***
… Невезенье моё скрыть как, влезть как в место, где мне тесно?..
С того дня прошла неделя. Что-то изменилось, а что-то нет. Астрид по-прежнему пьёт кофе, всё не в силах одолеть свою тягу… В принципе, это единственное, что осталось неизменным.
Иккинг впервые за столь долгое время не говорит отражению утреннее приветствие с горечью и грубостью, а наоборот: со слабой улыбкой, даже жизнерадостно. Гаптофобия потихоньку отпускала его, как и бессонница. В больницу стали звать намного меньше; Хэддок чуть свободнее задышал, теперь не приходилось по утрам «заводить мотор».
Обстановка в семействе Хэддоков накалилась. Стоик недоволен, что его сын скатился до большого количества четвёрок (
Иккинг имел в четверти всего две четвёрки, теперь их аж семь), ругается на него из-за того, что он, как в старые добрые, опять начал пропадать где-то с Астрид.
Да, подростки окончательно вернулись в прежнюю колею. Но Стоику же не объяснишь, что именно благодаря подружке Икк начал выкарабкиваться из депрессии.
Вместе с тем, Иккингу всё труднее становится сдерживать себя. Его настолько переполняли чувства, что, кажется, ему и вечности не хватит рассказать о них.
Ему хотелось обнимать Астрид. Быть рядом с Астрид везде и всегда. Целовать Астрид. Даже где-то в глубине душонки хочет заняться с ней сексом (
ну, что поделать, все парни этого хотят в таком возрасте), но об этом не будем.
Астрид тоже чувствовала это странное напряжение и адскую тягу к другу… Хотя, как она смеет теперь называть его другом после тех поцелуев и тех объятий?
Оба медлили; будто нарочно не хотят признаваться и в так понятных вещах. И так знают, что не всё так просто между ними. Ещё тогда, до всех событий, всё было ясно. Но неуверенность, стыд и боязнь какого-то разочарования сыграли свои роли: посеяли в душах подростков сомнения, страхи; вечную грусть по той любви из сказок, что никогда не будет в реальности.
С утра Иккинг сидел за столом, полноценно завтракал (
наконец-то не эти бутерброды с нутеллой). Напротив него — Стоик, угрюмый, что жевал запеканку; исподлобья зыркал на сына серьёзным взглядом.
— Исправил оценку по математике? — задаёт вопрос мужчина.
— Я работаю над этим, — Иккинг разглядывал в тарелке свою порцию запеканки, ковырял её вилкой, — После школы иду к Тиму, он обещал помочь с темой.
— Хорошо. Надеюсь ты мне не врёшь. Потому что я не желаю, чтобы ты опять гулял с этой своей Астрид.
— Ты мне запрещаешь? — наконец смотрит на отца Иккинг. Парень немного хмурится, потому что дело опять касается его подруги.
— Не запрещаю, но пока. Повторяется та же история, что и с Хедер, и я хочу предотвратить это.
— Не повторяется. Всё абсолютно не так. — отрицает Иккинг, мотая головой, — Астрид лечит меня.
— Может и так, но и калечит тебя, Иккинг. Точнее сказать, твою успеваемость, — выделяет слова Стоик, — Только попробуй оспорить это, — Иккинг лишь еле заметно скалится на это, так и говорит своим выражением лица: «А вот и оспорю, тебе назло!»
— Когда меня выпишут из больницы, ты увидишь, что Астрид тут не причём, — угрюмо заявляет Иккинг, наконец начиная есть запеканку, — Я до сих пор хожу в школу через день.
— Вместо того, чтобы гулять с Астрид, ты бы лучше занимался уроками дома, баран, — бранится Стоик, не повышая голос.
— Я и так их делаю.
— Помимо домашнего задания ты должен сам разбираться в непонятном. Читать какой-нибудь материал, в конце концов.
— И я опять стану овощем в стрессе. Да, пап, отличная идея просто, — показывает «класс» парень, следом начиная восклицать с каждым разом всё громче: — Я же совсем не болел этой хренью! Я ж здоров как бык, стрессу вообще не подвержен! У меня же стальные нервы!
— Довольно! — стукнул кулаком по столу Стоик. Вилка с края тарелки мужчины громко упала на пол, — Я всё сказал! Если к началу следующей четверти у тебя ничего не изменится, пеняй на себя!
— Когда ты уже поймёшь меня… — лишь беспомощно вздыхает Иккинг, опуская голову.
