***
Автор торжественно извиняется перед любителями Федора Достоевского, что тот появится в этом фанфике только на эту главы, и проявит себя не в самом лучшем свете. В общем, как-то так, да(***
Они находились в баре, в который Дазай не заходил годами. Не с тех пор, как Ода умер, а Анго ушел, но именно здесь должна была находиться их цель, поэтому они были здесь. Достоевский-кай в последнее время действовал слишком смело. Он захватывал слишком большие куски для семьи якудза их размера, благодаря своим связям. Они перекидывали деньги быстрее, чем хакеры Портовой мафии могли их отследить. Погрузка и отгрузка их товара тоже осуществлялась слишком быстро и смело, но ее люди перемещались слишком запутанными, непонятными путями, чтобы их можно было поймать. Это означало, что им нужно было действовать под прикрытием. И Чуя, ну ... Чуя был чертовски близко к идеальному человеку для этого случая. Федор Достоевский, получивший звание кумичо Достоевского-кая после убийства своего собственного отца, а затем и старшего брата, как сообщается, был тем, кто стоял за всеми действиями, происходящими в тени. Он не только действовал своей семьей, будто пешками, но и сам находился на передовой. Итак, им нужен был шанс поговорить с ним. По какому-то счастливому случаю, Федор имел любовь и привычку к бару "Люпин". Он также слишком любил молодых, невинных и уязвимых рыжих любого пола. Таким образом, там был Чуя, вертящий в баре стакан кока-колы, выглядевший соответственно невинным и потрепанным. Его рубашка потертая и слегка порванная - достаточно сильно, чтобы частично показать его тело - и его одежда и волосы промокли от дождя снаружи. Дазай наблюдал за ним с помощью камер наблюдения. Сам он спрятался в кладовой на случай возникновения каких-либо проблем. И тут, как по маслу, двери бара открылись. Звук дождя усилился, прежде чем снова затихнуть, когда двери закрылись за группой, которая только что вошла. Накахара узнал Федора, его темные волосы и почти змеиные фиолетовые глаза, а также ушанку, которая сидела на его голове, и темный меховой плащ на плечах. Фиолетовые глаза осмотрели бар, почти сразу же уставившись прямо на рыжика. Голодный взгляд омыл его лицо, когда он изучал мальчика. Чуя отвел взгляд, как только их глаза встретились, заставляя себя покраснеть, когда он пилил взглядом свой напиток. Лучше не смотреть на мужчину долго, чтобы он не увидел ничего лишнего в его глазах. Потому что, хотя Чуя, возможно, был одним из лучших в Портовой мафии, Федор, по слухам, был таким же умным, как и Дазай. Ну, Накахара поверит в это, когда увидит доказательства. Ему не пришлось долго ждать, он немного преувеличенно сжал губами соломинку, чуть громче потягивая напиток и слушая, как Федор извиняется перед стайкой охранников, убеждая их, что он может позаботиться о себе и им не стоит беспокоиться. А еще он должен уехать на некоторое время. От его тона по коже Чуи начали ползти стайкам мурашек, но он не спускал глаз с напитка, продолжая слегка дрожать. Это было что-то, что заставило бы его выглядеть немного более наивным, невинным, намного легче манипулируемым. Он очень осторожно вздрогнул, стараясь не напрячься, когда почувствовал, как тяжесть мехового пальто ложится на его плечи. Его большие голубые глаза широко распахнулись, когда он посмотрел на Достоевского, показывая, что в них витали страх и опасения. Потом позволил себе заметить плащ, накинутый на него, что было легко. Он чуть-чуть поднял руку, чтобы осторожно ощупать мягкий мех. - Ты выглядел замерзшим, дорогой мальчик. - мягко сказал Федор с нежной улыбкой на лице, даже когда его глаза страстно поглощали каждый видимый дюйм Чуи. - Спасибо, - пробормотал Накахара, застенчиво поглядывая вниз и позволяя себе снова покраснеть. - Я попал под дождь и… - он оборвал себя, взволнованно подняв глаза. - Сожалею. Надеюсь, плащ не промокнет. Достоевский сдерживал хищную улыбку, чуть изогнув губы. Его холодные пальцы потянулись к колену подростка, безошибочно обнаружил там разрыв в старых джинсах и провел пальцами по коже рыжика. Тот позволил себе задрожать, зная, что это будет воспринято как желание или удивление, а не отвращение. - Его можно будет помыть. - любезно сказал ему Федор, широко улыбаясь. - Как мне называть нечто столь же прекрасное, как ты? Чуя на мгновение запнулся, прежде чем понял, что мужчина спрашивает его имя. - Хикару. - робко предложил он, позволяя нерешительной, невинной улыбке украсить его губы. - Хикару. - почти благоговейно выдохнул мужчина, словно пробуя имя на своем языке. Накахара заставил свое дыхание немного замереть, достаточно, чтобы Федор это заметил, сохраняя сильный багряный румянец. - Что ты здесь делаешь, Хикару? - промурлыкал брюнет. - Ты не достаточно взрослый, чтобы быть здесь, не так ли? Рыжик позволил своим глазам немного расшириться, после чего перевел взволнованный взгляд на бармена, прежде чем снова сосредоточиться на Федоре: - Я… я просто хотел уйти от дождя. - с горечью проговорил он. - Было холодно и мокро, а у меня нет другой