Глупые письма

      Знаешь, когда я протянул руку твоим сломанным, искалеченным рукам, я совсем не ожидал, что ты примешь мое глупое и опрометчивое предложение по спасению Бакуго. Я правда думал, что ты можешь отказать мне, сославшись на реализм и всю паршивость своего состояния, но ты… Ты принял. Ты вышел тогда к нам с Тодороки и на полном серьезе решил идти вместе с нами, хотя тебя только-только выписали. Ты поразил меня, заставил уважать тебя и твою мужественность в разы больше, чем это вообще возможно! Тогда, при виде на твое серьезное и полное решимости лицо, в груди что-то приятно кольнуло, помню. Возможно, гордость. За что? Ты ведь не принадлежал тогда мне.       Да и мысли совсем не располагали на романтический лад, ведь впереди у нас спасение нашего с тобой лучшего друга.       Потом к нам присоединились Яойрозу и Иида, хотя… последний был совершенно не в восторге от нашего плана. Честно говоря, я так тогда и не понял, о какой собственной ошибке он говорил, но я отчетливо видел все напряжение на твоем лице, словно он затронул какую-то очень сложную и тайную тему. Поэтому ты тогда стал мнимо защищаться, чем вынудил его ударить тебя кулаком прямо по лицу, да?       Помню, как хотел кинуться вперед и загородить тебя от него с громкими криками и угрозами, затем прижать к себе и защитить от всех опасностей вселенной. Прямо как Тодороки, чьи, прежде хладнокровные, глаза расширились от удивления и злобы. Но ни я ни Тодороки не кинулись на твою защиту, ведь ты сильный. Ты вправду очень и очень силен и духом и телом, поэтому попытки защищать тебя от чего-то будут расцениваться как неуважение к тебе.       Ну, лично для меня.       При этом… я не мог не волноваться за тебя. Тебе же больно, верно? И в раненной душе и на алеющей от удара щеке. Мы тогда пошли, полностью уверенные в своем плане, а я посмотрел тебе в глаза и искал в них ответ на свой немой вопрос: «Все ли в порядке?»       «Конечно же, да» — ответили мне тут же твои решительные глаза. Сердце вновь неприятно встрепенулось от некого волнения. Возможно, все можно было бы списать на волнение перед спасением Бакуго, но некая часть собственного сознания говорила, что дело совсем не в этом.       А в чем?       В том, что я влюбился. Когда — не знаю. Просто, влюбился. От того и волновался за тебя, хотя мысли все мои должен занимать далеко не удар по твоему прекрасному лицу, верно? Оказывается, я такой сентиментальный придурок, Изуку, знаешь? Именно поэтому тогда, когда мы пошли в торговый центр за одеждой, я под предлогом «вон той хорошей вещи для маскировки» утащил тебя подальше от чужих глаз и осторожно спросил тебя о твоем самочувствии, на что получил решительное: «все хорошо». — Тебе больно, — красная отметина на щеке краснела пуще прежнего под моим внимательным взглядом. Ты отвел взгляд, словно нашкодивший щенок. — Это не важно. Идем, нельзя терять времени.       Ты обогнул меня и попытался уйти от меня к остальным, но я требовательно схватил тебя за руку и повернул к себе лицом. Твои глаза вердепомового цвета с неким недоумением посмотрели на мое настойчивое выражение лица. Они будто пытались считать мои мысли с языка тела, медленно скользя с лица в глаза, с глаз на крепкую хватку на собственной руке. У тебя ничего не получится, ведь я и сам не знал, чего хотел добиться своими действиями. До последнего не знал, но ни капли не жалею о том, что произошло в следующую минуту.       Резким рывком, я притянул тебя к себе и коснулся своими суховатыми губами прямо в болезненное место на щеке. Ты невольно напрягся всем телом, но не оттолкнул. А твоя щека… она была мягкой и чертовски горячей. Видимо, она все еще болела. Я правда тогда надеялся, что не причинил тебе дискомфорт своим внезапным поцелуем в больное место.       После этого последовал еще один поцелуй: более мягкий и слегка извиняющийся. Ты также молчал и не двигался, что, пожалуй, было даже лучше, чем если бы ты резко оттолкнул меня и крикнул что-то вроде: «не приближайся больше ко мне, урод!» — Надеюсь, теперь тебе не так больно, — прошептал я невольно тебе на ухо и поцеловал твою раскрасневшуюся щеку еще раз, для профилактики.       Затем отпустил твою руку, отпрянул и, пряча глаза, чтобы невольно не встретится с твоим осуждающим взглядом, собрался уходить прочь, но на этот раз ты схватил меня за шею и притянул к себе. Довольно горячее прикосновение на собственных губах такое невероятное, знаешь? А это разливающее по всему телу тягучее чувство смущения вперемешку с счастьем — вообще за гранью фантастических мечтаний. Твое лицо так близко, как никогда прежде, столь прекрасные глаза смотрели прямо на меня, не отрываясь. Странно, ведь там плавает нежность, а не осуждение.       Ты правда потрясающий, Мидория.       Я люблю тебя, слышишь? Люблю. . .