Открытая позиция

С каждый днем их на острове оставалось все меньше. Жалких полтора года назад их было несколько десятков, а сейчас — почти никого. Хрвое было страшно до колик. Он не знал, что бывает с теми, кто исчезает, они никогда не возвращались. Он боялся исчезнуть. Он боялся не исчезнуть и остаться последним. Чарли исчез два месяца назад. Хрвое видел, как это было. Его лучший друг болезненно нахмурился во сне — две глубокие морщины между бровями — и растаял в воздухе. Как не было — даже трава оказалась не смятой там, где Чарли спал. Только в роще неподалеку на одном из деревьев появилась новая непонятная надпись: «Манчестер Сити». Только это и оставалось от исчезнувших: непонятные надписи, буквы, не наполненные смыслом. Говорили, что все началось после того, как с острова попробовал сбежать Нико Кранчар. Говорили, Нико бредил непонятным словом «Хайдук», а однажды на рассвете кинулся в океан, поплыл куда-то вдаль. Больше его никто не видел. Сам Хрвое никакого Нико не помнил. Он вообще с каждым днем будто терял память. Оставались только видения, как исчезали один за другим его друзья. Эдуардо. Лука. Видения — да непонятные надписи на стволах. «Арсенал». «Тоттенхэм». Деревья в роще шумели, не замечая вырезанных слов, и Хрвое казалось, что шелест листьев пытается сложиться в какую-то мелодию. Разобрать ее он не мог. Однажды Хрвое проснулся под ярким солнцем и увидел, что рядом никого нет. Засыпал от рядом с Бошко и Давором, а сейчас — даже трава была не примята. Он запаниковал, кинулся к роще — деревья шумели над его головой, нашептывали что-то, что он не мог разобрать. — Только мы и остались, — сначала Хрвое услышал голос, а потом увидел, как к деревьям подходит Давор. Вугринец приложил руку к коре, на которой глубоко отпечаталось новое непонятное слово: «Паниониос». — Знаешь, как называются эти деревья? — неожиданно спросил Давор, смотря прямо на Хрвое. Под пронзительным взглядом холодных-серо голубых глаз стало неуютно. Хрвое в ответ пожал плечами. Если и знал — давно забыл. — Мамичи, они называются мамичи, — сказал Давор, так и не дождавшись ответа. — Говорят, только с их помощью можно покинуть остров. — Говорят? — истерически расхохотался Хрвое. — Кто говорит?! Некому говорить, оглянись! — Говорили, — поправился Давор, подходя к Хрвое. — И, судя по всему, были правы. Говорили, надо прийти к мамичам, надрезать ладонь, напоить дерево кровью, дать клятву, что душой ты останешься частью острова навеки. И тогда в одну из ближайших ночей ты исчезнешь отсюда и окажешься… — Где окажешься? Вугринец сделал еще полшага вперед. Теперь они стояли так близко друг к другу, что Хрвое чувствовал его дыхание. — Важно не где, важно кем, — еле слышно ответил Давор. — Станешь кем-то совсем иным. Там, куда тебя переместят деревья. — Не хочу, — также еле слышно выдохнул Хрвое. — Боюсь. Давор на секунду прижался губами к его лбу — так родители меряют детям температуру. Вздохнул глубоко, сказал на выдохе: — Ты так ничего и не понял… Сколько ни бойся — все равно исчезнешь. Просто или по своей воле, или навеки. Поверь, по своей — лучше. Давор быстро отошел от Хрвое, пошел в сторону моря. На самой границе рощи он обернулся и весело крикнул: — Поверь! Я пробовал и то, и другое. Деревья шумели над его головой. Ночью Хрвое никак не мог заснуть. Ворочался на траве, прислушивался к ровному дыханию Давора. Весь день он не мог с ним поговорить. Давор словно ускользал, прятался в островных тенях. А вечером было поздно: когда Хрвое его нашел, Давор уже спал, и разбудить его не получилось. В конце концов не выдержал, встал. Давор выглядел умиротворенным, но Хрвое было страшно. Он никак не мог понять тех слов про «и то, и другое», он боялся оставаться рядом с Давором, он боялся остаться последним. Он на миг зажмурился и побрел к роще. Обещания, пусть даже скрепленные кровью, никто ведь не заставит выполнять? Некому заставлять… Мамичи шумели как обычно — еле разборчиво нашептывали что-то, пели свою нездешнюю мелодию. Хрвое решительно подошел к деревьям, с силой, резко провел ладонью об кору: из неглубоких царапин выступила кровь. — Не хочу быть последним, — прошептал Хрвое, прижимая ладонь к дереву. — Пусть я останусь частью острова, но только не здесь. Не хочу быть последним. Не хочу — не по своей воле. Кора поглощала кровь, как губка. Шум деревьев становился все громче, и Хрвое показалось, что еще чуть-чуть, и он поймет, о чем же он поют. Он отнял ладонь от мамича и с удивлением увидел на месте царапин новую кожу. Когда он вернулся, Давор по-прежнему спал, дышал ровно и глубоко. Засыпая, Хрвое услышал мелодию, которую напевали ветви деревьев, и впервые в жизни легко смог дать ей название. Бордовый блюз звучал у него в ушах, отзвуки черноморского шторма. * * * Человек шел по берегу легко, как будто мокрый песок под ногами нисколько ему не мешал. Он подошел к сидящему на берегу Давору, неаккуратно плюхнулся рядом. Глянул на море. — Скоро тут снова появятся люди, — слегка извиняющимся тоном сказал он. — Как-то не получилось в этот раз выдержать ротацию, пришлось всех оптом раскидывать. — Знаю, — равнодушно ответил Давор. — Как ты и хотел, Хрвое попал в «Трабзонспор», — сквозь извиняющиеся нотки в голосе послышалось раздражение. — Хорошо, — по-прежнему равнодушно бросил Давор. Лег на песок, слепо уставился на небо. — Если бы ты знал, как я устал возвращаться сюда, чтобы натаскивать твоих щенков и учить их плавать. — Знаю. Но ты лучший. И ты понимаешь, что если не научить щенков плавать, они утонут. Потерпи еще лет пять. Потом отпущу. И не обижу. Давор скривился: — Лет через пять мне будет почти сорок. Помолчал. Вспомнил, как сам тонул, захлебывался водой, пока его не вытащили из воды. И добавил через силу: — Впрочем, я никогда не мог тебе отказать, Зоран. Зоран медленно сжал руку Давора. Песчинки, налипшие на его ладонь, царапали кожу. Совсем как тогда, когда Зоран Мамич вытащил его из ледяной воды Риеки.