одежды. - Бедняжка. - закивал на его слова Достоевский, поднимая руку, чтобы провести ею вниз по дрожащей руке Чуи, что, вероятно, в его представлении должно было иметь успокаивающий эффект. - Ты слишком красив, чтобы быть в одиночестве в такую погоду. Сколько тебе лет, дорогой? На это, по крайней мере, он мог ответить честно. Он с тревогой оглянулся на бармена, прежде чем ответить, понизив голос до шепота: - Семнадцать. И он мог видеть, как глаза Федора загораются при этом знании. Видеть, как он физически удерживает себя от довольного облизывания губ. Этот человек хотел сожрать его. Рыжика тошнило от мысли о том, чтобы кто-нибудь, кроме Дазая, так к нему прикасался, пусть даже Осаму никогда этого и не сделает. - Меня зовут Федор. - вежливо представился он, и Чуя кивнул, как будто он был абсолютно очарован каждым словом этого человека. - Мой дом довольно близко. Я знаю, что это слишком быстро для тебя, но мне будет приятно, если ты захочешь зайти. Возможно, ты мог бы принять горячий душ, а потом мы могли бы высушить эту одежду и принести тебе немного еды. Накахара на мгновение замешкался, глядя в глаза мужчины, после чего его взгляд переместились на его собственные руки, нервные и неуверенные. - Как вы думаете, есть ли шанс, что вы могли бы помочь… немного согреть меня? - тихо спросил он. Его голос был хриплым, он прикрыл глаза и застенчиво покраснел, позволяя лишь намёку на озорство проникнуть в его взгляд. - Я очень ценю это, Федор-сан. С таким же успехом он мог видеть, как зрачки брюнета расширяются, а его кровь уже хлынула в его член, когда он устремил пожирающий взгляд на Чую. Рука, упавшая на его колено, собственнически сжала его, и рыжик позволил себе удивленный маленький писк, прежде чем податься на встречу к прикосновению. - Я уверен, что смогу помочь тебе, Хикару-тян. - тихо пообещал Федор, подняв руку на бедро Чуи. - Наверное, нам пора идти до того, как снова начнется дождь. - предложил Накахара, когда они оба встали, после чего смело шагнул вперед и прижался к Достоевскому. Рука Федора потянулась вверх, пальцы обхватили подбородок рыжика и откинули голову Чуи назад. Его большой палец коснулся губ подростка, и мужчина наклонился вниз, пока они не оказались на небольшом расстоянии друг от друга. Накахара заставлял себя не напрягаться, заставлял себя не вырываться из объятий этого человека, не избивать его до кровавого фарша за то, что он осмелился даже подумать о том, чтобы прижаться к его губам. - Думаю, ты просто жаждешь этого. - ухмыльнулся Достоевский. А затем его губы были на губах Чуи, холодные и требовательные, но удивительно мягкие, и его язык был теплым, когда он быстро проник в рот Чуи. Тот заставил себя не давиться, когда попробовал язык Федора, и "растворился" в руках брюнета, схватившись за рубашку мужчины. Мужчина засмеялся, когда он отстранился, проводя по-собственнически рукой по спине рыжика и на мгновение хватая его за задницу. - Похоже, я был прав. - довольно сказал он, и Чуя использовал весь свой самоконтроль, чтобы не ударить этого человека. - Давай поедем ко мне, и я обязательно позабочусь о тебе, мой нетерпеливый маленький котенок. Чуе хотелось блевать. Хотелось кричать, плакать и рвать волосы на себе. Этот человек украл его первый поцелуй, коснулся его, как будто он владел им, назвал его своим. Как только Дазай закончит с этим заданием сегодня вечером, Чуя примет самый длинный душ и будет надраивать свою кожу докрасна, пока эти следы не сойдут, а затем будет чистить рот целой бутылкой жидкости для полоскания рта. Он заставил себя застенчиво кивнуть, цепляясь за руку Федора, как пиявка, когда он выводил Накахару из бара, чтобы отвести в свой дом. По дороге Достоевский ничего не сказал, просто задал ему немного глупых вопросов и позволил своим рукам свободно бродить по его телу. Рыжик не мог отбивать их так, как ему хотелось. Он знал, что Дазай будет ждать их, когда они доберутся до дома этого человека. Его задачей было сначала вывести Федора из строя, нокаутировать его и связать, чтобы Осаму мог продолжить его допрос. Поэтому, когда они завернули за угол прихожей, и Чуя увидел, как шатен бездельничал в одном из плюшевых кресел со стаканом виски в руке, он без колебаний ударил ногой по колену Федора, ухмыляясь удовлетворяющему треску сломанных костей. И если он ударил мужчину головой об пол дважды, а не один раз, это было просто для того, чтобы убедиться, что он действительно будет без сознания. А потом были пытки. И если Осаму был гораздо умнее этого мудака, возможно, он получил от этого немного больше удовольствия, чем следовало бы. Когда из этих узких змеиных глаз выпали первые слезы, он определенно был более самодовольным, чем это требовалось. Это была не его вина, что Федор был слабым дерьмом, а Дазай знал, как выполнять свою работу. Хотя он предполагал, что его можно обвинить в официальном запрете Достоевского-кая по всей Йокогамы, поскольку он был тем, кто перерезал горло брюнету и наблюдал, как тот истекает кровью на его претенциозный мраморный пол. Боже, ему нужен чертов душ.