Стеклова промолчала, недовольно поджав губы. — Понравилось тебе? — О чем ты? Меглин вернулся к дивану, внимательно посмотрев на девушку: — Артема мучить понравилось? Как остановила-то себя? — Не знаю. Но было сложно. Меглин усмехнулся и снова сел на пол. — Я опасна, да? Мужчина промолчал, глядя прямо в её испуганные глаза. — Значит, и для Веры я тоже опасна? — Ну, сегодня же в руки себя взяла. Чем больше ты с ней, тем меньше ты провоцируешь психику на то, что может взять над тобой верх. — Я не дам тебе убивать. Бергич запретил. Меглин криво улыбнулся: — А есть те, кому Бергич убивать разрешает? — Родион, это не шутки. — Разрешишь ТМНП и дальше манипулировать тобой? Есеня не знала, что ему ответить. Кажется, это тупик. Но кто-то же должен принести жертву, во имя чего-то лучшего, что может у них быть. Вместе или по отдельности, уже не имело значения. — Мне твои жертвы не нужны, даже не думай об этом. Стеклова в изумлении посмотрела на мужчину: — Мысли читаешь? — У тебя же все на лице написано.

MILKOVSKYI — Колыбельная

Есеня спустилась на пол, приблизилась к Меглину, и села напротив, скрестив ноги по-турецки: — Что тебе нужно? Родион подозрительно прищурился, всматриваясь в уже ставшими родными черты лица, хоть и память не хотела возвращаться к нему полностью. Но что-то было в этой наивной девчонке даже сейчас, с дерзкой короткой стрижкой, осунувшимся лицом и парой едва заметных морщинок, говоривших о резком взрослении в его отсутствие. Что-то такое, что было только для него и ни для кого больше. Если где-то там, на небесах, каждому заранее предполагалась пара, то вот эта девчонка точно была создана именно для него. И он будто всю жизнь ждал её рождения, даже не осознав, что это она, когда увидел впервые, в пятилетнем возрасте. — Мне нужно, чтобы ты умела приручить своих демонов. Вот старый дурак. Достаточно было сказать «Ты. Ты мне нужна». — Что еще? А она не промах. Все поняла. Снова все поняла. — Чтобы ты не творила глупостей, как в тот день, когда я сказал тебе остаться в машине, а ты все равно приперлась, за что и получила пулю от Стрелка. — Вспомнил, — по-детски улыбнулась Есеня, — ты не можешь все время меня спасать. Даже если дал слово моей матери. — Могу. Твоя жизнь ценнее, чем моя. Именно поэтому мне нужно, чтобы ты оставила идею жертвоприношения во благо моей нездоровой головы. — Моя жизнь, где нет тебя, цены никакой не имеет. Меглин шумно выдохнул, ответив не сразу: — Вера бы сейчас с тобой поспорила. Черт возьми. Весомый аргумент, на который Есене было нечего возразить. — Это не честно, — прикусила губу Стеклова. — Что именно? — Ты делаешь выбор за нас двоих. — Имею такое право. Я — старый и мудрый. Есеня широко улыбнулась, заметив такую же реакцию на усталом, мужском лице. — Я хочу поговорить о маме. — Слушаю. — Почему она не осталась с тобой? — Потому что любила твоего отца. — А тебя? — Зачем тебе это? — нахмурился Родион. — Хочу понять, какие между вами были отношения. — Повторяю свой вопрос: зачем? — Меня злит тот факт, что вы были вместе. — Тогда, может, тем более не стоит знать подробностей? Ты отлично умеешь себя накручивать на пустом месте. — Я все время думаю о том, что ты меня не видишь. Помнишь дело Цветкова? — С трудом. — У тебя случился приступ, когда мы выходили из университета. Не знаю, что именно ты видел, но тогда назвал меня Олей, трёс за плечи и спрашивал, чего я хочу. Ты постоянно видел её, да? — Есеня, — вздохнул Родион, кажется, тщательно подбирая слова, — я не могу контролировать то, что выдает моя психика в момент острой фазы. Не ищи в этом тайный смысл. И перестань конкурировать с призраком в своей голове. — Я очень виновата перед Женей. Кем бы он в итоге не оказался, я все равно поступила подло. И я очень боюсь оказаться…на его месте. Когда на тебя смотрят, но на самом деле видят не тебя. — Так вот в чем дело, — Меглин подался вперёд, не прерывая взгляда, от которого бежали мурашки по коже, — чувство вины — штука мерзкая, уж я-то знаю. Научись её усмирять, иначе натворишь глупостей. — Я уже натворила. — Значит, исправляй. Все твои эмоции — в голове. Заглушить их нельзя, но взять под контроль — вполне. — Ты уходишь от ответа. — Есеня, прекрати откладывать в голове яйца из говна. Я устал объяснять очевидные вещи. Девушка опустила голову, так ничего и не ответив. Она чувствовала его раздражение в каждом выдохе, во взгляде, что до сих пор был направлен в её сторону. Но ничего не могла с собой поделать. Она должна