Сынмин медленно открывает глаза, пытаясь сфокусировать свой взгляд на определённом объекте. Вот только ничего не получается. Парень находится в какой-то полутьме, и распознать рядом находящиеся предметы очень сложно. Дёрнув рукой, юноша осознаёт, что лежит под каким-то одеялом и, опустив взгляд ниже, полностью в этом убеждается: ткань слегка шершавая, белая, словно обычный дешёвый пододеяльник, который за копейки можно купить в любом масс-маркете. Тогда в голове сразу всплывает тревожное: “я что, в больнице?”, и опасения становятся ярче, когда пальцы цепляются за висящую рядом штору того же светлого цвета. Паника стремительно накрывает его с головой, вынуждая полностью замереть, чтобы мозг осознал всё происходящее. Вот только.. Кто это сопит рядом с ухом?
Всё же постаравшись перебороть страх, Ким приподнимается на локтях и смотрит в сторону, где на небольшом табурете сидит чуть сгорбленная фигура, сложившая свои руки под грудной клеткой. В этом силуэте он узнал лучшего друга: всего растрёпанного, нервно сжимающего рукава собственного свитера и, кажется, задремавшего. Первое, что отозвалось на лице от этой картины - мягкая улыбка. Второе, пришедшее после прогонки последних воспоминаний - смущение и недоумение.
В груди всё сжимается от одного только взгляда на его приоткрытые губы и трепещущие из-за не самого крепкого сна реснички. В сознании сразу проносятся картинки, от которых хочется омыть щеки солёными слезами, вот только внутри ничего не осталось, да и толку в этом нет. Легче уже всё равно не станет, только больнее.
— Проснулся? — Кто-то спрашивает совсем осторожно, издалека, вынуждая парня вздрогнуть и повернуть голову к источнику звука - это был второй силуэт, сидевший на невысоком подоконнике рядом с какими-то цветами, прижимающий что-то к своему лицу... Хван Хёнджин. Старшего было видно куда отчётливее, ведь на него падал свет от уличных фонарей. Его глаза были совсем печальными, а волосы настолько же сильно взъерошены, как и у постепенно пробуждающегося Нина. Лицо парня особенно не выражало эмоций, он лишь кривился иногда, когда сильнее прижимал к щеке пакетик со льдом. Сразу выстроив в своей голове логическую цепочку, Сынмин начал припоминать, на какой именно ноте он перестал полноценно отражать происходящее: в тот самый момент, когда чья-то большая горячая рука отдёрнула его в сторону, повергнув в шок.
— Тебя снова.. Нин ударил? — Даже произносить имя друга было слишком тяжело.
— Да, но на этот раз я заслужил, — Джин только нервно хмыкает и встаёт с места, подходя к койке, на которой и был расположен бедный, ничего не понимающий парень.
У Кима сердце отдаётся ударами в ушах, а ком медленно подступает к горлу от тянущего внутри страха. Он не хочет говорить ни с одним из них. Не хочет их слышать. Хочет, чтобы он хотя бы на секунду остался совершенно один в этом огромном мире, чтобы послушать давящую на разум тишину, может, шелест листьев и чириканье маленьких птичек. Хочется спрятаться где-то высоко, чтобы чувствовать, как холодный порыв ветра бьёт в самое лицо, а дух захватывает похлеще всех этих интриг и метаний. Хочется оказаться глубоко под землёй, чтобы не было возможности шевельнуться и испытать хоть что-то, напоминающее о трепетном, живом, лечащем... чтобы забылась любовь, что пока принесла лишь одни беды в его ещё юную жизнь.
Но ничего из этого никогда не будет. По крайней мере, точно не сейчас. Потому что пожить ещё хочется. Потому что убегать от собственных проблем не удастся всё время, да и тогда, не совершая ошибок, не испытывая того, что сдавливает всё нутро с каждой секундой, нельзя будет сказать, что Ким
жил. Без всех этих чувств и эмоций он бы просто
существовал. А такой этап жизни юноша уже проходил. И ему не понравилось.
