Глупые письма

Шото запутался. Слишком много было «но» и «какого черта» в их странных, многогранных и довольно запутанных отношениях с Кацуки. Он — не привыкший показывать свои эмоции и вести себя предельно осторожно и безэмоционально и он — сплошная мина, о которую случайно споткнешься и, считай, и не ходил по белому свету беззаботно и жил. Ну как могла пролететь между ними искра, красная нить связать их судьбы, стрелы купидона пронзить их сердца и тому подобная романтическая чушь из книг и фильмов? Шото и сам не понимал. Ровно, как и не мог понять, что ему следует делать рядом с Кацуки и по отношению к нему. То он требовал внимания, в наглую разрушая всевозможные стены личного пространства, то тут же рычит как озверевший пес, стоило чуть-чуть стиснуть его в объятиях. То он шептал что-то отдаленно нежное совсем не теми словами, которыми стоило бы, но сути это не меняло, то он кричал ругательства и пожелание скорой смерти. Шото хотел понять, но как, черт возьми, сделать это с таким непредсказуемым и многогранным человеком? Шото с самого начала понятия не имел, что не так с Бакуго, что с ним самим такое происходит, почему они постоянно по странным стечениям обстоятельств оказываются рядом и делят между собой всевозможные проблемы начиная нападением злодеев, заканчивая неудачей на важном экзамене. Казалось бы, совпадение, но так много совпадений не бывает. И только со временем до Шото дошла одна маленькая, но очень важная информация, которую он случайно услышал от забавляющейся Мины, и которую в итоге использовал в своих целях одиннадцатого января. Он сам не понял, зачем. Просто так? Просто захотелось, возможно, но это конечно не точно? Мина тогда шутила и вовсю веселилась над Кацуки, подначивая его все-таки обнять «двумордого», а не просто смотреть исподтишка, на что получала довольно громкие проклятья и обещания взорвать ее лицо к чертовой матери, если она скажет еще хоть что-нибудь. Ответив: «рожденный бегать — пиздюлей не получит», она-таки довела Кацуки до состояния исчадия ада, и ее дальнейшие догонялки просто не описать словами. Шото это услышал, увидел, задумался, и в итоге в тот самый день, прямо посреди пустого коридора общежития, он поймал Кацуки и задал ему один единственный вопрос: — Можно ли мне тебя обнять сегодня, Бакуго? В ту секунду на лице Бакуго смешались несколько эмоций — от мгновенной злобы, до смущения и сконфуженности. Конечно же, начались крики, угрозы, пожелания пойти в то место, про которое пишут на заборах и даже попытки уйти, но Шото был настойчив. Он не понимал, почему так хотел сделать этого. Тем не менее, в конце концов Кацуки просто отвернулся от парня и предупредил, что после этого сразу выбьет из него всю эту отвратительную муть, и Шото расценил это как согласие. Непонятно было, с чего это тот согласился на телесный контакт с тем, кого, вроде как, терпеть не может. Вряд ли это из-за дня рождения, но кто знает?.. Тело у Кацуки было напряженным и на ощупь довольно крепким, запах каким-то сладковатым и необычным, а покрасневшее лицо нечитаемым. Шото обхватил его сзади и слегка прижался, даже не пытаясь сделать более явных действий. Все-таки, ему казалось, что одно неосторожное движение, и его либо убьют на месте, либо руки с корнем оторвут, а еще может быть вариант с исчезновением парня, но это уже точно было на грани фантастики. Их, обнимающихся посреди коридора, заметила, по иронии вселенной, Мина, что уже через минуту верещала при побеге от разъяренного Кацуки так, что все общежитие наверняка слышало ее. Но зато Шото хоть что-то понял — ему нравился запах Кацуки и краснота на его щеках. Для начала было вполне нормально, а в виде подарка вообще идеально.