Разлом

1

Впервые этот крик о помощи звучит так страшно. Впервые этот рев, кажется, режет барабанные перепонки. Впервые от этого звука сердце заходится не в приятном волнении, а в ужасе, окутывающем все более и более безжалостно. Впервые серена звучит так пугающе, заставляет коленки подрагивать, а ладошки потеть. За металлической дверью комнаты слышатся четкие шаги групп солдат, на табло перед постелью высвечиваются латинские буквы, оповещающие о наступившей впервые за последние полгода опасности. Чонгук от неожиданно раздавшегося крика предупреждения подскакивает на слегка ватных ногах, постепенно отходя ото сна, сразу же преодолевает короткое расстояние от места своего еще недавно спокойного отдыха до того места, где быстро умывается, оплескивая молодое лицо ледяной водой, дабы прийти в чувство после глубокой фазы сна. Надев свою привычную форму в составе темно-синего бомбера и брюк из нейлона, парень выбегает в коридор. — Пилоты егерей «Фолгор» и «Тэнгу» срочно пройдите в кабину управления, — спокойный голос оповещает о требовании. Услышавший зов Чонгук сразу же отвлекается от идущих в строю солдат и шагает в сторону главного корпуса Тэпхедома, где его уже ждет напарник и двое еще каких-то ребят. Одного из них он хорошо знает. — Чонгук-а, — сладкий, но слегка хриплый и сонный голосок Чимина заставляет младшего широко улыбнуться. — Мы тебя заждались! — Чимин выглядит немного несобранным, даже потрепанным, но совсем не уставшим и изморенным, каким почему-то был последние несколько дней. Генерал Ким, сведя свои густые темные брови, расхаживал из стороны в сторону, измеряя просторную комнату с видом на стоянку егерей метром своих небольших спокойных шагов. — Кайдзю третьей категории. Кодовое имя — «Хищник Икс». По форме тела напоминает малоизвестного плиозавра. Длинный скелет, переходящее в хвост чешуйчатое туловище, четыре больших плавника. Для егеря опасна только пасть с огромными и несвойственными для кайдзю зубами. Обладает большой силой прыжка, раскусит в три счета, если того захочет. Необходим егерь с непробиваемой броней, готовый идти напролом и разорвать пасть этому уродцу, — Намджун на выдохе выкладывает информацию, будто бы выученную наизусть. — Нас отправят? — Чонгук слегка наклоняется к Хосоку и едва шепчет, но в тишине комнаты и повисшего молчания после того, как Намджун договорил, его шепот разносится громко и четко. — У вас возражения, пилот Чон? Вы еще не готовы? — генерал изгибает вопросительно бровь, соединяет ладони в замок и непоколебимо прожигает младшего взглядом. — Ни в коем случае, — собирается по струнке Чонгук, отдает своему начальнику честь и четко выговаривает: — Готов! Намджун усмехается. Удивительно, как в такой экстренной ситуации, когда из разлома прямо сейчас выходит огромный монстр, он может сохранять такое спокойствие. Внешнее, по крайней мере, что уже стоит огромного самообладания и власти над собственным телом и разумом, старший Ким слегка расслабляется, улыбаясь чонгуковой наивности и уверенности перед предстоящим боем. — В таком случае, на сегодняшний бой готовится Фолгор, — теперь точно, перед предстоящим. По спине Чонгука табуном пробегают мурашки. У Хосока рядом, смотрящего на горделивое лицо брата, — то же самое.

