***
… Часть меня в тебе никогда не умрёт, я не боюсь назвать это словом «любовь»…
Астрид прекрасно помнит тот день, когда Иккинг заявил ей, что он начал встречаться с Хедер. Помнит, как себя чувствовала. Столько радости и одновременно боли девушка ещё никогда не испытывала. Он позвонил ей в двенадцать ночи в воскресенье, спустя две недели после дня на турбазе. Сказал, что захотел поделиться кое-чем важным. — В общем, я предложил Хедер встречаться… И она ответила «да»! Представляешь?! Я думал, она отошьёт меня! Но в итоге видишь как всё вышло, я уже собирался подыхать от нервяка, напился энергетиков значит, чтобы легче вынести отказ. А тут «опа», и всё хорошо! Наконец-то всё будет хорошо! Астрид, ты, надеюсь, на связи? — Да, конечно… Астрид душится слезами, пытается не подать виду, что она плачет. Поэтому через силу улыбается; несмотря на слёзы, стискивает зубы и жмурит глаза, потому что больно. Горло пылает, как и сердце. Она была рада за Иккинга, но в то же время негодовала. «Чем я хуже её? Он знает её две недели, а я его — больше пяти лет! Как так? Почему?» — задаёт себе вопрос за вопросом Хофферсон, продолжая слушать лепет Иккинга о его новой подружке. И вот, спустя полгода отношений, у Иккинга нервный срыв и попытка суицида. Это был конец прежней жизни. Для него, и для Астрид. Она чуть не потеряла друга. Она чуть не потеряла дорогого человека… Чуть не потеряла свою любовь. Ту ночь Астрид не спала вообще. Ей утром в школу, а она всё плачет, не может успокоиться. Родители уговаривают её не идти на учёбу, и девушка смиряется, остаётся дома. Весь день Астрид чего-то ждёт. Наверное, когда ей позвонит сам Иккинг, скажет, что с ним всё теперь в порядке, скажет, что ему больно осознавать, что он заставил её переживать. Но он не звонил. День, два, неделя, месяц, второй месяц… Иккинг словно стал живым призраком. Невидимкой. Он вроде и был рядом с Астрид, в её душе и сердце, но при этом находился где-то далеко. Про Иккинга нарочно ничего не говорили. Стоик на расспросы девушки хранил молчание, или говорил, что он крайне нестабилен и пока к нему лучше не ходить. В школе про Хэддока молчали даже учителя. Чёртово молчание ягнят. Астрид сильная. Астрид невероятно сильная. Все дивились тому, как она спокойно переживала последствия того события. Если бы все знали… Каждую чёртову ночь она открывала диалог с Иккингом: слушала его голосовые сообщения и смотрела их совместные фото, воспроизводила на повторе его любимые песни, что он частенько напевал себе под нос или наоборот во весь голос. Каждое утро Хофферсон просыпалась без лица, без нервов, без сердца. Продолжала жить, несмотря ни на что. Встретив его спустя три месяца, внешне она была абсолютно спокойна. Но внутри её души была неоценимая никакими шкалами буря. Боже, кем он стал? Живой покойник! Так думала Астрид, пока глядела на него со стороны: эти стеклянные тёмно-зелёные глаза, потемневшие волосы, побледневшая кожа… На девушку глядел фантом того прошлого Иккинга, ничуть на того не похожий. Будто два разных человека, хотя он один такой. Другого такого нет и не будет. Она рада, что этот фантом всё же помнит что-то из того счастливого времени. Она рада, что этот фантом становится тем, кого она столько времени знает… Нет, это не фантом. Это Иккинг. Её Иккинг, которого она любит всем сердцем и всей душой.***
… веришь? Улыбаюсь от косяка до могилы, от косяка до могилы…