— Я вообще-то забочусь о тебе! Ты не можешь себя контролировать, поэтому мне приходится вмешиваться! — Отец встаёт с места, указательным пальцем тыкает на сына, — Вроде ты и лечишься, Астрид тебе якобы помогает, делает тебя лучше, но что-то незаметно, что ты меняешься, Иккинг! Такой же упёртый и непослушный баран! Ты хоть когда-нибудь меня слушаешь?! Нет, потому что ты на своём всегда стоишь до последнего, а потом извиняешься передо мной, чуть ли не на коленках умоляешь простить тебя, такого идиота!
Лишь замолкнув, мужчина увидит, как тело Иккинга дёргается. Голова всё так же опущена, тоже тряслась. В воздухе слышны тихие всхлипы.
Довёл. А настроение у Иккинга было таким хорошим до этого разговора. Астрид пригласила его к себе домой после школы, обещала напечь по рецепту сахарные булочки… Почему всё портится именно утром?
— Иккинг, слушай, я не хотел-
— Ты уже всё сказал, — слышит слегка надломленный голос; голова всё ещё не поднимается, но дрожь слегка ослабла, — Вечно ты всё портишь своими упрёками и угрозами… Достал уже.
— Сынок-
— Ты опять доводишь меня до этой хандры хреновой! — Иккинг всё же поднимает голову, с жаром восклицает прямо в лицо отцу всё, что он думает: — У меня уже сил, чёрт возьми, нет, каждый раз слушать твои ругательства на меня! Я всё понимаю сам, ясно?! Не надо мне указывать на это! Хочешь опять искать меня пол ночи хер знает где?! А я ведь могу повторить! И повторю, если потребуется! — грозится Иккинг, тоже вскакивая с места, плюясь слюной, — Потому что ты только и можешь, что упрекать меня во всех смертных грехах! Ни грамма поощрения, уважения! Иногда даже жалости от тебя не дождёшься! Будь мама жива, она бы не допустила, чтобы ты стал таким чёрствым и строгим! — из глаз Икка полились горькие слёзы, но он продолжал говорить, — И раз её нет, я ищу утешения хотя бы будучи с Астрид! Потому что в ней есть всё, что мне нужно, чего нет у тебя! Ты отгораживаешь меня от единственной радости жизни, папа!
Наступила гнетущая тишина. Отец и сын молчат, стоят друг напротив друга; за окном опять воет ветер.
— Я всё понял, — лишь говорит Стоик, отходя от стола, — Извини, что испортил настроение, — скрывается где-то в зале, оставляя сына одного.
Иккинг пялится в какую-то точку потерянным взглядом. Затем на его лице вдруг появляется улыбка. Она какая-то странная, даже безумная. Неужто отец услышал его? Потирает ладонями лицо, спешит найти салфетки.
Нет, сегодня всё будет хорошо. Чувствуется терпкий аромат перемен.
***
… И ярче звёзд сияю для тебя сегодня я…
Этот день был памятен для Иккинга и Астрид. Сегодня, почти семь лет назад, они познакомились и начали дружить. Вроде это было недавно, но в то же время так давно…
Иккинг в этот день переехал из абсолютно другого города, абсолютно другой страны в небольшой ещё тогда городишко в километре от столицы; естественно перевёлся в новую школу, где всё ему было чуждо.
Все приняли его радушно, все заспешили с ним познакомиться — не каждый день ты видишь такого странного, но чертовски милого мальчугана, в чьих жилах течёт кровь викингов. Астрид первая, кто узнала о происхождении Иккинга.
— А ты откуда?
— Из Исландии, — бормочет Иккинг, немного стесняясь незнакомку. Всё окружение восторженно ахнуло, переглянулось между собой.
— Ой, прости! Я Астрид! Астрид Хофферсон! — девчонка протягивает ему ладошку, широко улыбается; мальчик пожимает ей ручку, расслабляется, — Так ты из этих, из викингов?
— Типо того, — криво улыбается Иккинг, почёсывая затылок. Его новая знакомая такая… Энергичная. И красивая. Прямо глаз оторвать невозможно.
— У меня прадедушка жил в Исландии, так что я тоже в каком-то роде викинг, — смеётся Астрид; вдруг резко хватает нового знакомого за рукав и тащит за собой, — Пойдём, я покажу тебе нашу библиотеку!
Весь класс гонялся за Иккингом, а Иккинг ходил за ручку с Астрид. Девочка сразу дала ему и всем понять: он — её друг. И она его вряд ли кому-то отдаст (
она такая собственница :)).