2

Один из лучших пилотов мира, когда его однажды спросили, чем он гордится в своей жизни больше всего, сказал на интервью для телевизионной программы фразу: «Когда все вокруг захватывает буря, тебе лучше укрыться где-то в безопасном месте. Но когда ты в егере, ты можешь дать бой буре. И победить». — Все механизмы исправны, — уже немного освоившийся внутри Фолгора Чонгук завершает последние моменты перед синхронизацией и дает сигнал управлению для того, чтобы те запускали механизм дрифта. Через несколько секунд обратного отсчета в голове у Чона оказывается другой человек. Он идет по длинным коридорам его памяти, блуждая из одного в другой. То же самое делает и он сам в чужом мозге. А через секунду — единое целое, единая мысль на двоих и уверенный взгляд с ухмылкой. — Егерь «Фолгор» готов к операции, — произносят они с Хосоком в один голос, направляя сосредоточенный взгляд вперед. — Отрыть ворота, — дает команду генерал Ким Намджун, стоящий позади руководящего всем техническим процессом беты, поигрывая желваками от волнения, ведь у младшего Чона вылазка первая, первое настоящее задание, первое столкновение с реальным кайдзю. Чонгук всматривается в даль, где за суровым ливнем и штормом не видно ни зги. Ветер задувает в отверстия между металлическими платформами на плечах Фолгора, заглушая своим пронзающим свистом неумолимый стук юного сердца. Впереди только небольшой залив, за которым бесконечный океан, таящий на своем дне опасность, с которой Чонгуку предстоит через несколько минут сразиться, вот только не один на один, а с другом по левую руку. Фолгор, освещая самому себе дорогу, по команде пилотов делает шаг. Чонгук немного тушуется, машина и правда пошла, сотрясаясь и громыхая, стоило ему только дать сигнал. Если бы не Хосок в его голове, который успокаивает накатывающую панику своим спокойствием, Чонгук бы запереживал непозволительно сильно. Хотя даже сейчас колени немного подрагивают, и хорошо, что металлические суставы и кости машины отлажены так, что дрожи этой не выдают. — В чем дело, Фолгор? — интересуется бета, увидевший, что робот остановился на выходе со стоянки. — У нашего малыша попочка сжалась, — хохочет Хосок, за что сразу же получает неодобрительный вздох находящегося по ту сторону связи генерала. — Субординация, пилот, — холодно проговаривает он. — Ну ты чего? — интересуется у замершего Чонгука старший Чон. — Как будто ты не знаешь, — одаривает тот его улыбкой, жалкой от безысходности. Непонятный страх в сердце не дает ступить следующий шаг. А что, если это навредит Чонгуку? Что, если это навредит Хосоку? Что, если Чонгук не справится, не сможет постоять не то, что за всю планету, за самого себя? Нет, назад пути нет. Впереди шторм, зовущий буйными волнами, ветрами и бьющим прямо в лоб щиплющим ливнем. Впереди ужасный монстр, которого Чонгуку доверили уничтожить, и, если не он, если не сейчас, если не возьмет себя в руки, погибнут сотни, тысячи невинных гражданских. Таких же, каким был Сынге. — Эй, сопляк, прекрати, меня бесит это чувство. Не забывай, что мы еще в связи, что я все слышу. Мне твоя паника вообще не всралась, пойдем подпалим задницу этой твари и вернемся спать, а? — спокойным, но не скрывающим недовольство голосом произносит Хосок. — Соберись, в конце-то концов! Чонгук поднимает подбородок повыше, всматриваясь в горизонт, который совсем не успокаивает. Ночь, тихая для всего мира, оглушающая для него. Он, на секунду забывшийся в своем страхе, сам не осознает, как начинает шагать вперед. В щиколотку будто бы упирается что-то, но идти не мешает. Чонгук опускает глаза вниз, наблюдая, как вода покрывает все больше и больше тела железного монстра. Она уже по колено, заполнила собой часть тела егеря, но ему все нипочем. Чонгук с Хосоком идут, будто бы на прогулке в парке летним вечером. Нервы их соединены нейропроводящим гелем с мозгом машины, посылы из мозга заставляют егерь повторять все действия в точности, как их выполняют сами пилоты, синхронно, рука к руке, взмах кисти к взмаху кисти. Пройдя около пятнадцати минут через залив и оказавшись в открытом океане, егерь останавливается. Машина с тяжестью оглядывается по сторонам. С лязгом проворачивающегося металла, Фолгор переступает своими гигантскими ногами, весящими тонны, по