Экзамен по литературе

— Русский язык — один из самых красивых и сложных языков мира. Это язык, имеющий огромное количество синонимов, наречий, предлогов и вводных слов, благодаря которым мы, иностранцы, путаемся. Возьмём к примеру выражение «Да нет, наверное». Попробуйте перевести, а главное понять его суть. Тяжело. Верно? Тяжело, но очень интересно. Роман- эпопея Михаила Шолохова «Тихий Дон» был прочитан мной от и до исключительно на русском языке. Благодаря произведению, я познакомился не только с культурой России того времени, но и историей страны. Писатель описывает жизнь донских казаков в период Гражданской войны. Гражданская война — страшное прошлое. Но одновременно это одно из самых прекраснейших событий, произошедших в России. Революция изменила не только страну, но и мировоззрение людей, их мироощущение, нравственные ценности. Россия прогрессировала. Ленин добился равноправия, отобрав имущество у кулаков. Наёмный труд был отменён. Людей начали обучать грамоте, во многом благодаря этому держава выдвинулась на высший уровень. Скажите, что вы знаете о Ленине? В ожидании ответа он поднял на нас глаза. Я вытянул руку, в ожидании того, что он спросит меня. Но не увидев реакции от остальных, мистер Каулитц, грустно усмехнулся. — Понятно. Скажите мне хотя бы, чем знаменит Ленин в России и по всему миру? Гробовое молчание. — Опусти руку, Трюмпер, я знаю, что ты знаешь. Ленин — это создатель первого социалистического государства в истории мира. — А более понятным языком можно? — пропела Хелен с последней парты. — А более понятным языком вам литература здесь вообще не нужна, — тихо проговорил преподаватель, — Урок окончен. Всего доброго. Я запрокинул голову и посмотрел на него. Какой же он сегодня неестественно бледный, без единого намёка на макияж. Копна смоляных волос, струящаяся по острым плечам лежала в беспорядке. Пряди были чуть спутаны между собой. А на лице Каулитца красовался здоровенный синяк. Кто это его так, интересно… Билл взял со стола ученики и направился к выходу. Но прямо возле двери книги выскользнули у него из рук. Он тихо вздохнул, медленно опускаясь на колени. — Давайте помогу? — я подскочил к нему и быстрёхонько поднял небольшую стопку из двух учебников литературы и трёх сборников стихотворений Анненского, Лермонтова и Пастернака. — Благодарю. Не стоило. Он опустил взгляд в пол, явно пытаясь закрыть щёку волосами. — Не закрывайте. — я осторожно коснулся его волос, отодвигая их в сторону, — Не нужно стесняться таких вещей. — Я просто не хочу лишних вопросов, Трюмпер. — выдохнул преподаватель, — Спасибо. — Только слабый человек способен на рукоприкладство! — я сам не заметил, как на повышенном тоне озвучил свои мысли. — На рукоприкладство горазд тот человек, который не умеет решать вопросы с помощью слов. — Возьмите, — я протянул ему тюбик с мазью, — Так быстрее заживёт. — Буду должен тебе. — усмехнулся Каулитц. Его голос вновь заставил меня вздрогнуть от роты пробегающих по спине мурашек. Как можно было ударить его? Было бы здорово, если бы я мог стать личным защитником и телохранителем моего хрупкого, даже женственного учителя. Я улыбнулся ему в ответ и покинул класс. Опухшие красные глаза до сих пор были передо мной до боли близко. Как он вообще держится? — Том, идёшь на перекур? — Георг в считанные секунды появлялся у меня перед лицом, закидывая рюкзак на плечи. — Спрашиваешь! — уверенно сказал я басисту. Каждое время года имеет собственный запах, благодаря которому и раскрывает весь свой характер. Осень, например, пахнет дождями и костром из осиновых веток. Невероятный контраст огня и воды. Осень парадоксальна и непредсказуема, как незнакомка на балу уважаемого генерала с подкрученными усиками. Мы с Георгом стояли за школой и затягивались, как пятнадцатилетние мальчишки. Осенью так красиво курить. Это добавляет какой-то меланхолии, если данное явление можно так назвать. Волосы басиста разлетались на сильнейшем ветру, словно это не просто ветер, а мы находимся на краю