была спросить. Должна была получить доказательство того, что он все еще с ней, по-настоящему. Не физически. Ментально. И сколько же ещё этих доказательств ей потребуется? После того, как Меглин «умер», а потом потерял память, она, словно маленький ребенок, отчаянно искала подтверждения его чувствам, боясь, что он снова забудет. Его же такое поведение невероятно злило, а Есеня при этом ощущала себя той самой пятилетней девочкой, которая увидела рядом с мамой незнакомого мужчину с бородой. Он пришёл к ним домой, когда папа был на работе. Молодые люди долго ругались в прихожей, пока мужчина не ушёл, громко хлопнув дверью. Есеня не была уверена, что видела тогда именно Меглина, и что её память не играет с ней злую шутку, но воспоминание оказалось очень ярким и четким. После этого она никак не могла перестать думать об их отношениях с Олей, и постоянно загоняла себя на отвратительные, прогнившие эмоциональные качели, сидя на которых начинало моментально тошнить. — Я вижу тебя. Только тебя. Стеклова резко подняла голову, в удивлении заглянув в карие глаза. — Такой ответ тебя устроит? — Спасибо, — глупо улыбнулась Есеня, в ответ на его ухмылку. — И часто мне придется об этом говорить? — Если согласишься уехать со мной и Верой, то больше никогда. Улыбка испарилась с губ мужчины. Он отстранился, снова облокотившись о стену. — Ты разве не думал, что будет дальше, когда история с ТМНП закончится? — Думал. Но наши представления о будущем расходятся. — Сделай это ради меня. И ради неё. — Ты начинаешь манипулировать, прекращай. Меглин вдруг встал, раздраженно посмотрев на девушку: — Есеня, тебе нужно повзрослеть. Я не стану заменой твоего отца, никогда. Хватит путать эти роли и ждать от меня постоянных признаний. По началу я мирился, думал, тебе просто нужно время, но спектакль затянулся. Я взрослый мужик, который трахает тебя на письменном столе. И да, я больше всего на свете хочу, чтобы с тобой все было в порядке, но черт возьми, не жди от меня походов в зоопарк по воскресеньям и подтирания твоих соплей после каждого нового каприза! — В таком случае, перестань решать за двоих и говорить мне, что делать, я ведь больше не твой стажер! — Есеня подняла уверенный взгляд на мужчину. — Взрослые люди учатся договариваться друг с другом и решать проблемы общими усилиями, а не запирая кого-то одного дома! Тебе же нравится меня контролировать, о каком взрослении может идти речь?! — Это тебя-то дома запирают? Интересно, как при таком раскладе у пациента Бергича сегодня обе ноги оказались проколоты острым предметом! Твою мать, Стеклова, я же пытаюсь помочь тебе! — Ты пытаешься меня воспитывать! — Есеня встала на ноги, — потому что моя мама этого хотела! Ты сам не даешь мне быть взрослой рядом с тобой! Вера, мирно сопящая на диване все это время, вдруг заворочалась, разбуженная громкими голосами. Есеня мгновенно оказалась рядом, начиная напевать знакомую песню и гладить девочку по голове. Эти несколько минут вынужденной тишины заставили обоих перевести дыхание и усмирить ту злость, что рвалась наружу. — Извини, — прошептала Есеня. — Подойди. Девушка тут же обернулась на Меглина, не понимая, что именно он сейчас хотел сделать. — Я жду. Прикусив губу, Есеня все же встала и медленно подошла к Родиону, прижавшись спиной к стене, напротив него — так сохранялось наибольшее расстояние между ними. Под его строгим, раздраженным взглядом находиться было совсем неуютно. — Ну, и че ты делаешь? — Родион шагнул вперёд, лишая её последнего кусочка личного пространства. — В каком смысле? — выдохнула Стеклова, судорожно пытаясь понять, что маньяк хочет сделать. А в полумраке гостиной разъяренный Меглин только на маньяка и походил. — Какого хрена ты снова меня слушаешь! — прикрикнул мужчина, наплевав на спящего ребенка за его спиной, и поднял руку — Есеня зажмурилась, ожидая удара, но кулак столкнулся с холодной стеной, в сантимерте от её лица. — Не хочешь, чтобы тебя воспитывали, да? Во взрослую решила поиграть? Тогда докажи, что ты взрослая, мать твою! А не ведись на все мои указания, ты же теперь не мой стражер, сама сказала! Ну, что ты стоишь, глазами хлопаешь? Ещё скажи, что я не прав? Когда вторая мужская рука резко поднялась по направлению к её шее, Есеня выхватила окровавленный карандаш из заднего кармана джинсов и приставила его к пульсирующей на мужской шее вене. — Ну, наконец-то, — выдохнул Родион, медленно забирая карандаш из холодных женских пальцев, — я уже думал, не догадаешься.