песочному дну океана. — Фолгор на месте, — отправляет Чонгук сигнал базе. Но в ответ получает молчание. — База, Фолгор на месте, какие указания? — повторяет Чонгук. Спустя несколько секунд прерывистый сигнал доносит до пилотов голос командующего беты. — У нас перебои с электричеством, Фолгор, вы пропадаете. На радаре кайдзю еще находится на выходе из разлома, вам нужно немного подождать. Идти к разлому слишком опасно, дно там намного глубже, вам лучше находиться ближе к базе. — Так точно, — отвечают Хосок с Чонгуком в один голос. Ледяные капли ударяются о непробиваемый металл корпуса робота. Красные полосы на плечах его блестят от влаги, растекающейся сплошной маской по поверхности. — Хосок, что-то не так, — вдруг сквозь воцарившуюся в кабине пилотов тишину слышится настороженный голос Чонгука. — Почему перебои с электричеством? — Откуда я знаю, малой? — Хосок удивленно изгибает брови. Егерь стоит на месте, не делая и шага в сторону, рассматривает дно бушующего моря, но вокруг него ничего, и только обескровливающее одиночество. Голоса с базы пропадают совсем. Не успевают Чонгук с Хосоком развернуться, как что-то необыкновенно длинное создает вокруг щиколоток неоновый голубой круг, захватывая в кольцо и резко сжимая его. — Кайдзю… — Чонгук шевелит одними губами, чувствуя, как его стопы стягивает что-то тяжелое, от чего равновесие в миг теряется. — Хосок, это кайдзю! — орет, что есть мочи Чонгук в момент неминуемого падения. — А то я, блять, не вижу! — кричит в ответ Хосок. Фолгор всем своим весом, сбитый и захваченный в ловушку изворотливым кайдзю, соприкасается правой стороной своего тела с водой, после чего тяжело приземляется на дно, упираясь в него локтями. Вода вокруг гигантов становится мутной от поднявшегося в буре песка, от чего голубой свет кайдзю меркнет, а после и совсем исчезает. Петля с ног будто бы исчезает, и Фолгор с трудом пытается подняться, упираясь одним коленом в воду. — База! — орет Хосок, тоже не понимая, какого черта происходит. Почему не было сигнала о приближении твари, и почему генерал Ким молчит? — База! — но в ответ только тишина и громыхание механизмов робота. Хосок тянется одной рукой к окружающим их голограммам, вводит известные только пилотам коды, после чего перед ними с Чонгуком огромное предупреждающее окно кричит красным цветом «Сигнал потерян». — Этого еще нам не хватало! — выругивается Хосок. Фолгор встает на обе свои ноги, устойчиво вгрызаясь опорами в дно. Но за одну из ног словно будто что-то тянет, отчего егерь ведет в сторону, сторону Чонгука. — Чонгук! — кричит Хосок, а Чонгук словно в ступор впал. Кайдзю волочит их в сторону, будто игрушку, пушинку. Соленая вода заполняет собой все вентиляционные отсеки робота. Хосок недовольно рычит, чувствуя, как правое плечо больно жжет от соприкосновения с дном, как робота волочат по земле, словно слабую и жалкую букашку. Чонгук рядом воет от боли, почти теряет сознание. В голове полный кавардак, мысли Хосока, вперемешку с его собственными, разум с паникой создают магический симбиоз, который сковывает и его конечности, и конечности Хосока. Тот бы и рад что-то сделать, но ничего не может. Чонгук почти выпал. От страха или паники — неизвестно, но кричать и давить на него сейчас — не лучший вариант. Это его первый бой, его первые ошибки и неудачи в серьезном сражении. Нужно сделать то, что в силах Хосока, чтобы не дать им сдохнуть от лап издевающегося над ними кайдзю, либо же от затопленного двигателя, о котором уже сигнализируют предупреждающие системы. — Чонгук, очнись! — голос у Хосока почти охрип, рука горит от боли. Кости ломит уже от того, что кайдзю секунду назад только потаскал их из стороны в сторону. Наконец, слабый голосок Чонгука, то ли в голове у Хосока, то ли в действительности, говорит вслух: — Я здесь… Я здесь… Фолгор оказывается брошенным на дне океана, кайдзю отплывает немного в сторону, вновь скрываясь, как хамелеон, в мутной воде океана. Голова Хосока невыносимо кружится от ударов, в глазах предательски темнеет. Чонгук рядом, почти пришедший и обретший вновь сознание, пытается поднять их всех со дна. — Запусти слив и закрой вентиляционные отсеки, пока эта тварь дает нам время! — сквозь шум голос Хосока едва слышимый, но Чонгук кивает и нажимает на нужные