пропасти и нас постепенно затягивает в глубокую бездну. Хотя это так и есть. Только не физически. Мы умираем морально, превращая жизнь в бездумное существование. — Трюмпер, ты как? — обеспокоено спросил меня басист, легонько покачивая за плечи. — Гео, я, кажется, влюбился… — глупо ответил я. — Мне кажется, ты сильно замёрз, Том, — Георг снял с себя пиджак и спокойно протянул его мне, — От любви не синеют губы. Я засмеялся и легонько отвесил ему подзатыльник. — А если правда, познакомишь меня с ней? — Боюсь, я сам с этим человеком не знаком настолько, насколько хотелось бы. — А кто это? Может, тогда наоборот, я вас познакомлю? — Учи партии, музыкант. У нас выступление через восемь дней. — Через восемь дней, — фыркнул Гео, — выступление то через восемь, а где мы вокалиста найдём? — А ты поспрашивай у народа. Подойти и прямо так скажи: «Кто хочет стать солистом группы, в которой играют три самых горячих парня?» — Очень смешно, Том! — Жизнь и так тяжёлая, а я хотя бы смеяться умею, — подмигнул я. Раньше я никогда не воспринимал всерьёз такой предмет, как литература. Я считал его глупым и совершенно неинтересным. Когда жизнь забрала у меня спорт, я уже в самые первые дни узнал, что больше играть я не смогу никогда. И чудо произойдёт, если вообще встану на ноги. И ведь произошло! Там снова в моей жизни появилась любимейшая Нэнси, которую до этого я очень сильно забросил. Люди приходили и уходили, а гитара со мной почти с самого рождения. Тяга к литературе, в особенности к русской, появилась со стихотворения Сергея Есенина «Заметался пожар голубой». На это стихотворение уже давно кем только не была написана музыка. И я пытался сыграть её на гитаре, исполняя оригинальный текст. Получалось с диким акцентом. Коряво. Но я закрылся в комнате и сидел до тех пор, пока русское произношение не получилось идеальным. Далее мной было исполнено «Я тебя никогда не забуду». Оригинал пробирал до костей. «Заслонивши тебя от простуды, я подумаю: «Боже всевышний! Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу».» Трагично. Больно видеть человека в последний раз. И вот что интересно, больнее знать, что ты больше никогда не увидишь дорогого тебе человека или уже после узнать, что видел его в последний раз. — Том?.. — Да? Простите… — я встрепенулся, посмотрев на мистера Каулитца. Хотя по-немецки мне гораздо удобнее обращение «Герр». — Том, ты отвлекаешься. — спокойно сказал преподаватель. — Я… задумался… — Расскажешь? Он сел ко мне ближе. На минуту я почувствовал, что мы давние друзья, братья, партнёры по бизнесу, кто угодно, но не ученик и учитель. Он задал вопрос так просто и ненавязчиво. — Знаете, мистер Каулитц… я обычно не люблю тех, кто жалуется и терпеть не могу жаловаться сам… — Ты можешь не говорить, если тебе тяжело. Просто… оно мне важно. Я ведь твой преподаватель. Я должен знать проблемы учеников. — Нет. Не должны. Преподавателей вообще не должна интересовать жизнь детей. Они и так слишком много знают. — Прости, Том. Он опустил голову. Билл напоминает ангела. Даже его простые движения говорят о кристальной чистоте и юности его души. — Да нет. Это вы простите, мистер Каулитц. — Мне показалось или у тебя действительно присутствует немецкий акцент? — он чуть наклонил голову влево, — не такой явный, конечно, как у меня. — Не показалось. Моя Родина — Германия. Гамбург. Я в этом году только перевёлся. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не обратиться к вам не мистер, а герр. — А какая разница? Мы можем вообще говорить на родном языке. Так и я не буду неловко себя чувствовать из-за акцента, — он выдержанно улыбнулся. — Спасибо вам. — Да за что? — он улыбнулся шире. — Вы понимаете меня. Я по приезде был будто один в этом огромном Лондоне. Хотелось забиться в угол и больше никогда не высовываться. — Том… — Билл обнял меня за плечи, усаживаясь рядом, — Ну ты чего? — Всё в порядке. Честно. — Я проверю, — он потрепал меня по голове и мягко посмотрел в глаза, — Пойдёшь со мной на литературный вечер?