— У тебя есть что покушать с собой? — интересуется Хофферсон, садясь напротив Иккинга в столовой.
— Деньги есть, — отвечает Иккинг, разглядывая большую толпу около буфета.
— Она быстро рассасывается, — отмахивается Астрид, доставая из рюкзачка контейнер с бутербродиками и мюслями.
— А у вас есть первое? Или второе?
— Первое и второе дают после третьего урока… Блин, надо было тебе заранее сказать, из головы совсем вылетело, — несколько крушится девочка, стукнула себя ладошкой по лбу.
— То есть, сейчас будут только… Булки? Типо полдника, да? — моргает глазами Иккинг, держа в руках кошелёчек.
— Можно и так сказать. Пойдём, я куплю тебе булку. В качестве извинения.
Парочка встаёт в уже небольшую очередь.
— А у вас есть меню?
— Да, но его пока убрали. Один придурок опрокинул табло…
— Оу… А что обычно из булочек ты покупаешь?
— Ну, я редко здесь ем. Я из дома ношу. Но когда приходится, то беру булочку с шоколадом.
— А есть булочки с сахаром?
— Есть. Но их мало кто ест…
— Тогда я буду их есть, — мило улыбается Иккинг, аж сияет. Его любовь к выпечке сравнима лишь с его любовью к объятьям. Как только очередь доходит до него и Астрид, просит буфетчицу: — Булочку с сахаром и шоколадом, пожалуйста.
— Чаёк не будешь? — интересуется мило женщина. Она была такая добрая и милая, все её просто обожали, — Он у нас с лимончиком… А то всухомятку не хорошо кушать.
— А давайте, — махает ручкой Икк. Астрид начинает улыбаться чуть шире, поглядывая на знакомого.
Хофферсон помогла Икку донести булочки и чай до их стола; присаживаются друг напротив друга.
— Ну, как тебе сахарная булочка? — гогочет Астрид, глядя на то, как в блаженстве закатывает глаза Иккинг.
— Очень вкусно, — говорит с набитым ртом Икк, следом чуть отпивая чай с лимоном; кладёт ладошку на булочку с шоколадом и двигает выпечку в сторону Астрид. Девочка в лёгком недоумении вскидывает бровками.
— Так ты купил её мне? — Икк молча кивает, снова отпивая чай, — Ой, спасибо, конечно, но… Блин…
— Отказа не принимаю, — хмыкает Иккинг, начинает потихоньку краснеть, как и Астрид, — Это тебе моё «спасибо».
Астрид отчего-то вздыхает, лучезарно улыбается Иккингу. Да, она не ошиблась, когда выбрала его себе в собеседники, знакомые, а после и лучшие друзья; самый искренний и честный, милый и умный парнишка-викинг.
Что, впрочем, не изменилось со временем. Всё тот же милый парнишка-викинг, правда слегка болеющий, но это поправимо.
Школа прошла быстро. Астрид всё ещё сидела нянькой у Густава, поэтому на уроках её не было. Иккинг чуть ли не вприпрыжку идёт в район Астрид с широкой улыбкой на лице.
Будучи ещё на уроках, Иккинга рукой коснулся Тим: хотел что-то спросить.
— Икк, у тебя есть ручка?
— Конечно, — Икк никак не среагировал на касание, спокойно протягивает другу ручку. Тут же замирает, как и Тим.
— Ты… чувак, ты похоже идёшь на поправку! — радостно восклицает Тим.
— Похоже на то, — кивает Икк, тоже улыбаясь. Неужто он сможет теперь касаться Астрид? Чёрт возьми, это же прекрасно!
Забегая на всех парах в подъезд, аж спотыкается о ступеньку. Лифт не работает, посему приходится бежать вверх по лестнице. На пути ему встречается Густав с его родителями.
— Здравствуйте! — здоровается Иккинг со взрослыми; те здороваются в ответ, — Привет, Густав!
— О, Иккинг! Ты к Астрид? Она уже ждёт тебя не дождётся, — смеётся мальчонка, спускаясь вниз.
— О как, спасибо, что сказал, — тоже коротко хмыкает Иккинг, с новой силой начиная свой небольшой марафон.
Астрид тем временем гонялась по квартире вся нарядная: надела красивую водолазочку с красивыми вырезами на плечах, красивые чёрные джинсы, сделала высокий хвостик, даже накрасилась; никак не может найти заколку, чтобы заколоть чёлку. В дверь уже позвонил Иккинг, и девушка спешит в прихожую. Ах, как же она рада его видеть.