кнопки. Машина в эту же секунду реагирует. Егерь становится обтекаемым, вода перестает попадать в двигатели, заливать собой работающие исправно механизмы. Фолгор поднимается на колени, смотрит по сторонам: впереди голубое пятно, оно светится, вытягивается, как червь, становится все ярче и ярче, больше себя не скрывает. Егерь твердо стоит на ногах, океан по колено и больше не страшен. Цель видна, на радарах, работающих внутри Фолгора, теперь горит голубая точка с названием «Хищник Икс», раззадоривает, добавляет азарта. Еще некоторое время назад ненавидящий весь мир и себя за глупость Хосок вытягивается, выпрямляет все еще измученные болью руки в локтях. — Клинки, — произносит он, расправляя руки Фолгора, как крылья птицы, готовящейся взлететь высоко в небо. Чонгук чувствует это от Хосока. Чувствует мощь, которую должен был ощутить еще с самого первого вхождения в егерь. Но теперь она другая. Эта сила безграничная, она в сжатых металлических кулаках, готовых рвать плоть кайдзю голыми руками, без любого вспомогательного оружия, она в бесконечных примочках и сердце машины, вращающемся в центре груди — ядерном реакторе, раздающем энергию для всего егеря, освещающем затянутую туманом дорогу впереди. Реактор начинает вращаться сильнее, когда кайдзю срывается с места, направляясь ближе к своему врагу. Но сила в конечностях не так важна. Сила в сердце — ее ничто не способно сломить. — Разорвем эту мразь! — с ухмылкой говорит Чонгуку Хосок. Егерь наклоняется вперед, выставляя торчащие из запястий остро заточенные клинки. Кайдзю ускоряется, изгибается по пути к Фолгору. Хищник разрывает поверхность океана, выпрыгивая в высоту, раскрывает свою пасть, целясь ровно в голову робота, но егерь умнее. Подогнувшись, Фолгор переворачивается, оказываясь прямо под уязвимым местом кайдзю, и со всей силы полосует живот твари, откуда выливается неоновая жидкость, окисляющая своей неоновой кровью все пространство вокруг. Длинное тело Хищника оказывается разодрано на три части, пасть раскрывается в полунемом крике для своих собратьев, ждущих где-то там далеко, в неизвестном еще для людей мире. Плавники его расслабляются, и в предсмертном вое кайдзю содрогается, выплевывая собственные органы наружу. Два мерзких глаза закрываются, бездыханное тело оседает на дно, теряя свою силу. Ловкий хвост теперь едва встряхивает и без того мутное дно, а выделяемая кайдзю кислота теряет свой цвет, оседая на корпусе Фолгора и лишь слегка проедая собой металл. Чонгук с Хосоком, следящие за тем, как тонет монстр, наклоняются за ним вперед, чтобы убедиться в том, что тварь мертва. Одна рука егеря пронзает полуоткрытую крокодилью пасть. — Пульса нет, — смеется Хосок. Чонгук рассматривает с интересом длинное тело, лишь немного недотягивающее до размера самого Фолгора, и замечает на лбу у монстра сияющую точку. Красиво, невероятно красиво, но послано самим дьяволом. Кайдзю такие совершенные для своего создателя. Но абсолютно ничтожные для человека. Чонгук поддевает пальцем одной руки эту точку, выскабливая ее содержимое наружу. — Заглушка, из-за нее электричество пропало, поэтому база не смогла нам сообщить, — констатирует он для Хосока. — Он мертв уже, — делает вид, будто бы и не слышал предыдущей фразы, Хосок, потому что на нее ответа и не требуется. Он чертовски устал, его тело невыносимо сильно болит. Из-за Чонгука в большей степени, из-за того, что тот растерялся. Но победить они смогли, и сила Чонгука, хоть и не была сегодня решающей, но убить тварь помогла, без него Хосок не смог бы разорвать кайдзю так, как сделал это, хитро и ловко. — Давай вернемся на базу и устроим им разгон, чтобы подлатали свои системки. Фолгор сбрасывает остатки мертвого тела со своих рук, скрывает клинки и, развернувшись, покидает место боя победителем. Его первый бой, первая победа, и никак не последняя.

3