— Я...
— Ты в медпункте, — негромко говорит Хёнджин, уже зная, о чём захотел спросить младший. Чтобы разбавить обстановку, парень хотел добавить что-то про новый цвет волос бывшего лучшего друга, потому что не смог сделать этого ранее, но передумал, потому что такой знак внимания сейчас не к месту, да и никто из присутствующих его не оценит, — Ты.. Отключился? Когда мы, ну, разговаривали? — Неуверенность отдаётся в голосе странными интонациями и слабой дрожью, — Мы перепугались и понесли тебя в медпункт. Оказывается, что к моменту, когда мы подошли, мероприятие в школе уже подходило к концу.. Но увидев тебя, нам разрешили пройти сюда и позволить тебе отлежаться. Хотели вызвать скорую и твою тётю, но я уговорил этого не делать... А ещё, пока мы не заметили, что ты начал отключаться, Ян успел вдарить мне, — усмехнувшись совсем грустно, Хван отложил пакет со льдом в сторону и почесал затылок, не зная, что можно ещё добавить.
Хочется упасть на колени и извиняться до того момента, пока его не простят. Пока на красных искусанных губах не появится лёгкая улыбка, согревающая, предназначенная только для него. Но нет никакого смысла питать надежду на что-то. Он признаёт, что поступил как идиот. Что слишком эгоистичен, однако этого уже не изменить, потому что этот эгоизм помогает ему жить, принимать решения и не позволяет доводить себя до состояния, в котором мечется Сынмин.
Джин, откровенно говоря, ещё тот
мудак. Но даже этот ярлык, что повесила на него, как стало известно от какой-то одноклассницы, вся компания из “хороших друзей” Мина, оправдан: его прошлым и ситуацией, о которой пока нет времени рассказывать, его истинными отношениями с Кимом и чёртовой влюблённостью, душащей, но не настолько, чтобы не было возможности ослабить хватку и сбежать от объятий чувств, приносящих столько недопонимания и боли.
Все ведь совершают ошибки. Но не все способны их признать.
— Вот... как... — Мин мотает головой, а когда снова пытается сфокусировать взгляд, понимает, что стройная фигура перед ним куда-то исчезла. Может оно и к лучшему. Младшему всегда было приятно осознавать, что Хёнджин один из тех людей, которые тонко чувствуют эмоциональное состояние с ним говорящего. Даже тогда... в момент, когда младшего утянули в ненавязчивый поцелуй, он ведь действительно, хоть и на секунду, но смог забыть обо всём, сфокусировав своё внимание на неожиданном действии и мягких губах. Его объятия не ободряли полноценно, но сам факт оказания поддержки не давал слишком сильно выпустить наружу эмоции. Научиться бы ему ещё находить правильный момент для раскаяния... и можно было бы даже задуматься о том, чтобы снова начать общаться.
Из мыслей, вскруживших голову, вырывает чужой взгляд, полный сожаления, беспокойства и чего-то по-настоящему незнакомого. Хочется стать частью кушетки, раствориться, чтобы никто не смог увидеть отражающихся на лице эмоций.
— Сынмин.. — Голос, совсем хриплый, но настолько трепетный, что мелкие мурашки покрывают кожу на руках, нарушает возникшую тишину, — Я-
—
Замолчи, — Не выдерживая, совсем сухо отрезает Ким, после чего его сразу утягивают в объятия, зарываясь длинными пальцами в приятно пахнущие кондиционером волосы и прижимая к своей груди.
— Я знаю, что ты видел то, что не стоит... — Ян чувствует, как Мин тяжело выдыхает ему прямо в рёбра, но не останавливается, продолжает говорить, ведь, даже если старший не хочет ничего слышать, ему важно разрушить все недопонимания между ними, — Но я хочу, чтобы ты знал, что это
всё несерьёзно.