— Наконец-то, блин, добежал, — бормочет Иккинг, следом гогоча, — Разминочка удалась!
— Ещё бы, до десятого пешочком… — вторит ему Астрид, отходя чуть назад, дабы Икк прошёл.
— А я смотрю ты прямо при параде, — ухмыляется Иккинг, немного щурясь. Да, она ещё красивее, чем обычно. Куда же ей ещё-то быть красивее?
— Ну так важная дата же.
— Я тоже, между прочим, приготовился, — достаёт из рюкзака пакетик… с шоколадной булочкой из школы, — Держи.
Астрид заливисто смеётся, беря булку в руки. Даже слегка прижимает её к груди. Да, он всё помнит.
— Твои сахарные булки пока не готовы, но скоро будут. Уже в печи. Густав помог мне.
— Надеюсь мы не траванёмся, — комментирует Иккинг, ставя руки на бока и оглядывая коридор, — А сколько они ещё печься будут?
— Минут пятнадцать ещё вроде. У меня таймер на кухне стоит.
Парочка проходит в гостиную, присаживается на диван.
— Как дела? — спрашивает Астрид, включая телевизор и принимаясь жевать булочку с шоколадом.
— Пойдёт. Опять сегодня ругался с отцом, но вроде всё теперь нормально. Не хотел пускать меня к тебе, — несколько хмурится Иккинг, вспоминая утренний разговор.
— Почему?
— Видите ли, в школе у меня дела плохи, а я теперь с тобой опять зависаю, и ты якобы всему виной. Ну, я начал упираться, в итоге опять начал гнобить. Всё высказал ему, ушёл потом просто. Надеюсь он меня понял… А так в остальном всё хорошо. Сегодня Тим коснулся меня и я не среагировал никак.
— Хоть это радует, — улыбается слабо Астрид, — Видишь, йога помогает.
— Как и общение с тобой, — довершает Икк, мило улыбнувшись; немного отводит взгляд, — Что было бы, если бы не ты…?
— Возможно, ты бы всё также пребывал в хандре. Не спал бы ночами…
— Как бы там не было, Ас, я чувствую, что это вряд ли когда-нибудь меня отпустит. Сколько бы я ни пытался, всё возвращается бумерангом. Из-за отца я чуть было опять не начал истерить. Хотя, начал. Расплакался как обычно, — с неким самоосуждением кривит губы Иккинг, следом всё же расслабляется и улыбается, — Но мысль о том, что можно поесть кучу сахарных булок, обрадовала меня, и всё стало в норме.
Звенит таймер, и Астрид тут же встаёт быстро с дивана и убегает на кухню. Иккинг идёт следом за ней, насильно заставляя себя прекратить грустить и вновь начать улыбаться. Ради любви.
Ради неё.
Булочки были в форме сердечек, какими их подают в школе; румяные, с сахаром сверху. При виде их прямо слюнки текут.
— Я всё это съем, — резюмирует Иккинг, тыкая пальцем на поднос.
— А мне оставишь?
— Может быть парочку, — лыбится Иккинг.
— Ты лопнешь, идиот, — беззлобно говорит Астрид, опять начиная смеяться, — Я помню, как однажды Рыбьеног зарёкся, что слопает пять булок с шоколадом, а в итоге на второй уже побежал блевать в туалет!
— Он слабак просто. У меня желудок бездонный! — Иккинг тянется рукой к булочкам, но Астрид тут же хлопает его по руке, — Ай! За что?
— А чай? Ты всухомятку что ли кушать будешь?
— Ну, ладно… Подожду… — несколько поубавив энтузиазм, Иккинг глядит куда-то в сторону, словно обидевшись.
— Я электронный поставлю, не дуйся, — хмыкает Астрид, поглаживая Икка по левому плечу; отходит чуть в сторону, ставит чайник на подставку.
— Блин, а можно хоть куснуть-то?
— Ну, попробуй.
Иккинг говорит тихое «Да, чёрт возьми», берёт булочку, лежащую прямо по середине, и жадно откусывает прямо её половину (
если не больше половины). Жуёт с закрытыми глазами, широко улыбнувшись. Да, ещё вкуснее, чем в школе.
— Ты что, оголодал в школе, не могу понять, — в лёгком недоумении уставилась на Хэддока Астрид, не может сдержать очередного смешка, — Хомяк вылитый.
— Я не виноват, что я люблю булки, — еле внятно бубнит с огромными щеками Иккинг.