Чонгук снимает шлем с головы, встряхивая свои недлинные и влажные от пота черные волосы. Глаза его покраснели от напряжения и усталости, конечности вялые. Даже нести на себе костюм пилота тяжело, но в конце длинного коридора, ведущего к выходу из стоянки и отсека для подготовки пилотов к бою, уже слышатся восторженные возгласы. Связь появилась на подходе Фолгора к базе. Генерал Ким Намджун поздравил егерь и пилотов с первой победой, заслуженной и достойной, хоть в начале и произошли «некоторые неполадки, которые он обязательно даст указание устранить». Фолгор и Чонгук с Хосоком сегодня себя отлично показали, в большей степени даже Хосок, поэтому все лавры сегодня достанутся скорее ему. Весь Тэпхедом собрался в главном зале базы. Люди скандируют имена трех героев, все кричат от радости и смеются, и только двум пилотам, вышедшим к ним, почему-то не весело. Чимин сразу же прорывается к уставшим парням, которые уже переоделись в обычную свою форму и готовы отдыхать, но огромная толпа народа, которой необходимо восхвалять пилотов после каждого боя — традиция — не дает прохода к зоне общежития и, конечно же, к зоне питания. — Хосок-а! Чонгук-а! — восторженно зовет парней Чимин, который пробивается сквозь кучу столпившихся вокруг них бет, альф и омег. — Хосок-а! — Чимин бросается на шею альфе, виснет, крепко обнимая. — Какой ты молодец! Нам все рассказали! Как вы его! Боже, я так волновался, когда соединение было прервано! — омега немного отстраняется, всматриваясь в стоящего рядом Чонгука, виновато опустившего голову и потирающего собственный затылок. Чимин быстро опускает взгляд, замечая у обоих на плечах ожоги от нейропроводящего геля. Скоро должны пройти, такое всегда случается, если пилот вместе с егерем получает травму. — А это еще что за сопля тут повисла у Фолгора, его второй пилот? Что за печаль, а, Чонгук-а? Фраза Чимина остается без ответа. Чонгук бросает короткий взгляд на Хосока, говоря: — Я пойду к себе, зайдешь потом? Хосок положительно кивает в ответ, стараясь не выражать сожаление и небольшую долю разочарования в своем напарнике. Словно лжет сам себе, что дело в том, что это лишь первая вылазка Чонгука, и лишь поэтому такая ситуация имела место быть. Где-то на глубине подсознания ответ на возникающие вопрос «Почему?» был уже дан, но врать себе же гораздо легче всегда, чем признать то, что ситуация намного хуже, чем она есть на самом деле. Лгать самому себе — удобно, но на Хосока это не похоже, и лишь потому, что Чонгук действительно чувствуется им, подходит по боевым параметрам, как истинный пилот «Фолгора», лишь только поэтому он себе позволяет окутать чернотой душу. Егерь же даже изгибы тела младшего Чона повторяет, оснащен специально для него, под него. Все дороги в жизни малого вели именно сюда, а вот насчет Хосока — всё спорно, хоть и любовь к «Молнии» у него необъятная. — Дай ему время, пусть осознает все. Ему тяжело влиться в эту систему, как было тяжело нам всем, — говорит Чимину Хосок, отводя того в сторону от громко смеющейся толпы. — Ох, помню свой первый бой, это было отвратительно, но чтобы паника… Это же невозможно, когда вы в дрифте, Хосок, — Чимин поджимает губы, глядя своими большими карими глазами на Чона, что выше на полголовы. — И чего? Это не было паникой, я вообще не знаю, что это было, и лучше об этом никому не распространяться. Генерал Ким знает, что с этим делать и сам решит, — Хосок хватает Чимина резко за локоть, прижимая к себе. Слишком агрессивно и неожиданно для омеги. — Ясно тебе? — по шокированному лицу Чимина, немного испугавшемуся такого напора альфы, Хосок видит, что перешел грань грубости, которую все еще не научился видеть. — Прости… Чимин лишь выражает свое беспокойство и ничего плохого не имеет ввиду, и если Хосок так реагирует, значит проблема действительно есть. Но если всем легче делать вид, что ее не существует, то и Чимин поможет им. Главное, чтобы всё это покровительство не обернулось горем. Чимин себе сам этого не простит, сам себя будет всю жизнь ненавидеть и презирать. — Я понял тебя, Хосок-а.

4