Искоренить фобию — крайне трудно. Тем более такую уникальную, как гаптофобия. Но её можно обмануть. Что каким-то чудесным образом и сработало. Иккинг уже сидит дома, смотрит по телевизору музыкальные клипы. Он пытается понять, как так вышло, что обнять Астрид ему всё же удалось, причём без последствий; останавливается на мысли, что это произошло из-за того, что он просто торопился, и тело как-то не успело среагировать на раздражитель. Где-то в глубине сознания проскользнула маленькая мысль. «Ты её любишь. Потому и не сработало. Она не враждебна, придурок» — говорит тихий, но угрюмый голосок, что заглушается мыслями об ином. Да, этот голос прав: Астрид близка Иккингу как никогда; возможно, тело вспомнило те их прошлые частые объятья и отключило действие фобии. Да, Астрид и Иккинг часто обнимались. Прямо слишком. Из-за этого невозможность обнимать подругу серьёзно мучила Иккинга во время реабилитации в больнице. Да и до сих пор ощущается боль в груди… — Боль… Обожаю, — обычно бормочет Иккинг, сильно следом жмурясь и стискивая зубы. И вот, он обнял её спустя столько времени. Так мимолётно, что тело еле запомнило то тепло… Но всё же запомнило, как не странно; чувствуется аромат латте с шоколадом. Звонок на телефон. Нет, не от неё. А жаль. — Добрый вечер, Иккинг. Как ты? — Здравствуйте. Всё в порядке. — Это хорошо. Ты завтра идёшь к врачам каким-нибудь? — Нет. Только на йогу после школы. — Ого. Когда успел-то? — удивляется Цеппели по ту сторону трубки. Он не видел парня два дня. — Успел вот. Как у вас дела с мистером Пастернаком? Как отдыхается? — Иккинг, давай не будем, пожалуйста- — Дайте угадаю, у вас и так всё болит после бурной ночки, не стоит напоминать, да? — Ты поиздеваться надо мной вздумал?! — восклицает мужчина гневно; Иккинга это крайне забавляет, потому он смеётся в трубку. — А я что, не прав? — Так, прекращай паясничать. — А что вы мне сделаете? Я в другом районе, — гогочет Иккинг. — Понятно, у тебя особое расположение духа. Ну, не буду мешать тогда. — До свидания! Как только Иккинг отключается, он ещё пару секунд смеётся куда-то в сторону. — Не хер звонить, когда не просят, — комментирует вслух Иккинг, тут же успокаиваясь, — Может позвонить Астрид? Хотя, она может быть занята… Но всё равно звонит. Потому что хочет услышать её голос ещё раз, хочет вернуть их традицию — созваниваться перед сном… Астрид отвечает спустя где-то минуту, на последнем гудке. — Алло? Иккинг? — Привет ещё раз… Сильно отвлекаю? — Ну, не особо. Я просто перечитываю конспект по истории. — Кстати, как там Белч? Сильно ругался? — Он сам опоздал, — фыркает в трубку Астрид, — Так что всё хорошо… Иккинг. — М? — Ты же заметил, что мы обнялись? —… Да. — делает небольшую паузу парень, — Сам до сих пор в недоумении, честно сказать. — Ты ничего не почувствовал? — Не-а. Всё было как обычно. Скорее всего из-за антидепрессантов у меня затормозилась реакция организма. — Возможно… Ну, завтра проверим, насколько заторможен твой организм, — усмехается Астрид, вставая с кровати. — Ага… Будет забавно. Потому что я чувствую, что мы опять будем кое-что пинать, — улыбается Иккинг, глядя на экран телевизора, где мелькали какие-то танцоры. — Посмотрим, Иккинг. Если занятие не задастся, можем тупо пойти в зал к моим. Увидишь, как хоть в живую брэйкданс танцуют. — Было бы круто. Хотя, у тебя же в группе толпа народу. — А у нас половина сейчас просто не ходит. Может будет человек пятнадцать максимум. Так что не переживай насчёт их, всё будет окей. — Надеюсь… Ты заметила, что мы возвращаемся в старое русло? — Есть такое, — задумчиво мычит Астрид, — Кстати, помнишь, как ты частенько читал мне строчки из песен перед сном? — Конечно… — Не хочешь попробовать? Мне было бы приятно услышать твой голос, когда ты пытаешься петь по нотам… — признаётся девушка; голос её слегка стих, стал нежнее и ласковее. — Что-то весёленькое, или без разницы? Блин, я отвык от этого… — Без разницы. — Ладно… — Иккинг пару раз вздыхает, расслабляется. Он любил петь. Даже в музыкальную школу ходил, правда не на вокал, а на фортепиано. Но, к сожалению, не окончил её — возник конфликт с учителем, из-за которого пришлось уйти с последнего года. На уроке хора парня хвалили, что он поёт по нотам, но, увы, голос иногда не брал высоких нот. Оно и понятно: взросление, всё такое. Астрид прекрасно знала (