Ryan Otter — Bm

Затем шумно выдохнул и отошел в сторону, внимательно рассматривая окровавленный предмет. — Я не должна защищаться от того, кому доверяю! — на одном дыхании проговорила Стеклова, чувствуя легкий озноб во всем теле. — Жене ты тоже доверяла, и что? Голову свою надо на плечах иметь, Есеня. Всегда. Даже рядом со мной. Особенно со мной. Кто знает, как скоро у меня начнутся галлюцинации. — Если не будешь их провоцировать, ничего не начнется! — девушка быстро подошла к Меглину и выхватила из его рук карандаш, — ты же сам про Стрелка вспомнил. Ты хотел, чтобы я тогда осталась в машине. А сейчас требуешь от меня критического мышления, точнее, чтобы я поступала именно так, как считаю нужным. Как тебя понять? — Меня понимать не нужно! Ты должна сама думать. За себя и за дочь. Это все, чего я от тебя хочу. Я же почти тебя этому научил, но мажор твой… — Родион безвучно выругался, — мозги тебе хорошо промыл. — Не только в этом дело. Ты хотел понять, смогу ли я дать тебе отпор, если вдруг… Если вдруг что-то пойдет не так. — Вот видишь, умная же девочка, все понимаешь. — Почему тебя это так беспокоит? — Потому что в метре от меня спит маленький ребенок, которого я час назад держал на руках. Мне страшно, Есеня. Не за себя. Стеклова не знала, что ей нужно ответить. Переубеждать, что все будет хорошо? Глупо, этого никто наверняка не знает. Обнять? Родиону меньше всего нужны были подобные нежности. Но ведь что-то она должна была сделать в ответ на такую искренность, какой, кажется, даже сам Меглин от себя не ожидал. — Спасибо, что сказал это, — тихо проговорила девушка, слабо улыбнувшись. Затем аккуратно взяла в руку большую мужскую ладонь и крепко сжала. Как в ту ночь. «Просто держи меня за руку». Интересно, он вспомнил об этом? Родион внимательно наблюдал за тем, как тонкие, женские пальцы переплетаются с его, борясь с желанием потерять контроль именно сейчас. Но ведь иногда оно того стоило, разве нет? Меглин опустил ладонь второй руки на влажную щеку и одним рывком притянул к себе хрупкую девушку. В эту ночь Вера как-то по особенному крепко спала, проснувшись даже позже обычного. Девочка открыла сонные глазки, прищурившись от яркого солнечного света. Затем села, осматривая гостиную в поисках мамы. Рядом с диваном, на большом, махровом ковре, лежали две фигуры — Есеня, свернувшись клубочком, прижималась лбом к голой мужской груди, обнимая рукой торс Меглина. Тот, приняв такую же позу рядом с девушкой, заботливо натягивал плед на её оголенную спину, так и не в силах заснуть в эту ночь. Заметив, что Вера с интересом их рассматривает, он вдруг замер, не зная, как реагировать. Но девочка лишь широко улыбнулась ему в ответ.