— Какие-нибудь еще симптомы были, кроме лихорадки и внезапного возбуждения? — Ыну отстраненно, как он всегда это делает, оставляет врачебные записи в медицинской книжке омеги. — Нет, ничего больше, но мне с каждым часом все хуже и хуже становится. Я пил двойную дозу подавителей, как вы и говорили, если вдруг настигнет так… — немного смущается Джин, — … неожиданно. Но мне не помогло. Боль становится сильнее. — Угу, — задумывается доктор Чха, откладывая ручку в сторону и откидываясь на спинку своего кресла. Приемы вне кабинета врача он обычно не проводит, но для Джина исключение сделать готов, тем более, что ситуация такого интимного характера. — Лейтенант, я, конечно, выпишу тебе новые подавители, но тебе необходимо хотя бы одну течку провести так, как того требует природа. — Ыну, но, нельзя… Работы слишком много сейчас. Генерал, будто бы с цепей сорвался. Мне никак нельзя… — глаза Джина от эмоциональности и понимания неизбежного наполняются слезами, но омега их профессионально скрывает, притворяясь, что в глаз что-то попало. Ыну действительно жаль смотреть на муки, и такую чувствительность понимает. Омеге сейчас с каждой минутой становится все хуже и хуже. Его бы скорее в лазарет, его бы запереть где-нибудь, дать пережить эти моменты наедине с собой. Насколько знает доктор, у Джина нет альфы. — Может быть укол? — с мольбой поднимает Джин взгляд на врача, ковыряя собственные ногти от нервов. — Нет. Я не буду делать тебе укол, — беспрекословно отчеканивает бета, кивая головой. Доктор ставит локти на стол, скрепляя пальцы в замок. — Джин, это физиология. Ты еще слишком молод, и по медицинским показаниям укол я могу ставить только омегам старше двадцати лет. Есть риск, что ты останешься бесплодным, если прибегнуть к таким мерам. Джин больше слез не скрывает. Дрожь и испарина покрывают все тонкое тело, то ли от страха, то ли от процесса, развивающегося в организме. — Лучше уж бесплодие, чем эти муки… — всхлипывает омега. Ыну тяжело вздыхает, но уступать Киму он не собирается. Он еще пожалеет о сказанных словах. — Джин, отправляйся в свою комнату, запрись там. Я выпишу тебе больничный, дам лекарства и буду приходить несколько раз в день тебя навещать. Течка продлится всего несколько дней, но тебе просто необходимо пережить ее в этот раз. Больше оттягивать ее невозможно. На Тэпхедоме куча омег, которые так же, как и ты, переживают это, и все они просят меня выписать им чудодейственное лекарство. Но я не могу исполнять прихоти каждого, не могу облегчить ваши страдания. Я не хочу, чтобы тебе было плохо, ни в коем случае, но того требует твоя сущность. Потерпи немного, — Ыну поднимается со своего мягкого стула и, обойдя большой лаковый стол, присаживается на корточках перед прибившим к коленям взгляд Джином, которого пронизывает тяжелая и болючая судорога. — Всё будет хорошо, насчет генерала не беспокойся, он даже твое отсутствие и не заметит, — фраза бьет по Джину гораздо сильнее, чем должна была. — Я могу положить тебя в лазарет, но ситуация того не требует. Это обыденность, не стоит так беспокоиться. Тебя проводить сейчас до комнаты? — Ыну поднимается и подходит к одному из многочисленных шкафчиков, достает оттуда небольшую баночку и кладет ее в руки омеги. Джин отрицательно машет головой, благодарит бету за лекарство и на ватных ногах, чувствуя, как в промежности уже становится слишком влажно, бежит в направлении своей комнаты. Коридоры, слава всем богам, пустые, да и Джин специально выбрал те, где обычно мало кто ходит. Запах от Кима исходит, но еще не такой резкий, чтобы пробуждать в альфах желание. Ноги Джина предательски заплетаются, в глазах немного мутнеет. Всё тело резко пронзает невыносимый спазм. Омега пристает к стене, едва ли не соскальзывая по ней вниз к холодному бетонному полу. Джин опускает взгляд на свои бедра. Небольшое темное пятно уже начинает проявляться, поэтому Джин просто обязан как можно скорее скрыться в своей комнате, встать под ледяной душ и охладить тело, которое почти сгорает, будто бы Джина окунули в чан с растопленным маслом, уже почти покрывается волдырями. Омега собирает все свои еще оставшиеся силы, выпрямляется и бежит по коридору. Ему будто нет конца, и легкие вдруг престают выполнять свою функцию, кислород престает поступать в кровь, а в груди все сводит от пронзающего рецепторы запаха. Дым попадет в горло, распространяется по всему организму, а сера расщепляет сознание на атомы. Джин, как оголенный провод, поднеси спичку — трагедии не миновать. Но спичка уже сгоревшая. Ее запах такой родной и такой усугубляющий ситуацию в сто крат, что Джину просто хочется завыть от безысходности. Он тормозит прямо перед поворотом в коридор, где находится дверь, ведущая в спасение, прислоняется к холодной стене, пытаясь хотя бы немного отдышаться перед последним рывком. Запах становится всё ярче, потому что его обладатель всё ближе. Джин слышит шаги именно в