Сынмин замирает, только шмыгая носом. Кто там думал, что плакать уже нечем? Очень плохо делать поспешные выводы.
— Ты ведь знаешь, насколько я плохой, да,
хён? Я грубый, у меня так много плохих привычек, что их даже по пальцам не пересчитаешь, я осознанно или не очень играю с чувствами людей, использую их ради собственной выгоды. Тот ещё эгоист и собственник, — Чонин мягко поглаживает волосы на затылке, иногда наматывая локоны на указательный палец, и смотрит всё это время нежно на дрожащее тело, что уже руками цепляется за его тёплую кофту, — Я так
ненавижу себя за всё это. Честно, я даже представить не могу, как ты можешь дружить со мной... — Нин жуёт нижнюю губу и мнётся, но всё-таки выдаёт почти полушепотом:
— Как ты можешь любить меня...
Ким только мотает головой и щипает Нина за бок, отчего последний дёргается и смотрит удивлённо в совсем красное и влажное лицо, поднятое к нему. Старший смотрит снизу вверх на горящие во тьме глаза лучшего друга и понять не может, почему он видит в себе только плохое.
— Ты удивительный, Чонин. — Мин сглатывает и набирает в лёгкие побольше кислорода, словно пытаясь собраться с мыслями, — Ты бережно относишься к людям, которых любишь. Ты делаешь вид, словно тебе на всё плевать, но каждый раз ты стараешься приложить как можно больше усилий для достижения цели. Ты грубый только к людям, который действительно этого заслуживают. Ты быстро учишься на своих ошибках. А главное, что с каждым днём ты меняешься как ради себя, так и ради людей, которые тебя окружают... — Сынмин вытирает глаза одной рукой, пока вторая хватается за ладонь, всё это время находившуюся в его волосах, и приставляет её к щеке, осторожно к ней прижимаясь, — Ты смешной. Ты всегда знаешь, как разрядить обстановку...
Ты помог мне начать жизнь с чистого листа, показав многие прелести юности, познакомив с людьми, которые так или иначе стали важной частью моей жизни... За это я тебя и люблю.
Ян удивлённо раскрывает глаза и прижимает ладонь к лицу старшего, даже не зная, что вообще на такое красноречивое признание можно ответить.
Они сидят так, просто смотря друг на друга, ещё несколько минут, пока Ким не отстраняется и не слезает с кушетки, словно предпринимая попытки сбежать. Он выпалил всё практически на одном дыхании. Он сознался в том, что было спрятано в его разуме и сердце слишком долгое время. И после этого должно было стать легко, но ничего не изменилось. На голову так же давит, и внутри словно кошки дикие скребутся.
— Хён.. Я.
Нин ловит своего лучшего друга, хватая парня под локоть, и разворачивая к себе лицом. Сейчас их разделяет одна несчастная койка в медпункте, но Мину кажется, что пропасть между двумя многоэтажными зданиями.
— Я осознавал совсем немного раньше, что ты мог чувствовать.. И мне правда плохо из-за того, что я не замечал всего этого. Может, потому что
в моей жизни в целом любви особенно не было. Даже от мамы, просто потому что она была слишком занята тем, чтобы помочь нам хоть как-то продержаться в этом дерьмовом мирке, — Чонин вздыхает и ведёт пальцами от локтя до чужой ладошки, аккурат беря её в собственную, поглаживая уже засохшие ранки на ладонях большим пальцем.
— Я не могу так просто принять твои чувства, Сынмин. Но... я бы хотел попросить у тебя немного времени? Честно признаться, я никогда не представлял тебя в роли своего парня, но если я подумаю над всем, то...
Ты дашь мне шанс узнать, каково это?
Ким только неуверенно кивает, не понимая, правда ли всё то, что сейчас происходит, или он лежит в коме в какой-нибудь захолустной больничке с переломами костей, будучи сбитым иномаркой, воображая себе то, что кажется действительностью.