— Хорошо получилось, да? — Икк кивает Хофферсон, всё жует выпечку всухую, — Я боялась, что переборщила с сахаром, когда тесто делала.
— Всё норм. Даже если бы и переборщила, я всё равно бы съел. Я ж сахар люблю в любых его видах, — Хэддок наконец прожёвывает булочку.
— Знаю. Главный сладкоежка на районе.
— Не преуменьшай. Во всём городе! — смеётся Икк, опять кусая булку. Астрид лишь закатывает на это глаза.
Как только чай вскипел, оба садятся за стол; молча приступают к чаепитию. Астрид наблюдала за Иккингом, что ел булки и конфеты похлеще Густава. Её это смешило, но почему-то в то же время расстраивало. Возможно, потому, что к сладкому парня тянуло особенно сильно только тогда, когда у него был сильный стресс.
Такое уже было. Когда Иккинг был почти на грани нервного срыва, и ел всё, что попадалось из сладкого, под руку.
— Иккинг, это уже шестая шоколадка… — боязно бормочет Астрид, глядя на друга. Напротив него лежало пять пустых обёрток из-под Милки, причём больших. И все он съел сам, ни с кем не поделившись. Он лишь вскидывает недоумённо бровью на взгляд подружки.
— И? Хочу если так.
— Всё в порядке? Ты какой-то очень нервный.
— Поругался с отцом. Дядя со мной не разговаривает. Поставили незачёт по физкультуре в четверти, — начал перечислять парень, — Получил три по контрольной по алгебре, которую теперь чёрт исправишь… Я в полной заднице, Ас.
И вот, снова всё повторяется. Как говорится, всё новое — хорошо забытое старое.
— Ты смотри, уже пятнадцатая конфета, — говорит словно невзначай Астрид Иккингу. Тот молчит на это; ему всё равно.
— Не слипнется, не переживай, — отвечает через пару мгновений парень, хмыкая. Глаза его странно блеснули в этот момент.
— Снова нервничаешь…
— Не прекращал.
— Почему? — лишь задаёт вопрос девушка. Они оба знают, почему нервничают. Иккинг проводит кончиком языка по своим передним зубам.
— Ну, трудно сказать. Я уже давно нервничаю сам по себе, сама знаешь.
Повисла странная тишина. Астрид нарочно молчит. Она видит, что Иккинг собирается с мыслями, хочет рассказать ей то, что его гложет. Она слишком хорошо его знает, слишком хорошо… Он глубоко вздыхает, потирает ладонями глаза, оставляет их на лице, словно играет в прятки, создав себе укрытие.
— Ты знаешь, что нравишься мне. Я знаю, что нравлюсь тебе. И при этом мы друзья. Вот что нервирует. Когда знаешь правду, но, сука, не можешь ничего сказать, — говорит хрипло Иккинг, — Потому что нам, блин, пятнадцать лет. И взрослые не могут не понять, что наши чувства, чёрт возьми, глубоки. Смиряешься, стыдишься этого. Не будь я таким слабаком, сказал бы всё ещё тогда, когда был с тобой на прогулке и мы встретили этого стрёмного мужика из Лидла. Сколько времени уже прошло? Два года, три? Вроде и помню, а вроде и нет. Единственное, что я помню чётко, это свои чувства к тебе. Даже будучи с Хедер, я помнил, — Астрид видит, как Иккинг кусает свои губы, немного скалит зубы, — Такое ощущение, что Хедер я не любил вовсе. Так, баловался. По тупости. Добаловался… В итоге вот где я. Сижу напротив подруги, которую люблю уже хрен знает сколько и пытаюсь оправдать свою неуверенность жалкими словечками!
Астрид всё ещё молчит, пропускает через себя сказанное. Горло предательски запершило, глаза слегка заслезились.
— Как бы там не было, я всё тот же слабак, — Иккинг убирает ладони с лица, показывает свои красные глаза, при этом старательно отводит взгляд в сторону, — Вроде и знаю, что взаимно, но всё равно страдаю. Боюсь, что тебя отобьют? Или что я всё же останусь у тебя в друзьях? Устал… Я всё пойму, Астрид. Я справлюсь. Я вылечусь от этой хрени и всё станет как прежде. Когда-нибудь.
Замолк, поник головой. А настрой был такой хороший… Астрид кладёт свою ладошку на его ладонь. Смотрит на неё исподлобья несколько испугано, потеряно.
Она ничего не говорит, но в глазах её он видит поддержку, ответы на все свои вопросы.
Да, вновь запахло переменами… Жизнь словно начинается заново.