том месте, куда ему и нужно. Сегодня генерал Ким сам почему-то решил зайти к Джину после операции и отдать приказ, чтобы тот завтра собрал срочное совещание полковников и пригласил на Тэпхедом всех заведующих операцией егерь в других прибрежных зонах. Намджуну необходимо собрать совет. Но оказавшись уже на подходе к комнате лейтенанта, генерал почувствовал что-то неладное. Сердце ускорило свой ритм, а где-то вдали послышалось тяжелое шарканье военных ботинок, смешанное со сбившимся дыханием. Кто-то, едва не валясь с ног, бежал по направлению к этому коридору, и вдруг всё затихло. Шаги исчезли, вздохи прекратились. Генерал оглянулся по сторонам — никого, он здесь один. Но показаться ему не могло. Намджун, отойдя от двери лейтенанта, двинулся в сторону, где он сам, собственной персоной, закрыв рот влажной ладонью, чтобы не выдать свое присутствие, молил небеса, только бы испариться сейчас отсюда. Джин почему-то слишком сильно боялся этого запаха, слишком сильно начинали дрожать его коленки от осознания того, что взрослый альфа сейчас в нескольких шагах от него. Хоть Джин полностью доверял генералу и его самообладанию, природа давала о себе знать. Альфа рядом — а значит риск, значит — опасность. Намджун сделал несколько шагов по коридору, но ничего особенного не заметил, поэтому решил вернуться назад к двери Джина. Он остановился прямо перед комнатой номер 349 и замер. Движения сковывались, а в горле образовался нервный ком. Намджуну такое не нравилось, становилось жарче обычного, словно вентиляция на Тэпхедоме вышла из строя. Генерал немного расслабил прижимающий пульсирующие вены на шее галстук, открывая крови доступ к начавшей кружиться голове. Первый стук в дверь оглушающе ударил по Джину, словно прямо в голове, внутри черепной коробки. Ответа не последовало, и генерал решил повторить задуманное. Джин молча ждал, пока его босс уйдет, но течка не отпускала, а накатывала новой волной. Очередной спазм раздался неожиданно, что ноги подкосились, и омега рухнул на пол, закусив ребро собственной ладони, чтобы выместить боль хоть куда-то. Член больно начинал упираться в штанину, что добавляло еще больше дискомфорта и в без того максимально неудобную ситуацию. — Да где ты? — произнес самому себе генерал Ким, прислонившись лбом к железной поверхности двери в комнату лейтенанта. Джин аккуратно выглянул из-за угла, услышав, что шарканье рядом с его комнатой затихло. Генерал всё еще находился там, но через несколько секунд он, сделав глубокий вдох, поправил свой синий пиджак и развернулся в направлении к выходу из коридора общежития. Джин облегченно выдохнул. Теперь у него было несколько секунд до нового спазма, да и к тому же желание уже начинало переходить границы контролируемого. Рука тянулась вниз, но Джину нужно было оказаться за закрытой дверью своей комнаты, чтобы дать волю себе и боли. Он с трудом соскреб себя с пола, обнаружив, что на месте, где сидел, образовалось небольшое влажное пятно, а по штанине вниз стекает мерзкая жидкость. От самого себя противно, от собственного тела мерзко. Привыкшему всё держать под контролем Джину видеть себя таким — унизительно, чувствовать запах сгоревшего дерева и осознавать, что в штанах тесно, а в мыслях картины, как его обладатель вжимает в ледяные простыни огромной комнаты с видом на Фудзи — стыдно. Омега, не скрываясь уже совсем, подбегает к двери, наблюдая, как генерал еще в опасной близости идет впереди, благо, что не слышит ничего. Трясущиеся руки наконец вводят код, дверь открывается, и Джин едва ли не заползает в комнату. Дверь со скрипом захлопывается, помещение оказывается закрытым. Джин тянется к ремню, с трудом поддающемуся его собственным пальцам, стягивает с себя штаны, накрывая грязной ладонью пульсирующую плоть. Облегчение хотя бы ненадолго наступает. Но это лишь мираж. Намджун, услышав шум позади, сразу же оборачивается. Всё еще никого нет, поэтому он думает, что показалось. Сейчас он направится в свою квартиру, где его ждет уже готовый на всё Чимин. Но от этого тошно. Непонятная ностальгия возвращает во времена детства, во времена, когда папа делал сладкий чай с лимоном от простуды. По телу проходит небольшой озноб, и резко хочется сейчас почему-то именно этого чая, с лимоном и медом, и никак по-другому.

5

— Вы предлагаете в неизученное пространство опустить ядерную бомбу, оружие, запрещенное во всем мире? — В нашем мире, прошу заметить, — добавляет генерал Ким. — Не имеет значения, генерал. Это абсурд, — средних лет альфа, постукивая золотой ручкой по столу, на котором разложены бумаги, смотрит на шагающего из стороны в сторону перед огромным экраном конференц-зала Намджуна. — Я согласен с господином Ли. Нет такой необходимости, чтобы совершать подобную глупость. Это может обернуться нам еще более скорым уничтожением планеты. Вы хотите убить нас всех еще раньше, чем это могут сделать кайдзю? — поддерживает первого другой альфа, грузный и с зализанными гелем волосами, одна прядь которых выбивается из общей картины, свисая на жирный лоб. — Да, мы можем уничтожить небольшое пространство под водой радиусом в пару километров, что вызовет волну радиации, но с другой стороны, мы можем уничтожить врагов планеты лишь одним нажатием на спусковую кнопку, — Намджун, упоминая «волну радиации», звучит, как сумасшедший, но весьма убедительно, что не остается незамеченным многочисленными участниками совета. — Если это именно та новость, ради которой вы нас всех здесь собрали, генерал Ким, то мы вынуждены сказать, что зря тратим свое и без того драгоценное время, — представитель Соединенных Штатов, высокий худощавый возрастной мужчина в деловом костюме, а не в военной форме, активно жестикулируя, обращается ко всем присутствующим. В комнате поднимается гул, даже смех, неприятно оставляющий на уверенности Намджуна порезы, проскальзывает. — Возможно, предложение генерала Кима не такое уж и абсурдное, — раздается откуда-то с противоположного края стола. Намджун резко поворачивается в сторону исходящего звука. Молодой мужчина со слишком выразительными и красивыми для альфы чертами лица, одетый не по форме, но со вкусом, которого у него, видимо, самой природой не отнять, сосредоточенно рассматривает огромный экран со схемами. — Но явно не в наших реалиях, — усмехается он, оголяя свои идеально белые зубы. — Лет через пять, когда разлом будет достаточно изучен, когда мы будем на новом уровне производства егерей. Одним словом, когда мы будет готовы нанести этот удар. Воодушевившийся изначально Намджун немного поникает, но внешне своего недовольства не демонстрирует. — Кай Чонин, Гонконг. Я думаю, совет будет готов профинансировать эту операцию, когда Тэпхедом предоставит больше информации о ней и о том, как собирается осуществить ее, — мужчина возвращается на свое место. Зал вновь погружается в обсуждение. Намджун смиренно ожидает, надеясь на положительный ответ. Он готов хоть последующие пять лет исследовать разлом, лишь бы только уничтожить кайдзю, прекратить эту войну. Войну ни с кем, с чужаками, не нашу войну. — Мы согласны с Гонконгом, — выступает представитель Американского корпуса. За ним по очереди предложение поддерживают и остальные участники, и Намджун благодарно поздравляет всех с началом новой эры, эры, когда люди перестают находиться в обороне. Теперь настала очередь человечества брать верх, ведь оно уже достаточно долго терпит.

6

— Генерал Ким, — красивый молодой человек выхватывает Намджуна из лап собственных мыслей и приглашает отойти в сторону. — Можно вас на минуту, я лишь… Мне нужно спросить у вас кое-что. — Конечно, господин Кай, — Намджун учтиво кланяется прощающемуся с ним альфе и переключает всё свое внимание на Чонина. — Каков ваш настоящий план? — вопрос резко вырывается из уст Чонина, тот лишь успевает интонацией сгладить посыл. Все-таки, опыта у него еще маловато, но вопрос действительно его интересовал, и интерес этот унять мог только ответ самого генерала. Намджун усмехается в ответ, всматривается своим режущим взглядом в самодовольную улыбку Чонина. Тот и правда не понимает. — Мой план лишь в том, чтобы убить этих тварей раз и навсегда, — по буквам, выкладывая каждое слово по отдельности, растягивая и смакуя на языке, со всей ненавистью, скопившейся к кайдзю. Зрительный контакт непрерывный никого из них не напрягает, и Намджун бы так век стоял, смотря в глаза гонконгскому представителю, да только тот испуганно отводит глаза в сторону, запуская руки в карманы брендового костюма. — В любом случае, знайте, что можете рассчитывать на нашу поддержку, — альфа протягивает Намджуну руку, тот сначала настороженно разглядывает ее, а после вкладывает свою ладонь в его в знак уважения. — Благодарю вас, Чонин.

7

Опустевший зал такой приятный и тихий. На Тэпхедоме тишина — редкое, уникальное явление, а для Намджуна так вообще — что-то нереальное, из ряда вон выходящее. Он откидывается на спинку стула, разглядывая собственные схемы, пытаясь найти в них изъяны, просчеты, и что-то, что можно усовершенствовать. Лишь несколько некритичных ошибок, можно даже сказать недочетов. Намджун на самом деле устал. Устал от каждодневных встреч, устал от всех этих людей, которые беспрерывным потоком каждый день проходят через его голову, через его анализ. Намджун так сильно устал думать. Намджун так сильно скучает по чему-то родному, по чему-то или кому-то своему, близкому, мягкому и спокойному. Резная дверь конференц-зала с тихим, едва слышимым скрипом открывается, впуская в помещение небольшую струйку света из коридора. Ким сразу же распахивает веки, но вмиг успокаивается, недовольно со свистом выдыхая, и громко произносит строгим голосом: — Ты что здесь забыл?